Те, кто выступают в поддержку беженцев, должны быть готовы и к проблемам, которые пришли сюда вместе с ними. Поэтому нам придется поговорить об арабском сексизме - а вместе с ним и о народно-педагогическом обхождении с этой горькой правдой.

Можно ли писать об "арабском мужчине" как типе? Вообще-то, нет, потому что его, можно сказать, не существует, так же как не существует и "немецкого мужчины". Больше того: "араб", "мусульманин" - это все клише, свидетельствующие о колониальном взгляде на этот вопрос, укрепившемся в западной культуре. Чтобы оправдать перед самими собой тот факт, что западный мир постоянно вторгался в арабские страны и творил по отношению к тамошнему населению все, что угодно, на Западе арабов стали воспринимать как неполноценных, диких, агрессивных, похотливых и во всех смыслах недисциплинированных людей. Поэтому определенное недоверие к самим себе, когда "мы" говорим об "этих", является уместным.

Однако попытка говорить о событиях в Кельне, а также о переселении к нам почти миллиона человек в общем, и при этом не говорить об арабских мужчинах, в первую неделю нового года сильно запутала ситуацию и обнажила совсем другой предрассудок: предрассудок относительно "немцев".

Власти и многие СМИ после новогодней ночи в Кельне поспешили спрятаться в "укрытие" из четырех ошибочных надежд. Во-первых, им хотелось надеяться, что ничего очень уж серьезного не произошло. Во-вторых, что это были не арабы. В-третьих, что среди них не было беженцев. В-четвертых, что сексуальное насилие было лишь "побочным эффектом" так называемых "имущественных преступлений". Но ни одна из этих надежд не оправдалась. Произошло нечто серьезное, это были почти исключительно арабы, многие из которых были беженцами. А тот, кто считает, что сексуальное насилие против женщин допустимо, если оно является лишь "побочным эффектом", к примеру, кражи, тому следует немедленно найти местного уполномоченного представителя по правам женщин и спросить у него совета и помощи.

Однако наряду с нежеланием властей и СМИ воспринять произошедшее всерьез имел место и гораздо более тяжелый проступок: нежелание заявить об этом во всеуслышание. Прошло несколько дней до того момента, когда полиция и политические круги назвали вещи своими именами. Кроме того, прошло подозрительно много времени, пока и СМИ, в частности, общественно-правовые, наконец, не сделали главной темой именно ту, которая и должна была быть главной все это время: сотни мужчин-арабов в массовом порядке проявили насилие по отношению к женщинам.

Это нежелание говорить о произошедшем обнажило политически фатальный предрассудок, которому подвержены многие лица в руководстве полиции и СМИ, да и значительная часть элиты в отношении немецкого народа: этот народ все еще опасен и сам подвергается опасности; ему можно рассказывать истины про другие народы или поучать его лишь в очень ограниченном объеме, потому что в противном случае он потеряет свою цивилизационную выдержанность и кубарем скатится обратно в варварство, кроющееся у него где-то глубоко внутри (это, разумеется, не касается его элиты).

Существует два вида этого предрассудка: правый и левый. Те, кто склоняются к первому варианту, хотят, чтобы Германия принимала как можно меньше беженцев. Поклонники второго варианта хотят слышать, по возможности, поменьше ужасающих фактов о беженцах. Однако ни то, ни другое по-настоящему не возможно: миллион уже прибывших сюда беженцев так быстро отсюда не уйдет, да и количество новых переселенцев, которые прибудут в этом году, вряд ли удастся ограничить, скажем, 200 тысячами. С другой стороны, культура гостеприимства, навязанная немецкому народу сверху, которая боится, во-первых, правды, а во-вторых, большинства, рано или поздно обречена на провал.

В ходе дискуссии о кельнских правонарушителях сейчас приводятся аргументы, которые должны оградить тему беженцев от ядовитого "осадка", оставшегося после новогодней ночи. Например, что из тысячи арабов, собравшихся на площади у вокзала, лишь немногие вели себя агрессивно, и что нельзя гнев по поводу поведения этого меньшинства переносить на всех беженцев. Это абсолютно верно, но ничего не меняет в том, что это меньшинство принесет нам еще немало головной боли.

Не выдерживает критики при более детальном рассмотрении и приводимый в ходе дискуссии об исламизме и беженцах аргумент, что эти люди бежали от унижений и террора и поэтому настроены исключительно мирно и доброжелательно. Небольшая часть этих беженцев, к сожалению, привезла (и еще привезет) сюда все то, от чего бежало большинство из них: исламизм, презрение к женщинам, ненависть к Западу и преступность. Все, как обычно: к нам приехали (и еще приедут) не "лучшие из лучших", а "все понемногу".

Следующий непростой аргумент исходит в эти дни от молодых феминисток, которые под хэштэгом #ausnahmslos (#без исключений) утверждают, что сексуальное насилие является мужским феноменом, а не арабским или мусульманским. Это тоже как бы верно. Молодые арабские мужчины приехали вовсе не в райское место, где все равны и где нет насилия, а в общество, где все еще случаются изнасилования, где имеет место принуждение к сексу, в том числе и со стороны немцев.

"Это был не я, а обезьяна внутри меня"

Однако этот аргумент сводит на нет ведшуюся десятилетиями борьбу за равноправие и интеграцию женщин - и ее успехи. Потому что, конечно, в Германии имели место важные успехи в этом направлении, в частности, введение наказаний за домашнее насилие (в 1997 году - кстати, несмотря на сопротивление многих из тех, кто теперь (поскольку речь идет о борьбе против мусульман) рвется на вершину феминистского движения). Но даже те, кто смотрит на массовое переселение консервативных мусульман сюда, в страну подвинутого феминизма, с иронией и скепсисом, могут радоваться тому, что теперь, похоже, достигнут некий консенсус: каждая женщина может сказать "нет" любому мужчине (в том числе мужу) в любом месте (в том числе в постели), в любой одежде (или без оной) и в любой момент времени (в том числе в момент занятия сексом). И это "нет" имеет силу!

Грустная правда, однако, заключается в том, что потребовалось ужасно много времени и что многим женщинам пришлось за это время перенести немало страданий, пока в этой стране не был достигнут этот прогресс (хотя бы теоретический). И есть еще одна правда: надежда на то, что все арабские мужчины, прибывшие в последнее время в Германию, примут эту норму как данность, ничтожно мала. Так что придется сражаться заново, в том числе против арабского и мусульманского сексизма.

На днях Центральный совет мусульман заявил, что ислам, разумеется, запрещает молодым мужчинам дотрагиваться до женщин с непристойными намерениями. Иначе говоря, то, что произошло в Кельне, нельзя считать волей Аллаха и проявлением мусульманской веры. Так что, дорогие друзья, насколько наивным должно быть, по-вашему, общество? В конце концов, мы хорошо помним и то, что и христианская вера запрещает унижать женщин, в частности, в сексуальном плане. Тем не менее католическая церковь на протяжении весьма долгого времени проповедовала своей нечеловеческой сексуальной моралью это опасное, извращенное восприятие женщины: Мадонна или шлюха, святая или распутница.

Многие мужчины использовали стилизацию целомудренной женщины в качестве аргумента в пользу вольного поведения по отношению к женщинам, не соответствующим этому образу. Подобных стереотипов в католицизме по-прежнему великое множество, а в исламе их еще больше. Сексизму всегда нужна какая-нибудь идеология, какая-нибудь отговорка, какой-нибудь повод. Поэтому сегодня "этот" ислам приходится рассматривать настолько же критично, как и "этот" католицизм.

Если женщина-мусульманка говорит, что носит хиджаб добровольно - не из-за мужчин, а ради Аллаха, то это надо уважать. Тем не менее, строгие нормы ношения одежды для арабских женщин свидетельствуют о подчиненной структуре влечений мужчины: даже при беглом взгляде на женскую кожу он рискует стать жертвой собственной животной натуры. Это мы тоже знаем, например, из дискуссий по поводу проституции: если мужчина не сможет выплеснуть энергию в борделе, то… Это, в сущности, сексистское представление о мужчине дает ему и повод оправдать свои действия экскульпацией: "Это был не я, это была моя внутренняя обезьяна".

Путь от мужчины, который от любого возбуждения может (или имеет на это право) теряет самоконтроль, который в любой стадии возбуждения незамедлительно обязан повиноваться ответу "нет", не будет ни коротким, ни легким.

Однако преодолеть этот путь можно.

В этом месте уместно задать вопрос всем тем, кто стремится трансформировать страх женщин в политический страх перед беженцами: если в Германии удалось подчинить закоренелое "мужское начало" большинства нормам цивилизации, то почему это не должно удаться в отношении меньшинства? Когда даже консервативные немецкие старики могут стать феминистами, почему таковыми не могут стать молодые арабы? После двух проигранных в военном и моральном плане войн, после многих лет борьбы с авторитаризмом и патриархатом Германия выработала в себе способность обезвреживать "маскулинность". Не правда ли, дорогие господа? Ведь мы с вами это из собственного опыта.

Но мы не хотим производить впечатление более наивных людей, чем мы есть на самом деле - мы знаем, что в данном случае речь идет не только о страхах, но и о политике. Многие после катастрофической ночи в Кельне усмотрели шанс обратить миграционную политику правительства вспять. Но для них у меня есть плохие новости: как части элит придется проститься со своей привычкой поучать народ, так и праворадикальным силам придется понять, что их "волшебное" мышление не имеет шансов на успех. Насколько активно ни пришлось бы Германии высылать со своей территории беженцев, их число не сократится радикальным образом, и эффект устрашения для них будет от этого минимальным. А госпожа "канцлерин" покинет свой пост лишь в том случае, если ей на протяжении долгого времени не удастся взять приток беженцев под свой контроль и ощутимо сократить число вновь прибывающих мигрантов.

Даже если летом Ангелу Меркель сменит во главе правительства Вольфганг Шойбле (Wolfgang Schäuble - министр финансов Германии - прим. пер.), поток беженцев не сойдет на нет. Ислам (в том числе арабские мужчины) отныне стал неотъемлемой частью Германии, частью ее идентичности. Вам, поклонникам движения PEGIDA и партии "Альтернатива для Германии", придется свыкнуться и смириться с этой мыслью.

Если кто-то хочет как-то помочь женщинам избавиться от страха, то ему придется нанять как можно больше полицейских и социальных работников, а если активисты "Альтернативы для Германии" действительно переживают по поводу арабских мужчин, то им следовало бы отдать свои золотые резервы в распоряжение мусульманских женских организаций, потому что именно женщинам-мусульманкам придется объяснить своим мужьям (и, конечно, сыновьям) всю прелесть равноправия полов.

И еще кое-что: сейчас в Сирии голодают тысячи человек, жилища которых обстреливают войска Асада, а на головы им с сирийского неба сыплются тонны огненного железа. Сейчас тысячи и тысячи немцев помогают тысячам и тысячам в массе своей дружелюбных, мирных и достойных беженцев, в том числе и мужчинам. Так что немецкая миграционная политика никоим образом не окончилась провалом. Наоборот, это еще только начало.

И если все те, кто поддерживает беженцев, и дальше будут выступать за правду, если они первыми - незамедлительно и добровольно - заговорят обо всех проблемах и конфликтах с беженцами, если они осознают, что им придется пойти на риск и довериться большинству немцев, то они вновь смогут привлечь это большинство на свою сторону. Готов поспорить, что будет именно так.

Бернд Ульрих (Bernd Ulrich)
Оригинал публикации: Sexismus: Wer ist der arabische Mann?
Опубликовано 17/01/2016
Die Zeit, Германия