Госсекретарь США Джон Керри на февральской встрече в Пекине с Членом Госсовета КНР Ян Цзечи отметил, что американская сторона одобряет конструктивную роль, которую Китай играет в вопросе ядерной проблемы Ирана, а Вашингтон и Пекин имеют общие интересы. Главный американский дипломат призывает стороны усилить практическое сотрудничество и развивать китайско-американские отношения нового типа. Вопрос в том готов ли Китай по-новому сотрудничать с Америкой и, в частности, пересмотреть характер своих дружественных отношений с Ираном?

Можно согласиться с тем, что иранская тема в китайско-американских отношениях не теряет своей актуальности, однако Пекин, вопреки желаниям американской администрации, продолжает рассматривать свои политические связи с Тегераном как своеобразный рычаг давления на Вашингтон. Китайская поддержка Ирана является важным элементом стратегического соперничества США и КНР на Ближнем Востоке, где Китай рассматривает борьбу Вашингтона с Исламской Республикой как откровенное стремление американцев обеспечить свое стратегическое доминирование и добиться контроля над богатейшими углеводородными ресурсами Ирана.

Китай, потребляющий все больше и больше мировых углеводородов, опасается потерять в Иране, пожалуй, единственный независимый от Америки ближневосточный источник нефти и газа. Зависимость Китая от импорта нефти превышает 50%. Причем, от 11 до 14% всей импортируемой нефти Китай ввозит из Ирана. Ко всему прочему, китайские нефтяные компании участвуют в работе шести нефтехимических проектов в Иране общей стоимостью 8,6 млрд. долларов. Общий объем товарооборота двух стран в 2012 году составил около 36 млрд. долларов, рост торговли между Ираном и Китаем в 2013 году увеличился, по предварительным оценкам, на 3,5%. Таким образом, Китай остается крупнейшим торговым партнеров Ирана. Для Пекина также важно то, что иранский рынок не контролируется США, со стороны Америки в Иране экономической конкуренции нет. Внешнеполитический курс Пекина в отношении Ирана тесно увязан с экономическими интересами и энергетической безопасностью, так что американские ожидания перемен на этом направлении китайской дипломатии представляются желаемой иллюзией, не имеющей под собой реальных оснований.

По крайней мере, сейчас на вероятность этого ничего не указывает. В перспективе внешнеполитический прагматизм Китая в его отношениях с Ираном сохранится. У Пекина в выстраивании отношений с Исламской Республикой есть ряд преимуществ даже перед Россией. Во-первых, Китай и Иран географически не соприкасаются друг с другом, что помогает избежать трений, обычно возникающих между соседними государствами. К примеру, вопрос о правовом статусе Каспия в российско-иранских отношениях. Во-вторых, Китай – крупнейший покупатель иранской нефти и один из немногих импортеров, которые продолжают сотрудничать с ИРИ в условиях западного нефтяного эмбарго. И, наконец, Китай, как и Россия, является ядерной державой и постоянным членом Совета Безопасности ООН, обладающим правом вето. Иран рассчитывает на Китай, как, впрочем, и на Россию, как на страны, сдерживающие принятие радикальных решений в Совете Безопасности. В Тегеране считают, что именно Китай – та единственная страна Азии, которая в обозримом будущем может стать сверхдержавой и бросить вызов мощи США. В то же время в ситуации вокруг иранского ядерного досье о китайских интересах и мотивации говорят значительно меньше, чем о российских и западных.

В Тегеране рассчитывают на китайское содействие, с одной стороны, в перераспределении баланса сил на переговорах в свою пользу, а с другой – в нейтрализации усилий иранских недругов в попытках сорвать начавшийся процесс закрытия проблемы ядерного досье дипломатическими договоренностями. Москва также рассматривает Пекин как потенциального партнера в мирном урегулировании иранского ядерного конфликта с США и Западом. Для России все более очевидным становится то, что Иран, и даже Сирия не являются конечными целями США, нынешняя ситуация является результатом усилий, предпринимаемых в целях навязывания односторонней ближневосточной системы, ориентированной на Америку и Запад. Иран в этом контексте оценивается как основной барьер, который перешагнуть, при сохранении в стране исламского режима, у американцев шансов нет. Исходя из этого, и Россия и Китай в обозримом будущем сохранят свое стратегическое взаимодействие по Ирану, Москва осознанно оставляет экономическую конкуренцию с Пекином на иранском рынке за кулисами большой дипломатии.

Кстати, для Ирана Китай - не самый удобный торговый партнер, так как китайцы прекрасно умеют выкручивать руки и, пользуясь иранскими экономическими затруднениями, выбивать для себя колоссальные скидки и льготные условия. Тем не менее, Тегеран, исходя из стратегических соображений, торгует с Китаем с дисконтом, часто – на пределе рентабельности. Вместе с тем, не стоит забывать то, что ключевые отрасли экономики Ирана, нефть, газ и энергетика, являются государственными. Хотя определенная либерализация в этом вопросе и существует, для иранцев опасности передачи их под контроль китайцев нет. В этой же связи можно отметить и надуманность угрозы по поводу вероятной рокировки – Евросоюз вытеснит Китай из Ирана. Инвестиционные потребности для развития нефтегазового сектора планируются иранскими властями в размере 86 млрд. долларов, доля Китая может составить 10-15%, что не создает существенных препятствий инвесторам, как из Европы, так и из России.

А вот динамика развития торговых отношений с Ираном однозначно указывает на китайское преимущество. Так, после произошедшей в Иране исламской революции американское торговое эмбарго позволило Китаю постепенно занимать освобождавшееся пространство, некогда принадлежавшее странам Запада. В 1978 г. доля китайских товаров в иранском импорте составляла 1%, американских – 21%, немецких – 19%, японских – 16% и британских – 8%. За последние десять лет наблюдается значительный рост объемов торгового оборота между двумя странами. На сегодняшний день основными торговыми партнерами Ирана являются Япония (14% иранского экспорта), Китай (12,8% – экспорта и 10,5% – импорта), а также ряд европейских стран: Германия, Италия, Франция.

По Сирии Китай занимает близкую для Ирана позицию и присоединился к российско-иранским усилиям блокировать меры, направленные на отстранение сирийского президента Башара Асада от должности. Китай традиционно стремится избежать отчуждения Ирана от урегулирования конфликта в Сирии и осудил решение США отозвать приглашение Тегерану для участия в конференции "Женева-2". Принципы внешней политики Пекина в отношении Сирии вполне созвучны стратегической доктрине Исламской Республики, выступающей против любой иностранной военной интервенции, направленной на смену режима. Обе страны схожи и в непризнании прав иностранных государств или международных организаций вмешиваться во внутренние дела какого-либо государства. В отношении американцев это проявляется в обоюдном неприятии претензий США к соблюдению прав человека и принятию навязываемых западных стандартов демократизации Китая и Ирана. Иранское руководство не приемлет поддержку со стороны США Тайваня, а также не имеет никаких отношений с опальным в КНР Далай-ламой XIV, считая этот вопрос сугубо внутренним китайским делом. В целом, обе страны стремятся избегать любых поводов для осложнения политических отношений.

В заключение отметим, что для Ирана углубление отношений с Китаем означает приобретение союзника в группе стран лидеров современных международных отношений и привлечение инвестиций, так необходимых для развития иранской экономики в условиях западных санкций против иранской экономики. Ввиду неурегулированной кризисной ситуации вокруг ядерного досье, а также с учетом близости позиций обеих стран по Сирии, ирано-китайское сотрудничество будет сохранять характер стратегического партнерства и останется элементом соперничества Китая и США на Ближнем Востоке.

Бобкин Николай, старший научный сотрудник Центра военно-политических исследований Института США и Канады РАН, к.в.н., доцент, специально для интернет-журнала "Новое Восточное Обозрение".

21.02.2014