Данияр Ашимбаев: "Мы государственную политику четко структурировать не можем, а как в таких условиях систематизировать элиту?"Коллективное бессознательное

Мы продолжаем искать внутри политической элиты Казахстана фигуры или группы, олицетворяющие конкретные идейно-целевые течения. Но, похоже, наша власть застряла в некоем идеологическом вакууме, откуда выбраться пока не спешит. Если ее представители иногда и используют определенные идеологические конструкции, то лишь временно и в зависимости от сложившейся ситуации. Как считает руководитель информационно-издательского проекта "Кто есть кто в Казахстане" Данияр Ашимбаев, позволить себе такую роскошь, как придерживаться каких-либо четких политических ориентиров, в нашей стране может далеко не каждый.

- Данияр Рахманович, можно ли классифицировать нашу власть по идеологическим признакам? Кто есть кто в государственной машине управления страной?

- Научный подход здесь не очень работает. У нас слишком обширный набор ценностей, как материальных, так и духовных, которые не позволяют четко структурировать ситуацию. Одни, допустим, за сильную государственную экономику, но при этом за либерализацию политического режима. Другие, наоборот, за ужесточение режима и либерализацию экономики. Здесь используется много инструментов, но считать их проявлением каких-то идеологических разногласий очень сложно. Скорее, речь идет о применении утопических или даже PR-приемов для решения определенных узких проблем. Соответственно, делить власть на либералов, консерваторов, социалистов и т.д. – бессмысленно.

Даже если посмотреть на печальный опыт нашего партийного строительства, то мы увидим, что партии концентрируются вокруг лидеров, но никак не вокруг лозунгов или ориентаций. Тот же "Нур Отан" в свое время считался социал-демократической партией, Коммунистическая партия, по сути, занималась защитой интересов беглых олигархов и т.д. Говорить, что в нашей политике реально существует деление на те или иные идеологические ценности, нельзя.

- А можно ли сортировать политическую элиту по внешнеполитическим взглядам? Ведь кто-то у нас ориентирован больше на США, кто-то на Россию, а кто-то на Китай…

- Если смотреть с этой точки зрения, мы заигрываем то с Китаем, то с Россией, то с исламским миром, то с Евросоюзом. Но это тоже не имеет отношения к ценностям, это определенный поиск моделей – китайской, российской или американской. Хотя, как правило, ни одна из них у нас не приживается.

С другой стороны, заигрывание с той или иной сверхдержавой основано на том, что нам нужна ее поддержка против кого-то либо нужны инвестиции. Мы часто начинаем делать определенные реверансы в сторону региональной безопасности, подтягивать китайцев, американцев и т.д. Все это элементы Большой игры, в которой, по сути, нет четких ценностных ориентиров – ни геополитических, ни религиозных, ни экономических, ни каких-либо других. Посмотрите на ситуацию в течение длительного времени, и вы увидите, что одни и те же люди занимали совершенно диаметральные позиции. Поэтому сказать, что элита структурирована, исходя из каких-то ценностно-политических ориентиров, очень сложно. Сегодня человек может бороться с китайским засильем, завтра заявлять о том, что американская культура портит наши массы, а Россия нас колонизировала, и в то же время выдвигать политические ценности, которые представляют собой американо-российско-китайскую солянку. На самом деле это просто тактические приемы.

- Тем не менее у нас есть деление по так называемому клановому принципу…

- Что касается структурирования по кланам, то прежняя модель, которая сложилась у нас во второй половине 1990-х, то есть олигархическая система, прекратила свое существование. Это были группы, объединенные вокруг лидеров или коммерческих структур, обладающих собственными политическими, экономическими, силовыми ресурсами. Сейчас сказать, что мы – олигархическое государство, очень сложно. Да, есть люди, которые влияют на ситуацию больше, чем другие, и за ними есть определенные ресурсы, в том числе людские, финансовые, экономические и т.д. Но говорить, что эти группы жестко структурированы, что они являются движущими силами государства или общества, – нельзя. Есть общее желание сохранить стабильность, удержать свое влияние на политической сцене, поддержку крупных структур. Но для этого используются другие приемы…

У большинства наших миллиардеров и крупных политических деятелей система активов их интересов очень разнообразна. Есть нефтяные, есть банковские, есть промышленные объекты. В рамках одной структуры такого рода на самом деле существует масса противоречий: между руководителями второго уровня, между внутригрупповыми предприятиями и т.д. Понятно, что эти интересы вступают в конфликт, но на это накладывается новая тенденция, которая стала проявляться в последние годы. У нас идет некий процесс расширения роли государства. Растет его влияние на банков­ский сектор, появляется все большее количество госкомпаний, идет частичная национализация, правда, вялотекущая и неструктурированная. Как бы ни продавались "непрофильные" активы, все равно с каждым годом происходит увеличение доли государства в экономике. При этом нельзя сказать, что данный процесс вызывает какое-то отторжение, ибо он основан на размывании ответственности и механизма принятия решений, что востребовано "сверху", и потребности в государственном патернализме "снизу".

Посмотрите, большинство корпораций являются как бы государственными, но сказать, что там сидит команда, которая действует по указаниям государства или частных лиц, нельзя. Полностью отсутствуют механизм, четкая вертикаль. В такой ситуации все упирается в кадры. Особенно руководящие.

- Например?

- Сравните ситуацию, когда Нурлан Нигматулин возглавлял "Нур Отан" и одновременно был лидером фракции и спикером мажилиса, с сегодняшней, когда фракция отдельно, мажилис отдельно, партия отдельно. Результат некой несогласованности мы наблюдали совсем недавно при рассмотрении поправок в налоговое законодательство. Хотя, казалось бы, речь идет об одной партии… Или другой пример: человек работает акимом какого-то региона и под него собирает людей, создает определенные ресурсы, но, перейдя в министерство, начинает "оптимизировать" те программы, которые в свое время выбивал для региона.

Понятно, что все занимаются поддержкой курса президента. Но этот курс, за исключением общих базовых лозунгов о согласии и стабильности, неоднократно подвергался ревизиям. Он двигался сначала в одну сторону, потом в другую, затем в третью. В нашем неустойчивом мире такую роскошь, как быть самостоятельным государством, иметь свои ценности и не обращать ни на кого внимания, могут позволить себе только сверхдержавы, к примеру, США и Китай. Что же касается Казахстана, то ему приходится лавировать, причем очень сильно, потому как существует много субъективных факторов. Сами понимаете, мы государственную политику четко структурировать не можем, а как в таких условиях систематизировать элиту?

Идет процесс атомизации как элиты, так и общества. Любая идея вызывает отторжение, бессмысленные и грубоватые дискуссии. Люди принимают те роли, которые считают нужными в данный момент. Позволить себе такую роскошь, как придерживаться каких-либо ориентиров в течение определенного времени, могут либо очень сильные фигуры, уверенные в себе и имеющие поддержку на клановом, региональном, экономическом уровне, либо, мягко говоря, не очень вменяемые. Вопрос в том, признаки это агонии или болезнь роста…

Беседовала

Сауле Исабаева

18.10.2013