"Арабская весна", пятилетний юбилей с момента начала которой мы отмечаем в эти дни, поставила человечество перед фактом жестокого системного кризиса в исламском мире. Возникшие однажды социально-политические процессы оказались столь масштабны и набрали такую мощь, что погрузили в состояние перманентной войны огромный регион, привели в движение сотни миллионов людей и способствовали распаду и гибели нескольких государств, долгое время казавшихся устойчивыми и стабильными.

Многие, правда, склонны до сих пор трактовать происходящее в мусульманском мире как некий арабский или исламский ренессанс, несущий существенную угрозу странам "цивилизованного мира". Но такая трактовка хоть и содержит в себе определенные здравые зерна (например, нашествие арабо-мусульманских мигрантов на Европу и изменения в ее этнической карте не могут не привести к губительным социально-политическим последствиям для европейцев), неверна в главном.

Мы являемся свидетелями не возрождения исламского мира, а его сильнейшей деструкции. Возрождением этот процесс объявляют лишь джихадистские идеологи, да испытывающие экзистенциальный страх перед исламским Востоком некоторые европейские и российские политические эксперты.

Кризис, охвативший мусульманский мир в начале XXI века, вызван внутренними причинами глубинного характера. О первой из них – фундаментальном несоответствии духовно-мировоззренческой матрицы, задаваемой нормами мусульманской религией, и скроенного по европейским лекалам современного светского государства – я в предыдущих публикациях на эту тему упоминал не раз.

Но есть и другая. Созданные в мире ислама в середине – второй половине XX века национальные государства оказались столь непрочными и столь уязвимыми перед натиском религиозных радикалов еще и потому, что крайне зыбким и непрочным оказался сам их фундамент – нации. Стремительно происходящие на Ближнем Востоке и в Северной Африке процессы деструкции и распада все более подталкивают нас к этому важному выводу: в подавляющем большинстве государств исламского мира нации, по крайней мере, в привычном нам значении этого термина, попросту не сложились.

Что мы, собственно, понимаем под нацией?

У термина "нация" сегодня существует несколько толкований. В зависимости от принадлежности толкователя к тому или иному общественно-политическому течению или научной школе, под нацией понимают и простую гражданскую принадлежность к тому или иному государству, и некие "воображаемые сообщества", сконструированные волей идеологов, политиков и деятелей культуры, и историческую общность людей, сложившуюся в силу объективных обстоятельств.

Отечественное обществоведение стояло и, несмотря на политически ангажированные атаки сторонников концепции конструктивизма, во многом продолжает стоять на том определении нации, которое в свое время сформулировал еще И.В.Сталин. Многие десятилетия нас учили, что "нация есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры". Если в это определение к словам об общности языка, территории и т.д. добавить еще пункт про общность происхождения, а к формам проявлениям отнести не только культурную сферу, но и генофонд, то оно станет едва ли не исчерпывающим. Но Сталин, отчасти, видимо, в силу идеологических причин, отчасти окрыленный верой в возможность создания "новой исторической общности" – советского народа, об общности происхождения как неизменном условии для возникновения нации предпочел умолчать. Генетика же в те годы в СССР как наука отрицалась, да и на Западе только делала первые шаги. Национальные генофонды начали "расшифровывать" совсем недавно.

Таким образом, еще раз обратим внимание читателя: в отечественном обществоведении нация рассматривается как высшая ступень развития этноса, на которой он создает общий экономический уклад, вырабатывает литературный язык, формирует национальную культуру и строит государство.

Разумеется, не каждый этнос является нацией, не каждый способен стать ею "прямо сейчас". Этнос превращается в нацию постепенно, по мере преодоления родо-племенной и региональной раздробленности, результатом чего и является, как правило, возникновение единой экономической базы, возникновение общенациональной культуры, создание и развитие собственного государства. Грубо говоря, для того, чтобы стать нацией, этнос должен "созреть".

А теперь приложим данную мерку к народам мусульманского мира.

Полагаю, результат обескуражит многих. Озвученным критериям в полной мере соответствуют, пожалуй, лишь турки и иранцы (персы), ну и, частично, еще борющиеся за образование своего государства курды. В остальных случаях при ближайшем рассмотрении мы в подавляющем большинстве имеем дело не с нациями как таковыми, а с различными объединениями на родовой и племенной почве, с племенами и союзами племен (пускай даже и очень многочисленными), с кланами и родами и т.д., или, в лучшем случае, с конгломератом этносов, но не более того. В общем, мы имеем дело с объединениями, характерными для ранних, начальных стадий формирования нации, но никак не для сложившихся, зрелых наций.

Пресловутая клановость и трайбализм, раздирающие сегодня государственные образования в мусульманском мире немногим меньше, чем идеи радикального исламизма, упорно воспроизводятся из поколения в поколение потому, что для них объективно существует база – архаичное социальное устройство исламских стран. Нации в них чаще всего – лишь фикция, политкорректное, выданное авансом наименование для более ранних форм племенных и этнических общностей. Кстати, нечто подобное мы можем наблюдать и в мусульманских республиках нашего Северного Кавказа. Там тоже большинство титульных народов в реальности представляют из себя, скорее, развитые племенные объединения, составленные, в свою очередь, из родов, кланов, землячеств и т.д. В советский период подобную архаику пытались преодолеть административными мерами, объединяя в нацию имеющие схожее происхождения субэтносы и роды. Но такой процесс во многом был искусственным и после 1991 года пошел вспять.

В период после окончания Второй мировой войны правящие слои мусульманских стран приложили много усилий для того, чтобы превратить подвластные им племена, союзы племен и этносы в нации. Национализм в определенную эпоху стал господствующей идеологией в государствах арабского мира, но надолго там не прижился (не прижился он, что характерно, и у нас на Северном Кавказе, за исключением разве что Чечни). Как мы имеем возможность убедиться сегодня, работа по созданию полноценных национальных государств в мире ислама в основном потерпела фиаско. Исламские радикалы, свергающие светские власти, только многократно усугубляют процесс деструкции даже тех зачатков нации, которые удалось вырастить местным правителям во второй половине XX века. Поэтому еще вчера единое государство, подняв знамя борьбы за чистый ислам и возвращение к нормам шариата, буквально на глазах начинает погружаться в дичайшую архаику, в нескончаемую кровавую грызню бесчисленных родов, кланов и племен. А затем, подобно Афганистану, разрушенное, деградировавшее государство капсулируется в подобном состоянии на многие десятилетия.

Почему так происходит?

Боюсь, что развернутый ответ на данный вопрос я дать сегодня не готов. На мой взгляд, одной из определяющих причин подобного явления - слабости нации и, как следствие, слабости национального государства в мире ислама – являются нормы самой мусульманской религии, и по сей день определяющей мировоззрение большинства так называемых "этнических мусульман". Ислам, вроде бы не отрицая идею развития формально, своими многочисленными запретами, строгостями, отсутствием стройной системы светского образования и неприятием государственного устройства светского типа, препятствует ей фактически. Потому исповедующий мусульманскую религию народ, как правило, замыкается в рамках тех форм социальной организации, которые были характерны для прежних, отдаленных эпох, но никак не для современности и даже не для XX века. Исключения, конечно, бывают. Но они возможны либо в случае резкого, решительного разрыва с многовековой исламской традицией (так было в Турции в эпоху правления Ататюрка), либо тогда, когда исповедующая ислам этническая общность оказывается анклавом-меньшинством в государстве, созданном гораздо более многочисленным христианским народом (казанские татары в России).

В заключение еще раз подчеркнем. Кризис института современного государства в исламском мире вызван взаимодействием двух факторов.

Во-первых, вопиющем несоответствием устройства подобного государства и культивируемой им светской идеологии нормам шариата, исходя из которых строят свою жизнь все верующие мусульмане (а таковыми в странах исламского мира является подавляющее большинство населения).

Во-вторых, незавершенностью процесса формирования наций в странах исламского мира и, как закономерное следствие, слабостью и непопулярностью идеологии национализма среди мусульман (разумеется, недопустимо путать национализм как политическую идеологию и банальную ксенофобию и дикость, проявляющиеся в быту).

Их сочетание и обуславливает тот разрушительный кризис, в воронку которого исламский мир проваливается все глубже.

Игорь Бойков

15 января 2016