Китайские диаспоры считаются одними из наиболее многочисленных и хорошо организованных диаспор в мире. Для обозначения этнических китайцев проживающих вне Китая существует особый термин – хуацяо. По всему миру насчитывается около 50 млн. хуацяо и приблизительно 75 % из них сосредоточено в странах Юго-Восточной Азии.

Сами китайцы не столь активно занимались колонизацией соседних государств, а рост численности хуацяо начинается с приходом в регион европейцев. Основная волна китайской миграции приходится на 19 век, когда будущие "заморские" китайцы в поисках лучшей жизни отправлялись в страны своего сегодняшнего проживания как рабочие-кули для европейских колоний и метрополий. Поставляли дешевых рабочих обычно китайские триады (и они же впоследствии их контролировали) в основном из прибрежных провинций Гуандун и Фуцзянь, поэтому нынешние хуацяо разговаривают на различных южных диалектах китайского языка: кантонском, хакка или южноминьских наречиях.

Постепенно, благодаря своей врожденной тяге к коммерческой деятельности и отлаженной системе взаимопомощи, китайцы стали успешно заниматься предпринимательством, что позволило им существенно улучшить свое благосостояние и социальный статус. На сегодня в некоторых странах хуацяо считаются самой образованной частью населения и, к тому же, владеют большей частью бизнеса, оставаясь при этом исключительно закрытым нацменьшинством. Даже частично ассимилированные этнические китайцы отчетливо выделяются из местного населения благодаря системе связей (гуанси), семейному укладу и организации бизнеса.

Все это заставляет многих исследователей рассматривать китайские диаспоры как потенциальных проводников внешнеполитической линии КНР, своего рода пятую колонну с огромными возможностями воздействия на политику приютивших их стран. Порой даже высказываются мнения, что Китай уже де-факто контролирует некоторые государства через их экономику, находящуюся в руках "заморских" китайцев. Особенно это касается региона ЮВА, где позиции хуацяо сильны как нигде более.

Чтобы понять в какой мере Поднебесная может использовать этнических китайцев для продвижения своих интересов в других государствах, необходимо рассмотреть два принципиально важных вопроса. Во-первых, каковы отношения между КНР и хуацяо? И во-вторых, насколько хуацяо в действительности могут влиять на политику стран проживания?

Полностью отрицать наличие связей между Пекином и китайскими диаспорами по всему миру было бы в корне не верно. Но связи эти очень специфические. Изначально КПК рассматривала хуацяо как пособников капиталистов, и отношение к ним было соответствующим. Но после провозглашения Ден Сяопином в 1970-х годах "политики реформ и открытости" Поднебесная столкнулась с проблемой привлечения инвестиций. В этих условиях именно хуацяо, а точнее их капиталы, сыграли очень важную роль в подъеме Китая. Сегодня налаживанию взаимоотношений с "заморскими" китайцами отведено особое место во внешней политике КНР.

Это направление курирует Китайская партия стремления к справедливости (Чжунго чжигундан) - одна из восьми законно признанных политических партий в Китае, у которой давние связи с китайскими диаспорами. Партия основана в 1925 году в Сан-Франциско и является прямой наследницей одного из ответвлений Общества Неба и Земли (Тяньдихуэй) – китайской антиманьчжурской тайной организации, которая была одной из ключевых сил поддерживающих Сунь Ятсена и стремившихся свергнуть династию Цин.

Другой ветвью этой организации является Общество Трех Гармоний (Саньхэхуэй), более известное как Триада. Изначально патриотическая антицинская Триада стала именем нарицательным для всех тайных обществ и подпольных структур, действовавших на территории британских колоний (в первую очередь в Гонконге), а позже сделалась синонимом китайской организованной преступности. Стоит отметить, что в деятельности подобных организаций действительно очень сложно, а порой и не возможно, отделить легальную и криминальную составляющую, но все же далеко не все тайные общества были или являются исключительно преступными. Часть из них стала основой некоторых китайских политических партий, включая Гоминьдан и уже упомянутую Чжигундан. Именно общества подобные Тяньдихуэй, которые занимались доставкой китайских мигрантов с континентального Китая в европейские колонии, сыграли ключевую роль в распространении хуацяо, организации их в землячества, чайна-тауны, тонги и триады, а также поддержании связей между ними. Сегодня эти организации сохраняют в китайских диаспорах клановое устройство общества, традиционное для докоммунистического Китая (на клановое сознание китайцев в начале ХХ века указывал еще Лян Цичао - один из основоположников концепции единой китайской нации, которой руководствовались Сун Ятсен, Мао Дзедун и Чан Кайши). И если в КНР с этой клановостью активно боролись, создавая единую китайскую нацию, то у хуацяо такая структура продолжает существовать по сей день.

Здесь кроется, возможно, главное противоречие между действующей властью Китая в лице КПК и китайскими диаспорами, которые, благодаря закрытым обществам, хорошо организованны внутри и имеют тесные связи между собой и с Тайванем (Тайбэй никогда не терял связей с диаспорами и даже предоставил им места в парламенте Республики Китай). Хуацяо фактически выступают в оппозиции по отношению к КНР, так как всегда поддерживали националистические и демократические партии, но не коммунистов.

Китайская партия стремления к справедливости является связующим звеном между компартией и "заморскими" китайцами. Видимо не зря именно глава этой партии, Вань Ган, сегодня возглавляет Министерство науки и технологий КНР, будучи первым не членом КПК на посту министра с 1950-х годов. На данном этапе Китаю необходимы передовые инновационные технологии, на разработку которых уйдут десятилетия, но доступ к которым могут иметь бывшие соотечественники, проживающие за рубежом. И дело здесь совсем не в желании хуацяо помогать исторической Родине. Просто реализовываться эти высокотехнологические проекты будут в первую очередь в специальных экономических зонах, а значит и выгоду получат, прежде всего, сами хуацяо, ведь именно они первые начали вкладывать свои средства в эти капиталистические анклавы. Лучше всего сложившуюся ситуацию описал Ли Ланьцин – первый вице-премьер Госсовета КНР 1998-2003 годов, один из инициаторов политики реформ и открытости, в то время работавший в Государственной административной комиссии по иностранным инвестициям. В своей книге "Прорыв. Как открывались ворота страны" он приводит слова высокопоставленного чиновника, ответственного за привлечение хуацяо в спецэкономзоны, который отметил, что "не стоит взывать к их патриотизму, просто дайте им почувствовать запах денег".

Часто тот факт, что хуацяо контролируют большую часть экономики стран ЮВА, вводит в заблуждение многих специалистов, которые полагают, что таким образом китайцы могут влиять на внешнюю политику стран проживания и Пекин потенциально может использовать это в своих интересах. Но правда заключается в том, что даже в тех странах, где китайцы представлены в политике своими партиями или отдельными лицами, их деятельность всегда ограничивается исключительно защитой своих интересов (в первую очередь бизнеса), так как они являются меньшинством, а терпимость местного населения зачастую оставляет желать лучшего.

Например, в Малайзии, где при поддержке Гоминдана в 1949 году была создана Китайская ассоциация Малайзии – одна из трех основных политических сил страны, хуацяо лишь стараются отстаивать права и благосостояние китайского населения, доля которого уменьшается, но никак не симпатизируют КНР. Любая попытка повлиять на внешнеполитический курс стран проживания с большой долей вероятности приведет к росту антикитайских настроений, что может вылиться в погромы, этнические чистки и заставит китайцев переселяться в другие страны. Как это было в 1965-66 годах в Индонезии, где борьба с коммунистами приобрела отчетливо выраженную этническую составляющую, так как большинство хуацяо считались пособниками или членами компартии Индонезии, выступавшей за сближение с КНР. Все это определило антикитайский характер политики РИ на три десятилетия вперед. В 1998 году из-за погромов многие китайцы были вынуждены бежать в соседние страны ЮВА, преимущественно в Сингапур, прихватив с собой около 80 млрд. долларов США.

Таким образом, не стоит переоценивать роль хуацяо в политике КНР. "Заморские" китайцы никогда не стремились управлять политикой своих стран. Они живут настолько обособленно, что вполне можно говорить о неком государстве в государстве. Это внутреннее китайское "государство" имеет свою структуру, властную иерархию, разделение сфер влияния, а также поддерживает отношения с китайскими диаспорами в других странах. Такая политика самоизоляции, с одной стороны, позволяет хуацяо сохранить свою идентичность, с другой – делает малоэффективным использование их в качестве инструмента воздействия на другие страны. Вместе с тем, взаимоотношения между хуацяо и КНР выстроены по линии бизнес сотрудничества и фактически лишены политической составляющей. КПК, возглавляющая сейчас Поднебесную, и общества, контролирующие китайские диаспоры, были и являются политическими антагонистами.

Впрочем, политика никогда не мешала китайцам делать бизнес.

Роман Погорелов, журналист, востоковед, специально для интернет-журнала "Новое Восточное Обозрение".

27.03.2014