Существует множество методик определения политической или аппаратной значимости той или иной казахстанской VIP-персоны. Есть протокольное старшинство, экспертные оценки, есть номера служебных машин. Скажем, такие формы выстраивания рейтинга как порядок расстановки на трибуне или очередность подписей под важным некрологом у нас не используются. Потому как – на трибуне есть одна главная персона, а групповые подписи под некрологами давно были отменены.

Тем не менее, вопрос "кто больше весит" постоянно является одним из ключевых в стране. "Олигархический этап" по сути давно уже миновал, как золотое время многих лиц, державших в своих цепких руках политическую, экономическую и медийную мощь. Время региональных кланов тоже, кажется, медленно отходит в историю. "Шымкентский", "жамбылский", "актюбинский" периоды миновали, а "карагандинский" сложно четко зафиксировать, ибо в Астане сейчас со своими командами собрались на высоких постах аж три экс-акима со своими командами, и отличить, кто, где и чей может только наметанный глаз.

По сути, на сегодняшний день мы имеем выход на первые роли государственной номенклатуры, т.е. аппарата со всеми его правилами и традициями, которому практически никто не пытается составить конкуренцию. Даже многие партийные, парламентские, квази-государственные бизнес-структуры и бизнес-ассоциации выстраивают свою работы больше по традиционным аппаратным лекалам, нежели те формы, что были бы им свойственны в силу своей специфики.

В чем причина? С одной стороны, аппарат постепенно смог задвинуть в жесткой, но невидимой борьбе внесистемные формы политической власти. А с другой – можно явно отметить растущий социальный запрос на государственный патернализм.

В какой-то степени, политическое развитие страны завершает спиральный цикл своего развития и проходит обратный процесс концентрации власти в руках государственной службы. Параллельные ветви, каковыми в разное время были ФПГ, "Самрук-Казына", "Нур Отан", "Атамекен", на данном этапе практически перестали функционировать именно как альтернативные вертикали. Правящая партия практически завершила необходимый организационный этап, создав все необходимые институты, заполненные соответствующими кадрами, но смена руководства привела к тому, что работа была направлена совсем в ином направлении. (Зато на удивление неплохо развернулись "Ак Жол" и КНПК, проявившие себя как реальные оппозиционные системные партии). НПП, на создание которой возлагались большие надежды, больше работает сейчас как министерство, нежели влиятельный бизнес-союз.

В какой-то степени на данном этапе формальные и неформальные институты принятия решений все больше интегрируются, но – вместе с тем – идет и свойственный аппарату процесс размывания ответственности и прозрачности.

Часто возникающие паузы в политических, кадровых, финансовых вопросах говорят о том, что "наверху" у многих руководителей элементарно не хватает козырей, чтобы решить ситуацию в свою пользу или хотя бы оперативно. Иногда такие процессы становятся слишком очевидными: сил, чтобы совместными усилиями снять кого-либо хватает, но для того, чтобы договориться по замещению свободного кресла – уже нет. Возникает вакуум власти – при том, что на многих уровнях есть понимание ситуации, есть стратегия, есть отработанная тактика, но не хватает общей координации, способности обеспечить контроль над выполнением решений. Это, конечно, несколько упрощенный взгляд, но тенденция налицо.

Вместе с тем, процесс концентрации власти продолжается, правда в новых формах, но не исключено, что существующая конфигурация не обеспечивает эффективного ее использования. Мы видим наличие отдельных позитивных тенденций, являющихся результатом достаточно системной работы тех или иных органов и их руководителей. В частности, можно отметить успехи индустриально-инновационного развития, привлечения инвестиций, развития геологии и казсодержания (МИНТ – Исекешев), развития транспортного комплекса и повышения эффективности работы ЦОНов (МТК – Жумагалиев), борьбы с коррупцией (АБЭКП – Тусупбеков), борьбы с терроризмом и экстремизмом, охране госграницы (КНБ – Абыкаев), борьбы и предупреждения ЧС (МЧС – Божко), выстраивания новой модели конфессиональной политики (АДР – Лама-Шариф, Азильханов), создания новых отраслей (КТЖ – Мамин). Позитивную динамику работу демонстрируют Минюст (Имашев), МИД (Идрисов), МНГ (Карабалин), Генпрокуратура (Даулбаев), Управление делами Президента (Бисембаев), Астанинский (Тасмагамбетов), Мангистауский (Айдарбаев), Кызылординский (Кушербаев), Карагандинский (Абдишев) акиматы. Можно приветствовать приход новых руководителей, таких как Джанбурчин (Счетный комитет), Мухамедиулы (Минкультуры), Бозумбаев (Павлодарский акимат).

Но деятельность многих министерств, ведомств, акиматов, нацкомпаний невозможно не то чтобы отрицательно, их вообще сложно оценивать: не видно кто, чем и как занимается. Кто эти люди, зачем они пришли? Если делают что-то хорошо, то почему так тщательно это скрывают, даже от отраслевой/региональной государственной статистики?

Анализ структуры и полномочий тоже оставляет множество вопросов. К примеру, в Министерстве регионального развития есть комитеты: (1) по делам строительства и ЖКХ, (2) по управлению земельными ресурсами и (3) развития предпринимательства. А почему нет комитета по сельским территориям, по моногородам, т.е. собственно по региональным проблемам?

Или взять проблему водных ресурсов. В свое время профильный комитет с боями перешел из МСХ в МООС, ради чего последнее даже сменило название. А председателя комитета уже почти год так и нет. В чем был смысл реформы, если до сих пор стоит вопрос по руководителю?

В МОНе нет Комитет по профтехобразованию, хотя актуальность темы давно требует повысить статус подразделения, занимающегося этой проблемой. В МТСЗН есть Комитет по миграции, но у него нет территориальных подразделений, хотя про актуальность проблемы говорить излишне. Этот список можно продолжать до бесконечности.

Занимаясь анализом по ряду направлений государственной политики, причем направлений базовых, стратегических, выяснилось, что (1) никем не ведется статистика по этим направлениям вообще и (2) нет органа, уполномоченного если не контролировать, то хотя бы мониторить ситуацию в отрасли. Не буду тыкать пальцем, ибо ситуация достаточно общая.

При этом, можно отметить множество направлений, где ответственность за ту или иную проблему размыта между различными министерствами или курирующими вице-премьерами. Существует (и продолжает создаваться) множество советов, комитетов и комиссий, дублирующих работу друг друга и усиливающих аппаратных хаос. Если внимательно проанализировать их состав, то можно убедиться, что 75% – это одни и те же министры, акимы и их замы, которые и так этими вопросами занимаются по долгу службы, но еще и вынуждены тратить время на малоподкрепленную смыслом "общественную деятельность".

Взять даже информационную политику различных государственных органов – совершенно разные структуры и принципы наполнения веб-сайтов, периодичность, наличие обратной связи, оперативность – все это вызывает большое недоумение. Почему нельзя бы давно разработать единые критерии предоставления информации?

Почему нельзя бы те или иные административные реформы провести в виде пилотных проектов, а внедрять только после апробации? На эту тему можно написать несколько домов неудачных примеров с саркастическими комментариями, но – и так все ясно. Таких "почему" можно задавать до бесконечности, но – более интересны ответы на вопросы о том, почему та или иная сфера государственного управления работает и работает порой весьма неплохо. В наших реалиях это более чем парадоксально.

Продолжение следует

Данияр Ашимбаев
01.04.2014