История Асанали Субанова (или же его отца) показывает, каков был размер имущества, которое люди потеряли в течение двух волн: большевики сначала провели коллективизацию, а потом в 30-е годы людям пришлось отдать имущество в колхоз.

Субанов Асанали. Этот протокол был составлен работниками НКВД143 в связи с арестом Субанова Асанали в 1932 году, в селе Кен-Суу (сейчас это Тюпский район Иссык-Кульской области). Протокол был найден после распада СССР внуком Кыдыралиева Шарше, Эриком Асаналиевым в архивах КГБ.

Субанов Асанали был арестован с девятью другими своими родственниками. В архивном документе есть упоминание о свидетеле Кыдыралиеве Шарше, он был осужден по статье 58-10 УК (1885) вместе с братом отца Субанова Асанали. Кроме того, их обвиняли в том, что у Кыдыралиева Шарше был ранее осужденный старший брат. Речь шла о вооруженном сопротивлении советскому государству и антисоветской деятельности. Их отец Кубан был крупным купцом на иссык-кульском побережье. У него было несколько амбаров (складов), где хранилось зерно и другой товар, а также десять верблюдов для перевозки грузов. Как только к власти пришли большевики, то часть имущества была экспроприирована в пользу государства. В связи с коллективизацией и созданием ТОЗ144), он был вынужден отдать часть скота и оборудования в коллективное пользование – это подтверждено показаниями свидетелей.

Предыдущее обвинение Кыдыралиева Шарше было связано с распродажей и убоем скота. Вплоть до распада СССР кыргызские чабаны больше всего боялись именно этого обвинения. В случае, если при окоте некоторые ягнята, козы, телята или жеребята оказывались ослабленными или умирали, или же случался падеж и чабан не мог найти и доказать причину случившегося, то его могли посадить в тюрьму. Обвинение в распродаже и убое скота можно толковать по-разному, это также может быть просто подходящим поводом для начала судебного дела.

В списке выселенных в Караганду Эрик Асаналиев не нашел имени своего дедушки Кыдыралиева Шарше. Только по отрывочным архивным сведениям можно судить, что Кыдыралиев Шарше умер от голода по дороге между Токмаком и Бишкеком, его похоронили где-то посередине дороги, завернув в два чепкена (накидки).

Можно также предположить, что Ормонов Иманкул и Бологонов Джакып дали лживые показания.

В тридцатые годы XX-го столетия один из складов в деревне Кен-Суу был разобран, полученный в результате строительный материал был использован для строительства сельсовета в деревне Сан-Таш. Это здание, как уверен Эрик Асаналиев, до сих пор находится в Сан-Таше и там до сих пор видны балки из склада его прадедушки.

Есть еще одна интересная подробность: отец Эрика Асаналиева Акматбай называется в протоколе Койчубаем, рожденным в ноябре 1930 г. (ему в то время уже было полтора года). Это можно объяснить тем, что когда в Кыргызстане родители были арестованы, то вся семья пыталась утаить настоящее имя ребенка, так, чтобы защитить его от возможных будущих преследований. Вплоть до того, как был найден этот архивный материал, Акматбай не знал точный месяц своего рождения.

Некоторые убежденные революционеры и партийные работники, принимавшие участие в предреволюционных событиях, уже в начале 30-ых годов XX-го столетия подвергались преследованиям, их сажали в тюрьмы и расстреливали. Но это было только начало, настоящая кровавая буря пришла на несколько лет позже, во второй половине 30-х годов.

Солтонбеков Бирлик. Мой отец – Солтонбеков Ырысалы родился в 1887 году. Он был одним из первых киргизских революционеров. Перед началом революции он был членом подпольной организации, руководителем которой был Иваницин147. В мае 1917 года на территории современного Кыргызстана возник Союз крестьян (Букалар Союзу). Мой отец присоединился к этому союзу в сентябре 1917 г. Целью этой организации стало освобождение населения от эксплуатации. Как и другие, эта организация вошла в Пишпекский горсовет. Это стало началом работы моего отца при новом правительстве, но уже в 1933 году его обвинили как врага народа. Его обвиняли в том, что он организовал Социалистическую партию Туран.

Отца арестовали 24-го мая 1934 г., в тот день, когда он возвращался из служебной командировки из Таласа. Его держали в одиночной камере, и когда он спросил почему, то ему ответили: "Ты организовал Социалистическую партию Туран и ты – ее руководитель. Ты хотел учредить ее филиалы по всему Кыргызстану, ты собирал людей, чтобы они свергли правительство и начали воевать против советского правительства. Твоей целью было повернуть Кыргызстан на мусульманский путь и встать во главе такого движения".

Туран был ничем иным, чем пустой выдумкой. Показания на допросах давали лжецы и фальшивые свидетели. Как говорил отец, в его случае пришло давать показания больше 90 человек, а следователи указывали еще большее число. Допрашивали его во Фрунзе, а следователи были из Ташкента. В то время, когда отца посадили в тюрьму, он работал в народном комиссариате по сельскому хозяйству и был заведующим отделения ферм по производству молочных продуктов.148 Позже из этого комиссариата создали девять отделений. Поэтому в качестве свидетелей могли выступать и высокопоставленные лица, например, второй секретарь Центрального комитета Коммунистической партии Киргизской ССР Терекул Айтматов, председатель Центрального Комитета Киргизской ССР Абыкадыр Орозбеков и другие.

То, что в этом месте появляется Терекул Айтматов149, очень интересно. В это время он еще выступает в роли высокопоставленного партийного работника и свидетеля в сфальсифицированном деле против Солтонбека Ырысали. Ранее Айтматов с позиции секретаря Араванско-Буурунского района требовал, чтобы были раскулачены не только кулаки, но и середняки. Не пройдет и четырех лет как его самого осудят и расстреляют в связи с подобным бессмысленным процессом.

Второй упомянутый свидетель, Абыкадыр Орозбеков, был в 1927–1937 гг. председателем ЦИК Киргизской ССР. Осенью 1937 года его бросили в тюрьму, где он умер после пыток в 1938 году.

Все свидетели должны были подписать свои показания. Мой отец говорил следователям: "Все показания – это ложь. Ни один здравомыслящий человек не смог бы понять, что такое Социалистическая партия Туран". Поэтому следователи поменяли слово "Туран" на "контрреволюцию". При допросе отца постоянно били, многие невинные люди "признавались", но мой отец не признался. Он повторял: "Мне неизвестна социалистическая партия Туран, контрреволюция, я не понимаю ничего из того, о чем вы говорите. То, что говорят свидетели, ложь. Я – член большевистской партии и я всегда работал честно".

Он ничего не хотел подписывать, несмотря на то, что следователи НКВД сломали ему два ребра, которые пробили легкие. Поэтому он пил только воду, но следователи подозревали его в том, что он хочет объявить голодовку, поэтому его начали кормить силой и лили ему в рот жидкую пищу. Наконец его принудили подписать протокол, но он подписался латинскими буквами: вместо Солтонбеков он написал Солткалпбеков – калп посередине слова означает по-кыргызски ложь, так как он верил, что правда в конце концов будет найдена. Когда я потом смотрел архивы КГБ, я нашел, что он подписался латинскими буквами, а не арабскими.

Тройка его приговорила к расстрелу. Отец говорил следователям, ведшим допрос: "Если против меня свидетельствовало, как вы говорите, 200 человек, то приведите мне хотя бы одного из них. Я хочу посмотреть ему в лицо". Одного привели в помещение и спрашивали: "Это Солтонбеков Ырысали"? Он ответил: "Нет, это другой человек". Они спрашивали: "Ты его видел"? "Да". "Где"? "В Нарыне посередине зимы. Три местных уехали из дома, выпив бозо150. В толпе людей, стоящих на улице, кто-то спросил, кто они и кто-то сказал: „Ырысали Солтонбеков". Я это слышал и его видел только сзади".

То, что дойдет до ликвидации передовой киргизской интеллигенции и революционеров, было известно в самых высоких правительственных кругах. Поэтому друзья ходили друг к другу и обсуждали это. Один революционер из Кемина по имени Шаршенали Абаев (он умер в 1960 г.) приготовил угощение - двух баранов - и договорился, что те следователи, которые ведут допросы, будут позваны туда и убиты. Отцовский друг во время допроса убил следователя железным стулом. Отец тоже попытался, но следователю удалось повалить его на землю и сломать ему два ребра. Когда отца привели на допрос во второй раз, стул был уже прочно прикреплен к полу.

Несмотря на то, что отец вместе с другими был приговорен к расстрелу, приговор тройки не был подтвержден Среднеазиатским бюро в Ташкенте, наказание было изменено на лишение свободы на 10 лет. Под этим документом были подписи Бурова и Петрова. Эти материалы были раньше в КГБ, а сейчас они находятся в общем архиве.

Вместе с отцом послали из Кыргызстана в лагерь еще 20 человек. Был между ними и Абдукерим Сыдыков151, начальник сектора животноводческого производства в отделе планирования Совета народных комиссаров152 Киргизской ССР. Когда они ехали в поезде, им приходилось постоянно следить за тем, чтобы никто не украл их продукты. Их лагерь был в автономной республике Коми на берегу реки Печоры, в том месте, где она сливается с рекой Усть-Усья. Все осужденные были политическими и строили железную дорогу.

Сыдыков был из семьи манапов153, его отцу принадлежала земля во Фрунзе и в окрестностях. Манапы никогда не брали в руки мотыгу (кетмень) и никогда тяжело не работали. Поэтому они никогда не выполняли план на более чем 50%, в то время как мой отец выполнял норму на более чем 360%. Заключенные, если выполняли план на 100%, получали одну буханку хлеба, сахар и табак. Поэтому отец получил в 3,5 раза больше и менял потом табак на сахар. Политические были в одном лагере с преступниками-рецидивистами.

Младший брат отца Нурали был также осужден, как враг народа. Как это с ним произошло мы узнали только в 1965 году, когда мы отмечали аш, то есть годовщину смерти отца. В это время мы прочитали документ о расстреле Нурали в 1935 году.

О том, что мой отец – враг народа, я узнал в школе. Я умел читать и писать еще перед тем, как идти в школу. Когда я ходил во второй класс, то после окончания уроков учителя отсылали меня домой раньше остальных и говорили, что у них будет еще одно дополнительное мероприятие. Потом у них было собрание. Об этом узнала моя мать, так как она мне сначала не верила, когда я приходил домой раньше остальных моих одноклассников. Так и остальные дети узнали, что я – сын врага народа.

Когда мы играли чикит, мы часто дрались, тогда другие дети объединялись, били меня и обзывали врагом народа. Я никогда не говорил маме, что меня дети бьют и обзывают. Моего одноклассника Салмоорбека дети тоже часто били по причине того, что он был врагом народа. Из-за этого он не смог продолжать дальше учиться. Я продолжал учиться в школе-интернате во Фрунзе, а там из-за моего отца меня не приняли в комсомол. Один раз меня исключили из университета и один раз попробовали это сделать.

Когда я учился на биологическом факультете педагогического института, меня вызвали на партсобрание. В это время мы работали на поле около института. Я был одет в рабочий костюм. Секретарем комитета был какой-то Садин. Когда он меня увидел, так очень удивился. Я сказал ему, что знаю, зачем меня позвали. Он спросил меня, как я учусь, и я ответил, что хорошо. Он немного задумчиво походил вокруг и сказал: "Иди и можешь дальше учиться". Имя Садина я до сих пор помню и я ему очень благодарен.

В 1952 году нас отвезли на юг, на сбор хлопка в Ленинский район, колхоз Кызылшарк. Тогда в течение трех дней без перерыва шел дождь и мы не могли работать. Я и еще четыре других студента поехали к родителям однокурсника Ергешова, они жили в 15 км от нашего лагеря. Там мы остались, пока не перестал лить дождь. Когда мы вернулись, то мои однокурсники могли остаться, а меня исключили. Я снова пошел к Садину и мне разрешили остаться.

После окончания университета меня приняли, благодаря профессору Турдакову, ассистентом в только что созданный Киргизский филиал Академии наук СССР. Но потом меня вызвали в Министерство образования и сказали, что вместо этого мне придется поехать в далекий Токтогульский район. Ко мне пришел профессор Турдаков и сказал: "Ты какой-то слишком честный. Настоящий большевик! Зачем ты писал в анкете, что твой отец был в заключении и что твой брат расстрелян?" Я пошел с ним в министерство. Заместителем по кадрам был татар Курмашев, который сказал, что ничего сделать не может. Мне пришлось ехать в Токтогульский район.

Там было очень мало учителей с высшим образованием, поэтому я очень быстро стал директором школы. Первый секретарь районного комитета партии мне сказал, что я могу вступить в партию, что сын за отца не отвечает. Собрание райкомитета началось в 8 или 9 часов вечера и продолжалось до самого утра. Над дверями горела лампа. Когда совет обсуждал, если председателя колхоза или бригадира надо было судить, то горела красная лампа. Меня вызвали самым последним. Я вошел и первый секретарь районного комитета партии мне сказал, что меня как сына осужденного не могут принять в партию.

Я кричал ему, как мне теперь идти в школу и что мне им сказать. Ведь они подумают, что я – шпион или кто-то подобный. Я хлопнул дверями и пошел прямо к дому начальника районного военкомата - полковника и большого пьяницы. Это было в октябре. Я колотил в окно, вышла растрепанная женщина. Я хотел поговорить с начальником военкомата. Я плакал от стыда и колотил в двери. Через минуту женщина снова вышла и пригласила меня войти. Тогда еще не было проведено электричество, горела переносная лампа. Подполковник меня спрашивал, почему я плачу, а я ему сказал, чтобы меня забрали в армию. Он удивлялся и говорил, что кыргызы дают взятки для того, чтобы их детей не забирали в армию, а я только плакал и просил, чтобы меня взяли. Он сказал, что я смогу служить на Черноморском флоте.

(продолжение следует)

143 Народный комиссариат внутренних дел, фактически: министерство внутренних дел.

144 Товарищества по совместной обработке земли – первая, наиболее простая группа коллективного хозяйствования (колхозов) в СССР.

145 Государственное политическое управление при НКВД (политическая спецслужба).

146 Министерство внутренних дел.

147 Алексей Илларионович Иваницын, 1870–1925 гг.; родился на территории сегодняшней Украины; несколько раз заключался в тюрьму за участие в забастовочном движении; работал в Иссык-Кульской области, стал большевистским работником в г. Ташкент, где был убит. Его имя носит одна из улиц Бишкека.

148 Фактически, министерство сельского хозяйства.

149 Отец советского киргизского писателя Чингиза Айтматова (1928–2008 гг.).

150 Слабоалкогольный напиток, изготавливаемый из зерновых культур.

151 Абдукерим Сыдыков, 1889 г., место рождения: Башкара-Су, Чуйская долина, род Солто. Родители принадлежали к богачам, их сын получил образование в привилегированной школе г.Верный (ныне г.Алматы), потом он учился в Казани. После февральской революции 1917 г. соучредитель политической партии Алаш-Орда, позже вступил в компартию. В 1922–24 гг. он был трижды исключен из партии в качестве чужеродного элемента, и три раза его принимали обратно. В 1933 г. его заключили в тюрьму, в 1938 г. его осудили и застрелили. Реабилитирован в 1958 г. (Источник: АКАЕВ, A. "История, прошедшая через мое сердце". г. Москва-Бишкек: 2003, с. 205–208.)

152 Совет народных комиссаров (СовНарКом) – правительство республики.

153 Местная правящая группа в предреволюционный период.

Петр Кокайсл, факультет экономики и менеджмента, (Czech University of Life Sciences) Прага

Амирбек Усманов, Радио Свобода – Азаттык, Прага
4 апр. 2014