Желание российского руководства играть активную роль на Ближнем Востоке чревато тем, что Москва может ввязаться еще в одну войну. Выбирать приходится снова между плохим и очень плохим сценарием

Соблазны момента

Станет ли Москва вмешиваться в ирано-саудовский политический конфликт, вспыхнувший после казни в Саудовской Аравии (КСА) шиитского клерика Нимра аль-Нимра? Соблазн велик. С одной стороны, речь идет об Иране, одной из немногих стран в регионе, которые хоть и с натяжкой, но можно отнести к пророссийски настроенным. Более того, что в Москве, что в Тегеране политики все чаще употребляют слово "партнерство", характеризуя двусторонние взаимоотношения, а некоторые даже говорят о формировании некоего блока Россия - Иран. На этом фоне вроде бы логично поддержать почти что союзника. Российское руководство все чаще играет политическими мускулами в регионе. Да и готовность не бросать в беде зарубежных партнеров вроде бы стала новым "брендом" политики Москвы.

С объяснениями правоты российской позиции электорату не должно возникнуть проблем: саудиты явно пытаются любым способом разжечь в регионе новый (пока дипломатический) конфликт, вовлечь в него на своей стороне максимальное количество стран Ближнего Востока, добиться поддержки Запада и тем самым изолировать Тегеран.window.PREVENT_DOCWRITE=true;

repaint_2006_655529395Реклама

С другой стороны, у России есть явный соблазн использовать возникший политический спор, чтобы продемонстрировать международному сообществу свою значимость как важного игрока и посредника, т.е. формально выбрать нейтральную сторону, но развить бурную деятельность по урегулированию конфликта. Для такой роли у Москвы достаточно хорошие связи с Тегераном, а также есть канал для общения с Эр-Риядом. Россию арабские монархии Персидского залива не слишком любят, но после того как она продемонстрировала способность жестко отстаивать свои интересы в Сирии, ее мнение учитывают. Важно и то, что на кону стоит и другой, не менее значимый для России вопрос - сирийское мирное урегулирование. Без готовности региональных держав взаимодействовать друг с другом добиться каких-либо подвижек будет сложно.

Активная посредническая деятельность в случае ее успеха способна принести Москве плоды и на другом направлении: Кремль продемонстрирует уже Западу, что без России никак, и лишний раз подтолкнет европейцев к мысли, что надо снизить накал страстей при обсуждении с Москвой других вопросов, например Украины.

Судя по всему, чаши весов в российском руководстве склоняются именно в сторону идеи о посреднической миссии. По крайней мере, эта инициатива уже была высказана МИД РФ в первые дни после начала конфликта. Впрочем, в будущем нельзя исключать и выбора в пользу создания блока с Тегераном, учитывая растущее желание российского руководства четче очерчивать зоны национальных интересов. С точки зрения последствий Москва опять выбирает между плохим и очень плохим.

Дружба дружбой…

Участие Москвы в спорах, которые ее не совсем касаются, неоднократно приносило ей одни потери. Эр-Рияд и Тегеран спорят за региональное лидерство уже давно. Причем периоды спора перемежаются с периодами активных попыток найти общий язык. Даже сейчас Тегеран старательно пытается избегать наращивания конфронтации. Не отреагировать на казнь аль-Нимра он не мог, чтобы не утерять статуса защитника шиитского мира. Однако перегиб со штурмом посольства КСА в Тегеране иранское руководство осознало быстро и сейчас старается не выходить с Эр-Риядом за рамки словесной перепалки.

Иранцы понимают, что ссора с саудитами при их влиянии в арабском мире может негативно сказаться на экономических отношениях Тегерана с ближневосточным регионом. В условиях скорого снятия санкций торгово-экономическое и инвестиционное сотрудничество с соседями выглядит весьма привлекательным для Тегерана, особенно учитывая тот факт, что те же европейцы пока не столь активно идут с ним на контакт.

Открытый конфликт с КСА как одним из лидеров Ближнего Востока не на руку Исламской Республике Иран (ИРИ) и в политическом плане. Интенсификация суннито-шиитского противостояния существенно ослабит попытки Тегерана играть роль одного из защитников интересов всей мусульманской общины. Обеспокоенное этим иранское духовенство в последнее время стало очень часто говорить об угрозе раскола среди мусульманских стран и призывать их к единству.

В ситуации, когда сам Тегеран не хочет ввязываться в конфликт, стоит ли Москве занимать проиранскую позицию? Да и не такой уж Иран крепкий друг для России. Максимум на что способен текущий потенциал российско-иранских связей - добрососедство и ситуативное партнерство. Для большего нет ни предпосылок, ни возможностей. Российский товарооборот с ИРИ в 2014 году составил $1,6 млрд против $1,2 млрд с КСА. Причем в случае с Саудовской Аравией в последние годы этот показатель имел тенденцию к росту, а в случае с Ираном - к падению. В инвестиционном плане говорить о солидных отношениях с ИРИ тоже рано. Строительство Россией двух новых блоков АЭС Бушер пока не показатель.

С политической основой для российско-иранского союза тоже не все так просто. Позиции двух стран близки по ряду вопросов: сирийское мирное урегулирование, положение в Ираке, Афганистане, Закавказье, правовой статус Каспийского моря, борьба с наркотрафиком и транснациональной преступностью. Однако полного совпадения ни по одному из них не существует. Более того, есть вопросы, в которых Москва и Тегеран явно расходятся. Иранские чиновники не скрываясь позиционируют Тегеран как потенциального альтернативного России поставщика природного газа на европейские рынки. Все это явно ставит под сомнение целесообразность создания блока с Тегераном.

Потенциальные потери

А потери России от конфронтации с КСА на стороне Ирана будут вполне реальными. Кремль все еще рассчитывает на совместные проекты со странами Залива и их инвестиции. Поддержка Саудовской Аравии и ОАЭ нужна России для развития отношений с Египтом, который во многом зависит от финансовой поддержки богатых арабских монархий. Наконец, союз с шиитским Ираном лишь даст козырь в руки тех, кто стремится выставить Россию врагом суннитов и использовать эту карту не только для ослабления позиций Москвы в регионе, но и дестабилизации мусульманских регионов РФ. Москва прекрасно осведомлена о том, что идея выставить русских "новыми крестоносцами" обсуждалась салафитами Ирака и стран Залива достаточно давно.

Тревожным звонком для российского руководства уже стало оглашение в начале октября 2015 года "Заявления саудовских богословов и проповедников о российской агрессии в Сирии". Последнее фактически является шариатским суждением, сформулированным 52 представителями второго и третьего эшелонов саудовского духовенства, которое характеризует российское военное вмешательство в Сирии как войну против суннитов и призывает мусульман к джихаду против Москвы.

Наконец, не стоит списывать со счетов израильский фактор. Тель-Авив уже неоднократно доказал, что является "тихим партнером" России на Ближнем Востоке. Экономические отношения двух стран на подъеме. Израильское руководство отказалось примыкать к антироссийскому лагерю после аннексии Крыма. Его конструктивную реакцию на воздушные удары ВКС РФ в Сирии также можно назвать отвечающей интересам Москвы.

Вместе с тем в Тель-Авиве опасаются трех вещей. Во-первых, попадания российского оружия в руки ливанской "Хезболлы". Во-вторых, того, что Москва и Тегеран могут поделить сферы влияния в Сирии на российский север и иранский юг, отдав тем самым ситуацию в сирийско-израильском приграничье на откуп иранцам. В-третьих, возможности того, что Иран под прикрытием российского присутствия начнет создавать базы для действий против Израиля. Явная и безоговорочная поддержка Тегерана в его противостоянии с КСА только укрепит эти страхи и потенциально заставит израильское руководство пересмотреть свои подходы.

Наконец, есть и исключительно имиджевый вопрос. Хотелось бы напомнить, что после 1979 года в Иране были осуществлены две попытки захвата посольства СССР в Тегеране и нападение на советское генконсульство в Исфагане. Нужна ли и без того не самому лучшему образу России на внешнеполитической арене репутация страны, способной закрыть глаза на нарушение норм дипломатического суверенитета? В этом смысле вялая реакция Москвы на штурм посольства КСА в Иране уже является ошибкой, ставящей под сомнение объективность Москвы в декларируемой ей же защите норм международного права.

Что же делать?

Вариант, когда Москва выступает в роли посредника, тоже не самый удачный. Во-первых, саудиты не верят России, они не понимают логики ее внешней политики и считают ее заинтересованной стороной. Для посредничества они ее не позовут. Во-вторых, КСА любым способом необходимо столкнуть лбами Тегеран и суннитский мир. Ради этого оно будет продолжать свои провокации и в переговорах заинтересованы несильно. В-третьих, пользу России принесет только удачное посредничество, а шансы на него как раз невелики.

В складывающейся ситуации нужно сохранять максимально холодную голову. С одной стороны, Москве стоит настойчивее напомнить Тегерану, что атаковать дипмиссии неправильно, осудить разгорающийся конфликт и призвать стороны к диалогу. Вместе с тем следует воздержаться от действий и слов, которые без необходимости противопоставят Россию КСА и его партнерам. Поддержка Тегерану если и должна оказываться, то без лишнего афиширования и только тогда, когда авантюра саудовского руководства будет способна нанести реальный вред интересам России. В противном случае Москва ввяжется в "не свою войну" и понесет неоправданные потери.

Николай Кожанов,
консультант программы "Внешняя политика и безопасность" Московского центра Карнеги
14.01.16