О коррупции в Китае, как и о постоянных кампаниях по борьбе с ней, наслышаны многие не только в самой Поднебесной, но и за ее пределами. Очередная такая компания была развернута нынешним главой государства Си Цзиньпином сразу после его прихода к власти. Но, не смотря на заявленные масштабы и подчеркнутую жесткость методов борьбы со взяточничеством в виде пожизненных сроков и расстрелов, степень коррумпированности общества отнюдь не уменьшается. Скорее наоборот, количество желающих использовать властные полномочия в корыстных целях только растет, что неминуемо приводит к проблемам как внутри правящих кругов КНР, так и между народом и властью. Не случайно на последнем съезде компартии Китая борьба с коррупцией была названа одной из приоритетных задач руководства страны.

Почему КПК уделяет так много внимания столь болезненной для себя теме, и что же на самом деле стоит за борьбой с коррупцией?

Само понятие коррупции коренится глубоко в сознании нации. Размах и проникновение этого явления в китайскую культуру во многом обусловлены традиционными конфуцианскими нормами поведения, которые на протяжении многих веков по сути заменяли китайцам законы. В императорском Китае существовали четкие правила, регулирующие практически все аспекты жизни человека, включая взаимоотношения с власть имущими. Так, например, ходить на прием к чиновнику без подарка считалось дурным тоном, и рассчитывать на положительный результат своего прошения в таком случае не стоило.

По сей день в Китае существует такое понятие, как "хуанбао" - красный конверт, в котором дарят деньги как детям, именинникам, молодоженам, так и партнерам, агентам или госслужащим. При этом важна не столько сумма, сколько сам факт подарка, который имеет особое значение в межличностных отношениях. Все это выражается другим китайским понятием, "май жэньцин" - купить человеческие чувства, и служит выстраиванию необходимых связей "гуанси".

Разумеется, во все времена не чистого на руку чиновника государство старалось наказать. Но в Китае наказание грозило не за взяточничество, как таковое, а только в том случае, если чиновник "терял лицо", то есть, злоупотребляя полномочиями, нарушал предписанные нормы поведения в своих личных (или клановых) интересах, что вело к ущербу как экономического, так и, в первую очередь, социального характера, вызывая недовольство народа властью в целом.

Сегодняшние руководство КНР хорошо понимает важность обеспечения социальной стабильности в стране с населением почти в 1,5 миллиарда человек. Именно поэтому оно так активно освещает борьбу с коррупцией, тем самым как бы отмежевываясь от запятнавших репутацию чиновников. Этим же обусловлена жесткость наказаний, основная цель которой, не столько запугать взяточников, сколько удовлетворить праведный гнев простых китайцев.

При всех устрашающих цифрах в тысячи человек осужденных за коррупцию в КНР, на деле все обстоит не столь радикально. Так, согласно официальным данным, лишь около 6 % обвиненных в коррупции лиц в конечном итоге понесут наказание, и не более 3 % от общего числа коррупционеров попадают в тюрьму или в расстрельные списки.

Таким образом, нет оснований полагать, что правящие круги государства взялись искоренять коррупцию как явление. Да и маловероятно, что это вообще возможно, учитывая культурно-исторические предпосылки и степень ее распространения в китайском обществе. Но, несмотря на это, борьбу с коррупцией нельзя назвать фикцией. В Китае действительно сажают и расстреливают и не только "мух" (мелких взяточников, низших чинов), но порой и "тигров" (видных партийных функционеров), только коррупция здесь является скорее поводом, а не причиной.

Профессор Пекинского технологического института Ху Синтоу уверен, что наказание получают только те чиновники, которые, так или иначе, лишаются покровительства вышестоящих лиц. Похожего мнения придерживается и другой профессор Вилли Лам из Китайского университета Гонконга, указывающий, что "есть достаточно доказательств того, что попавшие ранее под следствие чиновники, как правило, стали жертвами фракционной борьбы. Эти люди проиграли в политической битве". Яркой иллюстрацией этому служит получившее широкий резонанс дело Бо Силая, который мог составить конкуренцию Си Цзиньпину в борьбе за пост главы КНР, но был своевременно снят с политической арены по обвинению в коррупции. В тоже время Вилли Лам отмечает, что "в стране существует некая сеть влияния, поэтому многочисленные партийные руководители могут легко избежать ответственности даже за уголовное преступление".

Таким образом, очень часто под видом борьбы с коррупцией просто ведется компания по устранению политических противников. Это особенно актуально для нового поколения руководителей КНР, которые недавно получили власть в стране, после острого противостояния внутри КПК. Команде Си Цзиньпина важно отодвинуть своих конкурентов по партии от управленческих рычагов государства, чтобы иметь возможность реализовывать заявленный политический и экономический курс.

Есть у коррупции и другое, внутрипартийное, измерение. Проблемы управления партией могут угрожать как самой КПК, так и ее власти в Поднебесной. Взяточничество в верхних эшелонах компартии даже не сильно замалчивается. Все обо всех все знают. Но дело в том, что выстраивание коррупционных схем ведет к созданию внутри КПК устойчивых кланов связанных круговой порукой. Наличие нескольких групп (фракций, клик) не является секретом, и эксперты указывают различное их количество и расстановку во властной структуре. Все они ведут борьбу за доминирование в партии и возможность таким образом реализовывать свой проект будущего для страны. Но эта борьба существенно ослабляет КПК изнутри, и с этой точки зрения коррупция действительно представляет серьезную угрозу государственной безопасности. От того насколько правящий клан контролирует партию в целом, зависит устойчивость всей системы управления.

О трудностях в отношении надзора за членами КПК красноречиво говорит такое китайское явление, как "голый чиновник" - госслужащий, семья и личное состояние которого находятся за границей. Для многих коррупционеров такая схема является способом легализации "честно" наворованного. Согласно профессору Центральной партийной школы Линю Чжэ за 10 лет с 1995 по 2005 год за границей на ПМЖ находилось более 1 миллиона детей и супругов китайских чиновников. Как оказалось, у 90 % членов Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК 17-го созыва ближайшие родственники имели гражданство или вид на жительство в США или ЕС. Также у более чем 85 % членов Центральной комиссии по проверке дисциплины родные проживали за рубежом. По данным Китайской академии социальных наук с середины 90-х годов из Китая бежало от 16 до 18 тысяч чиновников различного ранга, которые вывезли около 127 миллиардов долларов США.

Существует целая специализированная сеть подпольных структур по выводу и легализации украденных средств, а также переезду коррупционеров и их семей из КНР. Ключевыми звеньями этой системы являются Гонконг и Макао, где незаконно нажитые капиталы предварительно отмываются, а затем вкладываются в экономики западных стран в виде различных инвестиций. Все эти схемы выстроены и функционируют благодаря, в первую очередь, разбросанным по всему миру китайским диаспорам. Чиновник, таким образом, идет на сделку с полулегальными компаниями "заморских" китайцев и в дальнейшем оказывается им обязан. Фактически можно говорить о перетекании элит КПК в конкурирующий компартии лагерь, который базируется в основном за рубежом и имеет хорошие связи с иностранными элитами. Такое ослабление правящего режима может обернуться катастрофой для всего государства через потерю управляемости.

Еще один аспект, который необходимо учитывать, рассматривая проблему коррупции, – это угроза территориальной целостности КНР. Дело в том, что коррупционные схемы ведут к созданию не только внутрипартийных, но и региональных кланов, тем самым возвращая Поднебесную во времена династического Китая, целостность которого всегда зависела от сплоченности правящей верхушки (часто не китайского происхождения) и ее способности держать в повиновении местных князьков. Говоря о проблеме внутреннего сепаратизма в КНР, обычно упоминают Тибет или СУАР, но именно в этих районах власти вполне способны сдерживать ситуацию сугубо силовыми методами. А вот реальной опасностью для целостности государства может стать внутрикитайский сепаратизм, основы которого заложены в неравномерном развитии регионов, а также языковых (северные и южные диалекты) и ментальных различиях (по линии континент-побережье). Используя эти разногласия, региональные кланы в своих личных местечковых интересах, вполне могут запустить процессы дезинтеграции в стране, особенно при нарастании социальных и экономических неурядиц. Хотя сегодня сложно поверить в такой вариант развития событий, необходимо помнить, что большую часть истории Китая составляют как раз периоды междоусобиц.

Стоит также заметить, что никакая смена политического режима или демократизация строя, которую западные или китайские оппозиционные эксперты рассматривают как лекарство от коррупции, никак не поможет в борьбе с ней, но практически гарантировано приведет к потере управляемости страной со всеми вытекающими последствиями.

Роман Погорелов, журналист, востоковед, специально для интернет-журнала "Новое Восточное Обозрение".