Восстание 1916 г.: вопросы трактовки в контексте современной политики

АШИМБАЕВ Данияр Рахманович,

главный редактор Казахстанской биографической энциклопедии, руководитель информационно-издательского

проекта "Кто есть кто в Казахстане" (Республика Казахстан)

Выступление на конференции в МГУ им. М.В. Ломоносова 18 сентября 2015 г.

Старый афоризм гласит "Никто так не изменил историю человечества, как историки". Если посмотрим на описание тех или иных событий в хронологическом порядке, то несложно увидеть изменение трактовок в соответствии с "духом эпохи". Сама историческая наука, если не возникла сразу в качестве таковой, то практически всегда было одной из производных функций государственной идеологии. Причем, любой идеологии каждого государства. От историков всегда требовалось обосновать права правителя на власть, права государства на ту или иную территорию или доказать и показать важность смены общественной формации.

XX век и отечественная история в этом плане не просто не стали исключением, но возвели идеологизированность истории в ранг искусства и государственной политики. Вначале это нужно было для идеологического обеспечения советской власти, затем, после распада СССР, для выстраивания новой идеологии и новой истории возникших на руинах СССР государств.

Если изучить тенденции современной историографии любого постсоветского государства, то становятся очевидными ряд общих черт. Во-первых, "удревление" национальной истории, обоснование права нации на нынешнюю государственность, независимость и, как минимум, современные границы. Во-вторых, выявление факторов, говорящих о "вековой борьбе" за эту независимость, процессе, начавшемся с древнейших времен и героически продолженном современными элитами. В-третьих, негативизация периода имперской и советской истории, т.к. критика данного периода позволяет отчеркнуть значимость нового этапа государственного строительства, социально-экономической политики и новой идеологии и обосновать вышеупомянутые права нынешних элит на власть и на производные функции этой власти. В-четвертых, что хорошо видно на примере современной Украины или Казахстана, географическое и хронологическое сужение исторического контента.

Так, мифологизация "голодомора", рассматриваемого исключительно в контенте отношений метрополии и Украины, позволяет государственной пропаганде ставить вопрос в плане "геноцида украинского народа". То же касается и политических репрессий 30-х годов: исключение общесоюзного контента позволяет сделать "вывод" о том, что речь идет о репрессиях в отношении той или иной национальной интеллигенции, управленческой элиты или народа целиком. Это что касается географического контекста. Сужение же временных рамок позволяет убрать причины, коллективизации, индустриализации или миграционной политики, и их последствия. Остается только фактор "перегибов" и проблем, возникающих с ее реализацией. За коллективизацией, правда, последовал рост сельскохозяйственного производства, обеспечивший во многом создание нынешней продовольственной базы нынешних национальных экономик. Индустриализация способствовала победе в Великой Отечественной войне, предопределила превращение Союза ССР в мировую сверхдержаву, а также заложила основы индустриального развития будущих новых независимых государств. Ведь речь идет, в первую очередь, о тех самых промышленных гигантах, энергетической и нефтегазовой инфраструктуре, ставших объектами пресловутых "залоговых аукционов" и "оффшорной приватизации", позволивших нынешней бизнес-элите занять места во всемирных списках миллиардеров.

Безусловно, перегибы при смене формаций всегда были, есть и будут, и их исключение из истории будет способствовать утрате опыта, знаний, который мог бы быть полезным в будущем, но, будем откровенно, очень сложно назвать государственную власть, которая бы умела делать выводы, исходя из прошлого опыта, даже своего собственного. Напротив, история стала заложницей текущего политического момента, а заодно и элементом массовой культуры. Речь идет не только о произведениях искусства – книгах, фильмах, мультфильмах, но и о депроффесионализации историков в целом. Сейчас каждый человек, обладающий воображением и умением излагать свои мысли, может писать статьи и книги по истории, опираясь не на материалы архивов, библиотек или археологических исследований, а на "собственное видение". В качестве примера можно привести цитаты из недавнего выступления одного казахстанского государственного деятеля: "История свидетельствует, что наш народ был чрезвычайно богат, носил одежду, расшитую золотом, ел из золотых блюд, ездил в золотом седле, а правители восседали на золотом троне. Собрания проводились в золотых дворцах. А мы – потомки того великого народа. Это никакое не преувеличение, это есть историческая правда. Всему есть подтверждения. Легенды, эпосы, сказания, дошедшие до нас из глубины веков"[1].

Особо важным аспектом новой современной историографии, действующей по государственному заказу и под давлением национал-популистской интеллигенции, является создание логического ряда, обосновывающего утрату прежней государственности, колониальную политику царизма и советской власти и ее негативное влияние на национальное развитие, факты, говорящие о национал-освободительном движении, которое увенчалось получением независимости и "современным прогрессивным развитием" под руководством правящих элит. Этот процесс был доведен до абсурда в Туркменистане, но надо признать, что вопрос характерен практически для всех остальных стран.

Одним из наиболее сложных вопросов для реализации этой государственной миссии является то обстоятельство, что история XX века дает не так уж много фактов национал-освободительной борьбы против пресловутой колониальной политики. Диссидентское движение – не в счет, поскольку оппонирование режимам со стороны его активистов и легализовавших зарубежных спонсоров и вдохновителей осталось фактом. История времен СССР не показывает значительного числа восстаний и акций протеста против советской власти и коммунистической партии, имеющих при этом именно национальный характер. Были восстания заключенных, беспорядки на социальной основе, но с национально-освободительным движением возникла проблема. В итоге, в ход пошла откровенная фальсификация. В качестве примера приведу историю одного студента, который в 50-е годы попал под следствие органов госбезопасности из-за высказываний в ходе дружеской и не вполне трезвой посиделки. Дело был закрыто практически сразу – из-за отсутствия причин. Студент сделал карьеру в государственных и партийных органах, как в советский период, так и в годы независимости. А по прошествии лет уже утверждал в интервью, что именно он создал первую национал-демократическую партию в Казахстане, разгромленную спецслужбами.

Подобная трактовка, хотя и в менее анекдотичной форме, в целом характеризует современные общественные исследования, к которым добавилось и активное внешнее воздействие. Западная советология, внедряемая ныне в качестве прогрессивного научного подхода, стала верным союзником и наставником новых или "переобувшихся" старых историков в плане негативизации образа Российской империи и Советского Союза. Мотивы этих действий и тогда, и сейчас достаточно очевидны. Взять хотя бы историю "Туркестанского легиона" или Мустафы Чокаева (Шокая).

С этой точки зрения было бы весьма интересным рассмотреть историю "народно-освободительных движений" и "массовых беспорядков" вне контекста их идеологического освещения. Ведь, по большому счету, опытный историк, политолог или идеолог всегда может обосновать их причины, исторический ход и последствия с необходимой точки зрения, опираясь на отдельные факты и свое личное или служебное видение ситуации. То есть, если логическим рядом будут события А, Б, В, Г, Д, то условный историк №1, использую А, В и Г обоснует события с точки зрения классовой борьбы, а историк №2, опираясь на Б, Г и Д, "сделает" их национальным движением.

----------

[1] Момынкул Б. Найти истину // Знамя труда. 2015. 5 ноября

Прежде чем, перейти к событиям 1916 года, хотелось бы сделать экскурс в историю иных подобных примеров из новейшей истории Казахстана. Каждое из них можно трактовать либо как элемент национально-освободительного движения, либо как "демократическое выступление против тоталитарной власти", но если внимательно изучить набор фактов, документы, свидетельства очевидцев, не с точки зрения выявления причин и следствий, а с точки зрения выстраивания и выявления логики процесса, то можно сделать ряд парадоксальных открытий. Безусловно, причины и поводы есть всегда, но когда речь идет о событии с участием достаточно большого числа людей, использованием средств агитации и т.д., всегда должен присутствовать определенный организационный фактор.

Примером подобных фактов могут быть события 1979 года – митинги и демонстрации в городе Целинограде (нынешней столице Казахстана) против создания в Казахской ССР Немецкой автономной республики. Им посвящен ряд книг – воспоминаний, сборников документов, монографий, в который рассказано о причинах, ходе митингов, принятых мерах по исправлению допущенных ошибок. Некоторые книги написаны работниками органов государственной безопасности[1]). И что характерно: авторы описывают причины, по которым руководство республики решило создать Немецкую АССР, историю вопроса, обусловленность создания ее в Казахстане, намеченный состав обкома и облисполкома, отношение к этому вопросу республиканского руководства, ход и анализ выступлений митингующих, какие меры были приняты партийными и советскими органами, службами внутренних дел и государственной безопасности, кто был наказан, но при этом ни в одной работе не сказано о том, как проходила агитация против автономии, как информация попала к населению, кто выбрал место для стихийного митинга, кто, в конце концов, подготовил листовки и плакаты. Если рассматривать события с этой точки зрения, то можно задуматься и прийти к выводу, а были ли акции протеста стихийными? Не стоял ли вопрос в таком контексте, что руководство Казахстана не могло высказаться против решения ЦК КПСС, но также не хотело поддерживать это решение, поскольку размещение Немецкой автономии на, как принято говорить в подобных случаях, "сакральных казахских землях" могло быть негативно воспринято в республике, а "стихийный", но организованный и политически корректный "народный протест" привел к удачному снятию вопроса с повестки дня.

То же самое можно сказать о событиях декабря 1986 года в Алма-Ате. События, трактовка которых варьировались от "массовых беспорядков", организованных то ли сторонниками Кунаева, то ли националистически настроенной молодежью, до "желтоксанской революции, положившей начало падения советского тоталитаризма". Один из очевидцев событий, работник ЦК Компартии Казахстана Едильбаев в своих мемуарах описывает события тех дней следующим образом: "Кто-то из демонстрантов выстрелил в мой кабинет из ракетницы. Окно разбилось, заряд прошел в 20 сантиметрах от моей головы, мебель в нескольких местах загорелась, начался пожар. Я не мог пошевелиться, так как был засыпан стекольными осколками и, видимо, какое-то время находился в шоке. Тут огонь, дым. Сотрудники стали тушить пожар. Потушили, очистили меня и оказали медицинскую помощь. В горячке от случившегося я выразился негативно в адрес стрелявших. Да и трудно было объективно оценить действия молодежи по ходу событий, находясь на службе и получая не всегда правдивую информацию. Позже, благодаря президенту, видным деятелям и уважаемым людям республики, восстановилась справедливость, была дана правильная политическая оценка гражданскому мужеству достойных дочерей и сыновей казахского народа"[2]. Комментарии, думаю, излишни.

О событиях 1986 года также написано много воспоминаний, изданы сборники документов, монографии, поставлен памятник, сложены песни и т.д. Про причины можно говорить весьма долго: коррупция руководства, перегибы национальной политики, ошибки в работе с молодежью, политические интриги бывшего/действующего руководства (с каждым годом тональность слегка менялась – в зависимости от ситуации в стране), но при этом опять-таки остался за бортом весьма важный фактор – организационный. Никто не искал агитаторов, ходивших по общежитиям и призывавших молодежь выйти на площадь, никто не искал тех, кто формировал колонны и выводил их на площадь, тех, кто изготовил плакаты с требованием отметить решение ЦК КПСС о смене руководства республики и, можно подчеркнуть, назначении на пост руководителя республики человека со стороны (ни соратника Кунаева, ни представителя тех групп, что уже в открытую выступали против Кунаева). Если внимательно посмотреть на историю "декабрьских событий" в истории Казахстана, то в каждый конкретный момент каждой конкретной руководящей группе они были весьма выгодны самим фактом своего существования. Одним – для демонстрации ошибок прежнего руководства, другим – как повод для кадровых чисток, третьим – как факт "национал-освободительного выступления", которыми история, как Казахстана, так и Центральной Азии в целом во второй половине XX века, особенно не располагала – к огорчению национал-патриотических сил, один из представителей которых заметил, что, "к сожалению, независимость досталась бескровно, без проявлений героизма и без борьбы". Проблема отсутствия "героев" тех дней весьма показательна, потому что отношение к республике к соответствующим персоналиям весьма неоднозначно. Так, один из них обвинялся в убийстве народного дружинника, другая, неоднократно представляемая к высшим государственным наградам, покончила с собой в те дни, по мнению одних, в знак протеста против "избиений молодежи", по мнению других – из-за подозрений в краже, что грозило исключением из института. То же касается и информации о жертвах – общепринято мнение, что были десятки, если не сотни убитых (официальная версия – 3 человека), однако по сей день никто из родственников этих жертв не обратился с такой информацией ни в СМИ, ни в органы прокуратуры и суда.

Но если внимательно посмотреть на ход событий 16–17–18 декабря 1986 года, предысторию конфликта в руководстве республики, процесс смены власти, то можно найти немало схожего в событиях 1979 и 1986 года. Никто не искал организаторов. "Идейных вдохновителей" находили, но с организаторами вышла осечка. Причем, даже по прошествии лет не нашлось людей, которые бы объявили себя лидерами молодежного протеста против тоталитаризма. Напротив, принят формат, по которому "протест молодежи" нужно оценивать позитивно, но самих рядовых участников событий, стремительно маргинализировавшихся еще в годы перестройки, приглашать на мероприятия государственного уровня и научные конференции – моветон.

Другим аспектом событий 1986 года, также оставшимся вне политико-идеологических, научных или журналистских расследований, стал вопрос наказания виновных. Массовые беспорядки в центре союзной республики с участием студентов различных вузов, рабочей молодежи из общежитий, находящихся в разных районах города, с выдвижением политических лозунгов и использованием пусть и кустарных, но транспарантов, не только не могло не иметь организаторов, но и не могло, по определению, пройти мимо внимания соответствующих органов. Как известно, в СССР в системе органов государственной безопасности были специальные управления по идеологической работе, имевшие разветвленный круг информаторов, агентов и просто лояльных граждан, тем более в Казахстане, где эпистолярный жанр в вопросах информирования государства по всем возможным вопросам стал одной из важнейших составляющих частей национального менталитета. Но если рассмотреть кадровый состав органов МВД и КГБ республики до и после событий декабря 1986 года, то несложно заменить, что те структуры, которые должны были быть информированы о подготовке массовых беспорядков и оперативно их предотвратить, никаких кадровых потерь не понесли, как, впрочем, и те, кто руководил подавлением беспорядков. В последующие годы все они продолжили кадровый рост, достигнув весьма высоких постов, как и руководители республиканской комсомольской организации. Все это наводит на определенные размышления о мнимой спонтанности и стихийности событий.

То же касается и национально-освободительного движения 1916 года в Центральной Азии. Причинами традиционно указываются колониальная политика царской России, особенно земельный вопрос, переселенческий фактор, угнетение коренного населения, отстранение местных элит от руководства, перегибы на местах, отсутствие социальной справедливости, зконности и т.д. Поводом для событий также традиционно назван указ о мобилизации коренного населения Степного и Туркестанского края на тыловые работы. Вместе с тем, в стадии разработки остается вопрос о том, насколько это восстание было стихийным. Если рассмотреть исторический и военно-политический контекст вокруг событий 1916 года в Туркестане, следует обратить внимание на обстановку на фронтах Первой мировой войны.

----------

[1] Какен А. Кремлевский колоброд, или как немцам создавали автономию. Астана: Фолиант, 2013; Голушко Н.М. В спецслужбах трех государств. М.: Кучково поле, 2012; Омаров М., Какен А. Познай себя. К вопросу о несостоявшейся немецкой автономии в Казахстане. Алматы, 1998.

[2] Едильбаев И.Б. Воспоминания горного инженера. Алматы: Жибек жолы, 2003. С. 43–44.