Generation Precaire

Около четверти молодых людей в Евросоюзе не имеют работы. Не только дети иммигрантов, но и высококвалифицированные специалисты. Стремление работодателей усилить конкуренцию на рынке научного труда привело к возникновению нового социального слоя – "академических прекариев",то есть работающих условно. Исследователи говорят о трагедии целого поколения ученых.

Маленького Бенуа в этом боннском институте знает практически каждый. Пятидесятидвухлетний, кругленький учитель французского языка оборудовал себе постоянное рабочее место за одним из библиотечных компьютеров. Более десяти лет он приходит сюда как на работу, практиканты, студенты да и многие молодые сотрудники уверены, что он сотрудник библиотеки. Бенуа не опровергает этих убеждений, они ему приятны. Он отечески опекает студентов, дает им советы. И только мы знаем – Бенуа безработный. Работающий безработный, человек без постоянного, защищаемого законами о труде рабочего места.

После окончания университета он трудился не переставая: лет пять "набирал опыт" на практикантских местах, потом работал "студенческим научным ассистентом" на годовых контрактах. Чтобы получить "студенческую" ставку, он снова поступил в университет, на этот раз заочно. Он числится в нем до сих пор из-за студенческого билета, дающего право на льготный проезд. И для того чтобы формально отвечать критериям, нужным для "студенческого джоба". Правда, в последние годы профессора сразу отказывают такому "студенту" в работе: неловко командовать ровесником.

Лет двадцать назад Бенуа удалось два с половиной года поработать научным сотрудником. Им были довольны, но контракт ограничивался сроками научного проекта: кончился проект, кончилась и работа, а штатных мест не было: маленький француз отправился в вольное плавание. В нем он и проводит всю свою трудовую жизнь.

"Четыре года назад я все же зарегистрировался безработным, – признается он.– А ведь всю жизнь говорил себе: на биржу труда не пойду! Стыдно перед друзьями, перед коллегами, хочется трудиться по специальности. Но теперь, после пятидесяти, уже все равно... Получаю социальное пособие. А еще даю частные уроки французского, делаю переводы". С молчаливого согласия директоров института он каждый день приходит в библиотеку, на "свое рабочее место". "Нужно бы выгнать его, чтобы не занимал компьютер, – говорит один из профессоров. – Да неудобно, все же образованный человек, в годах... И никому не мешает".

Если верить статистике, выпускники вузов в Германии от безработицы не страдают: она составляет где-то 0,2 процента. Причем пристроены не только выпускники перспективных естественно-научных специальностей, но и гуманитарии. Феномен поголовной занятости молодых "академиков" (так называют в Германии людей с выс­шим образованием) раскрывается просто: свежие выпускники вузов не объявляют себя безработными.

Даже в лучшие для немецких трудящихся времена молодые "академики" старались трудоустроиться своими силами, ныне же, когда государственные службы по трудоустройству стали "Джоб-центрами", образованная молодежь обходит их стороной. Английское словечко "джоб" в немецком языке и раньше имело пренебрежительное значение, будучи же возведенным на уровень политики занятости, оно символизирует трудоустройство безработного любой ценой: не по специальности, на короткие трудовые контракты, на неполный рабочий день, без профсоюзной защиты.

Ныне практически не действует так называемая граница допустимого, запрещавшая трудоустраивать безработного доктора наук продавцом булочек. Безработному интеллигенту средних лет теперь предложат переквалификацию на "более востребованную обществом" специальность, а потом по ней и трудоустроят. Для статистики он перестает быть безработным научным сотрудником, а становится трудоустроенным продавцом. Из писем "Джоб-центра" к нему исчезнет обязательное обращение "господин доктор".

Самолюбие не позволяет молодым людям сразу отказаться от мечты, к которой они шли все годы своей учебы в университете. Они ищут работу сами. Эту веру молодости в себя беззастенчиво используют работодатели в системе науки и высшей школы. Давно позади те времена, когда университетские профессора старались сплотить вокруг себя учеников, основать свои научные школы. Теперь большинство из них этой возможности лишены.

На нынешнем витке капитализма наука, следуя направлениям, задаваемым средствами спонсоров, теряет не только фундаментальность, но и стабильность, превращаясь в конвейер, где работники собирают детали, не видя целого, да и не интересуясь им. У научного конвейера трудится "интеллектуальный пролетариат", цепи которого – временные контракты.

В любом капиталистическом производ­стве от конвейерных рабочих ожидают не профессионального роста, а навыков в сборке деталей. Практикантские места, докторантские стипендии, "пост-доки" (короткие гранты после защиты диссертации) и наконец цепь временных контрактов в рамках узких, как правило, спонсируемых проектов – вот те формы занятости, которые предлагает своей молодежи современное научное производство.

Как и всякие конвейерные рабочие, они могут реализовать себя в "стахановстве": по всему западному миру из страны в страну мечутся молодые ученые, работающие одновременно в нескольких местах над разными проектами, лихорадочно публикующиеся, надеющиеся на свои силы, верящие, что они всего лишь "собирают опыт", который смогут свести воедино и обобщить в своей великой фундаментальной работе, в научной теории, которую создадут когда-нибудь... когда количество перейдет в качество, когда им будет дарована стабильность... когда они смогут наконец оглядеться, пустить корни, создать семьи...

Для большинства из них этого не случается никогда. Идеал современного научного глобализированного производства – не высококвалифицированный специалист, а мобильный, молодой и зависимый ученый без корней, без профсоюзной защиты, способный под руководством старших с полной отдачей работать в узких научных проектах.

Молодости присуща не только рабо­тоспособность, но и вера в себя, в свои силы и грядущее счастье. Научный конвейер использует эти качества, высасывая "светлые умы" и выплевывая отработанный человеческий материал. Лишь немногим и отнюдь не самым способным удается "зацепиться" в университетских мирах. Кто-то находит стабильность в прикладных сферах: в фирмах, в политике. Остальные гибнут. Они не создают семей. У них нет детей. Их метет по миру, как сухие листья, к сорока годам их перестают брать на места для молодежи, они теряют квалификацию, здоровье и веру в себя, а из будущего им беззубо улыбается одинокая и бедная старость.

Работники социальной сферы – приютов, бесплатных кухонь, прежде всего в крупных немецких городах, указывают на последовательное увеличение доли нищих пожилых "академиков" в общем числе нуждающихся: в Берлине, например, их уже более 20 процентов. Научные сотрудники, когда-то неотъемлемая часть стабильного и гордого "среднего сословия" Германии, катятся в пропасть нищеты, да и все сословие катится туда же. В той пропасти уже лежит труп западногерманского социально-рыночного хозяйства, а над ней веют вольные ветры глобальных рынков.

Несколько лет назад немцев потрясла книга Тило Саррацина "Германия деградирует: как мы проигрываем нашу страну". Лишенным эмоций языком статистики автор показывал: молодые умы Германии, ее академическая молодежь чаще всего не создают прочных семей да и вообще остаются бездетными. Зато в семьях бедных мусульманских иммигрантов репродуктивные процессы в разгаре. Подобная демографическая ситуация в перспективе приведет к изменению генетических характеристик населения, предупреждал автор. Официальная критика быстро задвинула его в "ультраправый" угол, однако в народе книга вызвала резонанс, причем обрушились, как всегда, на видимого врага, на "исламских иммигрантов".
Между тем счастье мусульман лишь в том, что над ними не властна господствующая в современном ЕС система. Естественные культуры с их религиозностью и крепкими родственными связями, живя в западном постмодерне, не принадлежат ему. В их странах неокапиталистический молох приходит извне, с "запада", и бьет их привычными средствами: бомбами и ракетами. Поселившись же в сердце его царства, приезжие избегают его тяжелой руки – у себя дома он цивилизованно поедает местные народы.

Упрекать образованную немецкую молодежь в "нежелании" иметь детей неверно: желание налицо, возможности нет. Многие студенческие парочки и до сорока с лишним лет живут в прочных отношениях, не создавая семьи, работая на временных договорах, надеясь, что хоть одному из них удастся получить постоянное место. И если это случается, как деловито, с какой любовью вьются семейные гнездышки, как быстро появляются там дети, сколько внимания отдается их воспитанию.

Однако чаще всего стабильность если и приходит, то в таком возрасте, когда детей завести уже не получается. Рынок искусственного оплодотворения реагирует на ситуацию, предлагая молодежи новый сервис: замораживание спермы и яйцеклеток до лучших времен.

В современном капитализме молодые выпускники вузов на годы и годы искусственно задерживаются работодателями в фазе "молодости", в фазе "разбега". Со все новых и новых практикантских и "постдоковских" мест молодые специалисты берут все новые и новые старты во "взрослую жизнь" и стареют, так и не достигнув ее. Студенческой молодости нужны поиск и впечатления, однако ей нужна и стабильность. Иначе не создадутся молодые семьи. Не родятся здоровые дети. Не сформируются национальные научные школы, не сложится преемственности поколений в науке. Неслучайно в свое время в социалистических странах с их попытками государственного планирования существовала поддержка студенческих и молодых семей, охрана трудовых прав молодых специалистов. Государство-работодатель предпочитало инвестировать в свое, нежели покупать чужое. На сегодняшний же день перенимаются самые угнетательские образцы западной системы трудовых отношений в науке и в образовании.

В странах Евросоюза после окончания противостояния блоков и отказа капитализма от своего "человеческого лица" у научного конвейера сменилось уже два поколения молодых ученых. Generation Précaire – поколение, образом жизни которого стало непостоянство, неустойчивость трудовых отношений – так называют себя эти выпускники вузов, годами живущие, взрослеющие, стареющие на практикантских местах, на коротких стипендиях, на "проектных договорах", на годовых контрактах.

Хуже всего пришлось тем, кто вступил в гонку в начале 90-х. Современная образованная молодежь, видя состояние нынешних сорокалетних, начала отстаивать свои права, да и профсоюзы наконец-то обратили внимание на "академический прекариат". А вот статистика безработных их, разумеется, не учитывает: формально подавляющее большинство выпускников вузов интегрировано в систему трудовых отношений. На каких условиях – это статистику не интересует.

В начале года Европарламент поддержал новую общеевропейскую программу занятости – так называемую молодежную гарантию: всем молодым европейцам будет обеспечена занятость. Через четыре месяца после окончания образования или потери рабочего места молодые люди до 25 лет (с высшим образованием – до 30 лет) смогут получить от бирж труда новое предложение рабочего места, профессионально-технического образования или... очередной практики.

Светлана Погорельская
№20 за 15.05.2013