Участники Большой игры готовятся к забегу на длинную дистанцию

США на Ближнем Востоке используют тактику ранжирования угроз. Долгие годы главной проблемой региона считалась израильско-палестинское урегулирование. После событий 11 сентября 2001 года была объявлена борьба с "Аль-Каидой", сопряженная с появлением американцев и их союзников в Афганистане, а в 2003 году - и в Ираке. Потом ключом к решению всех проблем в регионе называлась ядерная программа в Иране, которая квалифицировалась как угроза для Израиля и арабских стран. В сентябре 2011 года в Северной Африке и на Ближнем Востоке был запущен проект так называемой арабской весны. Французская левацкая газета Libération оценила его как "возможность освобождения от "террористического кошмара" посредством "свержения тиранов", которые через "насилие и экстремизм, угнетение и отчаяние почти полностью подавили дух народов этого региона". Почти все западные политики и СМИ декларировали "скорый переход арабских стран к гражданскому обществу, при котором формирующаяся "личность" должна привести к появлению "гражданина", а так называемые "старые режимы" объявлялись "препятствием на пути модернизации арабского мира".

Мало кто обращал внимание на то, что речь шла о свержении в регионе авторитарных, но все же светских режимов; опальные с точки зрения Запада "арабские диктатуры" (Хусейн в Ираке, Каддафи в Ливии, Бен Али в Тунисе, Мубарак в Египте, Асад в Сирии), по выражению французской Le Monde, "долгое годы выступали в роли эффективных громоотводов", которые защищали и Европу от ближневосточных исламистских радикалов. Никого тогда не настораживал факт смены базовой характеристики в региональной подсистеме международных отношений, чем решила воспользоваться Турция, член НАТО, позиционировавшая себя "единственной демократией в регионе", которая может стать "образцом для других", модели демократической, светской, плюралистической структуры. По мере развития "арабской весны" Анкара пыталась заполнить геополитический вакуум, возникающий по периметрам ее границ. Внешне это делалось с учетом устремлений политической и части военной элиты к интеграции в Евросоюз, демократизации государственного управления. Однако за "демократизацией" скрывались устремления так называемых умеренных турецких исламистских сил, которые взяли на вооружение доктрину имперского мышления - неоосманизм, предполагающий отказ от идейно-политического наследия Мустафы Кемаля Ататюрка, основателя Турецкой Республики.

Ататюрк считал, что строительство "новой Турции" возможно на абсолютно иных принципах, через формирование надэтнической идентичности, "вовлечение" и "включение" в сферу своего влияния территорий бывшей Османской империи. Как писала по этому поводу турецкая центристская газета Radikal, речь шла о проекте "турецкой мечты", которую, как полагали в Анкаре, должны помочь ей осуществить западные союзники во главе с США. Вот почему Турция активно включилась в "арабскую весну", не размышляя о том, что расширение сферы своего влияния за счет наращивания турецкого экономического, политического и культурного присутствия приведет к проблемам во взаимоотношениях со странами арабского мира, которые вступили на путь интригующей геополитической трансформации, не позволяющей Анкаре выстраивать региональную политику балансировки и маневрирования. Так появился еще один феномен - "Исламское государство Ирака и Леванта" (ИГИЛ - организация, запрещенная на территории России), которое можно рассматривать как антитурецкий геополитический проект, хотя многие западные и российские эксперты больше склонны объяснять феномен ИГИЛ "ошибками, допущенными американцами в Ираке" или тем, что Запад "проспал" усиление этой джихадистской группировки. Конечно, ошибки у американцев были, однако невозможно отвергнуть их последовательность в регионе.

США в Ираке сделали ставку на шиитов с перспективой вовлечения в ход событий соседнего Ирана, а превращение суннитов в дискриминируемую часть населения неизбежно вело к вовлечению в события арабских стран, которые, по словам бывшего иранского представителя на переговорах по ядерной программе, а ныне преподавателя Принстонского университета, посла Сайеда Хоссейна Мусавиана, "на протяжении долгого времени инвестировали десятки миллиардов долларов в распространение экстремистской идеологии по мусульманскому миру". Одновременно открывался "коридор возможностей" и для курдов. Они долгое время боролись за право создать свое государство, оформление которого автоматически означало бы распад Ирака, Сирии и Турции. Теперь же, когда в Сирии у курдов есть широчайшая автономия, а Ирак лежит в руинах, под угрозой оказывается Турция. Тем более что объявив президента Сирии Асада "диктатором" и постепенно вовлекая Турцию в сирийские события, как писал в Washington Post Фарид Закария, "нынешний президент Турции Реджеп Эрдоган на завершающем этапе своего премьерства стал отходить от реформистской повестки дня и смещается в сторону социально-консервативной, исламистской и в высокой степени националистической линии". Он в изображении американских и европейских СМИ приобрел облик "турецкого Асада". Именно в тот момент американская дипломатия начала проявлять невероятные усилия для подписания в формате "шестерки" соглашения с Ираном по его ядерной программе, вступив на путь отмены санкций и вывода ИРИ из международной изоляции. А сейчас Вашингтон открыто рассуждает о возможности совместного противодействия ИГИЛ.

Так, заклятые враги - США и Иран - становятся тактическими союзниками в Ираке, где, по данным американских СМИ, иранские военные подразделения вступали в боевое соприкосновение с ИГИЛ. В свою очередь, Турция заявляет о присоединении к международной коалиции по борьбе с джихадистами, нанося удары не только по их позициям в Сирии и в Ираке, но и по лагерям Рабочей партии Курдистана (РПК) в Ираке. По мнению американского аналитического журнала Foreign Policy, решение Анкары о сотрудничестве с НАТО по борьбе с ИГИЛ может стать драматическим для будущего Турции, которая попадает в очередные клещи: в широком негласном альянсе с Ираном, что выступает на стороне Асада в Сирии, для Анкары более приоритетной задачей является свержение сирийского режима, нежели борьба с ИГИЛ. При этом Запад выбил из рук Анкары все аргументы, которые оправдывали ее политику в отношении Дамаска. Как отмечает французский журнал Slate, "никто не понимает, что намерена делать Турция в Сирии". Анкара думает, что инициатором активизации курдского вопроса является Асад, негласно признавший автономию курдов в Сирии, но ведь именно Запад поддерживает борьбу курдов против ИГИЛ. Более того, тот же Запад убеждает своих союзников и весь мир в том, что "битва с ИГИЛ будет иметь долгосрочный характер", и не очень стремится укреплять силы антиасадовской оппозиции.

Что касается России, то (несмотря на все противоречия с США) ей удается поддерживать с американцами отношения по ряду вопросов, включающих совместные действия на Ближнем Востоке. Большая игра продолжается, а ее участники готовятся к забегу на длинную дистанцию. Однако, как заявил глава МИД России Сергей Лавров, "для эффективной борьбы с террористической группировкой "Исламское государство" необходимо отказаться от двойных стандартов, в том числе в оценке президента Сирии Башара Асада". По его словам, Россия по-прежнему считает, что задача совместной борьбы с общей угрозой ИГИЛ "не является неразрешимой". Все идет к тому, что на театрах военных действий в Ираке и Сирии ситуация будет меняться в ту или иную сторону на фоне новой расстановки региональных и глобальных акторов. Кто раньше был врагом и считался угрозой, становится партнером, а кто был партнером - может оказаться в стане врагов.

Станислав Тарасов

Москва, 10 Августа 2015,