В "Завтра" опубликована обстоятельная статья Михаила Делягина "Глобализация и предательство элит". Все то, что пишет автор – абсолютно верно. Но он затрагивает лишь верхний слой этого явления – глобального предательства "отечества отцов" - экономический. Спору нет: перерождение элит произошло "в силу торжества рыночных отношений и, соответственно, рыночных идеалов", как справедливо пишет автор. Но у явления несколько слоев: экономический на поверхности, а глубже лежат другие слои – культурный, и еще глубже лежит дух и характер народа.

Нельзя не обратить внимания на то, что пресловутое "предательство элит" произошло на фоне глубоко укорененного западнизма российского образованного слоя, так называемой интеллигенции. Не будь этого фона, даже не фона, а всей прозападной духовной атмосферы общества, которую неосознанно впитывали все воспитанники советской интеллигенции – вполне возможно, переход на сторону врага нашей элиты не прошел бы так легко и естественно. Может, его бы и вовсе не было. А оно было и не встретило никакого сопротивления, словно возвращение на духовную и культурную родину – в "отечество сердца и воображения", как сказал какой-то автор XVIII века о Франции.

У предательства элит – толстый, унавоженный, любовно ухоженный, нанесенный за многие десятилетия культурный субстрат. Остановимся на нем.

Культурный субстрат предательства элит

В сознании нашего народа (или в коллективном бессознательном - если кто любит наукообразную терминологию) с незапамятных времен живет бацилла. Своего рода ментальная зараза. Зараза низкопоклонства перед Западом.

Иногда болезнь принимает острую форму, доходя до горячки с бредом, как это было в эпоху Перестройки и того, что ей воспоследовало. В то время, помнится, мой сын (тогда ему было лет десять) меня удивил. "Хочу, - говорит, - быть иностранцем". Не пожарным, не космонавтом, не героем - иностранцем. Ребенок впитал общую атмосферу: лучшее – это иностранное, значит лучшие люди - иностранцы. Я хочу быть лучшим, значит, хочешь-не хочешь, становись иностранцем. Вполне логично.

Бывают периоды, когда очаг западнизма воспаляется, бывает - болезнь носит малозаметную, хроническую форму, но полностью никогда не исчезает.

Общепринятый взгляд: это началось это с эпохи Петра I, с его насильственной модернизации и европеизации дворянства. Именно Петр привез множество "немцев", у которых велел учиться. В результате у русских людей сложился взгляд на европейца снизу вверх – как на учителя. Отсюда – принято считать – и наши давние традиции низкопоклонства. Классик русской литературы полунемец Герцен писал: "Мы до сих пор смотрим на европейцев и Европу в том роде, как европейцы смотрят на столичных жителей, - с подобострастием и чувством собственной вины, принимая каждую разницу за недостаток, краснея своих особенностей, скрывая их, подчиняясь и подражая. Дело в том, что мы были застращены и не оправились от насмешек Петра I, от оскорблений Бирона, от высокомерия служебных немцев и воспитателей-французов". (Былое и думы. М. Правда, 1983, с.138).

Это, безусловно, верно. Но это скорее констатация факта, чем его объяснение. Почему за многие десятилетия и даже века мы так и не смогли "переварить" и преодолеть своего ученического положения? В конце концов, все народы мира, как и люди, учатся друг у друга, но потом – как-то выруливают на собственную дорогу и нередко превосходят своих учителей. В незапамятные времена итальянцы заимствовали свой национальный символ - макароны - в Китае, а англичане научились обрабатывать свою знаменитую шерсть во Франции, в Бургундии. Ну, научился – и иди дальше, развивайся. А мы свою второсортность своеобразно оберегаем, лелеем, словно боимся потерять. Не вполне понятно: почему мы-то так зациклились. Но об этом поговорим чуть дальше.

Сознание своей второсортности доходит у нас до мазохистского восторга.

Интеллигенты любят такую мысль: у нас же нет ничего своего! Моя приятельница-интеллигентка любит восклицать: "Нас нигде нет!" Посмотрите любую энциклопедию: там все имена западные, все открытия сделали они, все изобрели немцы-англичане. Можно добавить, что и все наши руководящие учения – заимствованные: что марксизм, что либерализм. Меж тем у нас были и есть идеи и люди, способные их производить. Но мы как-то их не ценим, сами себе не верим. Не верим, что способны придумать что-то ценное. Одновременно верим, что все уже придумано "немцами".

Сейчас В.Ю. Катасонов с сотрудниками по Русскому экономическому обществу им. Шарапова делает большое дело: собирает и публикует произведения наших отечественных экономистов, которых было много и которые забыты вместе с их ценными идеями. Причем идеями самобытными, учитывающими наши жизненные обстоятельства. Но нет же, мы готовы преклоняться пред Адамом Смитом, боготворить беглого португальского еврея, биржевого игрока Давида Рикардо, но не принимать в расчет своей собственной оригинальной мысли.

Помню, в начале 90-х годов в Институте Экономики РАН была одна женщина – научная сотрудница, изучавшая наследие нашего национального хозяйственного мыслителя – Посошкова и вообще русские мысли о богатстве народов. Ее считали какой-то странновато-глуповатой и всерьез не принимали. Она любила заходить к нам (мы тогда арендовали в институте помещение под офис), т.к. ученые коллеги относились к ней жалостливо-юмористически, как в городской сумасшедшей. Это очень обычно для сознания типичных научных работников и вообще советско-российских интеллигентов: своим собственным, родным, способны интересоваться только чудаки. Собственная, отечественная мысль кажется чем-то вроде художественной самодеятельности, а случись потребность в чем-то подлинно важном – надо обратиться к мысли западной.

Отсюда – жажда признания на Западе. Быть принятым на Западе, быть оцененным на Западе, бывать на Западе – это было неоспоримым и непререкаемым благом в сознании русского и советского образованного класса. А сознание советской элиты, которая и совершила акт выдающегося, исторического предательства своего народа и государства, о чем пишет Михаил Делягин, - это неотъемлемая часть сознания советского образованного класса. Собственно, их, мега-предателей, сознание – это и есть типичное сознание советского образованного класса; просто они оказались поэнергичнее обычного интеллигента: интеллигент лишь разговоры разговаривал, а они – действовали. И Горбачев, и Чубайс, и Гайдар и все прочие – учились в советских институтах, слушали те же лекции, думали все те же мысли, вели все те же разговоры, что и нормальный советский интеллигент. Гайдар – так и вовсе трудился в том самом Институте экономики; там даже у лифта висело объявление, призывающее его сдать книги в библиотеку.

Между прочим, я вполне даже готова допустить, что Горбачев в своем предательстве действовал изначально бескорыстно. Исключительно из нашей традиционной восторженности и радостной готовности распластаться перед Западом. Чтоб взрослые (Запад) похвалили маленького мальчика, признали своим. Чтоб экзальтированные западные обыватели махали флажками и орали: "Горби! Горби!" - вот радость-то, светлый праздничек, именины сердца. Да за это полстраны не жалко! Забирайте!

С Ельциным такая же история: ведь это ж надо, простой уральский парень - и вдруг принимают его на самом Западе, по плечу хлопают, за своего держат.

В этом желании нравиться есть что-то то ли детское, то ли женское, но никак не мужское, не мужественное - хлипкое.

Тургенев в мало читаемой (и очень напрасно!) повести "Дым" рассказывает: степной помещик, богатый, с трепетным пиететом входит в "позорную гостиную" какой-то дамы полусвета, шлюхи, по существу дела. "Где же это я? - думает он с восторгом. - У самой Адель!" В общем, повезло парню, жизнь удалась: признали на Западе. Таким вот степным помещиком (и правда ведь - из степи!) был Горбачев.

Михаил Делягин в силу возраста не помнит 70-е годы – эпоху зрелого Застоя и тогдашнюю духовную атмосферу, поэтому, возможно, у него и сложилось впечатление, что предательство советско-российской элиты – это явление последнего времени. К сожалению, уже в 70-е годы верхняя прослойка общества была готова. Культ Запада достиг такого накала, что самый акт предательства прошел мирно и без напряжения. "Рашку" слили.

Говорят, в ту пору общество, в частности, молодежь, утратило идеалы. Ничего подобного! Идеал был ясен и крепок: Запад. Тогда редкие люди ездили за границу, но почему-то верили: там гораздо лучше, там все сделано правильно, все по уму. Такая была, выражаясь языком той эпохи, "четкая идейная позиция". В житейски-практическом преломлении она выглядела как мечта как можно меньше присутствовать "в этой стране". Разумеется, все это было максимально присуще столичной интеллигенции, провинция была более натуральной, почвенной и, следовательно, патриотичной. Я в 70-х годах училась в московском инязе: там я наблюдала недуг западнобесия в самых цветущих формах. Впрочем не только инязовцы, но и вся московская молодежная тусовка была ему подвержена.

У меня есть приятельница, с которой я познакомилась в инязе в те давние времена. Она - учительница иностранного языка на дому. Если находятся переводы – переводит. Никакого навара она со своего бескомпромиссного западнизма сроду не имела, но она страстно предана всему тому, что происходит оттуда. Учительница-надомница так пылко отстаивает все, что делает США и вообще Запад, будто состоит у Госдепа на окладе. При этом – совершенно бескорыстна, в этом бескорыстии-то и состоит нерв проблемы. Продаться за тридцать серебряников – это понятно: человек слаб, дьявол силен. Но она-то даром, по любви! В ней живет даже какой-то подспудный страх узнать что-нибудь плохое о Западе, даже не плохое – просто не феерически прекрасное, что может нарушить ее идейный гомеостаз. Иногда она присылает мне ссылки на сайт Белого Дома, как подтверждение дивной чистоты и миролюбия Града-на-Холме.

Вот этот с виду малозначительный факт на самом деле – очень многозначительный! Эта симпатичная, очень культурная женщина – абсолютно ничего не приобрела от Запада и вряд ли уж теперь приобретет, но – любит, почитает, преклоняется перед ним. Как-то раз она рассказала мне свой сон: Россию оккупировало НАТО. И немудрено, что ее снятся такие сны: ее сознание давно и прочно оккупировано Западом. Таков вот культурный облик самой рядовой московской интеллигентки.

Помнится, в начале 80-х годов мне довелось недолго потрудиться в Минвнешторге. Там я обогатилась таким речевым оборотом. "Х. уехал в длительную командировку в Италию". - "А сколько он ждал?" Находясь в "этой стране", можно было только ждать, ждать истинной жизни, которая начинается только там.

В те годы похвалой удачливому карьеристу, произносимой со смесью зависти и восхищения, было: "Из заграниц не вылазит".

Реального, так сказать, эмпирического, Запада никто в то время толком не знал, за микроскопическим исключением, но тем беззаветнее была всенародная любовь. Это и понятно: обожать сподручнее далекое и неведомое - вроде как рыцарь прекрасную даму. Кстати, в той давней распре славянофилов и западников знатоками Запада были скорее славянофилы, чем западники.

Интеллигенция обожала западные книги, фильмы, журналы - всем этим полагалось восхищаться. Это была своеобразная интеллигентская корпоративная норма - восторг перед Западом. И не моги усомниться: заклюют. Свои же и заклюют. Все, что можно было прочесть плохого или просто не феерически прекрасного о Западе, - все это решительно отвергалось как мерзкая в своем убожестве совковая агитка, придуманная большевиками, чтобы спрятать от народа земной рай - Запад.

Помню, как-то в 70-х годах подруга раздобыла журнал Elle, мы его жадно прочли. Мне он показался дурковатым. "Ну, тогда тебе надо читать "Работницу", - осадила меня подруга. Я, конечно, постеснялась признаться, что "Работница" кажется мне куда как умнее. Я даже сама, помнится, внутри себя устыдилась своей отсталости и провинциальности.

А уж на выставках вроде "Быт и моды Италии" стоял форменный лом, не протолкнешься.

Я вспоминаю эту чепуху, чтобы воссоздать атмосферу. Мы все этим дышали. И покойный Гайдар, мой сверстник, дышал. И старшие товарищи Горбачев с Ельциным...

Сегодня мы квохчем: ах, зачем мы стали насаждать западные модели, либерализм, то, се...

А как могло быть по-другому? Что любили, то и насаждали. Ах, зачем, зачем мы подарили Западу Восточную Германию? Полноте, да разве жалко чего-то для любимого существа? "Коль любить - так без рассудка" - это ведь про нас сказано.

На рубеже 80-90-х годов все, приходящее с Запада, автоматически объявлялось феерически прекрасным и подлежащим немедленному "претворению в жизнь", как чуть раньше исторические решения очередного съезда КПСС. При этом обнаруженное в какой-нибудь одной стране - немедленно объявлялось общечеловеческой ценностью и неопровержимым признаком цивилизованности. Суды присяжных или двухступенчатая система высшего образования - все это объявлялось общечеловеческой ценностью. И плевать, что на самом Западе это скорее исключение, нам не до этих нудных подробностей, нам надо поскорее свалить ненавистный совок и заменить сияющим Западом. "Во всех цивилизованных странах..." - дальше можно было невозбранно нести любую бурду: возразить никто не смел.

Нельзя сказать, чтобы западнизму интеллигенции не пытались противостоять. Еще при жизни Сталина была запущена кампания борьбы с так называемым космополитизмом и низкопоклонством. Началось с письма академика Петра Капицы Сталину о том, что у нас недооцениваются собственные достижения в области науки и техники. Собственно, Капица-то поначалу просто предложил издать книгу о наших технических изобретениях, сделанных раньше, чем на Западе. Посылая ему рукопись книги сложившегося еще до революции писателя и историка науки и техники Л.И.Гумилевского (1890 – 1976) "Русские инженеры", П.Л.Капица сообщал, что эта книга была создана по его предложению: "...я ему сказал, что надо бы писать... о наших талантах в технике, которых немало, но мы их мало знаем. Он это сделал, и получилась... картина развития нашей передовой техники за многие столетия. Мы, по-видимому, мало представляем себе, какой большой кладезь творческого таланта всегда был в нашей инженерной мысли... обычно мы недооценивали свое и переоценивали иностранное".

И "один из главных отечественных недостатков", согласно мысли Капицы, - "недооценка своих и переоценка заграничных сил. Ведь излишняя скромность – это еще больший недостаток, чем излишняя самоуверенность. Для того, чтобы закрепить победу и поднять наше культурное влияние за рубежом, необходимо осознать наши творческие силы и возможности. Ясно чувствуется, что сейчас нам надо усиленным образом подымать нашу собственную оригинальную технику... Успешно мы можем это делать только, когда будем верить в талант нашего инженера и ученого... когда мы, наконец, поймем, что творческий потенциал нашего народа не меньше, а даже больше других... Что это так, по-видимому, доказывается и тем, что за все эти столетия нас никто не сумел проглотить", - пояснял Капица.

Сталин увидел в этом более обширную проблему и, беседуя с писателями, сказал: "А вот есть такая тема, которая очень важна, - сказал Сталин, - которой нужно, чтобы заинтересовались писатели... Если взять нашу среднюю интеллигенцию, научную интеллигенцию, профессоров... у них неоправданное преклонение перед заграничной культурой. Все чувствуют себя еще несовершеннолетними, не стопроцентными, привыкли считать себя на положении вечных учеников... Почему мы хуже? В чем дело? Бывает так: человек делает великое дело и сам этого не понимает... ...Надо бороться с духом самоуничижения..." (Пересказано К.Симоновым в книге "Глазами человека моего поколения").

Но дальше советский Агитпроп повел дело с изяществом слона в посудной лавке. Эта кампания осталась в памяти интеллигенции как вакханалия идиотизма. От нее остался анекдот о "России – родине слонов" и послевкусие гигантской нелепицы, да еще и с антисемитским уклоном. В некоторых произведениях И. Грековой, преподавательницы высшей школы, а, следовательно, типичной интеллигентки, показана эта кампания как нечто зловеще-нелепое: так она виделась тогдашней интеллигенции. О чем это свидетельствует? Лишь о том, что дурным исполнением можно испортить самые правильные вещи. А что борьба с самоуничижением была нужным делом – нет сомнения. И нужна не кампания, а повседневная, никогда не прекращающаяся работа. И не борьба с низкопоклонством, а утверждение национального достоинства и воспитание интереса к собственному народу и его достижениям. Потому что бороться надо не против, а за: это гораздо результативнее. Цели следует формулировать положительно.

Да, предательство элит произошло на фоне западнобесия советско-российского образованного класса. И не просто на фоне – это почва, на которой и выросло предательство. Ну а привязанность к Западу – из чего выросла?

Тут есть еще более глубокий слой – характер нашего народа.

Дух и характер

Страшась быть заподозренным в расизме, великодержавном шовинизме, пропаганде национальной исключительности и прочей неполиткорректности, современные люди (во всех странах) просто боятся обсуждать характеры разных народов. Блюстители "вольности и прав" их совершенно зашугали. Заветы современной политкорректности требуют исходить из того, что все народы, как и люди, - одинаковые.

Но ведь от того, что мы не будем касаться этой скользкой темы, народы, как и отдельные люди, не прекращают иметь свой, вполне реальный, характер. Который отражается на всем, что делают народы. То же относится и к отдельным людям. Мне думается, судьба человека – это его характер, развернутый во времени, а история коллективной личности - народа – это тоже его характер, развернутый на протяжении столетий. Не случайно и в маленькой человеческой судьбе, и в истории народов происходят дивные повторения очень сходных ситуаций.

Так вот русский народ имеет в своем характере мечтательную устремленность к высшему и горнему, в результате чего часто оставляет в небрежении практические потребности дольнего мира. Попросту говоря, повседневные заботы и дела русскому человеку часто скучны и неинтересны. Заниматься ими он часто начинает, предварительно доведя свои дела до полного раздрая и упадка.

Русскому человеку в высшей степени свойственна благодушная доверчивость - склонность передоверять свои дела кому-то другому. Будучи по природе добрым и доверчивым до легкомыслия, русский человек охотно передоверяет свои дела тому, кто "знает как". Know-how и значит "знаю как". Для собственного душевного комфорта русский человек считает, что знаток имеется, и он подлинный знаток, при этом честнейший человек. Русский человек не просто использует знания и опыт этого знатока, а именно передоверяет, с облегчением перекладывает заботу на него. И очень часто искренне полагает, что кто-то будет заниматься его делами с тем же усердием, что и своими, и при этом будет действовать в его интересах.

Нобелевский лауреат по экономике Джеффри Сакс в книге "Конец бедности" рассказывает, как он входил в команду тех, кто при Ельцине переводил советскую экономику на рыночные рельсы. Он прямо признается, что ничего не знал о советском хозяйстве и его функционировании. Он вообще воображал, что Россия – это что-то вроде Польши, только в 16 раз больше. И такого знатока не только не вытолкали взашей, а почтительно слушали и претворяли его велемудрые советы в жизнь.

Совершенно не обязательно этим поверенным с неограниченными полномочиями - иностранец, очень часто и свой человек. Просто очень хочется стряхнуть с себя заботу, полагая, что кто-то этим делом занимается. А самому меж тем можно помечтать, подумать о чем-нибудь приятном. Перечитайте хрестоматийный очерк Тургенева "Хорь и Калиныч": там описаны два противоположных характера - хозяйственный и мечтательный. Разумеется, в любом народе есть те и другие, вопрос: кто преобладает? Русский народ – это скорее народ-Калиныч. Русскому часто просто скучна хозяйственная суета, постоянная возня ради наживы – ему бы помечтать о высшем и философском. Любопытно, что такая же ментальность довольно часто свойственна даже тем, кто по идее должен быть поглощен практическими потребностями и интересами, - предпринимателям. Именно для того, чтобы освободить ментальное пространство для столь приятных себе размышлений и душевных воспарений, русский человек и передоверяет свои дела кому попало. Ярчайший образец такого поведения – Илья Ильич Обломов, который постоянно кому-то стремился скинуть свои дела. Реальных Обломовых в жизни было – пруд пруди. Помещик, занимающийся своими делами в первом лице – это было скорее исключение. Недаром Левина из "Анны Карениной" знакомые считали чудаком за его хозяйственные увлечения.

Русский человек легко соглашается, что есть кто-то, кто лучше него знает, как ему, русскому человеку, жить, как надо действовать, куда идти и т.п. Помнится, в каких-то воспоминаниях Ельцин в простоте своей признался: мне сказали, что надо переходить к рынку – ну, я и согласился, вроде дело говорят, а сам я в этом не разбирался. И знаете, я ему верю: это подлинно русский подход. Благодушие + легкомыслие + склонность передоверять свои дела проходимцам. Мне думается, это и составляет квинтэссенцию того громадного, комплексного и подлинно русского явления, давно уже названного обломовщиной.

Очевидно, спихивать на кого-то свои дела может и политик, и высший управленец – тут никаких ограничений нет. Это свойство представляется мне одним из главных недостатков нашего национального характера. Если мы не передоверяем работу практическую, то уж работу мысли – с огромным удовольствием. С.Г. Кара-Мурза, которому привелось некоторое время попреподавать на социологическом факультете МГУ, рассказал, как там преподаются ошметки западной социологии 70-х годов.

На первый взгляд, качество, о котором я говорю, напоминает то, что психологи называют перцептивной психологией – надеждой получить все блага извне, а не от собственной активности. Мне думается, в русском характере есть не столько перцептивность, сколько благодушие, легковерие и склонность передоверять. Могут доверять человеку, а могут – какой-нибудь идее или – как в последние четверть века – невидимой руке рынка.

Шли годы, полыхали революции, гремели мировые войны, а русский характер во многом сохранился в неизменности. Современный бизнесмен то и дело кому-то доверяет, на кого-то надеется, полагается, ленясь или невесть почему уклоняясь от занятий в первом лице собственными делами. Самое обычное дело. Лично я все свои деловые провалы связываю именно с подобным поведением. Но есть у меня и хороший опыт: взяв крепко вожжи в руки и разогнав жуликов и проходимцев, русский человек вполне способен многого достичь своим умом и энергией.

Н. Бердяев писал, что душа русского народа - женственная, она все "невестится" и ждет "мужа", который все организует и объяснит, как жить. Это чрезвычайно верно. Все наши основополагающие, руководящие и направляющие учения - западные: от ленинского марксизма до гайдаровского фритрейдерства. Налицо неодолимая потребность "отдаться", не жить своим умом.

Историческая легенда о призвании варягов - в высшей степени "бабья": придите и все организуйте. Может, ничего такого и не было (да скорее всего и не было), но самый факт, что выдумали именно это - о многом свидетельствует. Народная мечта: придет кто-то умный и сильный, нас, дураков, научит и все устроит как сам знает. А мы в это даже и вмешиваться не будем. Зачем вмешиваться, когда он и сам все знает.

Мечта вполне обломовская. Помните, Илья Ильич Обломов доводил свои дела до ручки, и тут появлялся кризисный управляющий немец Штольц и все разруливал. Можно было и дальше не заниматься своими делами.

Это и есть тайный идеал нашего народа - не заниматься своими делами. Он широчайшим образом проявляется и на уровне частного существования, и в общей, народной жизни. Именно поэтому у нас не удаются даже вроде и незатейливые вещи: кондоминиумы, кооперативы. Неохота... Пускай нам наладят. Известно, что большевики после революции тоже ждали революции в Германии, поскольку надеялись, что заниматься хозяйственной работой им не придется: из Германии приедет красный Штольц и будет заниматься народным хозяйством, в частности, промышленностью. Известный историк Фурсов рассказал, что известный символ – серп и молот – непосредственно после революции означал союз промышленной Германии и аграрной России, а вовсе не союз рабочего класса и крестьянства. Такая трактовка родилась гораздо позже, когда поняли, что мировая революция не состоится и придется заниматься индустриализацией своими силами. И ведь получилось!

Как только ослабляется давление в историческом котле, как только падает общая энергетика народа, немедленно появляется и овладевает массами мысль: ничего не надо выдумывать - сделаем по западному образцу, и все получится прекрасно. Это как микроб, который никуда не девается, но особенно мощно размножается в ослабленном организме.

Западнизм в нашем народе - это всегда упадок духа и воли, нежелание взять ответственность за свою жизнь на себя.

Может ли народный характер меняться? Конечно, может, хотя медленно и трудно. Чтобы изменить свой характер, и отдельному человеку, и народу надо упорно и длительно работать над собой. Звучит, конечно, неприятно, но по-другому не получается. А чтобы работать над собой, надо честно и прямо взглянуть на себя. Не скрывая от себя недостатков, но и не выпячивая их с мазохистским наслаждением. Нужен труд самопознания. В чем мои сильные стороны, на которые нужно опираться? В чем слабые стороны, которые надо либо поправить, либо сделать так, чтобы они наносили как можно меньше вреда. Нужна самокритика без самоуничижения. Критика – это в первую голову всестороннее познание, а не осуждение или ругань, как многие полагают. Самопознание (самокритика) – это труд. Неизмеримо легче посыпать голову пеплом и разразиться беспорядочными восклицаниями типа: дрянной народ! Нация рабов! Ничего у нас никогда не получится! Разрушили генофонд! Это просто, иногда эффектно, но всегда бесполезно.

Еще проще - обижаться и возмущаться. И точно так же бесполезно. На самом деле, признать за собой слабость (как индивидуальную, так и национальную) не только не стыдно - необходимо. Это первый шаг к преодолению слабости. Отрицание слабости, напротив, загоняет ее внутрь и только ее усугубляет. Только признание и преодоление слабости создает силу. Сегодня нам очень нужна сила. А основой любой силы, от интеллектуальной до военной, является сила духа. Она правит бал, она - основа всего. Ее можно увеличить. Нравственные мышцы можно так же накачать, как бицепсы и трицепсы.

Борьба с низкопоклонством - это борьба за личную активность. За то, чтобы заниматься своими делами в первом лице. Низкопоклонство преодолевается мужеством и активной самостоятельностью. Низкопоклонству противостоит личная ответственность, деятельная бодрость с ясным сознанием своего интереса и своих целей.

Сейчас многие психологи работают над повышением самооценки своих клиентов. Вообще, самооценке придается большое значение в достижении личного жизненного успеха. Сегодня нам нужно повысить национальную самооценку, иначе успеха не видать. Молодое поколение надо начинать воспитывать в сознании гордости за свою страну и интереса к ней. Тут двусторонняя связь: больше знаешь – больше любишь, больше любишь – больше хочешь узнать. Сейчас мы наблюдаем определенное возрождение краеведения, в некоторых школах появился предмет "народная культура" - это очень полезное дело. Нужно внимательно и любовно изучать русскую мысль – социологическую, философскую, экономическую. Русское искусство, русская архитектура – вот что нам надо культивировать, а не безлико-космополитические бетонные сараи. Всему нашему, собственному, самобытному – надо дать широкую дорогу и безусловный приоритет. Это должны быть незыблемые принципы образования и воспитания. Результаты скажутся через пару десятилетий. Человек, воспитанный в любви к русскому духу, к своему, к исконному – с неизмеримо меньшей вероятностью вырастет предателем, чем тот, кто воспитан на заемных, интернациональных учениях.

И, разумеется, надо браться за большие дела и думать своей головой, без непременной оглядки на велемудрых западных учителей. Это трудно, но вполне достижимо.

То, что произошло с нашей страной – предстоит еще долго осмыслять. Предательство элит заслуживает очень серьезного размышления. Не поняв этого явления всесторонне или поняв поверхностно - трудно нам будет двигаться дальше.

2 февраля 2016