Площадь социально взрывоопасных зон в Казахстане неуклонно растет, - Гульмира Илеуова 09:49 15.02.2016
Где затаился "черный лебедь"?
Социолог, президент Центра социальных и политических исследований "Стратегия" Гульмира Илеуова предупреждает: на фоне резко ухудшающихся экономических условий для взрыва достаточно, казалось бы, самого мелкого повода. И не факт, что нынешние госуправленцы смогут оперативно справиться с ситуацией.
Или-или – Центр "Стратегия" отслеживает социальное самочувствие казахстанцев. Какова методология определения этого самочувствия? – Надо понимать, что нет специальной общепринятой методологии определения социального самочувствия. Кстати, не все страны замеряют социальное самочувствие своих граждан. Не думаю, что в обществах с нормальной социальной температурой существует необходимость определять комплексный показатель социального самочувствия. Фонд "Стратегия" систематически замеряет социальное самочувствие граждан РК в рамках проекта "Евразийский монитор". Два раза в год – осенью и весной – мы задаем респондентам пять вопросов, связанных с удовлетворенностью жизнью, оценкой своего материального положения, оценкой деятельности властей, экономического положения в стране. Показатель социального самочувствия – не статистика; она отражает субъективное ощущение людей, их оценку качества жизни. Результаты Казахстана все последние годы были на высоком, можно даже сказать, на очень высоком уровне, особенно, если сравнивать их с данными исследований "Евразийского монитора" в других постсоветских странах. Некоторые люди говорили мне: "Ну и что? У меня соседи, родственники плохо живут, а ты утверждаешь, что свыше 70% населения чувствуют себя хорошо". И на самом деле возник вопрос, может быть, как-то неправильно спрашиваем или не о том? Изучая другие подходы к оценке социального самочувствия, мы познакомились с методологией украинских социологов Евгения Головахи и Наталии Паниной. Полный набор украинской методики состоит из 44 вопросов, касающихся достаточности различных социальных благ. Что интересно, они учитывают социалку, экономику, политику и другие аспекты, важные для человека, такие как наличие любимого человека, доброта и сочувственное отношение окружающих людей. Мы решили опробовать данную методику, несколько адаптировав к нашим условиям. Методология украинских социологов заинтересовала тем, что вопросы задаются в более рациональном ключе. Задается вопрос "хватает ли?" – учитывается потребительское отношение. До этого мы спрашивали "удовлетворены ли жизнью?". Результаты новых исследований могли бы заметно отличаться от прежних. Но они оказались почти такими же, как и по старой методологии. – Каков актуальный уровень социального самочувствия в стране? – Положительно оценивших свое социальное самочувствие 62%. Много это или мало? Думаю, нужно смотреть в динамике. Например, в более благополучные периоды (2004–2008, 2011–2014 годы) респондентов, положительно оценивающих свое социальное самочувствие, набиралось 70% и выше. Ухудшение социального самочувствия произошло в основном за счет тех, кто ранее затруднялся ответить. Теперь сомневающиеся определились. Те, кто раньше отвечал "скорее удовлетворен", перешли в группу респондентов, выбравших "скорее не удовлетворен". Причина тому – рост цен, ухудшение материального положения и снижение реальных зарплат. Из последних опросов мы наблюдаем рост числа респондентов, выбравших промежуточные ответы: "скорее удовлетворен" или "скорее не удовлетворен". Для сравнения, в стабильные периоды респонденты чаще выбирают "удовлетворен полностью". Растет неопределенность. К сожалению, у меня нет зимних результатов, но ухудшение самочувствия налицо.
Аким отпущения – Когда вы в последний раз проводили замеры? – "Евразийский монитор" – в ноябре 2015 года. Но есть другие проекты, где замеряются схожие индикаторы. Например, в декабре мы выясняли, делают ли казахстанцы сбережения. Оказалось, что у большинства с этим проблемы – "не хватает денег". Почти 60% респондентов покупают только самое необходимое, живут буквально от зарплаты до зарплаты, не имея возможности откладывать. Осенью 2010 года 76% опрошенных оценивали ситуацию в стране как благополучную, спокойную. Четыре года спустя таких оценок придерживался 61%, а в исследовании, которое мы проводили в последний раз в конце 2015 года, – 54%. Произошло заметное увеличение числа тех казахстанцев, которые полагают, что ситуация в стране неясная, напряженная: в 2010 году – 20%, в 2014 – 30%, в 2015 году – 39%. – Каковы причины изменения социального самочувствия? – Перечень проблем, меняющих социальное самочувствие, почти одинаков. Но важно то, что последовательность проблем заметно меняется в зависимости от ситуации. Если раньше рост цен занимал третье место, иногда четвертое, теперь же – опять первое. Например, раньше на социальные настроения сильно влияла высокая плата за образование детей. Сейчас же у многих не хватает денег даже на жизнь, средства тратятся на поддержание базовых потребностей, а вопросы развития, улучшения уже не могут решаться качественно значительным числом семей. Также заметно, что за десятилетие наблюдений практически всегда наиболее актуальными для населения Казахстана остаются социально-экономические проблемы, при этом политические и духовные вопросы всегда находились на последних местах рейтинга проблем. – Через какие еще показатели определяется социальное самочувствие? – Оценка деятельности власти – важнейший показатель. Здесь нужно уточнить, рейтинг президента остается высоким, по крайне мере, согласно данным ноября 2015 года. Он вне критики, респонденты не связывают свое социально-экономическое положение с его деятельностью. Однако снижается удовлетворенность деятельностью местной власти. Если оценка работы местной власти упадет значительно, то можно предположить, что виноватые найдены. Этот показатель, скорее всего, упадет ниже 50%. – Как казахстанцы оценивают работу разных ветвей власти? – 58% опрошенных удовлетворены деятельностью правительства, 56% – деятельностью парламента. Средний показатель оценки акимов – 51%, но бывает так, что некоторых акимов положительно оценивают всего 30% респондентов, других – 70%, особенно, если речь идет о районных акимах. Сегодня большинство пока что оценивает акимов достаточно хорошо, но в сравнении с представителями других уровней вертикали власти у них самые низкие показатели. – Как изменится социальное самочувствие и в каком временном горизонте ждать изменений? – Как я уже говорила ранее, один из главных содержательных показателей социального самочувствия – оценка респондентами материального положения своего и своей семьи. На вопрос "есть ли у вас сбережения?" 52% респондентов ответили отрицательно. Тем, у кого они есть, задавался вопрос "на какой период их хватит?". Основная группа указывает, что сбережений достаточно только на один-три месяца. Думаю, к весне появятся некоторые проблемы; как минимум, оценка социального самочувствия ухудшится.
Пасторальный пейзаж – Каков уровень социального оптимизма? – Социальный оптимизм – достаточно сложная категория для определения, поскольку респондентам необходимо исходить из неких прогнозных вещей макроуровня, которые зачастую сложно оценить простому человеку. Но, вместе с тем, влиятельность параметра "социальный оптимизм" можно подтвердить тем, что при ответах на вопрос о причинах отъезда из страны в качестве основной респонденты называли именно "отсутствие четких, ясных жизненных перспектив". Традиционно уровень социального оптимизма ниже, чем показатели социального самочувствия. Например, в наших исследованиях есть вопрос "как вы считаете, через год вы, ваша семья будете жить лучше или хуже, чем сейчас?". То есть мы просим спрогнозировать ближайшее будущее. В этом случае респонденты склонны давать более реалистичные оценки, по сравнению с оценками социального самочувствия. Так, в ноябре 2015 года 40% полагали, что "все будет оставаться так же, как сейчас", то есть изменений никаких не будет; 33% прогнозировали некоторое улучшение, и только 13% были уверены в значительных улучшениях. – Отличаются ли уровни социального самочувствия и оптимизма от региона к региону? – Городское население жестче в оценках, горожане не привыкли раздавать авансы, они рациональнее. Жители сельской местности склонны благодарить правительство, мягки в оценках. Поэтому в селе социальное самочувствие и оптимизм выше. Привыкшие к большему потреблению горожане, сталкиваясь с экономическими трудностями, испытывают негативные эмоции. Ведь они не хотят отступать с занятых позиций. В селе же потребление не росло такими темпами, как в городе, поэтому сельским жителям легче откатиться назад. В разрезе областей сравнительно низкий уровень социального самочувствия зафиксирован нами в Карагандинской, Алматинской, Южно-Казахстанской, Акмолинской, Восточно-Казахстанской, Жамбылской областях. Обращает на себя внимание, что в Жамбылской области крайне низкие уровни удовлетворенности работой правительства – 38% и парламента – 42%.
Набор необходимого – Чем казахстанец доволен и чего ему не хватает? – По данным нашего майского опроса 2015 года, проведенного по методике украинских социологов, пятерка социальных благ, которых хватает казахстанцу, другими словами, то, что создает для него зону комфорта, выглядит так: "необходимая одежда", "любимый человек", "счастье в семейной жизни", "возможность приобретать самые необходимые продукты" и "настоящие друзья". Не думаю, что с тех пор что-то кардинально изменилось. Из социальных благ, которых казахстанцу не хватает, деньги находятся на первом месте. Денег не хватает 48% опрошенных. На втором месте возможность полноценно проводить отпуск, на третьем – автомобиль. Что интересно, модной и красивой одежды не хватает почти пятой части населения. К одежде вообще подход особый. Если из социальных благ, которых хватает, респонденты на первом месте указывают "необходимую одежду", то 18% опрошенных заявили, что им не хватает именно "модной и красивой одежды". В своих исследованиях мы всегда предлагаем участникам оценить свой потребительский потенциал, выбрав то или иное суждение, которое им наиболее подходит: "Денег не хватает даже на продукты", "На продукты денег хватает, но покупка одежды вызывает финансовые затруднения", "Денег хватает на продукты и одежду. Но покупка вещей длительного пользования (телевизора, холодильника) является для нас затруднительной" и далее по возрастающей. Так вот, до последнего времени основная часть казахстанцев принадлежала к третьей группе. Им хватало на продовольствие и одежду, но покупка вещей длительного пользования, в первую очередь крупной бытовой техники, вызывала трудности. Эту группу зачастую рассматривают как протосредний класс. Кризис проявляется в том, что доля этой группы постепенно снижается. Так, в ноябре 2014 года таких людей было 51,7%, в мае 2015 года – 48,7%. При этом выбытие людей из описанной группы предполагает, что в настоящее время им уже не хватает средств не только на бытовую технику, но и на одежду. Таким образом, данные вышеприведенного исследования за ноябрь 2015 года четко коррелируют с результатом другого исследования, в котором мы задавали вопрос "стали ли вы экономить?". Около 70% респондентов ответили утвердительно. В первую очередь стали экономить на одежде и обуви, потом на отдыхе и отпуске, затем на продовольствии. Это говорит о крайне низком уровне доходов населения: только подняли цены, а люди уже не могут позволить себе покупку одежды. А уж тем более, если семья большая, то покупка одежды – трудноразрешимая проблема. Именно низкий уровень доходов долгое время обеспечивал "взрывной" рост потребительского кредитования. Сейчас, когда у основной части казахстанцев не хватает денег даже на одежду, высока вероятность повышения социального напряжения. У многих не будет хватать средств на расширенное потребление, обслуживание кредитов. При этом товары, что завезли по старому курсу, раскупят к лету. Тогда мы и увидим рост цен, который сильно изменит соотношение групп, о которых мы сказали выше. – Выходит, что казахстанцы все заработанное тратят, не имея возможности сберегать? – Казахстанцы практически ничего не сберегают. Осенью прошлого года меньше чем 10% респондентов ответили, что откладывают деньги. Остальные заработанное тратят полностью. Мы же знаем, какой уровень зарплат в РК. Кстати, у 80% казахстанцев доходы только от трудовой деятельности. По официальной статистике, свыше 100 тысяч тенге получают только в Алматы, Астане, Мангистауской и Атырауской областях. При этом средние расходы казахстанца составляют чуть более 100 тысяч тенге, половина из этой суммы – затраты на продовольствие, 28 тысяч тенге – статья расходов на непродовольственные товары, на платные услуги казахстанец в среднем тратит 25 тысяч тенге из своего бюджета. – Платные услуги – это медицина, досуг? – В первую очередь – коммунальные услуги, содержание жилья, ремонт, услуги связи и транспорт, то есть постоянные затраты каждого казахстанца из месяца в месяц. А если растут цены, допустим, на продовольствие, тогда резко снижается возможность сберегать. – Руководствуются ли власти данными, которые вы озвучили? – Загнав в угол исследователей, центральная исполнительная власть оказалась в плену пугалок и мифов. По своему опыту могу сказать, что власть внимательно читает материалы независимых исследователей: были неоднозначные реакции после моих интервью. Но это же неправильно, у власти должна быть своя честная социология! Если ее не будет, она многое пропустит мимо ушей. Это чревато тяжелыми последствиями. Хотелось бы обратить внимание вот на какой аспект. Большая часть высокопоставленных чиновников не работала в настоящий кризис, который был в 1990‑е. Либо они тогда ходили на вторых ролях, только начинали. Справятся ли они в сложных условиях – вопрос открытый. Умеют ли они разговаривать с населением и разрешать конфликтные ситуации? Нужна ли им социология? Если власть не привыкла опираться на социологические данные, откуда и как она получит их сейчас? – Стала ли власть чаще обращаться к вам? – Мы работаем с несколькими акиматами. Это те, с кем мы сотрудничаем уже на протяжении ряда лет, они привыкли пользоваться нашей социологией. В других областях, может быть, есть собственная хорошая социология, но утверждать не берусь. Показательно, что несколько высокопоставленных чиновников областных администраций жаловались на качество собственных социологических исследований. Но представители власти не стали к нам чаще обращаться.
Мещанский протест – Вы считаете, что мещане – базовый слой, что их в стране 60%. Напомните, кто такие мещане, и расскажите, что с ними случилось теперь? – Если говорить о сегодняшнем дне, то мещане в РК – это социально-культурная общность, настроенная на потребление. Мещане считают себя людьми self-made, поэтому они никому, в том числе государству, ничем не обязаны. Отношения с государством мещане строят на принципах нейтралитета – требуют уважения от другой стороны в ответ на невмешательство в их жизнь. Если есть возможность уклониться от налогов, они это делают. Если же налоги небольшие, то платят, как бы делая одолжение. Для них главное – рост потребления и накопления, улучшение качества своей жизни. Они потребляют напоказ, чтобы им завидовали. – Как они поведут себя в условиях сжатия потребления? – Чтобы ответить на вопрос, следует взглянуть на мещан через стратегии поведения казахстанцев в кризис. Одна часть начинает экономить, вторая часть ищет более высокооплачиваемую работу либо дополнительные источники дохода, либо расширяет имеющуюся деятельность. Например, если до этого в парикмахерском салоне только стригли, то теперь предоставляют еще услуги по маникюру и даже массажу. Мещане – не бездельники, им присуща вторая модель поведения в кризис. В таком случае встает вопрос, связанный с размером экономики страны, хватит ли свободных стульев? Хватит ли резервов экономики, которые позволят мещанам, и не только им, сохранить текущий потребительский уровень и статус? – Если свободных стульев не хватит?.. – Значительное количество людей в результате обострившейся конкуренции выпадет из мещан. Можно предположить, что лишатся своего статуса недавно присоединившиеся, кто еще не успел, так сказать, укорениться, кто ментально готов снизить свои потребительские требования. Но есть те, кто не хочет уступать. Как они себя поведут? Какая-то часть, наверное, эмигрирует в поисках более хорошей жизни или крепко задумается об отъезде. Это не обязательно мещане, но люди, которые имеют активную жизненную позицию. Высока вероятность внутренней миграции: из регионов, остро переживающих кризис, в регионы с лучшей ситуацией. Другие начнут искать резервы роста. Вы наблюдаете, что в Алматы начали закрываться бутики с дорогой одеждой? Так вот, хозяева этих бутиков могут выйти из неэффективного бизнеса и вложиться в эффективный. Не стоит забывать, что для адаптации, перехода от неэффективного бизнеса к эффективному нужно время. Неизвестно, хватит ли запаса прочности пережить этот период. – А что с принципом нейтралитета мещан, по которому они требуют уважения от государства в ответ на невмешательство в их жизнь? – Государство же их тронуло, например, безудержной девальвацией тенге. – И они теперь ответят? – Они отвечают экономически, расширяя производство, переходя в другие, более доходные сферы деятельности. В политику они пока не полезут. В этом смысле этот слой пока предсказуем.
Затаившийся "черный лебедь" – Напомню ваш прогноз годичной давности: под общественным напором власть не будет жестко требовать исполнения норм о детских креслах. И пока, правда, не видно таксистов, которые ездили бы с детскими креслами. Ведь мещане ответили почти политически. – Показали зубы, потом отступили. Но противники детских кресел не образовали партию. Нужно понимать, что, рассуждая о мещанах, мы говорим об аморфной массе. Это группа людей, заинтересованных в хорошем уровне потребления. И на вызовы они пока что отвечают экономически. Мне кажется, здесь важно другое, если мы говорим о реакции населения и эффективности госуправления. Сегодня главная проблема в блокировке альтернативного мнения. Существует, скажем так, официальный политический процесс, и существуем мы со своими разговорами на кухне. Существует некая форма и мы в ней. И меня сильно беспокоит, что в последнее время возникает много несистемных ситуаций, которые трудно предсказать. Тем более в условиях ограничения плюрализма мнений предсказать их сложнее. Это так называемые "черные лебеди" – неожиданные события со значительными последствиями. Приведу пример. Мы третий год делаем большой проект, связанный с мелкими правонарушениями. Существующая правоприменительная практика, законодательство – по сути драконовские, штрафы за мелкие правонарушения огромны. Штраф за парковку на месте для инвалида – 90 тысяч тенге. Представьте, простой казахстанец, получающий 70 тысяч тенге в месяц, нарушил этот закон случайно. Допустим, гололед, и он проехал на красный свет. Однако штраф обязателен к оплате, и гражданин никому ничего не докажет. В таких условиях "черным лебедем" может стать неожиданное повышение тарифов на коммуналку или взяточничество полицейских, или халатность врачей. Кстати, в 2002 году халатность врачей заняла первое место среди ответов на вопрос "что может послужить поводом к выходу на акции протеста?". Мы с вами разговариваем о социальном самочувствии, что оно на довольно высоком уровне, а в это время где-то проплывает "черный лебедь". – Как вы думаете, акимы имеют представление о "черных лебедях"? – Есть достаточно грамотные акимы. Например, Крымбек Кушербаев – аким Кызылординской области. Он умеет говорить с народом на простом языке. Но таких управленцев у нас мало. Представьте, что где-то "взорвало", а местный чиновник в нужный момент не может правильных слов найти. Меня сильно беспокоит отсутствие системного понимания, неумение работать в кризисной обстановке и, с другой стороны, несистемные сбои, "черные лебеди", как мы их назвали, и неготовность властей их локализовать. – Каким же образом власть собирается поддерживать социальный оптимизм? – Как власть собирается поддерживать социальный оптимизм казахстанцев, если она же намекает, что будет хуже, чем в девяностые? В тучные годы у нас сложилось восприятие мира, так сказать, поступательно-прогрессивное. Высокие цены на нефть и пропаганда поспособствовали этому. Молодые люди, которые родились 20 лет назад, выросли в стабильном и счастливом Казахстане. Они – благодатная почва для этой пропаганды. И есть родители этих молодых людей; они-то все помнят и на фокус-группах говорят: "Зачем мы все эти годы прожили, если будет еще хуже?" В таких условиях вы предлагаете подумать, как власти собираются поддерживать социальный оптимизм казахстанцев. У нашего населения высокая степень адаптивности. И это спасает. Когда изучаешь причины, почему высок уровень социального самочувствия, то наталкиваешься на высказывания типа "мы же смогли, несмотря ни на что". Что касается социального оптимизма, то власть для этого выдвигает новые горизонты будущего. Без сарказма говорю, создаются новые идеологемы, которые призваны крепче консолидировать общество. В трудной экономической ситуации нужно найти объяснения тому, почему мы должны быть вместе, несмотря ни на что. Почему мы сегодня неуспешны, но лучше заживем потом. Видно, что сейчас над этим работают. Насколько это эффективно в ситуации уменьшающегося доверия к власти – вопрос открытый. Ведь в Казахстане не черпают информацию из одного источника. Интересующийся посмотрит государственный канал, потом другой, может, иностранный, а еще в интернете о том о сем почитает. Если вернуться к социальному оптимизму, большинству населения Казахстана присуще такое чувство, как надежда. Конечно, надежда крайне важна для формирования социального оптимизма, потому что на самом деле она умирает последней. Сегодня надежда формирует у казахстанцев сравнительно-позитивные настроения. В некоторые периоды у 67% опрошенных надежда давала позитив, сейчас у 55%. Однако помимо достаточно эфемерной по своей сути надежды граждан на лучшее, у страны должны быть и более материальные основания для стабильности и устойчивости.
Аскар Машаев, 8 февраля 2016
|