Вашингтонская политическая бюрократия, помноженная на усилия израильских лоббистов из AIPAC, сыграла с администрацией Белого Дома злую шутку. В момент, когда команда Барака Обамы заняла выжидательную позицию в отношении первых шагов нового иранского президента Хасана Рухани, Конгресс принял законопроект об ужесточении экономических санкций против Исламской Республики, чем резко сократил возможности дипломатического маневра Белого Дома в переговорах с Тегераном. И тогда произошло событие, которое британская пресса окрестила прорывом – телефонный звонок британского министра иностранных дел Уильяма Хейга своему иранскому коллеге Али Акбару Салехи.

Тот самый Хейг, который на протяжении своей дипломатической карьеры был последовательным сторонником жесткой линии в отношении Ирана, теперь в телефонном разговоре заявил о необходимости срочного прогресса как в британо-иранских отношениях, так и в вопросе переговоров о ядерной программе Исламской Республики. Хейг однозначно выразил готовность встретиться с новым министром иностранных дел Ирана в рамках Генеральной Ассамблеи ООН в сентябре нынешнего года, прервав затянувшуюся паузу во встречах (последний раз министры иностранных дел двух государств встречались в июне 2012 в Кабуле). Шаг, что и говорить, неожиданный, а потому, требующий пристального внимания.

Означает ли этот звонок Хейга, что Европа решила начать самостоятельную дипломатическую партию с Ираном? Или же перед нами своеобразная игра, в которой США и Британия решили выступить в качестве "доброго и злого полицейских", ведь очевидно, что Хейг не мог не согласовать свой звонок с администрацией Обамы? Ответы на эти вопросы достаточно неоднозначны. Но чтобы отчетливее понять логику действий Хейга, вернемся к ситуации в Вашингтоне.

"Иранская развилка" Белого Дома

Если попытаться кратко охарактеризовать отношение американской политической элиты к новому президенту Ирана и провозглашенному им курсу "умеренности", то на ум приходит только одно определение – разброд и шатание. Часть этой элиты мыслит категориями "эпохи Буша-младшего", включившего Исламскую Республику в ось зла, а "ястребиные" настроения подпитываются извне, непрекращающейся активностью израильского и саудовского лобби. Уже пару лет в Вашингтоне зреет понимание того, что и Израиль, и саудиты ведут свою игру, стремятся руками США решать свои региональные задачи, которые все очевиднее вступают в противоречие с национальными интересами США в регионе.

Собственно, интересы эти в видении администрации Обамы достаточно ограниченны. Безопасность Израиля, контроль над Суэцким каналом, стабильность "аравийского непотопляемого авианосца", то есть монархий Персидского залива, – соблюдение трех этих условий вполне достаточно для того, чтобы развернуть всю мощь внешнеполитического потенциала США на реализацию провозглашенного Обамой "поворота в Азию", то есть на глобальную конкуренцию с Китаем. В реальности же Вашингтон откровенно завяз на Большом Ближнем Востоке. Конфронтация с Ираном, сомнительные перспективы израильско-палестинского урегулирования, готовые вспыхнуть Ирак и Ливан, Сирия, ставшая роковым рубежом идей "переформатирования", расползание нестабильности на Магриб… При таких "раскладах" администрация Белого Дома не то что не имеет времени для реализации стратегии, а превращается в "пожарную команду", вынужденную тратить время и далеко не безграничные ресурсы на локализацию региональных очагов возгорания. "Теория управляемого хаоса" обернулась чем-то уж совсем неуправляемым, живущим по своим правилам.

Драматизма кризису ближневосточной политики США добавляет и то обстоятельство, что привычная опора на "суннитские силы" перестает обеспечивать необходимый баланс интересов в регионе. Система сдержек и противовесов, разрушенная после вторжения в Ирак, так и не восстановлена, более того, ее крах высвободил процессы, которые трудно было себе представить – экспансию салафизма, "исламское пробуждение", "политический ислам".

Здравомыслящая часть американской политической элиты понимает, что сегодня ключом к восстановлению баланса сил и интересов на Большом Ближнем Востоке является именно Иран, поэтому нужны какие-то базовые договоренности с этим мощным государством, являющимся важнейшим звеном системы региональной безопасности. Ради таких договоренностей эта часть элиты готова пойти необычайно далеко, чего стоит только уже год гуляющее по кулуарам Вашингтона мнение о том, что даже если Иран и создаст ядерное оружие, то ничего страшного не произойдет, 30-40 иранских зарядов угрозу глобальной безопасности не составят. Трудно поверить, но такие разговоры действительно идут.

Избрание Рухани послужило для этой части американской политической элиты дополнительным аргументом к диалогу с Тегераном. Теперь заговорили уже о том, что Рухани вполне приемлем как партнер для переговоров, что он "адекватный визави" для Обамы. Тем более, что и Иран выражает готовность к диалогу. Как заявил Рухани 3 августа после своего утверждения в должности президента: "Правительство направит силы для того, чтобы спасти экономику страны, наладить конструктивное взаимодействие с мировым сообществом…, сохранить национальные интересы и отменить несправедливые санкции". Словно отвечая ему, вчера пресс-секретарь Белого Дома Джей Карни заявил, что "если это новое правительство сделает выбор в пользу того, чтобы по существу и всерьез выполнять свои международные обязательства и найти мирное решение проблемы, оно найдет в лице США искреннего партнера".

Но та же часть американской политической элиты прекрасно понимает и другое. Сидящие на шее "дяди Сэма" израильские и саудовские лоббисты столь влиятельны, пустили настолько глубокие корни в политическую систему США, что в случае резкого поворота к нормализации отношений с Ираном вполне могут обеспечить администрации Обамы затяжной политический кризис, фактически парализовав ее деятельность. Стоило Белому Дому чуть смягчить антииранскую риторику, как тут же последовало письмо от 76-ти сенаторов (по странному совпадению, большинство из них так или иначе были замечены в тесных связях с AIPAC (American Israel Public Affairs Committee)), в котором прямо говорится: "Пока мы не увидим существенного замедления ядерной программы Ирана, мы считаем, что наша страна должна ужесточить санкции и продемонстрировать готовность к применению военной силы". В такой обстановке Белому Дому остается только лавировать, делегируя полномочия на "мирные инициативы" европейским политикам.

"Иранский интерес" Европы

И европейские политики с готовностью выдвигают подобные инициативы в отношении Ирана, стремясь сменить в отношениях с Исламской Республикой статус "ведомых" Вашингтоном на "ведущих". Эта готовность вполне объяснима и понятна. Политическая риторика Брюсселя и еврокомиссаров – это одно. А насущные требования европейской экономики, давление промышленных кругов на Париж, Лондон и Берлин – совершенно другое. "Метания" Вашингтона в отношении Ирана оборачиваются ощутимыми потерями для европейских корпораций, а вслед за ними и политики Великобритании, Франции и Германии начинают задавать вопрос о том, целесообразно ли следовать идеологемам "эпохи Буша-младшего" и не поторопилась ли Европа вслед за США зачислить Иран в "ось зла".

Особенно важно это для Британии, которая до 50-х годов прошлого века была фактически монополистом на иранском рынке, получая сверхприбыли от деятельности Англо-иранской нефтяной компании по условиям одного из самых кабальных соглашений ХХ века о разделе прибыли за извлеченную нефть, которое сумело навязать шахскому режиму. В 50-х годах прошлого века Британия была выдавлена Штатами с иранских рынков, после этого она пребывала в глубоком нокдауне и только в 1998 году начала осуществлять "второй заход" в Иран. В том же году состоялся обмен визитами президента Ирана Мохаммада Хатами и главы британской дипломатии Джека Стро, британский экспорт начал поступать в Исламскую Республику и только за 2006 год вырос вдвое. И здесь, американо-иранское противостояние снова обрушило все надежды Британии на новую долю иранского рынка.

Сегодня в Европе формируется убеждение, что союз с суннитскими монархиями и конфликт с Ираном является серьезной ошибкой, как минимум, нарушением принципа "не складывать все яйца в одну корзину". "Америка далеко", - справедливо говорят европейцы, - "а разворошенный американцами и полный опасностей, стоящий на грани большого взрыва Ближний Восток – у нас под боком". Конечно, в подобной позиции есть определенная доля лукавства, Европа наряду с США является соучастником созданной в регионе "турбулентности". Но в силу ряда причин эта "турбулентность" в Европе ощущается острее.

Кроме того, отстаивать некие политические принципы Европа готова "на сытый желудок". А в условиях ставшего уже перманентным экономического кризиса, потеря огромного иранского рынка, емкость которого для Европы оценивается от 40 до 60 миллиардов долларов, больно бьет по бюджетам и государств, и корпораций. И в Париже и в Берлине прекрасно помнят, что к середине 2000-ных французские и германские инвестиции в Иран превышали пять миллиардов долларов, а отчисления Исламской Республики только от лицензий давали по два миллиарда долларов. Экспорт товаров ЕС в Иран еще четыре года назад составлял 10-11 миллиардов евро.

В отношениях с Исламской Республикой, кроме того, была весьма привлекательная для европейских компаний "тонкость". С 1979 года Иран был закрыт для корпораций США, а следовательно, европейские компании на иранском рынке не имели сколько-нибудь серьезных конкурентов. В Иране давно, успешно и весьма прибыльно, работали и французские Renault, Total, BNP, Paribas, Societe Generale и немецкий промышленный гигант Siemens, и итальянские Techimont и Anni, и австрийская корпорация OMV (ведущая нефтегазовая компания Центральной Европы), и многие другие. Экономика тесно переплеталась с политикой – в 2007 году Берлин активно выступал против расширения санкций в отношении Ирана по той причине, что германская Transrapid заключила летом того года контракт на строительство железной дороги для поездов на магнитной подушке между Тегераном и иранским городом Мешхед. По данным Американского института предпринимательства (AEI), общая стоимость контракта составляла более 9 миллиардов долларов. Сегодня на место западных компаний постепенно приходят китайские промышленники, что у европейских корпораций теплых чувств к затянувшемуся американо-иранскому противостоянию (в котором они, в силу "солидарности людей Запада", вынуждены быть на стороне США) не добавляет.

Тем более, что Европа оказалась буквально "втянутой" в американо-иранское противостояние, в режим санкционной войны. В одном из докладов ЕС, опубликованном в начале 2000-х прямо говорилось: "у ЕС существуют политические и экономические причины развивать более тесные отношения с Ираном… В будущем он может стать значимым региональным экономическим партнером, с ощутимыми возможностями для развития торговли и осуществления инвестиций". Экономические ожидания европейского бизнес-сообщества не оправдались, под давлением США оно вынуждено было свертывать свое присутствие на иранском рынке. Доходило до того, что крупные швейцарские, французские, британские и итальянские корпорации и банки прямо заявляли собственным правительствам об оказываемом на них со стороны США "беспрецедентном давлении" с целью заставить прекратить бизнес с Ираном. Правительства либо отмалчивались, либо ссылались на высшие интересы. Но сегодня Европа все чаще задает себе вопрос, оправданы ли были принесенные "на алтарь" американского курса в отношении Ирана экономические жертвы. Более того, она начинает спрашивать, не оказалась ли пешкой в чужой геополитической партии.

Подобные рассуждения свободно звучат в Европе в силу еще одного, весьма важного обстоятельства. При достаточно тесных экономических связях с саудитами и Израилем, влияние лобби этих стран на европейское политическое поле все же меньше, чем в США. Отсюда – большая самостоятельность в поступках, большая возможность ориентироваться на собственные интересы, а не на интересы "третьих государств".

Таким образом, миротворческая инициатива Хейга – это не только согласованный с администрацией Обамы с учетом внутриамериканских политических ограничений шаг, но и результат определенного консенсуса европейских элит, озабоченных дестабилизацией Ближнего Востока и несущих значительные экономические издержки от американо-иранского противостояния. Инициатива Хейга служит определенным свидетельством того, что Европа сегодня не видит вариантов обеспечения стабильности в ближневосточном регионе без участия Ирана. Впрочем, из этого вывода совершенно не следует, что диалог начнется уже завтра, а прекращение огня в той же Сирии произойдет "сегодня к вечеру". И США, и Европа нацелены на то, чтобы обеспечить себе максимально благоприятные исходные позиции в переговорах с Тегераном, а потому пик конфронтации на Ближнем Востоке еще не пройден, а сам переговорный процесс будет вязким и долгим. Но в том, что он будет – сомнений не остается.

Если анализировать регулярно появляющиеся с минувшего года в западных медиа "утечки" о возможностях переговоров с Ираном и готовности к ним Запада, то становится очевидным – прямой диалог с Исламской Республикой становится для Запада объективно необходимым. Причем, содержание этого диалога будет гораздо шире ядерной программы Ирана и затронет всю систему региональной безопасности Большого Ближнего Востока. Диалог Запада с Исламской Республикой объективно необходим, необходим и Вашингтону, и Брюсселю, и Тегерану, а потому он обязательно начнется. По большому счету сейчас вопрос заключается лишь в том, каковы будут предварительные условия, на которых стороны начнут переговоры. Идеологемы и всевозможные политические условности процесс начала этих переговоров могут немного замедлить, но не остановить, прагматизм здесь над политической риторикой и пропагандистской мишурой возобладает.

***********

Реальность и, если хотите, неизбежность диалога Запада и Исламской Республики - вызов российской дипломатии. Российская "вялость" в иранском вопросе, "шаг вперед, два шага назад", да еще и с постоянной оглядкой на то, как воспримут эти шаги в Вашингтоне и Брюсселе, вполне может привести к тому, что Запад опередит Москву и выйдет на уровень стратегических договоренностей с Ираном раньше, чем Россия. Соответственно – на иранский рынок тут же вернуться и западные компании, конкурировать с которыми российский бизнес просто не в состоянии из-за технологического отставания и ограниченных финансовых возможностей. А Ирану сегодня больше всего нужны самые передовые технологии и зарубежные инвестиции.

Кроме того, используя финансовое превосходство, Запад легко заберет наиболее перспективные и прибыльные инвестпроекты, общий объем которых составляет сотни миллиардов долларов. Не нужно объяснять какие политические последствия будет иметь активность Запада в иранской экономике. Это чревато уже не только упущенной выгодой в сотни миллиардов долларов, а необратимыми последствиями для стратегических интересов России практически везде, но, особенно на Ближнем Востоке, на Каспии и, конечно же и в Центральной Азии. По сути, вопрос диалога Иран-Запад для России встает в полный рост – или же эти переговоры застанут Россию врасплох, или же Россия успеет сработать на опережение, быстро подготовить и подписать с Исламской Республикой Новый, Большой, Всеобъемлющий торгово-экономический и военно-стратегический Договор. От ответа на этот вопрос зависит то, способна ли Россия оперативно реагировать на новые вызовы и угрозы ее национальным интересам, будет ли она в числе создателей новых региональных систем безопасности или же снова будет плестись в хвосте чужой политики и чужих договоренностей, собственно, как это и было в последние два десятилетия.

05 августа 2013