Триумф исламистов в Ираке породил новый виток давней дискуссии о предпосылках провала американской политики в Ираке, о причинах краха демократического эксперимента Вашингтона, погрузившего иракское государство в кровавый хаос. В процессе осмысления подобных результатов демократизации Ирака, экспертное сообщество сформулировало ряд принципиальных вопросов. Приведем наиболее острые из них:

Кризис управления, разлом общества и эскалация насилия в Ираке – это результат ошибки или продуманный сценарий силовой трансформации общества? Как получилось, что почти половина территории страны попала под власть джихадистов? Почему правительственные войска вступили в открытое вооруженное противостояние с исламистами только в 2013 г., когда ими был убит очередной мэр города Эль-Фаллуджи, а сам город (вторая столица провинции) в скором времени был захвачен боевиками ИГИЛ? Почему США, "в одночасье" смявшие режим и военную машину Саддама Хусейна, не сделали ничего в течение 8 лет, чтобы остановить и обезвредить пришлых исламистов, обусловив тем самым их успех в Ираке?

Если обратиться к истокам проблемы, то можно увидеть, что ровно десять лет тому назад эмиссар Аль-Каиды Абу Мусаб аз-Заркави впервые объявил о намерении создать на территории Ирака и Сирии исламистское государство. Тогда в 2004 году, когда вся иракская территория оказалась под полным контролем сил международной коалиции во главе с США, это заявление никому неизвестного на тот момент джихадиста выглядело настолько нелепым и фантастичным, что, казалось, сам заявитель ни на секунду не сомневался в невозможности такого развития событий. Его выступление, показанное в эфире телеканала Аль-Джазира, было воспринято как на Западе, так и в арабском мире в лучшем случае как блеф фанатика, определенно "повернувшегося" на идее воссоздания халифата. Однако спустя ровно десять лет, когда боевые части джихадистов находятся уже на подступах к Багдаду, приходится констатировать, что свою "программу-минимум" по созданию исламистского государства они каким-то немыслимым образом фактически реализовали, в отличие от тех же США, потерпевших явную неудачу на поприще построения демократического государства в Ираке. Осознание очевидной разницы между джихадистами и США создает ощущение полного сюрреализма происходящего в Ираке.

Это кажется невероятным, но за десять лет исламисты фактически полностью смогли захватить самую большую иракскую провинцию Аль-Анбар, равную по площади 1/3 территории страны. При этом большую часть городов и населенных пунктов провинции исламисты захватили в период с 2004 г. по 2011 г., т.е. в годы непосредственного присутствия американской армии в Ираке.

Анализ политики американской администрации в Ираке показывает, что она имела внутреннюю логику и системность. Согласованность и последовательность действий прослеживалась во всех проектах и мероприятиях. В частности, политика США включала широкий спектр задач, предполагавших, прежде всего, трансформацию межэтнического и межобщинного пространства страны путем искусственного формирования внутригосударственных территориальных сообществ по этноконфессиональному признаку, которые должны были войти в состав иракской федерации. Изначально планировалось создание трех автономных образований: шиитского, суннитского и курдского.

Как правило, во всех трех вновь создаваемых федеративных образованиях выстраивалась новая искусственная система сдержек и противовесов на основе распределения основных властных полномочий и сфер влияния между двумя противоборствующими политическими силами. Это, с одной стороны, накладывало определенные ограничения на усиление обеих групп, а с другой – не позволяло им монополизировать властную сферу. Так, в иракском Курдистане – властная вертикаль была поделена, главным образом, между кланом Барзани и кланом Талабани. В Багдаде и в прилегающих к нему шиитских провинциях – властные полномочия были разделены между шиитами иранского происхождения и озерными арабами. В суннитском треугольнике – провинция Аль-Анбар – власть также оказалась поделена между двумя местными силами: кланами проправительственных суннитских племен и родственными саудитам кланами опять же суннитских племен, но поддерживающих группировку ИГИЛ.

В двух из трех федеративных образований в качестве первого шага проводилась легализация кланово-племенных ополчений сил антибаасистской оппозиции и интеграция их в новые иракские структуры безопасности. Это был так называемый проект "Третья сила". Суть проекта заключалась в том, что из членов курдских и шиитских военизированных организаций были сформированы новые спецподразделения, прошедшие в американских учебных центрах специальную подготовку и предназначенные, в том числе для ведения разведывательно-диверсионных операций в рамках реализации задач контрповстанческой стратегии. В Курдистане – это пешмерга, в Багдаде и южных провинциях – это военизированная организация "Бригады Бадра" (Высший совет исламской революции в Ираке) и боевики "Армии Махди".

Так, например, организация "Бригады Бадра" смогла получить фактически полный контроль над МВД уже в апреле 2005 г., когда было сформировано переходное правительство во главе с Ибрагимом аль-Джаафари. Ключевую роль в правительстве стал играть победивший на парламентских выборах в январе того же года Объединенный иракский альянс, главной партией в котором являлся ВСИРИ. Тогда портфель министра внутренних дел получил Баян Джабр (апрель 2005 – май 2006) – бывший командир "Бригад Бадра" и высокопоставленный функционер ВСИРИ. При нем командиры "Бригад Бадра" заняли важнейшие посты в министерстве и приобрели значительное влияние в вопросах планирования контрповстанческих операций.

В то же время боевики "Армии Махди", насчитывавшей на момент создания в июне 2003 г. от 7 до 10 тысяч человек, стали рекрутироваться в иракские силовые структуры уже в начальный период их формирования в 2004 году. В ноябре 2005 г. Лос Анжелес Таймс со ссылкой на высокопоставленное должностное лицо ВС США обнародовала любопытные факты, согласно которым до 90 % сотрудников 35-тысячного офицерского корпуса полиции, контролирующего северо-восточные районы Багдада, входят в состав "Армии Махди".

В результате ситуация сложилась таким образом, что основная власть в силовом блоке страны была распределена между этими двумя противоборствующими политическими силами. Работая, как правило, под прикрытием или в составе силовых структур, их милиционные формирования обеспечивали жесткий контроль над населением, как в городах, так и в сельских районах. Действуя методами террора в стиле "эскадронов смерти", они осуществляли зачистки городских кварталов и сельских поселений, жители которых подозревались в причастности к БААС. Мишенью подобного рода операций стали представители суннитской политической, экономической, интеллектуальной и духовной элиты, а также выступающие за единство страны и стоящие на антииранских позициях многие местные шиитские лидеры.

В суннитском треугольнике (провинция Аль-Анбар), где ситуация была несколько иная, в рамках процесса создания нового автономного образования американцами был запущен проект "Сахва". Задачи проекта: легализация и интегрирование кланово-племенных ополчений местных суннитских племен во властную вертикаль и силовые структуры вновь создаваемого территориального образования; мобилизация племен для борьбы с группировкой ИГИЛ. Но парадокс проекта состоял в том, что в итоге в структуры безопасности провинции были интегрированы две противоборствующие местные силы: милиции проправительственных племен и боевые ополчения родственных саудитам племен, поддерживающих ИГИЛ. Другими словами, пришлые джихадисты, слившиеся с племенными ополчениями некоторых туземных племен, получили официальный статус и возможность легализоваться. Так в провинции между племенами и исламистами началась война, закончившаяся, как известно, победой группировки ИГИЛ.

Какие цели – такие и результаты! Надо сказать, что в американском проекте "Сахва" тоже есть своя внутренняя логика. К 2011 году, когда в Сирии начались протестные выступления, граничащая с Сирией иракская провинция Аль-Анбар (равная по площади одной трети страны) на 70-80% уже контролировалась группировкой ИГИЛ. Провинция превратилась в главный плацдарм для военно-террористической экспансии исламистов в Сирию, а базировавшиеся на ее территории джихадистские группировки стали в определенном смысле геополитическим инструментом США для силовой трансформации сирийского общества изнутри. Возможно, что в этом частично содержится ответ на вопрос, почему в течение 8 лет Вашингтон никак не реагировал на экспансию джихадистов в Аль-Анбар, т.е. местным суннитским племенам не было оказано никакой реальной военной помощи в борьбе с ИГИЛ.

Со всей очевидностью можно утверждать, что многолетний внутригосударственный конфликт, разрушивший национально-государственную целостность Ирака, это закономерный результат исключительно продуманной политики США, многократно апробированной в таких странах как Афганистан, Вьетнам, Сальвадор, Гватемала, Чили, Колумбия и др. В основе этой модели управления захваченной страной лежит принцип "разделяй и властвуй", когда оккупационные власти умело играют на межобщинных и межэтнических противоречиях, используя их для упрочения своего военно-политического господства и силовой трансформации общества.

Александр Сабуров, политический обозреватель по Ближнему Востоку, специально для Интернет-Журнала "Новое Восточное Обозрение".

2.12.2014