Дееспособность любого государства определяется множеством факторов: уровнем экономики, военной мощью, технологическим прогрессом, численностью населения и т.д. Как показывает исторический опыт, не последнее место в этом ряду должна занимать идеологическая составляющая.

Это обусловлено тем, что сначала было все-таки слово. Ну, а уж если это государственное слово, то тем более. Как бы то ни было, но ни одна война в истории не начиналась сразу же, как только возникал повод для этого. Каждой из них предшествовала некая словесно оформленная предваряющая часть. Пом­ните классическое: "Иду на Вы…"

Говоря современным языком, речь идет о таких приемах идеологической предваряющей, как контр­пропаганда, отмашка, сдача, "ответка" на какие-то идеологические выпады, с чьей бы то ни было стороны и особенно если налицо явно недружелюбные пассажи. Причем речь не идет о каких-то нотах протеста дипломатических ведомств, а о публичной реакции в формате всего общественно-политического и медийного комплекса. Касается это, главным образом, моментов, когда затрагиваются проблемные аспекты истории и особенно тех из них, которые имеют прямое отношение к историческому взаимодействию тех или иных этносов в прошлом. Как правило, такое соприкосновение не всегда одинаково адекватно воспринимается и особенно оценивается сегодняшним общественным мнением этих самых этносов.

На такие мысли натолкнуло появление в Интернете опуса некоего Егора Холмогорова под названием "Без Орды". Таких однозначно одиозно идеологических и псевдонаучных писанин появляется в последние годы все больше и больше. Историческая тематика всегда была раздольем для всякого рода графоманов и очень эффективным инструментом подогрева комплексов национальной неполноценности и реализации мании собственного величия. Когда это касается комплексов отдельно взятой личности, то, в принципе, это вполне объяснимо и понятно. Другое дело, когда это вставляется в формат процесса так называемой национальной самоидентификации. Тогда такие попытки начинают отдавать, говоря откровенно, душком откровенного джингоизма.

В данном случае, автора Холмогорова интересует не столько сама история, сколько место в истории, которое он отводит этносу, ярким представителем которого себя и мнит. Однако место в истории отдельного человека и место этноса, к которому он принадлежит, в той же истории, не всегда одно и то же. Но это мало волнует господина Холмогорова. Его мятущуюся душу тревожит нечто иное. Во-первых, то, что из школьных учебников, по которым будут учить юных "россиян", исчезнет термин "монголо-татарское иго". Во-вторых, то, что Чингисхан… занимает слишком большое место в истории России, унаследованное из истории СССР.

Думается, эти два первоначальных тезиса достаточно откровенно характеризуют идеологические императивы незадачливого автора, после чего можно было бы и не обращать особого внимания на его упражнения. Если бы не дальнейшие его рассуждения, когда он с какой-то непонятной неистовостью вдруг обрушивается на российских "евразийцев" в лице одного из его основоположников – князя Николая Трубецкого. После чего следует потрясающая по своей поверхностности эклектическая мешанина из критики теории "евразийства" и высосанных из пальца собственных "измышлизмов". Которые при этом преследуют вполне конкретную цель – подвести наукообразную базу под обоснование теории собственного розлива, под условно-привычным названием "славяноцентризм". Стержневая роль в этой конструкции принадлежит, как вы уже догадались, конечно же, русским.

Чтобы был понятен уровень используемых аргументов, приведем несколько абзацев из холмогоровского "трактата": "…Тем временем севернее Степи, в лесостепной и степной зоне начала развиваться Русь. Историки и географы евразийства совершенно неверно определили место Руси в географическом пейзаже Евразии, заявив, что русские были представителями "леса" в его мнимой вековой борьбе со "степью". В лесу русские жили потому, что там легче было защищаться от степняков, но подлинным формирующим ландшафтом русского народа были реки.

Вся северная Евразия от истоков Немана до устья Амура представляет собой сложную сеть тесно соприкасающихся речных бассейнов, перетащить между которыми волоком корабли не составляет никакого труда.

Византийцы отмечали еще у древних славян склонность жить на реках, озерах и болотах. Однако русский этнос сделал по сравнению со славянами важное адаптационное открытие – русские научились не только удобно жить в пойме, но и освоили стратегическое реко­плавание на дальнее расстояние".

Видите, как легко и красиво, одним движением почти вся "северная Евразия" оказалась "русской Ойкуменой". А то, что там до прихода русских жили и осваивали эту территорию масса племен и народов, то это такая мелочь, что даже рассуждать на эту тему как-то не с руки. А потому "великий ученый" Холмогоров решительно указывает на дверь и Чингисхану (кто такой вообще?), и русским "евразийцам", и какому-то там Льву Гумилеву, с которым давно все ясно. Тут он явно переплюнул незабвенной памяти Владимира Чивилихина, который тоже был замечен в достаточно свободном обращении с исторической фактурой в угоду собственному видению русской истории. Как говорится, духовное родство прослеживается однозначно. Правда, у Чивилихина все обставлялось как-то поинтеллигентнее, что ли…

Говоря откровенно, меньше всего хотелось бы заниматься анализом всех этих псевдоисторических экзерсисов, генерируемых воспаленным сознанием банального шовиниста постсовет­ского разлива. Если бы не одно "но". Слишком уж частыми становятся такого рода идеологические выпады, явно преследующие двойную цель. Во-первых, еще раз доказать историческую "самостоятельность" и "самодостаточность" русской государственности. А во-вторых, обосновать тем самым ее патерналистскую роль по отношению ко всякого рода "степным" народам. К коим относимся и мы с вами.

Возможно, кто-то скажет, ну и что из этого? Мало ли кто пишет всякую белиберду про историческое прошлое Евразии. Однако все не так просто, как может показаться на первый взгляд. Это раньше история воспринималась как обособленная наука, как специальная академическая дисциплина, которая должна быть уделом профессиональных историков. Сегодня история вошла в плоть общества настолько, что уже используется термин "публичная история". Под этим подразумеваются способы существования истории в нашей повседневной жизни, когда она становится составной частью ткани публичного пространства. Такой ее формат весьма многообразен и разнолик.

Прежде всего это те, кто пишет на историческую тематику в медиа-формате. Сюда же может быть отнесена кинопродукция на востребованные или конъюнктурные исторические темы. И особенно это касается острой борьбы (нередко с явно политической подоплекой) вокруг подачи и последующей трактовки тех или иных исторических событий и фактов. То есть это обширнейший ареал взаимодействия современного человека и непосредственно той части истории, которая остается пока вне рамок глубоких и по-настоящему новых научных изысканий.

Вместе с тем появление и развитие такого сегмента распространения знаний об истории таит в себе немало подводных рифов. Например, одно дело, когда в пространстве публичной истории двигаются профессиональные исследователи, задача которых состоит в донесении до массового сознания своего видения и понимания исторических фактов, явлений, процессов, тенденций. И совсем другое дело, когда в этом пространстве пытаются делать погоду люди, не являющиеся академическими историками. Кстати, как сообщает Википедия, господин Холмогоров учился на историческом факультете Московского государственного университета… аж целый учебный год – с 1992-го по1993-й.

Казалось бы, после этого все дальнейшие комментарии излишни, но просто отмалчиваться в данной конкретной ситуации тоже нельзя. Потому что происходит более чем очевидная подмена понятий в понимании и оценке важнейших исторических процессов. Перенос оценки значимости целых исторических эпох и процессов в них проистекавших из сферы академической истории в историю публичную приводит к тому, что рациональное понимание истории подменяется эмоциональным. И потому некоторые люди начинают соотносить себя только с той трактовкой истории, которая им кажется наиболее привлекательной. А еще точнее – притягательной, в плане сооружения каких-то новых исторических мифов, когда политические приоритеты дня сегодняшнего преподносятся как исторические интересы прошлого. А это уже, как сказал бы известный комедийный киногерой, того, волюнтаризм. С этой точки зрения понимание некоторыми специфики русской истории уперлось, выражаясь образным языком, в возвеличивание неочевидного. Например, той же Куликов­ской битвы, спустя два года после которой Москву в который уже раз разграбили и сожгли супостаты. На роль которых на веки вечные были "назначены" все те же "татары". Но ведь эта категория во многом условна. Потому что под этнонимом "татары" фактически подразумеваются все тюркские народы бывшего Совет­ского Союза. И если следовать до конца за логикой Холмогорова, то любые намеки на какую-то их роль в истории становления российской государственности просто абсурдны. Ну, не вяжется это никак с основополагающим мифом российской идеологии о цивилизаторской и просветительской миссии русской государственности, которая якобы была данностью во все времена.

Холмогоров, между делом пиная выдающегося ученого Л.Гумилева, даже не в состоянии понять, что он наступает на методологические грабли, которые называются аксиологическим, или оценочным, подходом. А далее еще одна пространная цитата, но теперь уже из трудов ученого-историка Л. Гумилева. "Он (аксиологический подход) соблазняет легкостью интерпретации и подбора фактов, создает иллюзию полного понимания очень сложных проблем, ибо всегда в конфликтных ситуациях можно симпатизировать одной из сторон, а на вопрос: "Почему вы сделали именно этот выбор?" – ответить, что эта сторона лучше, прогрессивнее, справедливее, а главное – мне больше нравится. По сути дела, такой историк выражает себя через подобранный им материал и тем самым заставляет читателя изучать не Дария или Александра, а взгляд на них Белоха, Дройзена, Калистова или Арриана и Низами. Но ведь нам интересны не авторы, а причинно-следственные связи этнических процессов, а они не имеют категории ценности. Следовательно, аксиология не помогает, а мешает понимать суть природных явлений, таких как этногенез". Сказано совсем по другим поводам, но применительно к нашему случаю, как говорится, не в бровь, а в глаз.

Сегодня существует, по крайней мере в социальных сетях, определенное напряжение, когда известные и не очень известные в обществе люди начинают высказываться по поводу базовых вещей типа истории меж­этнических взаимоотношений или формирующегося Таможенного союза и т.д. При этом следует учитывать, что Казахстан во многих отношениях гораздо меньше, чем та же Россия. Принимая во внимание все обстоятельства субъективного порядка (русскоязычие, постоянная оглядка на российские образцы и другие вещи, включая неоднозначную историю взаимоотношений), очевидно, что в России вкупе выходит больше различных материалов, которые не просто касаются казахстанской тематики или вопросов истории межэтнических взаимоотношений, а зачастую вызывают чувство глубокого протеста, а то и неприятия. И такие прецеденты случаются все чаще и чаще. Но все эти выпады редко имеют отражение, эхо, рецензию с нашей стороны. Можно даже сказать, что в большинстве случаев они попросту остаются без ответов.

Какое-то подобие реакции проявляется разве что в социальных сетях, но и там интеллектуально адекватного, идеологически симметричного, на худой конец, даже асимметричного ответа нет. Никакого. Зато пустобрехства и краснобайства в социальных сетях валом. На нашей памяти единственно заметная реакция на публичное выступление (в данном случае, в печати) была, когда вышла статья Марата Тажина как ответ на статью в российской прессе известного религиозного деятеля от православия Кураева.

С тех пор ничего толкового с долей перчинки дискуссионности не припоминается. Зато всякого рода материалов, касающихся нас, было изрядно. И есть некое, если не сказать большое, подозрение, что такое положение вещей касается не только российской прессы, но и медийного пространства некоторых сопредельных государств.

Однако вернемся к конкретной ситуации со статьей Холмогорова. Ссылка на нее мелькнула в Фейсбуке. После чего последовала пара замечаний – и все, больше никакой реакции. О чем свидетельствует такое соотношение? Прежде всего о том, что с генераторами идей и их интерпретаторами и вообще с состоянием общественной мысли в РФ все в порядке. Порой даже слишком – в том смысле, что слишком много там всяких взглядов на те или иные проблемы.

А у нас? У нас такой палитры нет. И это есть крайне нехорошо. Это говорит о том, что у нас нет генераторов идей, а следовательно, и идущих в их фарватере интерпретаторов. И самое печальное, что это значит, заключается в том, что общественная мысль и все ей сопутствующее у нас находится в состоянии анабиоза. И даже если у нас есть люди, способные что-то выразить, они молчат.

Вопрос – ради чего и до каких пор?..

Кенже ТАТИЛЯ
18.10.2013