КРАСНЫЙ ЖЕЛТЫЙ ЗЕЛЕНЫЙ СИНИЙ
 Архив | Страны | Персоны | Каталог | Новости | Дискуссии | Анекдоты | Контакты | PDARSS  
 | ЦентрАзия | Афганистан | Казахстан | Кыргызстан | Таджикистан | Туркменистан | Узбекистан |
ЦентрАзия
  Новости и события
| 
Вторник, 12.05.2015
21:23  Западу есть чему поучиться у России и Китая, - Хуаньцю шибао
21:16  В Алматы скончался известный казахский и туркменский ученый-геолог Курбан Аманниязов
21:03  Сох. На кыргызско-узбекской границе убит гражданин Кыргызстана. За картошку и урюк
20:58  Персидский залив. При неудачном взлете с авианосца "Теодор Рузвельт" утонул ударный американский F/A-18 Super Hornet
19:21  Ответили за козла. В Сарыагашском районе ЮКО провели рекордный 12-тысячный кокпар
19:19  В южно-казахстанских горах исследуют уникальное соленое допотопное озеро - Тузколь
17:24  Бесформенных "Алжирских женщин" №15 Пабло Пикассо продали на Christie’s за рекордные для картин $180 млн

16:24  Украина - опухоль, которая угрожает Европе, - Ихинио Поло
16:18  Непал опять землетряхнуло на 7,3 балла - есть новые жертвы и разрушения
12:20  Королевская почта Великобритании выпустила марки в честь героев Новороссии - Павлова (Моторола) и Толстых (Гиви)
12:11  Единая форма одежды введена для имамов Казахстана (фото)
11:28  Командир таджикского ОМОН полковник Гулмурод Халимов воюет в Сирии за ИГИЛ?
11:16  Таджикскую авиакомпанию "Сомон Эйр" возглавил испано-немец Хайме Манзано
10:52  Призрак Армагеддона. Он снова бродит на Ближнем и Среднем Востоке, - Леонид Медведко
10:39  Донбасские рассказы. Политэкономия вооруженного восстания и рождения нового государства, - С.Уралов
10:38  Россия и Китай: это непростой союз, но он того стоит, - Д.Лекух
10:36  МВД КР установило личности 352 граждан Кыргызстана, выехавших повоевать в Сирию
10:33  Коран и война в мусульманском мире, - Екатерина Рыжкова
10:32  В конце мая Кыргызстан и Таджикистан, может быть, согласуют 5 км общей спорной границы
10:19  Кыргызские и таджикские пограничники продолжают покрывать контрабандистов, - С.Осимов
10:14  Иранский аятолла Шерози призвал Рахмона не безобразничать с хиджабами
09:16  Душанбе. Покончил с собой выпрыгнув с 12 этажа полковник Нацгвардии Таджикистана С.Гулов
09:14  Америка изменится тогда, когда терпение народа выльется через край, - Джонатан Ньютон
09:10  Таджикистан: Станут ли обязательными анализы на болезни и девственность перед свадьбой? - Еurasianet
09:08  На стыке империй. Куда смотрит степной орел, - Игорь Ходаков
08:55  Что-то я не помню, чтобы мы возражали,- пожал плечами Ислам Каримов, - репортаж А.Колесникова о переговорах и параде в Москве
08:42  Арестованного бен Ладена пакистанцы продали американцам для расстрела за $25 миллионов. Сеймур Херш раскопал правду
07:38  Жолаба - долина смерти. В Каазахстане опять неизвестно от чего массово гибнут сайгаки
01:22  Девушки в джинсах подвергаются гонениям в ВУЗах Узбекистана, - утверждает "Озодлик"
00:56  Великий китайский исход... из России
00:33  Крах мультикультурализма. Общины против общества в Европе, - Кенан Малик
00:32  Будущее Центральной Евразии. Новый вектор международной стратегии России
Понедельник, 11.05.2015
20:18  В Худжанде вышел в свет новый журнал "Сугд". Тиражом 90 экземпляров
18:24  На Мариупольском фронте Донбасса вспыхнули ожесточенные бои, применяются танки и артиллерия
12:40  "Бессмертный полк" на улицах Бишкека (фото)
12:38  Житель кыргызского села Корумду Таалайбек Боромбаев своими руками построил памятник погибшим в Великой Отечественной войне (фото)
12:36  Начало войны. Казахстан. Малоизвестные подробности
12:23  Раненых фашистов мы добивали даже в госпитале в Куйбышеве, - правда войны политрука Дженбая Самаганова
11:21  Трудный поворот России к Азии, - Foreign Policy
10:47  Фиаско Обамы в Ливии. Интервенция с добрыми намерениями окончилась неудачей, - Алан Куперман
10:46  ИГИЛ – не группа террористов. Почему антитеррористическая деятельность не остановит джихадистов, - Одри Курт Кронин
10:43  Таджикистан. Когда закончится терпение ПИВТ? - "АП"
10:37  Терроризм остается главной проблемой Пакистана, - Вл.Симонов
10:34  Талибы взяли под контроль уезд Джунд на севере Афганистана
10:30  Над Йеменом пропал F-16 ВВС Марокко из состава проамериканской коалиции "бомбовозов демократии"
09:53  Симбиоз провокаторов. Кто и зачем раскачивает в Казахстане тему сепаратизма, - Т.Ибраев
09:45  В годы войны из Кыргызстана было призвано более 365 тыс. человек, погибли 114 тыс.
09:41  О нашем Деде и общей Победе, - Uzmetronom.com
09:39  Привычный мир распался: Россия и Китай должны создать новый, - М.Делягин
09:34  День Победы – это праздник со слезами на глазах! - Э.Ханымамедов
09:30  Внучка генерала Панфилова рассказала о применении западных технологий в Казахстане
Архив
  © CentrAsiaВверх  
    ЦентрАзия   | 
Крах мультикультурализма. Общины против общества в Европе, - Кенан Малик
00:33 12.05.2015

Резюме: Тридцать лет назад многие европейцы считали ответом на социальные проблемы Европы мультикультурализм – идеи инклюзивного, многообразного общества. Сегодня все больше людей полагают, что в них – причина неурядиц.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 2, 2015 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

Тридцать лет назад многие европейцы считали ответом на социальные проблемы Европы мультикультурализм – идеи инклюзивного, многообразного общества. Сегодня все больше людей полагают, что в них – главная причина неурядиц. Такие настроения вынудили некоторых ведущих политиков, включая британского премьер-министра Дэвида Кэмерона и германского канцлера Ангелу Меркель, публично осудить мультикультурализм и выступить против его опасностей. Это способствовало успехам крайне правых партий и политиков-популистов по всей Европе – от "Партии свободы" в Нидерландах до Национального фронта во Франции. В экстремальных случаях дело дошло до отвратительных актов насилия: так, в июле 2011 г. Андерс Беринг Брейвик совершил массовое убийство на норвежском острове Утейя.

Как произошла эта трансформация? Критики мультикультурализма полагают, что Европа приняла слишком много иммигрантов, не требуя от них интеграции, что привело к разрушению социального единства, подрыву национальной идентичности и резкому снижению общественного доверия. В свою очередь, сторонники мультикультурализма утверждают, что проблема не в чрезмерном многообразии, а в слишком очевидном расизме.

Но правда о мультикультурализме гораздо сложнее, чем хотят представить обе стороны, а дискуссии часто превращаются в пустопорожние рассуждения. Мультикультурализм стал квинтэссенцией других социально-политических вопросов: иммиграция, идентичность, политическое разочарование, упадок рабочего класса. Кроме того, страны пошли разными путями. Великобритания стремилась предоставить разным этническим общинам равное участие в политической системе. Германия позволила иммигрантам вести обособленную жизнь вместо предоставления им гражданства. Франция политике мультикультурализма предпочла ассимиляцию. Результаты тоже различны: в Великобритании возникло межобщинное насилие, в Германии турецкая община еще больше отдалилась от основной части общества, а во Франции отношения между властями и североафриканскими общинами стали очень напряженными. Но ключевые последствия везде одинаковы: фрагментация общества, отчужденность меньшинств и недовольство граждан.

Мультикультурализм как политический инструмент являлся не только ответом на многообразие, но и использовался как средство его сдерживания. И тут мы видим парадокс. Политика мультикультурализма принимает как данность многообразие общества, но предполагает, что оно заканчивается на границах общины меньшинства. Предпринимаются попытки институционализировать многообразие, поставив людей в этнические и культурные рамки – например, отдельную, однородную мусульманскую общину – и соответствующим образом определить их нужды и права. Иными словами, эта политика способствовала разделению общества, для преодоления которого и была предназначена.

Миф о многообразии

Чтобы разобраться в самых сложных моментах дискуссии о мультикультурализме, нужно понимать суть концепции. Термин "мультикультурный" используется для определения общества, которое особенно многообразно, обычно в результате иммиграции, а также политики, необходимой для управления таким обществом. Т.е. термин содержит описание общества и одновременно предписания, как с ним обращаться. Переплетение двух аспектов – осознаваемой проблемы и предполагаемого решения – еще больше запутало дискуссию. Чтобы развязать этот узел, нужно внимательно рассмотреть оба аспекта.

И сторонники, и критики мультикультурализма в целом согласны, что массовая иммиграция трансформировала европейское общество, сделав его куда менее однородным. В определенной степени тезис кажется очевидным. Сегодня Германия – второе по популярности направление иммиграции в мире после США. По данным 2013 г., свыше 10 млн человек, или чуть более 12% населения Германии, родились за границей. В Австрии этот показатель составляет 16%, в Швеции – 15%, во Франции и Великобритании – около 12%. Однако с исторической точки зрения утверждение, что эти страны более гетерогенны, чем когда-либо раньше, не так однозначно, как кажется на первый взгляд. Европейское общество XIX века выглядит однородным с современной точки зрения, но тогдашние европейцы воспринимали ситуацию иначе.

Возьмем Францию. В годы Французской революции, к примеру, только половина населения говорила по-французски и лишь около 12% говорили грамотно. Как отмечал Юджин Вебер, для модернизации и унификации Франции после революции потребовался длительный и болезненный процесс культурной, образовательной, политической и экономической самоколонизации. Благодаря этим усилиям было создано современное французское государство и родилось представление о превосходстве Франции (и Европы) над неевропейскими культурами. Однако социальная и культурная разрозненность сохранялась. В 1857 г. в обращении к Парижскому медико-психологическому обществу христианский социалист Филипп Бюше удивлялся, как случилось, что "внутри такого населения, как наше, могли сформироваться расы – не одна, а несколько рас – настолько убогие, неполноценные и испорченные, что их можно классифицировать ниже самых неполноценных племен дикарей, потому что их неполноценность иногда неизлечима". "Расы", вызвавшие тревогу Бюше, – это не иммигранты из Африки или Азии, а сельская беднота во Франции.

В викторианскую эпоху многие британцы тоже воспринимали городской рабочий класс и сельскую бедноту как "других". Описание жизни рабочего класса в Бетнал Грин, районе Восточного Лондона, появившееся в 1864 г. в The Saturday Review, популярном либеральном журнале того времени, символизирует типичное отношение викторианского среднего класса. "Беднота Бетнал Грин, – пояснялось в журнале, – это отдельная каста, раса, о которой мы ничего не знаем, жизнь этих людей совершенно отличается от нашей, и у нас нет с ними точек соприкосновения". То же самое, отмечалось в статье, "можно сказать и об огромной массе сельской бедноты". Хотя разница между рабами и их хозяевами более "очевидна", чем различия между состоятельными людьми и бедняками, сравнение этих отношений допускает "вполне справедливую параллель". В действительности различия были настолько глубокими, что препятствовали любым "контактам или дружескому общению".

Сегодня Бетнал Грин – центр бангладешской общины в Восточном Лондоне. Многие белые британцы считают жителей района новой беднотой, которая в культурном и расовом отношении отличается от них самых. Однако только радикальные политики стали бы сравнивать различия белых британцев и их соседей-бангладешцев с положением хозяев и рабов. Социально-культурные различия между джентльменом викторианской эпохи или владельцем фабрики, с одной стороны, и сельским работником или фабричным рабочим – с другой, на самом деле были значительней, чем между белым жителем и выходцем из Бангладеш сегодня. 16-летний житель Бетнал Грин бангладешского происхождения и 16-летний белый лондонец скорее всего носят одинаковую одежду, слушают одну и ту же музыку и болеют за один футбольный клуб. Их объединяют торговый центр, спортивная площадка и интернет, создающие общий набор жизненных и культурных впечатлений, чего не было раньше.

Такая историческая амнезия характерна для дискуссий об иммиграции. Многие критики мультикультурализма полагают, что сегодняшняя иммиграция в Европу не похожа на то, что происходило в прошлом. В книге "Размышления о революции в Европе" Кристофер Колдуэлл предполагает, что до Второй мировой войны иммигранты в европейские страны приходили практически только с континента и поэтому легко ассимилировались. "Использовать слово "иммиграция" для описания внутриевропейских передвижений, – утверждает Колдуэлл, – имеет немногим больше смысла, чем называть ньюйоркца иммигрантом в Калифорнии". По мнению Колдуэлла, довоенное передвижение людей между европейскими странами отличается от послевоенной иммиграции с других континентов, потому что она "не вызывала таких тревожных вопросов: смогут ли иммигранты приспособиться, действительно ли они хотят ассимилироваться" и, главное, "будут ли они лояльны".

Однако именно эти вопросы стояли перед европейскими иммигрантами в предвоенные годы.

Как пишет Макс Силверман, представление о том, что до Второй мировой войны Франция с легкостью ассимилировала выходцев из других европейских стран, является "историческим заблуждением". То же самое можно сказать о Великобритании. В 1903 г. свидетели, выступавшие в Королевской комиссии по иммиграции, высказывали опасения, что иммигранты "будут жить в соответствии со своими традициями, привычками и обычаями". Как отмечал газетный редактор Дж. Л. Силвер, беспокойство также вызывало то, что "истощенные, больные и порочные продукты Европы" могут "проникнуть на английскую землю". Закон об иностранцах 1905 г. – первое иммиграционное законодательство в Британии – был направлен на ограничение потока европейских евреев. Без этого закона, как утверждал тогдашний премьер-министр Артур Бальфур, "британская нация не будет прежней, не будет нацией, которую мы хотим видеть в будущих поколениях". Отчетливо слышится эхо современных тревог.

Раса прежде всего

Является ли современная Европа более плюралистичной, чем в XIX веке, остается предметом дискуссий, но тот факт, что европейцы считают ее более многообразной, неоспорим. В значительной степени это связано с изменениями в идентификации социальных различий. 150 лет назад класс представлял собой более важные рамки для понимания социального взаимодействия. Сейчас это сложно представить, но тогда многие определяли расовые различия не по цвету кожи, а по принадлежности к классу и социальному положению. Большинство мыслителей XIX века беспокоили не чужестранцы, пересекающие границы их стран, а жители темных уголков внутри этих границ.

Однако в последние десятилетия значение класса как политической категории и маркера социальной идентичности в Европе снизилось. В то же время культура стала главным фактором восприятия социальных различий. Это изменение отражает более масштабные тенденции. Идеологические противоречия, которые были характерны для политики на протяжении последних 200 лет, ослабли, и старые различия между правыми и левыми стали менее значимыми. Рабочий класс потерял экономическую и политическую власть, профсоюзы и идеологии коллективизма оказались в упадке. Рынок проник практически во все сферы социальной жизни. А институты, традиционно объединявшие людей, – от профсоюзов до церкви – постепенно уходят в прошлое.

В результате европейцы стали иначе воспринимать себя и свои социальные различия. Все чаще они определяют социальную солидарность не в политических терминах, а с точки зрения этнической принадлежности, культуры и религии. Им важно установить общину, к которой они принадлежат, а отличительные черты общества, которое они хотят построить, волнуют европейцев все меньше. Эти два вопроса, конечно, тесно связаны, и чувство социальной идентичности должно учитывать оба аспекта. Но поскольку идеологический спектр сузился, а механизмы изменений оказались размыты, политика идеологии уступила место политике идентичности. На этом фоне европейцы стали рассматривать свои страны как чрезвычайно, даже невозможно разнообразные и начали формулировать варианты ответной реакции.

Под моим зонтом

Итак, с описанием современного европейского общества как чрезвычайно многообразного мультикультурализм, очевидно, не справился. А как обстоит дело с предписаниями мультикультурализма по управлению предполагаемым многообразием? В последние 30 лет многие европейские страны проводили политику мультикультурализма, но по-разному. Сравнив только два варианта, британский и германский, и выявив общие черты, можно многое понять о самом мультикультурализме.

Один из распространенных мифов европейской политики заключается в том, что правительства проводят мультикультурную политику, потому что меньшинства хотят утвердить свои отличия. Хотя вопросы культурной ассимиляции безусловно заботили политическую элиту, до недавнего времени они не беспокоили самих иммигрантов. Когда огромное количество выходцев из Карибского региона, Индии и Пакистана в конце 1940-х и в 1950-х гг. приехали в Великобританию, чтобы восполнить нехватку трудовых ресурсов, британские власти опасались, что это подорвет идентичность страны. Правительственный доклад 1953 г. предупреждал: "Значительные цветные общины как заметный элемент нашей социальной жизни… могут ослабить концепцию Англии или Великобритании, к которой привыкли люди британского происхождения по всему Содружеству".

Иммигранты привезли с собой традиции и нравы своей родины, которыми они обычно очень гордились. Но их не занимала проблема сохранения культурных отличий, и чаще всего они не считали культуру политическим вопросом. Их беспокоило не желание, чтобы к ним относились по-другому, а тот факт, что к ним действительно относятся по-другому. Расизм и неравенство, а не религия и этническая принадлежность являлись для них главными проблемами. В последующие десятилетия новое поколение чернокожих и азиатских активистов создавало такие объединения, как Движения азиатской молодежи и "Раса сегодня", и пытались решить проблемы, организовывая забастовки и протесты против дискриминационных условий труда, депортации и жестокости полиции. Эти усилия достигли взрывоопасного пика, когда в конце 1970-х – начале 1980-х гг. по британским городам прокатилась волна беспорядков.

В тот момент британские власти осознали, что если не обеспечить участие меньшинств в политической системе, напряженность продолжит расти и это поставит под угрозу стабильность в городах. В этих условиях и возникла мультикультурная политика. Государство как на национальном, так и на местном уровне начало реализовывать новую стратегию, вовлекая темнокожее и азиатское меньшинство в политический процесс – конкретные организации и лидеры общин получили право представлять их интересы. По сути такой подход давал новое определение концепциям расизма и равенства. Теперь расизм означал не просто отрицание равных прав, но и отрицание права быть разными. А равенство больше не подразумевало обладание правами, выходящими за рамки расы, этнической принадлежности, культуры и вероисповедания, равенство означало закрепление разных прав именно из-за них.

Рассмотрим пример Бирмингема, второго по численности населения города Великобритании. В 1985 г. район Хэндсуорт охватили беспорядки, вызванные недовольством по поводу бедности, безработицы и, главное, произвола полиции. Два человека погибли, десятки были ранены в столкновениях. После беспорядков городской совет попытался вовлечь меньшинства в политический процесс, создав девять так называемых зонтичных групп – организаций, представляющих интересы своих членов в вопросах городской политики. Эти группы обсуждали нужды каждой общины, решали, кому и сколько средств выделять, как распределять политические полномочия. Они действительно превратились в суррогатный голос территорий, разделенных по этническому признаку.

Городской совет надеялся вовлечь меньшинства в демократический процесс, но группы боролись за определение своих личных и коллективных мандатов. Некоторые из них, например Африканское и Карибское движение, представляли этнические сообщества, другие, как Совет церквей чернокожего населения, были еще и религиозными. Многообразие этих групп дополнялось многообразием внутри каждой из них. Так, не все жители, которых должен был представлять Консультативный комитет бангладешских исламских проектов, были одинаково религиозны. Тем не менее в соответствии с планом городского совета всякий член меньшинства был приписан к конкретной общине, нужды каждой группы были определены, а различные организации вели борьбу за городские ресурсы. Если кто-то выпадал из четко определенных общин, то вообще оказывался исключенным из мультикультурного процесса.

Джой Уормингтон, директор Бирмингемского партнерства расового действия (BRAP), благотворительной организации, нацеленной на уменьшение неравенства, отмечал в 2005 г., что проблема заключалась в том, что этническую принадлежность "сделали ключевым фактором предоставления прав. Стало считаться хорошей практикой распределять ресурсы по этническому или религиозному принципу. Поэтому вместо того чтобы думать об удовлетворении нужд людей или о равном распределении ресурсов, организации вынуждены заботиться о распределении этничности". Последствия оказались катастрофическими. В октябре 2005 г., спустя 20 лет после беспорядков в Хэндсуорте, насилие вспыхнуло вновь в соседнем районе Лозеллс. В 1985 г. демонстранты-азиаты, черные и белые вышли на улицы вместе, протестуя против бедности, безработицы и полицейского произвола. В 2005 г. столкновения происходили между черными и азиатами. Поводом стал так и не подтвердившийся слух о том, что группа азиатов изнасиловала ямайскую девочку. Беспорядки продолжались все выходные.

Почему две общины, боровшиеся бок о бок в 1985-м, вступили в противостояние в 2005-м? Ответ кроется в мультикультурной политике Бирмингема. В исследовании, посвященном ситуации в Бирмингеме, отмечалось: "Модель вовлечения в политику посредством зонтичных групп ведет к соперничеству между общинами этнических меньшинств за ресурсы. Вместо того чтобы сделать приоритетом нужды людей и межобщинное сотрудничество, различные зонтичные группы обычно стремятся максимально удовлетворить собственные интересы".

Иными словами, политика городского совета Бирмингема не только сильнее привязала людей к конкретной идентичности, но и заставила их бояться и ненавидеть другие группы как соперников в борьбе за власть и влияние. Идентичность индивидуума формулировалась как отличие от идентичности представителей других групп: быть бангладешцем в Бирмингеме также означало не быть ирландцем, сикхом или афрокарибцем. Следствием стало возникновение "плюралистического монокультурализма", по выражению экономиста Амартии Сена. Такая политика основана на мифе, что общество состоит из отдельных однородных культур, которые стараются избегать друг друга. В Бирмингеме результатом стало углубление противоречий между черной и азиатской общинами до такой степени, что это переросло в насилие.

Обособленность и неравенство

Путь Германии к мультикультурализму отличался от британского, хотя отправная точка была той же. Как и многие страны Западной Европы после Второй мировой войны, Германия столкнулась с резкой нехваткой трудовых ресурсов и активно привлекала иностранных работников. В отличие от Великобритании, новые работники приезжали не из бывших колоний, а из стран Средиземноморья: сначала из Греции, Италии и Испании, а потом Турции. Их не воспринимали как иммигрантов или тем более потенциальных граждан, их считали гастарбайтерами (приглашенными иностранными работниками), и предполагалось, что как только германская экономика перестанет нуждаться в их услугах, они вернутся домой.

Однако постепенно наличие этих гостей, в основном турок, превратилось из временной необходимости в постоянное присутствие. Отчасти это произошло потому, что Германия продолжала нуждаться в их труде, а с другой стороны, иммигранты и в большей степени их дети стали считать Германию своим домом. Но германское государство продолжало относиться к ним как к чужакам и отказывало в гражданстве.

До недавнего времени германское гражданство базировалось на принципе крови, т.е. человек мог получить гражданство, если его родители являлись гражданами Германии. Этот принцип лишал паспортов не только первое поколение иммигрантов, но и родившихся в Германии их детей. В 1999 г. новый закон облегчил получение гражданства иммигрантами. Тем не менее большинство турок остаются чужаками. Из трех миллионов человек турецкого происхождения, живущих в Германии, лишь около 800 тыс. смогли получить гражданство.

Вместо того чтобы принять иммигрантов как равных, так называемая "турецкая проблема" решалась посредством политики мультикультурализма. Начиная с 1980-х гг. правительство поощряло сохранение турецкими иммигрантами своей культуры, языка и образа жизни. Эта политика не подразумевала уважения к многообразию, а скорее являлась удобным способом избежать ответа на вопрос, как создать общую, инклюзивную культуру. И ее главным следствием стало возникновение параллельных общин.

Основная масса иммигрантов первого поколения была светски настроенной, а те, кто сохранял религиозность, редко придерживались ортодоксальных взглядов. Сегодня треть взрослого турецкого населения в Германии регулярно посещает мечеть, этот показатель выше, чем в турецких общинах в других странах Западной Европы и даже в некоторых районах Турции. Точно так же турецкие женщины из первого поколения иммигрантов практически никогда не носили мусульманских платков, а большинство их дочерей носят. Не имея стимулов для участия в национальной общественной жизни, многие турки не утруждают себя изучением немецкого языка.

Мультикультурная политика в Германии способствовала тому, что турки стали относиться к германскому обществу с безразличием, а немцы, в свою очередь, испытывают все больший антагонизм к турецкой культуре. Представление о том, что значит быть немцем, в значительной степени определяется через противопоставление традициям и ценностям исключенной иммигрантской общины. Исследование, проведенное в 2011 г. французской фирмой Ifop, показало, что 40% немцев воспринимают присутствие исламских общин как "угрозу" своей национальной идентичности. По данным опроса, проведенного Билефельдским университетом в 2005 г., три четверти немцев считают, что мусульманская культура не встраивается в западный мир. Наблюдается подъем антимусульманских групп, таких как PEGIDA ("Патриотические европейцы против исламизации Запада"), а протесты против иммиграции, прокатившиеся по стране в январе этого года, стали крупнейшими за последнее время. Многие германские политики, включая Меркель, заняли жесткую позицию по отношению к антимусульманским движениям, но ущерб уже был нанесен.

Политика субподряда

Ни в Великобритании, ни в Германии правительства не смогли осознать сложность, эластичность и своенравие идентичности. Идентичность индивидуума возникает из отношений – не только личных, но и социальных – и постоянно мутирует.

Возьмем мусульманскую идентичность. Сегодня в европейских странах много говорят о так называемой мусульманской общине – ее взглядах, нуждах и стремлениях. Но концепция совершенно новая. До конца 1980-х гг. немногие иммигранты-мусульмане в Европе думали о принадлежности к такой общине. И дело было не в их немногочисленности. Во Франции, Германии и Великобритании к 1980-м гг. уже сформировались значительные общины выходцев из Южной Азии, Северной Африки и Турции.

Первое поколение иммигрантов из Северной Африки во Франции в основном было светски настроено, как и выходцы из Турции в Германии. Иммигранты первой волны из Южной Азии, приехавшие в Великобританию после Второй мировой войны, напротив, были более религиозны. Но даже они в первую очередь считали себя не мусульманами, а пенджабцами, бенгальцами или силхетцами. Они были набожными, но относились к своей вере легко. Многие мужчины употребляли алкоголь. Немногие женщины носили хиджаб, не говоря уже о бурке или никабе, которые полностью закрывают лицо. Большинство посещало мечеть лишь время от времени. Ислам для них не был всеобъемлющей философией. Вера определяла их отношения с Богом, а не священную идентичность в обществе.

Представители второго поколения британцев мусульманского происхождения, казалось, были еще меньше склонны идентифицировать себя со своей религией. То же самое касалось и тех, чьи родители были индуистами или сикхами. Религиозные организации оставались практически невидимыми в общинах. Организации, объединяющие иммигрантов, преимущественно были светскими и часто политическими: в Великобритании к таким группам относились Движение азиатской молодежи, боровшееся против расизма, и Ассоциация индийских работников, сосредоточившаяся на трудовых правах.

Лишь в конце 1980-х гг. вопрос культурных различий приобрел значимость. По иронии судьбы, более интегрированное и вестернизированное поколение оказалось более настойчиво в поддержании своих якобы имеющихся отличий. Причины этих перемен сложны. Отчасти они вызваны переплетением целого ряда масштабных социальных, политических и экономических процессов, которые протекали последние 50 лет, включая крах левых и подъем политики идентичности. Отчасти они обусловлены международными событиями, такими как иранская революция 1979 г. и война в Боснии в начале 1990-х годов. Эти факторы сыграли важную роль в становлении мусульманского самосознания в Европе. Отчасти они обусловлены европейской мультикультурной политикой.

Групповая идентичность не является естественной категорией, она возникает из социального взаимодействия. Но поскольку некоторые культурные категории получили официальный мандат, идентичность отдельных групп была закреплена. Создав каналы финансирования и политического влияния через этнические организации, правительства обеспечили некую форму аутентичности одних этнических групп, а другие были ее лишены.

Мультикультурная политика нацелена на возведение моста между государством и общинами меньшинств, при этом организации конкретной общины и их лидеры должны действовать как посредники. Вместо того чтобы обратиться к мусульманам или другим меньшинствам как к гражданам, политики склонны полагать, что меньшинства по-настоящему преданы только своей вере или этнической общине. Фактически правительства передают свои политические обязательства лидерам меньшинств как субподрядчикам.

Однако такие лидеры редко бывают типичными представителями своих общин. Это неудивительно: ни одна группа лидеров не может адекватно представлять единую общину белых. Некоторые белые европейцы являются консерваторами, многие – либералами, другие – коммунистами или неофашистами. Большинство белого населения не идентифицирует свои интересы именно как "интересы белых". У белого христианина, вероятно, больше общего с черным христианином, чем с белым атеистом; белый социалист скорее всего рассуждает так же, как социалист-бангладешец, а не как белый консерватор и т.д. У мусульман, сикхов и афрокарибцев все точно так же; в этом и заключается фундаментальный порок мультикультурализма.

Ассимилируйтесь сейчас

Французская политика ассимиляции обычно рассматривается как полярная альтернатива мультикультурализму, который французские политики гордо отвергли. В отличие от остальной Европы, настаивают они, Франция относится к каждому индивидууму как к гражданину, а не как к представителю расовой, этнической или культурной группы. Однако в действительности Франция так же социально разобщена, как Германия или Великобритания, и удивительно схожим образом.

Вопросы французской социальной политики и социальных противоречий вновь оказались в центре внимания в январе этого года, когда в Париже группа исламистов застрелила 12 человек в редакции сатирического журнала Charlie Hebdo и четырех евреев в кошерном супермаркете. Французские политики уже давно считали, что именно мультикультурная политика взрастила доморощенных джихадистов в Великобритании. Теперь им пришлось отвечать на вопрос, почему такие же террористы появились во Франции, которая придерживается политики ассимиляции.

Часто утверждают, что во Франции около пяти миллионов мусульман – это крупнейшая мусульманская община в Западной Европе. На самом деле выходцы из Северной Африки, которых обычно включают в эту группу, никогда не представляли единую этническую или религиозную общину. Иммигранты из Северной Африки были вполне светскими и часто враждебно относились к религии. Доклад Исследовательского центра Pew 2006 г. показал, что 42% мусульман во Франции в первую очередь идентифицируют себя как французских граждан – этот показатель выше, чем в Германии, Испании или Великобритании. В последние годы ислам привлекает все больше людей. Но даже сегодня, по данным Ifop 2011 г., лишь 40% идентифицируют себя как правоверных мусульман и лишь 25% посещают пятничную молитву.

Выходцев из Северной Африки во Франции часто называют иммигрантами. На самом деле большинство из них – французские граждане во втором поколении, они родились во Франции и являются такими же французами, как избиратели, голосующие за Национальный фронт. Однако использование терминов "мусульманин" и "иммигрант" в отношении французских граждан североафриканского происхождения неслучайно. Это часть процесса, посредством которого государство отталкивает таких граждан как чужаков, реально не входящих во французскую нацию.

Как и в Великобритании, первое поколение иммигрантов, приехавших во Францию после Второй мировой войны, столкнулось с расизмом, а второе поколение уже не склонно мириться с социальной дискриминацией, безработицей и жестокостью полиции. Они организованы, в основном через светские организации, готовы выйти на улицы, и часто протесты заканчиваются насилием. Мятежи, прокатившиеся по Франции осенью 2005 г., продемонстрировали раскол в обществе так же очевидно, как беспорядки в Великобритании за 20 лет до этого.

В 1970-е и начале 1980-х гг. французские власти заняли довольно спокойную позицию по мультикультурализму, проявляя толерантность к культурным и религиозным различиям во времена, когда немногие представители меньшинств формулировали свою идентичность с точки зрения культуры или религии. Президент Франсуа Миттеран даже ввел слоган "право на различия" (le droit à la différence). Но когда напряженность внутри североафриканских общин стала открытой, а Национальный фронт превратился в политическую силу, Париж отказался от этого подхода и занял более жесткую позицию. Беспорядки 2005 г. и недовольство, которое они выражали, были представлены не как реакция на расизм, а в большей степени как проявление растущей угрозы ислама в стране. В принципе французские власти отвергали британский мультикультурный подход. Однако на практике они относились к североафриканским иммигрантам и их потомкам "мультикультурным" образом – как к единой, преимущественно мусульманской общине. Опасения по поводу ислама стали отражением более глубинных тревог, связанных с кризисом ценностей и идентичности во Франции.

Широко обсуждаемый опрос 2013 г., проведенный группой Ipsos и Центром политических исследований при Парижском институте политических исследований, показал, что 50% населения Франции считают, что экономический и культурный "упадок" страны был "неизбежен". Менее трети полагали, что французская демократия функционирует хорошо, а 62% считали "большинство" политиков "коррумпированными". Исследование показывало раскол во Франции, разделенной по племенному признаку, отчужденность от основной политики, недоверие национальным лидерам и недовольство мусульманами. В заключение говорилось, что преобладающее настроение в обществе – страх.

В Великобритании мультикультурная политика являлась признанием более фрагментированного общества и одновременно – причиной этой фрагментации. Парадоксально, но во Франции политика ассимиляции имела тот же эффект. Столкнувшись с не доверяющим им и не вовлеченным в политический процесс обществом, политики попытались утвердить единую французскую идентичность. Но поскольку четко определить идеи и ценности, характерные для страны, не удалось, они действовали путем распространения враждебности к чужеродным символам – например, запретив ношение бурки в 2010 году.

Вместо того чтобы принять североафриканцев как полноценных граждан, французская политика старательно игнорировала расизм и дискриминацию, с которыми они сталкиваются. Многие во Франции воспринимают граждан североафриканского происхождения не как французов, а как арабов или мусульман. Но второму поколению североафриканцев одинаково чужды культура и традиции их родителей, в том числе традиционный ислам, и французское общество в целом. Они оказались не между двух культур, как часто утверждают, а без какой-либо культуры. В результате некоторые из них обратились к исламизму, а часть выражает зародившуюся ненависть через джихадистское насилие.

В то же время французская политика ассимиляции усугубила ощущение невовлеченности среди рабочего класса. Социогеограф Кристоф Гилюй ввел термин "периферийная Франция" для обозначения людей, "вытесненных деиндустриализацией и джентрификацией из центров городов" и "живущих вдали от центров принятия экономических и политических решений в состоянии социальной неинтегрированности". Поэтому они испытывают чувство "социальной исключенности". Периферийная Франция возникла в результате экономических и политических изменений. Но, как и некоторая часть североафриканских общин, она склонна рассматривать свою маргинализацию сквозь призму культурной и этнической идентичности. По данным упомянутого опроса 2013 г., семь из десяти человек полагают, что "во Франции слишком много иностранцев", а 74% считают ислам несовместимым с французским обществом. Представление ислама как угрозы французским ценностям не только усилило политическую роль культуры, но и обострило разочарование общества в современной политике.

В прошлом недовольство внутри североафриканских или белых общин рабочего класса привело бы к прямым политическим действиям. Но сегодня обе группы выражают свои жалобы через политику идентичности. Расистский популизм и радикальный исламизм являются выражением одной и той же проблемы – социальной невовлеченности в эпоху политики идентичности.

Другой путь

Мультикультурализм и ассимиляция – разные варианты ответа на одну и ту же проблему – фрагментация общества. Однако оба варианта только ухудшили ситуацию. Поэтому пора прекратить бесплодные дискуссии о двух подходах и двигаться дальше. Для этого нужно провести три разграничения.

Во-первых, Европа должна отделить многообразие как существующее явление от мультикультурализма как политического процесса. Опыт жизни в обществе, ставшем многообразным из-за массовой иммиграции, нужно приветствовать. Попыткам институционализировать многообразие путем формального признания культурных различий нужно сопротивляться.

Во-вторых, Европе следует отличать невосприимчивость к цвету кожи от слепоты к расизму. Большую ценность имеет стремление сторонников ассимиляции относиться ко всем как к равноправным гражданам, а не как к носителям специфической расовой или культурной истории. Но это не означает, что государство должно игнорировать дискриминацию по отношению к конкретной группе. Гражданство не имеет смысла, если к разным классам граждан относятся по-разному, и неважно, происходит ли это из-за политики мультикультурализма или из-за расизма.

Наконец, Европе пора провести разграничение между людьми и ценностями. Сторонники мультикультурализма утверждают, что социальное многообразие разрушает возможность существования общих ценностей. Точно так же сторонники ассимиляции полагают, что такие ценности возможны только в более однородном в культурном – а в некоторых случаях в этническом – отношении обществе. И те и другие воспринимают общины меньшинств как однородные группы, объединенные определенным набором культурных характеристик, верований, взглядов и ценностей, вместо того чтобы видеть в них составные части современной демократии.

Реальная дискуссия требуется не между мультикультурализмом и ассимиляцией, а между двумя формами первого и двумя формами второго. Идеальная политика возьмет от мультикультурализма принятие реального многообразия, а не тенденцию институционализировать различия. От ассимиляции – стремление относиться ко всем как к гражданам, а не тенденцию строить национальную идентичность, определяя некоторые группы как чуждые нации. На практике европейские страны поступили наоборот. Они реализовывали мультикультурную политику, помещая общины в ограничительные рамки, или проводили политику ассимиляции, дистанцируя меньшинства от основной части общества.

Двигаясь вперед, Европе нужно вновь открыть для себя прогрессивное чувство универсальных ценностей, от которых отказались многие либералы, хотя и по разным причинам. С одной стороны, существует левый сектор, сочетающий релятивизм и мультикультурализм и утверждающий, что сама идея универсальных ценностей в определенном смысле является расистской. С другой стороны, есть другие, например, французский сторонник ассимиляции Бернар-Анри Леви, который настаивает на продвижении традиционных ценностей Просвещения, но предлагает делать это таким дикарским образом, что обрекает на столкновение цивилизаций.

В Европе также преобладает мнение, что иммиграцией и интеграцией нужно управлять через государственную политику и институты. Но реальная интеграция – неважно, иммигрантов или коренного населения – редко происходит по решению государства; она формируется благодаря гражданскому обществу, личным связям между людьми и организациям, которые создаются этими людьми для продвижения общих политических и социальных интересов. Именно подрыв таких связей и институтов, оказавшихся столь проблемными, объединяет крах политики ассимиляции и мультикультурализма и объясняет, почему социальная невовлеченность стала характерной чертой не только иммигрантских общин, но и общества в целом. Чтобы восполнить ущерб, нанесенный невовлеченностью, и возродить прогрессивный универсализм, Европе необходима не столько новая государственная политика, сколько обновление гражданского общества.


Кенан Малик – колумнист The International New York Times, автор книги "В поисках морального компаса: глобальная история этики".
4 мая 2015

Источник - globalaffairs.ru
Постоянный адрес статьи - https://centrasia.org/newsA.php?st=1431379980


Новости Казахстана
- Мажилис принял закон "О производстве и обороте органической продукции" во втором чтении
- Олжас Бектенов обсудил с представителями банка Société Générale вопросы привлечения частного капитала в страну
- Олжас Бектенов заслушал информацию о проводимых противопаводковых работах
- Олжас Бектенов обсудил с директором по разведке и добыче ENI Лукой Виньяти реализацию совместных проектов и наращивание казсодержания на Карачаганаке и Кашагане
- Кадровые перестановки
- Казахстан примет участие в III форуме межрегионального сотрудничества в СУАР
- Министр иностранных дел Казахстана встретился с Государственным секретарем США
- Сенаторы: Реализуемые инновационные проекты оторваны от потребностей предприятий и реального сектора экономики
- О комиссии по выборам ректоров
- Кто наживается на деле Стати и вернутся ли потраченные сотни миллионов долларов?
 Перейти на версию с фреймами
  © CentrAsiaВверх