Изменилось ли отношение казахстанцев к победе в Великой Отечественной войне? Насколько вписываются в контекст истории так называемые "новые герои", вроде Мустафы Шокая? Страдают ли жители РК от "постколониального синдрома"? В ответах известных экспертов эти и многие другие вопросы находят неожиданное преломление.
Экспертам был предоставлен перечень вопросов, напрямую связанных с нынешним переосмыслением советского исторического периода:
1. Каким образом вы оцениваете восприятие Великой Отечественной войны и советской истории в современном обществе? Носит ли оно положительный или отрицательный характер? Как вы воспринимаете тезис "это была не наша война"?
2. Воспринимаются ли обществом исторические уроки? Какие изменения в трактовку истории вносят появившиеся в последнее время "новые герои" (яркий представитель данной когорты Мустафа Шокай).
3. Чем опасна фальсификация истории и насколько это явление, по вашему мнению, распространено?
4. Какой смысл вкладывается в распространившийся термин "постколониальный синдром"? Ощущаете ли вы влияние указанного синдрома на себе?
Профессор, академик, ректор университета "Туран", президент Ассоциации вузов РК Рахман Алшанов считает, что фронтовики-казахстанцы сделали выбор в те грозные годы, и тезис "не наша война" возник в результате непонимания исторической реальности.
– У подавляющего большинства казахстанцев отношение к Великой Отечественной войне не изменилось. Вместе с тем имеются попытки героизации "новых героев", в частности, Мустафы Шокая. С точки зрения тех, кто пропагандирует эту историческую личность, Шокай не сотрудничал с фашистами, он помогал и сочувствовал соотечественникам, и умер в самом начале войны. Тем не менее, очень мало найдется жителей нашей страны, желающих переписать историю ВОВ – слишком большую цену заплатили в ней казахи, казахстанцы. В отличие от Украины и других стран постсоветского пространства, борьба за переписывание исторического канона у нас идет далеко не так активно.
Тезис "это не наша война" – ошибочен. Возможно, его сторонники просто не представляют себе, что если бы Казахстан не принял участие в той войне, и гитлеровцы не получили бы дополнительного сопротивления, еще неизвестно, что было бы сейчас на нашей земле. Фашисты изначально ставили задачу уничтожить не арийцев, а как известно, казахи, как и славяне, никоим образом к народам, привилегированным с точки зрения нацистской идеологии не принадлежат. То, как поступали с народами, не вписывающимися в нацистский порядок, отлично было видно на примере евреев и цыган. Хорошо рассуждать сейчас, спустя 70 лет, а тогда ситуация к долгим размышлениям не располагала. Если это "не наша война", тогда бы гитлеровцы не расстреливали пленных казахов, как и других пленных красноармейцев. Ведь Туркестанский легион – это лишь небольшая часть призванных на войну казахов, а большинство сражались на фронтах. Бауыржан Момышулы и тысячи фронтовиков из нашей республики могли бы почувствовать, что воюют на "неправильной" стороне, но вместо этого они пошли на фронт, воевали и погибали
Рассуждения о "постколониальном синдроме" сегодня стали просто штампом. Придуман он для того, чтобы как-то выделиться, поспекулировать на "скользкую" тему. То, что Казахстан был колонией – факт, который никто не отрицает. Вместе с тем, посмотрите, сколько было построено предприятий, сколько сделано вложений в инфраструктуру, в социальное развитие, построены университеты, школы, больницы. В советские годы создавались целые города. Поэтому говорить о колониализме в чистой форме, о том, что всех нас эксплуатировали, неверно и не совсем уместно. Да, были проблемы, связанные с распределением каких-то благ, но и вложено в Казахстан было немало. Говорить о том, что отсюда только забирали – несправедливо, в этом плане политика Советского Союза оставалась сбалансированной. На себе я постколониальный синдром никогда не ощущал.
Политолог Эдуард Полетаев уверен, что западный опыт взаимоотношений между государствами нельзя слепо переносить на постсоветское пространство.
– Отношение к событиям Великой Отечественной войны в Казахстане носит традиционный характер. С точки зрения советской истории оно не слишком изменилось, не пережило тех метаморфоз, какие произошли, например, в странах Балтии, в Грузии, на Украине. В принципе, казахстанское восприятие совпадает с той мемориальной культурой памяти, которая имеет место быть в Российской Федерации, и в Белоруссии. Кратко это ощущение можно описать так: наследие победителей. То есть Казахстан не представляет себя как жертву в той войне, жертву интересов каких-то внешних крупных сил, а относится к себе, как к стране, внесшей большой вклад в победу. Причем не только на фронтах, где погибло практически столько же казахстанцев, сколько англичан и французов вместе взятых, но и в плане тылового обеспечения. Сюда входит и работа эвакуированных заводов и фабрик, производство военной и другой продукции, и приют, данный тысячам беженцев.
Если мы говорим о возникающих новых героях военных лет, то, прежде всего, нужно отметить, что прошло много времени, и потому происходит некоторая переоценка. Но не в плане пересмотра итогов ВОВ и вклада в нее Казахстана, скорее, в плане появившейся большей свободы слова и заполнения "белых пятен" истории, начатого еще в годы перестройки. Открытые архивы изменили понимание истории с той точки зрения, что ряд личностей прежде были малоизвестны, либо их деятельность замалчивалась. К такой неоднозначной фигуре, в частности, и относится Мустафа Шокай, поскольку его роль в событиях войны имеет разную оценку. Его имя до сих пор вызывает дискуссии о том, кем он был на самом деле. Однако значимость этой фигуры несоизмерима со значением в общественном мнении того вклада, который казахстанцы внесли в победу над фашистской Германией.
Так называемый тезис "это была не наша война", конечно, несет негативный оттенок, имеющий, я бы сказал, психологические последствия. Связано его появление с тем, вероятно, что у сторонников такой точки зрения отцы и деды не воевали, и у них не прослеживается связь с военным временем. С этой точки зрения они пытаются изобразить происходившее на фронтах ВОВ как битву двух политических сил – коммунизма с фашизмом, а свой народ – жертвой, против воли вовлеченной в "котел". Я думаю, что подобные люди едва ли могли бы появиться в 40-х годах, и ситуация видится им такой спустя 70 лет. Сегодня вообще уместно ставить вопрос о том, справились бы мы в настоящий момент с фашизмом? Ответить уверенно "да" нельзя. Постсоветское пространство очень сильно разобщено, в том числе, и подобными заявлениями, носящими, на мой взгляд, идеологический характер.
Тем не менее, на суть происходящего такие оценки особенно не влияют, хотя, действительно, дискуссии ведутся в социальных сетях, но массового распространения они не получают. Тысячи и сотни тысяч казахстанцев ежегодно приходят к мемориалам ВОВ, участвовали в Бессмертном марше, что говорит о традиционном восприятии истории.
В политологии термин "постколониальный синдром" применяется очень часто. Теоретически это термин общий, однако, он предусматривает определенные специфические черты ментального ощущения жителей стран, которые недавно получили независимость. Но придать термину единый смысл для всех стран, переживающих подобный опыт, находящихся, к тому же, в разных частях планеты, довольно тяжело. То есть, одни проявления синдрома характерны для стран Восточной Европы, которые сохраняли официальную независимость, но к ним часто применяется данный термин, поскольку они вышли из-под влияния Советского Союза, когда распался восточный блок. Постколониальный синдром в странах Африки, также пережившей парад суверенитетов в 60-х годах, уже носит совершенно иной характер. Даже постсоветское пространство демонстрирует серьезную разность в этом вопросе. Скажем, в Казахстане не было череды переворотов и смен власти, переход к рыночной экономике и строительству нового государства прошел с меньшими социально-политическими потрясениями, чем в некоторых странах Кавказа, или например, без гражданских войн, как в Таджикистане. Поэтому я считаю, что слепо применять к Казахстану термин "постколониальный синдром" не совсем корректно. Возможно, в каких-то вещах он и проявляется. Допустим, когда в начале 90-х годов ухудшилась экономическая ситуация, достаточно большое число людей переехало на ПМЖ на свои исторические родины, в Россию или Германию – это тоже часть упомянутого синдрома. Например, очень много французов уехало из Алжира и Туниса, когда эти страны получили независимость. Но такой процесс нельзя считать полноценным проявлением "постколониальной ментальности".
Неприязнь, условно говоря, к бывшей метрополии также можно отнести к синдрому, поскольку "метрополия" не воспринимается равной по отношению к прежней "колонии", так, очевидно, представляется сторонникам такой точки зрения. Воспринимается как государство, еще таящее надежды вернуть все на круги своя – это западные схемы восприятия, подчеркнутые в западной теоретической политологии. Они, я бы сказал, не совсем ложатся на канву того, что произошло на постсоветском пространстве. Прежде всего, потому что того государства нет, оно развалилось. Английская империя, быть может, формально перестала быть империей, но осталась Великобритания, Франция осталась, опять же, Францией, а Советского Союза уже не существует. Некоторые вещи попросту излишне демонизируются, в первую очередь, демонизируется Российская Федерация, как страна-наследница советской империи. Хотя те принципы и нормы, с которыми она пытается выстроить свои взаимоотношения с соседями, не носят постколониальный характер.
Безусловно, опасения по отношению к России присутствуют, в основном они продуцируются даже не столько в СМИ, сколько в социальных сетях. Политика официальной прессы исходит из того, что РФ и Казахстан – союзники, и публикация подобных мнений может дискредитировать то, что выстраивалось долгие годы в плане добрососедства и сотрудничества. И я уверен, что такие мнения не носят масштабный или повальный характер, их поклонников не очень много. Тем не менее, это также часть синдрома, о котором мы говорим.
Зачастую концепция "опасений" формируется у людей, побывавших за рубежом, получивших там какие-то идеи у тех или иных зарубежных авторов и авторитетов. Повторюсь, что такую трактовку я не считаю присущей постсоветскому пространству.
Что касается другой стороны синдрома – возможно, каких-то надежд на Россию у этнически некоренного населения РК, то все страны, имеющие за рубежом крупные диаспоры, так или иначе пытаются оказывать им ту или иную помощь. Она может носить разовый характер, относиться к культурной сфере, и это касается не только РФ, внедрившей, например, программу "Соотечественники", проводящей культурные и спортивные мероприятия, также поступают и многие другие государства. Допустим, Польша помогает этническим полякам, проживающим в нашей стране, благодаря чему они могут получить бесплатное высшее образование на исторической родине. Германия тоже достаточно долгое время проводила политику переселения соотечественников. Это весьма примечательное явление при формировании новых государств, когда часть этнических общностей внезапно остается вне своей основной, так сказать, территории проживания. В какой-то степени я понимаю различные сомнения и колебания, поскольку тоже родился в Советском Союзе, первый паспорт получил в этой стране. Конечно, мне, как и многим другим был нужен период адаптации для существования в новых реалиях, и у меня данный процесс прошел спокойно и безболезненно. Так что лично у себя я постколониального синдрома не наблюдаю.
Генеральный директор корпоративного фонда "Центр социального партнерства" Нурлан Еримбетов убежден, что пробелы в знаниях о войне у молодого поколения должны восполнить те, кто впитал память о подвигах ветеранов с детства.
– Фальсификация (истории – ред.) идет из-за границы. Для сегодняшнего молодого поколения все равно – что война где-то далеко, что Великая Отечественная, они не росли на таких великих понятиях, как подвиг и защита родины, как росли мы. И в этом упущение нашего поколения. Сегодня нет соответствующих ориентиров, молодежь не ходит по местам боевой славы, гибели фронтовиков, не изучает историю войны в музеях. Великая Отечественная перестала быть темой внеклассных занятий и темой раскрытия секретов истории. Я считаю, что молодые утратили ощущение подвига отцов, в котором мы жили. Фальсификация идет, это вечная проблема, история всегда фальсифицировалась. К сожалению, историки молчат, молчат политики, молчат образованные в этом отношении депутаты.
Я считаю, что тезис "не наша война" выдвигают противники нашей страны, в этой стране и живущие. Есть те, кто говорят, что для казахов, для казахстанцев не было Великой Отечественной войны, что казахстанцы участвовали в отдельных сражениях Второй Мировой войны. Считаю, что это люди очень недалекие и я противник их точки зрения, потому что мой дед, наши деды и прадеды шли на войну защищать не георгиевскую ленточку, не какие-то отвлеченные постулаты, они шли защищать своих детей, матерей, внуков. А те, кто на этом сейчас спекулирует – дешевые политики, ищущие на такой теме хотя бы маленького признания, небольшого упоминания. Кроме того, эти люди не знают истории, слушают всякого рода иностранные мнения, и тупо, буквально идут на поводу. Когда я был студентом и учился в Подмосковье, ко мне подходили русские мужики, узнавали, что я казах, обнимали, жали руки и благодарили за то, что мои старшие родственники воевали и спасли от фашистов Подмосковье. Я своими глазами видел слезы этих пожилых мужчин с военными наградами на груди. Это были 80-е годы, с войны прошло много лет, но они до сих пор помнили.
Есть ли у нас "постколониальный синдром"? Я никогда в колонии не жил. Все. Я жил в Советском Союзе, я жил и живу в Казахстане, но никакой колонии я не знаю. Есть у нас так называемые политологи и политики, которые будут ощущать себя рабами в любой стране. А я всегда был хозяином своей жизни. Нет в Казахстане "постколониального синдрома", просто не надо прислушиваться к голосам политиканов, к голосам дешевых политологов, несостоявшихся ученых, не надо их слушать. Это их личные комплексы. Я не хочу даже этих людей упоминать. Даже в таких беседах, как наша, мы их возвеличиваем. Так и напишите: мне противно о них говорить. И вообще – собаки лают, а караван идет.
Web-издатель Джанибек Сулеев считает, что к изучению истории должен применяться комплексный подход.
– После развала Союза учебники истории поменялись, но в Казахстане я не могу назвать эти изменения радикальными. Настроения переписать историю в основном преобладают у тех, кто имеет доступ в интернет, именно там под новым углом рассматривают итоги Второй Мировой войны, выступают против термина Великая Отечественная война. Тезис "это была не наша война" на официальном уровне у нас не используется. Какие-то процессы идут, но говорить о них определенно пока трудно, тем не менее, попыток пересмотра истории в духе стран Балтии и Украины у нас не делается.
Что касается "постколониального синдрома", то советская власть основательно переработала подчиненное ей пространство, и здесь появились различные, до сих пор малоизученные социальные тенденции. В какой-то мере постколониальный синдром присутствовал и при Союзе, однако тогда о нем практически не говорили и не писали. Считается, что советская власть была ужасной и кровожадной. Безусловно, она такой была, но в ней присутствовала и мощная идеологическая составляющая, сглаживавшая многие острые углы. Синдром, о котором вы спрашиваете, тянется не с советских, еще с имперских времен, когда окраины империи, во всяком случае, азиатские, были далеки от многих достижений цивилизации, таких как телеграф или железная дорога. Советский Союз эти достижения на окраины принес, и когда сегодня идут виртуальные споры о том, что "жертвы того не стоили", эти тезисы нужно оценивать в комплексе.
В итоге в ходе имперско-советского социально-исторического уникального эксперимента здесь и синдром сложился совершенно уникальный. Причем исторические обоснования каких-то явлений, например, возникшей в период до независимости оседлости казахов, входит в противоречие с политическими и оба этих аспекта сегодня слабо изучены. Мне кажется, это вообще достаточно, если можно так сказать, устаревший вопрос, потому что пока мы рассуждаем об империях и колониях, приходят совершенно новые вызовы. Уже давно транснациональные компании, например, становятся сильнее государств и сильнее влияют на обстановку в мире, мы разбираемся с прошлым, а мир меняется. Грядут, возможно, куда более жестокие потрясения, кроме того, я бы сказал, что со стороны государства запрос на исследование, условно говоря, колониального времени также неярко выражен. И, быть может, в данном случае государство, которое не акцентирует на этом внимание, даже и право.

Азамат Ибраев