Кыргызское Великодержавие и происхождение кыргызского народа
(часть 5)

Из цикла "Археология и история древнего и средневекового Кыргызстана"

Барс-бег и Манас

Отыскивать мнимые или реальные параллели между эпосом и историей - дело рискованное, крайне редко достаточно научно обоснованное, следовательно, всегда весьма гипотетическое и даже, с точки зрения историка, авантюрное. Тем не менее, авторы этих строк, изучая скудные сведения древних тюрок и кыргызов о титанической борьбе Барс-бега, осознав значение этой личности в истории Центральной Азии и невольно попав под обаяние скупых, но глубоко проникновенных древних строк эпитафии скорбящих по нему кыргызов, решились, конечно, со всеми оговорками, предположить, что такая видная историческая личность, как Барс-бег, первый каган кыргызов, державший руку на пульсе политических проблем Центральной и Средней Азии, Тибета, Китая и Южной Сибири, может быть сохранен в эпической памяти своего народа. А коль так, то не являлcя ли Барс-бег прототипом великого Манаса?

Но столь ответственный постулат мало прочувствовать на эмоциональном уровне. Его нужно доказать. А для этого необходимо:

1) Установить, что в эпическом творчестве енисейских кыргызов, соотечественников Барс-бега, формировался столь сложный образ эпического героя, как Манас.

2) Опровергнуть устоявшееся в кыргызской историографии равенство Яглакархан Манас, высказанное еще незабвенным А.Н. Бернштамом (Бернштам А.Н. Историческое прошлое киргизского народа. - Фрунзе, 1942. - с. 11-13.).

3) Найти общее в деятельности, жизни, судьбе Барс-бега и Манаса, что дало бы основание для их идентификации.

Две первые задачи давно решены положительно. В настоящее время только самые неисправимые скептики сомневаются, что эпос "Манас" имеет глубокие енисейские корни. На наш взгляд, толкование сведений Мухаммеда Ауфи, приведенное выше, переубедит объективных скептиков (конечно, не тех, кто ехидно заявляет, что 1000-летие эпоса "Манас" мы отпразднуем еще раз, но только через 600 лет).

Свое убеждение, основанное на собственном переводе и толковании древнекыргызской надписи из Суджи, что Яглакархан - это кыргызский каган, победитель уйгуров в 840 г., и что этот Яглакар и стал прототипом эпического Манаса, А.Н. Бернштам тиражировал в ряде работ (Бернштам А.Н. Культура древнего Кыргызстана. - Фрунзе, 1942. - С. 19; он же. Кыргыз элинин тарыхындагы үч адам / / Советтик Кыргызстан. - 1943. - № 4; Он же. Очерки по истории киргизского народа / / Советская Киргизия. 1943. 4 июля.). Оно было признано правильным, примелькалось и стало аксиомой для историков (Кuселев С.В. Вестник древней истории. - 1947. - М 1 (19). - С. 83-90.), хотя вызвало серьезные возражения видных тюркологов. С.Е. Малов, например, обвинил А.Н. Бернштама в произвольном толковании древнекыргызского текста из Суджи (Малов С.Е. Изв. АН СССР. Отд. литературы и языка. - Т. VI. - Вып. 2. - М., 1947. - С. 15.).

В настоящее время совершенно очевидно, что Яглакархан никак не мог быть прототипом кыргызского героя уже потому, что Яглакар - это династический род древних уйгуров. Все уйгурские каганы, враждовавшие с кыргызами, были из рода Яглакар (Бuчурuн Н. я. (Иакuнф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. - Т. 1. - М.;Л., 1950. - С. 308.). В надписи речь идет о сыне кыргыза, который пришел на землю Яглакархана, т.е. на родовые земли уйгурского династического рода. Все эти факты делают невозможным тождество Яглакархан - Манас.

На наш взгляд, прототипом эпического Манаса мог быть кыргызский каган Барс-бег: как Манас, он был правителем всех кыргызов; как Манас, он начал борьбу с врагами, которые были многочисленнее и сильнее кыргызов; как Манас, Барс-бег совершил поход в Туву, где остановил войска тюрок, был признан ими как каган и взял в жены тюркскую принцессу. В сознании кыргызов того времени это деяние было достойно эпического "Великого похода". Как Манас, Барс-бег гибнет в бою с врагами.

Собственно говоря, на мысль об отождествлении исторической личности кыргызского кагана Барс-бега и эпического Манаса нас натолкнула эпитафия в честь Барс-бега, в которой просматриваются детали, вошедшие составной частью в эпос "Манас".

Кыргызский каган Барс-бег Ынанчу Алп Бильге пал в битве с тюрками в черни Сунга в 711 г. Смерть кагана зафиксирована как факт в древнетюркских текстах в честь Кюльтегина, Бильге-кагана, Тоньюкука и в эпитафии в честь самого Барс-бега. Это история. Но здесь же в кошоке кыргызов по Барс-бегу начинается эпос.

Оказывается, если верить кыргызской эпитафии в честь павшего кагана, победители не смогли насладиться видом изрубленного и исколотого тела Барс-бега. Оно мистически исчезло. Тело кагана исчезло не только для врагов. Кыргызы, которые всегда относились (и относятся) очень серьезно к смерти и погребальному обряду, не смогли похоронить своего выдающегося вождя:

"Шестерых мужей с собой ты не взял!

Скакуна с собой ты не взял!

Трех сосудов с собой ты не взял!"

Эти слова эпитафии, как справедливо интерпретирует их переводчик С.Г. Кляшторный, свидетельствуют о том, что кыргызам не удалось похоронить героя согласно обряду, т.е. сжечь его тело вместе с боевым конем и личными вещами, а пепел похоронить в сложном каменном сооружении типа чаа-тас (О конструкции погребальных сооружений типа чаатас см.: Худяков Ю.С. Кыргызы на просторах Азии. - С. 91-93.).

Гумбез Манаса
Подобные мистические исчезновения тел покойных - обычное явление в тексте эпоса "Maнac". В эпилог эпоса (вариант Саякбая) включено широко распространенное среди кыргызов представление, что Семетей, Бакай, Каныкей, Куль-чоро и Айчурек не умерли, а ушли в далекую Индию и живут по сей день. В.М. Жирмундский, анализируя это предание, связывает его с "мессианистическими представлениями о возможности возвращения героя, с которым вернется утраченный в прошлом "золотой" век народного благосостояния". Наиболее близкий пример подобному "мессианству" В.М. Жирмундский видит в кельтском эпосе о короле Артуре (Жuрмундскuй В.М. Введение ... - с. 100-101.). На наш взгляд, нет нужды искать столь отдаленные аналогии. Ключевым здесь является эпизод с эпической девой-богатыршей Сайкал, которая после смерти Манаса просто исчезает, ее, как и Барс-бега, не удалось похоронить по обряду:

"Тела Сайкал не найти,

Осталась ее орда - сама исчезла"

(Кыдырбаева Р.З. Генезис эпоса .Манас". - Фрунзе, 1980. - с. 36.).

Вышеприведенные параллели между кыргызским руническим текстом с Енисея и эпосом "Maнac" позволяют предполагать, что современники Барс-бега, вполне осознавая значимость его деяний для исторических судеб народа и разделяя его несбывшиеся стремления, решили обессмертить его имя, чтобы государственные замыслы Барс-бега не умерли вместе с ним, а работали на общекыргызскую идею и остались жить в душе каждого кыргыза. А для достижения этой цели в то время был только один способ - облачение его дел и его личности в эпическую форму, что заметно уже в эпитафии в честь Барс-бега. Таким образом, смерть героя стала началом эпоса. Если наша гипотеза найдет подтверждение в дальнейших разработках ученых, то начало формирования эпоса "Maнac" можно датировать первой половиной VIII в. Против нашей гипотезы может быть выдвинуто серьезное возражение: эпический Манас, в отличие от его предполагаемого прототипа - исторического Барс-бега, был похоронен в соответствии с мусульманской обрядностью и над его могилой возведен гумбез, причем не на Енисее, а на реке Талас.

Однако не все так просто. Манас, согласно эпосу, был похоронен по мусульманской обрядности и в гумбезе мусульманского типа. Этим гумбезом молва считает шатровую усыпальницу монгольской княжны, построенную близ слияния рек Талас и Кенкол в XIV в.

Погребенная, в честь которой был построен гумбез, как гласит монументальная надпись на портале, была юным существом, совсем девочкой, не успевшей выйти замуж. Имя ее - Канизек-хатун, отцом ее был эмир из потомков сына Чингисхана Чагатая по имени Абука. Согласно надписи на портале, девочка умерла в первый день рамазана 734 г. хиджры (мусульманского летосчисления), Т.е. в коррекции на современный календарь - 6 мая 1334 г. Уже только по вышеуказанным фактам знаменитый гумбез не мог быть усыпальницей Манаса (Массон М.Е., Пугаченкова Г. А. Гумбез Манаса. - М., 1950; Помаскuн В.В. Гумбез Манаса. Фрунзе, 1972.).

Но убеждение кыргызов из Таласа в том, что гумбез был построен в честь великого героя, незыблемо. Им хорошо известен текст надписи на портале и они знают имя Канизек. Однако уважаемых стариков-кыргызов, которые отошли от суетных мирских дел и проводят часть своего времени у святыни - у "Гумбеза Манаса", факты, изложенные в тексте надписи на портале, не смущают. В них они видят только подтверждение версии, что именно здесь был похоронен реальный Манас. Их доводы сводятся к следующему.

Гумбез в честь Манаса строился под руководством и по замыслу его жены - мудрой Каныкей. А могла ли умная женщина на гумбезе такого мужа написать его истинное имя? Конечно, нет! Тогда враги смогли бы надругаться над прахом великого героя, осквернить святыню всех кыргызов. Для предупреждения возможного кощунства и святотатства и была придумана отвлекающая надпись на портале гумбеза, смысл которой сводился к следующему: здесь покоится прах не могучего батыра, а невинной девочки.

Но Каныкей была не только мудрой, но и дальновидной женщиной. Она знала, что время стирает память о героях, их делах и тем более о местах их вечного упокоения. Чтобы избежать забвения, в надписи на портале гумбеза был оставлен знак-символ, понятный только кыргызам, - имя строительницы гумбеза. Старики, со слов своих дедов, трактуют имя Канизек как Каныкей. Корень слова ведь один! Канизек - так якобы ласкательно звали родные будущую жену Манаса, когда она была девочкой. Вот поэтому-то в надписи на портале и фигурирует не полное, а девичье имя жены Манаса. Полное имя тоже знали враги, потому на портале особо подчеркнуто то, что здесь похоронена незамужняя девочка Канизек.

Убедительно?! Вполне. Доводы хранителей спокойствия праха Манаса не лишены восточной логики.

На самом деле, эпизод эпоса о погребении Манаса по мусульманскому обряду является наиболее поздним. Да и смогли бы понять слушатели XVII-XX вв., если бы манасчи объявили, что великий защитник ислама, гроза "неверных" Манас был сожжен после смерти по языческому обряду, а не похоронен, как этого требует мусульманский обычай? Едва ли.

Историки легко могут установить, когда мог возникнуть эпизод эпоса о погребении Манаса согласно канонам ислама. Автор "Табаи алхайван" Марвази (начало ХII в.), отмечая трансформацию культуры енисейских кыргызов, заселивших в период великодержавия северные районы Восточного Туркестана, Прииртышье и Алтай, писал: "Кыргызы обычно сжигали трупы умерших, считая, что огонь очищает (от всех грехов), однако это их старый обычай. После того, как они стали соседями мусульман, кыргызы перешли на захоронение умерших" ( История Киргизской ССР. - Т. 1. - Фрунзе, 1984. - С. 425.).

С другой стороны, кыргызы, заняв Ала-Тоо к концу XV - началу XVI вв., подверглись мощному натиску мусульманской культуры и постепенно сами стали мусульманами.

Таким образом, эпизод похорон Манаса по обряду ингумации, как он звучит в передаче манасчи XIX-XX вв., возник недавно, где-то между XI-XVII вв., а отождествление гумбеза монгольской девочки Канизек с местом погребения Манаса - не раньше XVI-XVII вв.

На Енисее эпизод похорон Манаса, очевидно, не был включен в эпос. По-видимому, современники и ближайшие потомки Барс-бега не собирались окончательно расставаться с великим героем кыргызов. Согласно эпитафии в честь Барс-бега, тело его мистически исчезло. Можно предполагать, что ожидая мессианского возвращения Барс-бега (Манаса) к жизни, кыргызы Енисея уготовили ему по смерти, как и Каныкей, Семетею, Бакаю, Кульчоро, Айчурек, Сайкал, другую судьбу: жизнь после смерти.

Иначе становится непонятным, почему народ ждал мессианского возвращения к жизни второстепенных своих героев, а не главного, самого могучего, самого любимого. самого могучего, самого любимого.

Вполне понятно, что манасчи в Ала-Тоо, подвергшись влиянию мусульманских религиозных норм, постепенно исламизировали и образ самого Манаса, что привело к трансформации многих первоначальных эпизодов эпоса, в том числе и эпизода о погребении героя.

Приведенные выше факты и соображения позволяют нам с большой осторожностью сделать следующие выводы:

1. Видный государственный деятель кыргызов на Енисее – каган Барс-бег Ынанчу Алп Бильге, как лицо историческое, мог стать прототипом эпического героя кыргызов Манаса.

2. Эпос кыргызов "Манас" начал формироваться еще в енисейский период истории народа после смерти Барс-бега (711 г.), т.е. в первой половине VIII в. Дальнейшие исследования кыргызоведов в этом направлении, особенно после выявления новых источников, подтвердят или опровергнут эту гипотезу (столь привлекательную для авторов).

(продолжение следует)

Владимир Мокрынин