Счастье по-советски. Как это было
Галина Иванкина 28 октября 2013

"Черные силы мятутся, ветер нам дует в лицо

За счастье народное бьются отряды рабочих бойцов".

Павел Арманд "Тучи над городом встали".

В свое время мне довелось прочесть популярную в 1950-х годах сатирическую пьесу "Не называя фамилий" автора Василя Минко. Вещь типичнейшая для той эпохи – капризная дочка высокопоставленного чиновника не желает работать на периферии, тогда как ее жених Максим – правильный советский юноша – как раз-таки активно рвется в бой, чтобы на окраине цивилизации возводить новый город с романтическим названием Ясные Зори. Узнали риторику и стилистику времени? Так вот, в этой пьесе постоянно звучит тема счастья. В своем патетичном монологе Максим говорит о том, что настоящие люди сами творят свое счастье. "А ты хочешь, чтобы тебе построили его другие. Ты ищешь во мне не друга жизни, а творца твоего маленького счастьица, такого же, какое создал твоей матери твой отец". Таким образом, красной нитью повествования проходит антитеза "правильного счастья" – "счастью неправильному", счастьицу. Что же такое счастье по-советски? Так ли глупы и наивны были все эти лозунги про "всеобщее народное счастье"? Нынче нас, конечно же, стараются убедить, что мы были довольны и радостны … исключительно по незнанию. Мол, мы кричали "Ур-р-ра-а!" на демонстрациях только потому, что не сознавали своей коллективной ущербности, а когда вдруг проснулись и уразумели, то сразу же повернулись в сторону буржуазных ценностей. В общем, перестали повторять свою заученную мантру о "самом счастливом и самом могучем народе в мире". И все – пошла стрельба и распродажа 90-х.

Но, что самое интересное, поддержание в обществе социального оптимизма, столь популярное в СССР, нынче высоко ценится и западными творцами так называемой "позитивной психологии" - воспроизведение радостных аффирмаций преподносится, как едва ли не единственный путь к удаче и к победительной успешности. Создавать вокруг себя светящуюся "ауру счастья", считывать исключительно хорошие новости и произносить лишь только добрые слова – этому учат психологи популярнейшего в Америке направления. Думай позитивно! Впускай хорошее! Фильтруй всяку-бяку и – будешь вечно молод, радостен и бодр. И, как водится – богат. Куда же без этого? А в Советском Союзе нам всем подавалась исключительно оптимистичная информация о нашем мире – в новостных передачах говорилось о повышении и улучшении, о созидании и покорении, тогда как современные СМИ гораздо больше любят негативные или скандальные сообщения. Думаете потому, что сейчас настолько все плохо и ужасно? Нет. Просто жареное и даже - паленое продается, точнее - хавается быстрее и смачнее. Просто с активным хрустом хавается.

Пример. О неудачах с "Протоном" звонили, кричали все борзописцы, перебивая популярных блогеров и смакуя это едва ли не как личную неудачу Путина. А вот извещение о том, что "…Российская ракета-носитель "Протон-М" успешно доставила на целевую орбиту американский спутник Sirius FM-6" сухо сообщил "Интерфакс" и в блогах – гробовая тишина по этому поводу. Потому что радость и оптимизм не привлекают жующего мещанина, как выяснилось. Но от этого человек – пусть он хоть трижды тупой обыватель - не становится радостнее. Напротив, у него развиваются страхи и патологическая неуверенность. И вот тогда к нему на помощь приходят вкрадчивые психологини – они выдают рецепт персонального счастья. Позитивная аффирмация и личная (оплаченная) защита от потока информационных помоев. Так вот, советские СМИ нам не рассказывали о маньяках, которые, безусловно, водились, и не терзали подробностями обрушения мостов (что тоже случалось), а приподнято вещали о знатных свекловодах и оперных певицах. Нас изначально ограждали от негатива и тщательно отфильтровывали информацию. Было ли это на сто процентов правильно? Пусть каждый сам ответит на этот вопрос. Но факт оставался фактом – человек жил в позитивно-солнечном инфо-пространстве. Кого-то это раздражало, вестимо. Но это просто лирическое отступление.

…Итак, что же такое "счастье по-советски"? Во-первых, оно может быть только всеобщим, общенародным, а лучше - планетарным. Борьба за мир во всем мире – из той же "оперы". Когда либералы кричат, что коммунизм и нацизм – это близнецы-братья, они забывают о главном. Большевики хотели счастья, свободы и хлеба для всех и для каждого, тогда как нацисты мечтали о рае для избранных, для расовой элиты с правильными черепами и такими же безупречными извилинами. Разумеется, то была утопия – сделать всех счастливыми, но, безусловно, утопия прекрасная. Нам говорилось, что личное, персональное счастье – это и не счастье вовсе. Счастье – с-часть-е. Я с некоей частью. Я – часть чего-то большого? А личное маленькое счастьице – это так, мещанство, радость жирного куркуля, который натаскал в свою норку разных вкусностей и безделушек. Прямо-таки Мальчиш-Плохиш какой-то! В сатирическом кино и в злободневной литературе постоянно возникал образ отщепенца, который хочет построить свою хатку с краю, дабы зажить там со всеми положенными ему удобствами. "Нет, дорогой!", - отвечали ему сограждане и принимались тут же яростно его перевоспитывать. "Много в доме добра, а где же ваше счастье?" - такой вопрос можно услышать в финале кинокартины "Чужая родня". Мещанская сытость и угрюмо-кулацкое довольство тут противопоставляются молодому горению и радостному коллективизму. Нам показывают – человек не может быть счастлив в одиночку, а уж материальные ценности и вовсе не добавляют веселья. Не в деньгах счастье, одним словом.

Далее, счастье по-советски не может быть "легким", как не могут быть легкими деньги. Счастье нужно добыть, завоевать, заслужить. В принципе, это никак не противоречит христианскому мировоззрению, да и, собственно, – общечеловеческим ценностям. "Через тернии – к звездам!" и никак иначе. В этой связи вспоминается детский фантастический фильм "Отроки во Вселенной". Пионеры-космонавты прибывают на далекую планету, где миром правят человекоподобные роботы, поэтому вторжение землян они рассматривают, как угрозу своей супер-цивилизации. Чтобы нейтрализовать подростков, роботы - "вершители" решают их…насильно осчастливить. Этот процесс похож, скорее всего, на зомбирование или иную сходную процедуру. Лишить души и разума, дабы принудить всегда быть довольными и при этом – равнодушными. Разумеется, советские дети активно сопротивляются этому самому процессу, ибо равнодушие в советской системе ценностей считалось величайшим из грехов.

По большому счету, в сходную ситуацию попадает и былинный персонаж Садко в киноверсии 1952 года. По сюжету новгородцы ищут по свету подлинное счастье и вот, наконец, судьба забрасывает их в восточную страну, где зловеще-прекрасная Птица Феникс поет им сладкие песни. Точнее, погружает героев в медитативное состояние. Вот буквально ее слова: "Страна блаженного покоя… Горе тем, кто хочет деянием добыть счастье. Счастье – это покой". И, понятное дело, что такое ущербное счастьице не подходит былинному гусляру и его товарищам – экзотическую птице-диву грубо заталкивают в мешок и вся недолга. У Аркадия Гайдара есть сказка-притча под названием "Горячий камень". По сюжету юный Ивашка находит глыбу, разбив которую можно вернуть себе молодость. Тогда мальчик решает рассказать о камне немощному старику, чья беспокойная молодость прошла в борьбе за Советскую Власть. Но, как вы помните, он отказывается от этого заманчивого с виду предложения: "…Робко мечтали тогда о том, что пусть хоть не при нас, а после нас наша страна будет такой вот, как она сейчас, - могучей и великой. Это ли не счастье?! И на что мне иная жизнь? Другая молодость? Когда и моя прошла трудно, но ясно и честно!"

Или вот – сатирическая комедия "Легкая жизнь". Само название говорит о том, что это – высшая степень падения. Жизнь не может быть легкой, это оксюморон. И точно – некий талантливый химик Бочкин, вместо того, чтобы созидать и творить, пристроился в …химчистку. Причем, он и там не работает, а устраивает себе тепленький "бизнес". Разумеется, денег у бывшего химика навалом, а счастья – увы, не наблюдается, тогда как его радостные товарищи вкалывают в некоем Дальногорске (разновидность уже упомянутых Ясных Зорь). Вот это жизнь! – говорят нам создатели картины. Понятное дело, что бизнесмен Бочкин перевоспитывается и, как водится, обретает искомую полноту бытия. В СССР даже бытовала устойчивая формулировка - "любовь к трудностям". Разумеется, агитпроп, что называется, перегибал палку и если за дело брался бездарный режиссер или шаблонно-картонный автор, то результат был даже не плачевным, а – дурацким. Над этой патетичной, но не подкрепляемой делами, "любовью к трудностям" издевались фельетонисты, карикатуристы и КВНщики. Мне вспоминается карикатура середины 1960-х, на которой был изображен пресыщенно-тучный, обряженный в какой-то обломовский халат, писатель. Примостившись в уютном "мещанском" кресле, под модным торшером, он пишет многотомный роман с названием …"Любовь к трудностям". В сопроводительном фельетоне говорилось, что некоторые наши авторы, жуя те самые хрестоматийные ананасы с рябчиками, тем не менее, делают себе имена посредством создания стандартных, лозунгово-примитивных книг о пафосном горении на производстве.

Именно поэтому словосочетание "счастье – в труде" приобретало, в конечном итоге, иронический, стебный оттенок. Хотя, все те же западные психологи учат, что именно нелюбимая, непроизводительная или пустая работа – кратчайший путь к депрессии. Отсюда – стрессы, нервозность, желание изменить жизнь и при этом – барахтанье в паутине. Поэтому сегодня и в России, и на Западе столь популярен дауншифтинг, то есть уход с ненавистной, даже высокооплачиваемой работы и выбор в пользу какого-нибудь симпатичного творчества, пусть и не приносящего больших доходов. Понятное дело, что вязать коврики приятнее и достойнее, чем бездарно просиживать в опен-спейсе и ждать вожделенной "пятницы-развратницы".

Вопрос счастья остро обсуждается и в знаковом кинофильме конца 1960-х - "Доживем до понедельника". Если вы помните, по сюжету старшеклассники пишут сочинение на тему "Что такое счастье?". В чем проблема? Те, кто использовали отштампованную формулу про любовь к трудностям, оказались …правы. Те, кто писали от души, как Надя Огарышева, мечтающая о патриархальной многодетности, те сделались объектом учительского раздражения. Не по форме. Главный же герой – местный поэт Генка Шестопал и вовсе произнес только одну фразу: "Счастье – это когда тебя понимают". По большому счету, этот фильм, как и дата его создания – 1968 год – была неким водоразделом, точкой невозврата. То ли советский человек устал от поисков коллективного, трудного и прекрасного Счастья. То ли это интеллигенция, собственно, задающая тон в обществе, расхотела строить социализм, потому что ей как Остапу Бендеру, сделалось "скучно его строить". Но уже в следующем десятилетии и вплоть до Перестройки нам показывали все больше личное, персональное счастье. Точнее – его мучительное отсутствие. Появились всевозможные "Осенние марафоны" с "Зимними вишнями" и прочие "Полеты во сне и наяву" - про тоску, уныние и, как водится, адюльтеры без отрыва от производства. Беспросветно-серые краски и дорога в пустоту.

Именно в эти годы возникла песенка "Птица счастья". Вроде бы обыкновенная эстрадная композиция, которую тогда – по привычке - поругивали за безыдейность, но при этом – регулярно крутили по радио. Никто особо и не прислушивался к тексту – бодрая музыка перекрывала суть. А ведь содержание-то занятное, не сказать, жутковатое. Начало вроде бы оптимистично: "Птица счастья завтрашнего дня/ Прилетела, крыльями звеня.../Выбери меня, выбери меня,/Птица счастья завтрашнего дня". В следующем куплете нам четко сообщают: "Завтра будет лучше, чем вчера". А где же, собственно, то "сегодня", в котором живет поющий? А вот "сегодня" в этой песне и нет вовсе. Есть некое вчера, которое априори хуже, чем сияющее завтра. Но при всем при этом: "Будет утро завтрашнего дня. / Кто-то станет первым, а не я.../ Кто-то, а не я, кто-то, а не я / Сложит песню завтрашнего дня". То есть лирический герой говорит нам о том, что и Прекрасное Далеко будет принадлежать кому-то другому, но не ему. "А птица удачи опять улетит...". В конце 1980-х годов поиски счастья завели многих в окончательный тупик – квинтэссенцией этой тупиковой ситуации можно назвать книжку Владимира Кунина "Интердевочка" и снятый по этой повести фильм. Нам показали выпотрошенную, а точнее пустую душу Таньки Зайцевой, которая свято уверовала в то, что за границей, где есть 120 программ ТВ и столько же сортов сыра, ей будет лучше и слаще. Слаще ей, возможно, и стало, а вот лучше – увы. Что имеем в итоге?

…Разумеется, сейчас можно цинично посмеяться над неудавшимися попытками построить всеобщее и тотальное счастье с яблонями на Марсе и прочими красивыми грезами. А можно просто погрустить, что этого по нашей вине так и не случилось.