Революция Плохишей


несколько слов о Перестройке

"Раскройте рты, сорвите уборы:

По улице чешут мальчики-мажоры.

Раскройте рты, сорвите уборы -

На папиных "Волгах" - мальчики-мажоры".

Из репертуара "ДДТ".

…Украинский вояж Марии Гайдар вызвал много склок, шума и пересудов – о ней заговорили даже те, кто долгое время не были в курсе, что у Мальчиша-Плохиша (то есть, простите – у Егора Тимуровича) такая симпатичная, боевитая дочь. Некоторые товарищи тонко пошутили: заброска Маши в стан укров – это серьезный стратегический план по развалу Незалежной. Хотя, куда уж дальше разваливать-то? Но нет пределов совершенству, посему шутку я считаю вполне удачной. Но поговорить мне захотелось не о леди Мэри и ее креативном выборе. Живо вспомнился ее папа – демиург экономических реформ и "шоковый терапевт" постсоветского бытия. Самое тиражируемое лицо 1990-х, если, конечно, не считать разухабистого Бориса Николаевича. Впрочем, и Гайдар-внук – тоже всего лишь повод. Разве Плохишом оказался он один? Имя им – легион.

Перестройка – их золотой век. Час триумфа. Время, когда вальяжно-сытые мальчики-мажоры вышли на широкую дорогу, ведущую в небесный Лас-Вегас. Туда! Go West! Это их занимало все долгие и утомительные годы: сидя на папиных госдачах и вкушая поднадоевшую икорку, они грезили о небоскребах, огнях реклам и звуках джаз-бэндов. Казалось бы, у мальчиков-мажоров было все – автомобили, престижные факультеты заумных ВУЗов, комфортабельная бытность и все первые места – по умолчанию. Их предки рубились и воздвигали, натирали мозоли и гибли за новую счастливую жизнь. Писали о подвигах. Верили во что-то. Зачем-то. Их внуки желали совершенно другого. Точнее - большего. Толку-то – быть круче колхозника, сантехника или учительницы? Какой смысл в убогой роскоши по-советски? Интенсивно мечталось о многокрасочной dolce vita - как на картинке из буржуйского каталога. Перестроечная возня стала отправным пунктом! Сжигая партийные и комсомольские билеты, высмеивая и заплевывая "этот Совок", мальчики-мажоры рванули в западном направлении.

Немного истории! Феномен "золотой" молодежи, в принципе, характерен для любого общества, будь то Древний Рим, Франция времен Людовика XIV или, скажем, викторианская Англия, и везде эта элитная поросль вызывала недобрые чувства со стороны общества. Другое дело, что в Советском Союзе само ее наличие было чем-то, вроде "ошибки в расчетах", ибо в стране, которая семимильными шагами шла к построению Коммунизма, наличие юных циников-потребителей казалось досадным нонсенсом. Отсюда – осуждение, фельетоны и злобные карикатуры, вроде "Папиной ‘Победы’" (1950-е). Помните? Подвыпивший пижон-стиляга изображен близ шикарного авто. Примерно тогда же появился нашумевший материал под названием "Плесень" (1953), где четко говорилось: все эти зарвавшиеся подонки – сыновья именитых или же обеспеченных родителей. Ребятки не просто гуляли в Коктейль-холле и зависали в ресторанах – они, в конечном итоге, пошли на преступления. Авторы не постеснялись перечислить: "Андрей Передерий – сын крупного ученого. У Александра Лехтмана мать – кандидат технических наук. Отец Альберта Пнева – полковник в отставке. Не испытывала материальных затруднений и семья Анатолия Деева". Замечу - в 1950-х годах элиту общества составляли именно ученые и военные, а не поп-звезды, стилисты и дизайнеры, поэтому подразумевалось, что сыновья полковников просто обязаны слыть аристократами духа! Позволю себе процитировать строки, написанные легендарным детским писателем по фамилии… Гайдар: "Платон Половцев… Он прямой, высокий с потертым орденом на полувоенном френче. Слава его скромна и высока. Он дорожил своим честным именем, которое пронес через нужду, войны, революцию" И тут же подростковые мечты Нины Половцевой - дочки: "Может быть, куда-нибудь полечу. Или, может быть, будет война". Но время шло, и менялись ценности – идеи измельчали рядом с вещами, а культ потребления завлекал все новых и новых адептов. Возник целый социальный тип, воплотившийся в рязановском "сыне Милосердова". Помните такого персонажа из кинофильма "Гараж"? Молодой человек – вальяжен, равнодушен, где-то даже симпатичен. Он привык к тому, что ему все несут на тарелочке. У нет ни заслуг, ни имени – он просто сын некоего начальника по фамилии Милосердов.

Но подлинный триумф мажоров наступил именно в эпоху Перестройки. Вспомним злободневную прессу конца 1980-х. Что там писалось о богатеньких отпрысках? Да, термин "мажор", вошедший в моду с легкой руки Юрия Шевчука, имел тогда хождение не во всех городах. В фельетонах и статьях бытовало сложное, неудобоваримое словечко - "хайлайфисты" (от ‘high life’ – высший свет, бомонд). В основном же их называли крутыми, фирменными и - фирмовыми, навороченными, деловыми, солидными etc. "Я была солидной девочкой, как говорили у наших" - писала в редакцию журнала "Юность" (№8. 1987) некая разочарованная хайлайфистка по имени Юнона. Кстати, не удивлюсь, если все эти письмена сочиняли в самой редакции. Тем не менее, из этих статей мы узнавали, что солидно-фирменные девушки должны были вести себя следующим образом: "Каждый вечер я выкуривала треть ‘Мальборо’ (треть сигареты, конечно), вела беседы о моде, слушала последние записи, принимала изысканные комплименты от молодых людей с накачанными мышцами и руками, на которых невозможно было увидеть мозоли".

Кстати, очень часто эти молодые люди могли быть эрудированными, подтянутыми и активными, но при этом все их интересы крутились вокруг понятия "престиж". Основой их стиля было именно статусное потребление – приобретение вещей или услуг, выделяющих человека из толпы. Кроме всего прочего (это снова мадемуазель Юнона): "…От девушки требовалось: красота, ухоженность, интеллект, обаяние, умение быть звездой-загадкой, умение быть сумасшедшей". Многие хайлайфисты занимались теннисом, горнолыжным спортом, плаванием. Однако они посещали именно те бассейны, в которые было очень трудно достать абонемент. Не просто плавать, а в "элитном" месте. Спектакли, выставки и концерты, на которые ходил мальчик-мажор, тоже должны были отвечать вышеозначенному требованию. Причем, это могло быть не только выступление модного поп - идола, но и гастроли знаменитого скрипача. Тут оказывался важен именно факт "дефицитности", модности, крутости. В мажорных кругах было принято "любить" поэтов Серебряного века, импрессионистов, экзистенциалистов, разговаривать между собой английском языке, небрежно произносить наименования крупнейших мировых фирм…

Именно вот эта небрежность и была их отличительным знаком – можно было иметь фирменные "шмотки", знать все новейшие альбомы модных групп, но при этом не вписываться в high life из-за своего неумения относиться к благам чуть-чуть презрительно, как к обыденному факту своей биографии. Настоящий мажор никогда не показывал, что вещь или билет на спектакль достались ему (точнее - его родителям) с большим трудом. В его мире все происходило непринужденно и без проблем. Вместе с тем, ребенок большого начальника (или крупного ученого), не имевший доступа к особым материальным благам, вовсе не считался мажором. Даже в 1980-е годы имели место такие реликтовые экземпляры, как сыновья заводских директоров, начинавшие свой трудовой путь на том же (или на другом) заводе простым рабочим. Больше того – с ненавистью глядя на спесивых боссов, простые смертные старались … тут же им подражать. Надо пристроить ребенка в институт! Надо купить ему кооперативную квартиру и авто! Именно эта всенародная устремленность к "престижу", точнее – тотальная зависть к мажорским дачам/джинсам/Sharp-ам сыграла важнейшую роль в формировании нашего …Светлого Будущего.

А помните молодежное кино 1980-х? В большинстве этих картин самыми большими гадами представлялись именно сынки начальников и чинуш. Мальчик на папиной черной "Волге", увешанный плеерами, напичканный English-ем (из полузакрытой спецшколы), нацеленный на МГИМО с последующими загранкомандировками. Высокомерный отпрыск, знающий вкус всех жвачек мира и запахи дорогих парфюмов, а также различающий бренды, тренды и умеющий по первым трем нотам угадать хит с нового диска модной певицы. Зажравшемуся франту противопоставлялся правдолюбивый неформал с колючими глазами. Считалось: именно мажор – главный враг животворных перестроечных процессов, как, впрочем, и его папа-босс с извечным лозунгом: "Не пущать!"

Итак, садитесь поудобнее – у нас обзорный киносеанс. В культовой молодежной драме "Курьер" (1986) главный герой Иван (житейски умен, слегка циничен, но, разумеется, добр и прекрасен душой) попадает в компанию хай-лайфистов - юные полудурки жадно смотрят по видео какое-то кунг-фу, попивают импортное пойло и хвалятся друг перед другом невыносимой крутизной, понятной только в позднем СССР. Особенно запоминается одна смуглая, большеносая фифа - листая журнал мод, она уверяет окружающих, что такой отстой в Париже давно уже не носят. В ответ на это Иван устраивает шоу с потреблением французского парфюма вовнутрь. Мажорство лечится только шоковой терапией. Разумеется, нам показывают, что мир Ивана и - мир позднесоветского high-life-а с его видюшными страстями никак не могут пересекаться. Или вот - кино под нехарактерным для советского проката названием "Соблазн" (1987). Девочка, живущая в непрезентабельной хрущевке, воспылала страстью к мальчику из элитной среды, для чего и опыталась затесаться в чужой для нее социум. Красиво солгала. Немножко предала. Финал сказки о Золушке оказался много печальнее, чем мы привыкли ожидать - перестроечную Сандрильону грубо и смачно измордовали одноклассницы-богачки. Правда, она им ответила – и тоже при помощи кулаков. Но суть не в этом – ее жизнь никогда не будет прежней. Что нам хотели сказать? Только одно: мажорная среда – блескучая дрянь, и соваться туда незачем. Культ тряпок и мещанской пошлости, помноженный на вседозволенность.

Да. Хороших мажоров в перестроечном кино попросту нет. Совсем. Если крутые фирмачи появляются на экране, стало быть, сейчас нам покажут либо пошлость, либо - подлость, либо - даже преступление. Для солидного мальчика нет запретных и табуированных тем. В "Дорогой Елене Сергеевне" (1988) именно крутой сынок подбивает ребят на злодеяние. Смысл - ему-то при любом раскладе все сойдет с рук. Инфантильны, мерзковаты, подловаты. Отсюда образы конченой сволочи, как, например, в "Аварии - дочери мента" (1989). Замечу, что измываются над девчонкой не гопники и не какие-нибудь любера, а именно мажоры. Постоянно подчеркивалось, что именно хайлайфисты - главные адепты позднесоветской застойной системы, ибо только она дает им тотальную свободу и колоссальные возможности. Враги Перестройки! Очень мало, кто сейчас вспоминает так называемую борьбу с привилегиями, громкое закрытие магазинов сети "Березка" в 1988 году, разоблачение парторгов, превративших кормило в кормушку. Долой партократов и начальников! Или вот в забытой ныне, но довольно-таки примечательной картине "Публикация" (1988) травля пожилой учительницы происходит с подачи школьных мажоров. Им противостоят правильные, четкие пацаны с люберецкой закваской - типичные революционеры с неизбывной тягой к социальной справедливости. И – к перестроечному пафосу. Однако все это были лозунги, слова, плакаты.

Жизнь оказалась намного сложнее киносказок – именно ребятки из элитного стойла понимали: вся эта Гласность вкупе с Ускорением – только начало. Точнее – повод. Нужен взлом системы, а не капремонт. О, да. Комфортабельная дача, икорное изобилие и загранкомандировка – это, безусловно, круто. По сравнению с провинциальным инженером. Но разве это можно сравнивать …да хотя бы с жизнью преуспевающих адвокатов в Америке? Что можно иметь в обществе с плановой экономикой и с государственной монополией? Только дачу. Машину. Колечко с бриллиантом. Но никогда нам не быть мистерами-Твистерами, владельцами заводов-газет-пароходов! Что там пел Юра-музыкант: "Им хочется, бедным, в Майями или в Париж. / Сан-Ремо, Флорида - о, да, о, это престиж". Не только в Париж, но и на собственном самолете. Разве интересно быть сыном начальника некоей доходной конторы, если эта контора не перейдет потом по наследству? Можно обставить пятикомнатную квартиру "улучшенной планировки" любой шикарной мебелью. Водрузить в каждой комнате по видаку и по стереосистеме. Хоть в сортире сделать себе sound и слушать новый диск модной дивы. Но слетать на ее концерт? Эх, не балуй, деточка! Тесно и скучно. Поэтому надо ломать и – ломать окончательно. И тогда Плохиши ринулись перестраивать и перекраивать. Перестройка – революция Плохишей, которым хотелось не просто варенья, но – бочку варенья. Притом, в Буржуинстве. А народ? В тот момент он был только "за". Всем остро хотелось жвачку, дисков и джинсов. Не отставать же от фирмовых девочек?!

24 июля 2015