"Власти Казахстана постоянно стоят перед проблемой выбора главного направления управленческих усилий: в сторону ли упования на саморегулирующую силу рынка, в сторону ли усиления планового и административного начала в экономике. Такая двойственность присутствовала всегда, и всегда в проигрыше оказывались … оба направления" - политолог Петр Своик (Казахстан, Алматы) специально для CABAR.asia а нализирует проблему приватизации, а также пытается ответить на извечный вопрос "что делать?".

svoik 1Опубликованный еще до Нового года список подлежащих приватизации госкомпаний до сих пор оставляет ощущение растянутой на сколько-то лет вперед сенсации – распродается едва ли не все!

В приватизационный перечень вошли около 260 компаний из разных секторов экономики – от нефтегазового до аграрного. Всего более 780 объектов. Среди них такие нацкомпании как "Казахстан Темир Жолы", "Казатомпром", "КазМунайГаз", "Казпочта", энергетическая компания "Самрук-Энерго" (в состав которой входят крупнейшие электростанции – Экибастузские ГРЭС-1 и ГРЭС-2). В перечень организаций республиканской собственности, подлежащих приватизации, также вошли санатории МВД, Казахфильм, Международный центр пограничного сотрудничества "Хоргос", оздоровительный центр "Бобек", аэропорты Астаны, Павлодара, Актау.

Фактически, и по степени эмоционального воздействия на публику, и по действительным экономическим и политическим последствиям столь радикальной перемены во взаимоотношениях государства и бизнеса, это – ключевой пункт всей антикризисной программы правительства на 2016-2020 и далее годы. Подытоженной, кстати сказать, в статье президента Назарбаева "План нации – путь к казахстанской мечте".

Ключевым этот пункт является прежде всего с идеологической точки зрения – не зря его назвали уходом от "государственного капитализма". И действительно: если спустя более двух десятилетий от начала радикальных рыночных реформ государство выставляет на продажу громаднейший набор недвижимости, предприятий и организаций самого разного рода деятельности, то чем, как не государственным капитализмом" можно назвать такую систему собственности?

Вот от этого отправного пункта – не почему государство пошло на радикальный отказ от своего имущественного и организационного участия в рыночной экономике, а почему рынок по-казахстански получился столь огосударствленным и следует начать наш анализ. А уже от ответа на этот ключевой вопрос вытекает и то, почему массированный сброс госактивов в "конкурентную среду" опять стал главным антикризисным лозунгом правительства.

Ничто не ново в этом мире

Опять – потому что все это уже было – в начале 90-х годов, и тоже в условиях острого системного кризиса. Тогда неслыханное в СССР словосочетание "разгосударствление и приватизация" стало и идеологической и практической целью всей совокупности властной политики Казахской ССР, а затем Республики Казахстан. Об этом говорил президент, этим занималось правительство и на то же были направлены законотворческие усилия сначала Верховного Совета, а затем мажилиса и сената.

Тем не менее, даже тогда масштабного разгосударствления не случилось: пущенные правительством приватизационные волны оказались не слишком частыми и совсем невысокими. Сначала была купонная компания, нацеленная на приватизацию исключительно квартир, - с обещанием не имеющих таковых гражданам некоей последующей компенсации. Каковой не случилось и, более, того, собственно жилищные купоны тоже оказались не нужными – вскоре (с подачи акима Алма-Аты Нуркадилова), квартиры (но не дома и не придомовые территории!) были отданы владельцам в собственность бесплатно. Потом была проведена так называемая "массовая приватизация" - под которую были отведены исключительно мелкие объекты – парикмахерские, магазинчики, СТО и т.п. Хотя и здесь особой массовости не получилось – у массы граждан элементарно не было средств для участия в аукционах.

Далее последовала ПИКовая приватизация. Повторяющая российскую ваучерную, однако с такими дополнительными ограничениями, которые заведомо ее выхолащивали. Если в России после ваучеров и залоговых аукционов появился какой-никакой фондовый рынок, то на казахстанские ПИКи можно было приобрести только очень небольшие доли далеко не самых лучших предприятий. В итоге это закончилось ничем.

То есть, даже на стадии действительно охватившего массы рыночного романтизма и весьма демократической риторики начала и середины 90-х годов, правящая посткоммунистическая номенклатура не захотела поделиться с народом ничем из действительного серьезного бывшего "общенародного" имущества. Приберегая все самое ценное для себя.

Впрочем, поделиться, и очень щедро – пришлось. С так называемыми иностранными инвесторами, действительными и искусственно созданными самими же властями. В качестве действительных выступили реальные транснациональные компании, - Шеврон, например, получивший наиболее перспективное на то время Кульсаринское нефтяное месторождение, а также участники Карачаганакского консорциума. Позднее к этим реально иностранным компаниям добавились китайские, получившие сначала Кульсаринское, затем Жанажольские нефтяные месторождения, а затем уже вышедшие непосредственно к Каспию. К искусственно же созданным "иностранцам" относится, прежде всего, "евразийская" группа, такая же "корейская" и другие, между которыми была распределена цветная и черная металлургия.

Организационной формой такого перераспределения собственности, создающего альянс местного властно-олигархического капитала с транснациональным, стала последующая после завершения всех "массовых" попыток, так называемая "приватизация по индивидуальным проектам". В результате которой практически вся черная и цветная металлургия и частично электроэнергетика Казахстана оказались в частной собственности. Что, впрочем, не снимает предположения, что через таких формальных собственников осуществляется тот же государственный контроль за этой сферой.

Что же касается "нефтянки", то часть ее, - большая по объемам и по качеству - была приватизирована в пользу реальных иностранных собственников, по "многовекторному" - США, Европа, Китай, Россия - принципу. Наиболее же проблемные месторождения, вкупе с магистральными нефте- и газопроводами, оставлены под контролем национальной компании.

В итоге массового собственника и распределенного по конкурентной среде множества частных предприятий не возникло. Унаследованный от СССР "народнохозяйственный комплекс" перешел в собственность весьма небольшого количества субъектов. Которых в совокупности можно было бы классифицировать как симбиоз транснационального и государственного компрадорского капитализма.

Сначала политика, потом экономика

Надо признать, что фактическое огосударствление экономики, - пусть и в рыночных условиях, пусть и с участием частной собственности, оказалось более чем естественным для казахстанских условий. По двум, по крайней мере, фундаментальным причинам:

Во-первых, это вытекает из формы власти, отнюдь не диверсифицированной по европейскому парламентскому образцу, а сохранившей от советских (и прошлых) времен принцип персонального единовластия и централизованную вертикальную структуру. Само собой, что и приватизируемая экономика неизбежно выстраивалась под ту же персонифицированную вертикальную структуру – иного просто не дано.

Так сложилось еще в самом начале рыночных реформ – в кризисные и безденежные 90-е годы. А начавшийся в "нулевые" годы рост сырьевых цен, счастливо напитав уже сложившийся "госкапитализм" валютными ресурсами, только завершил его логическое оформление. А именно: над всеми оставшимися в государственной собственности национальными компаниями появился холдинг "Самрук-Казына" и оформились централизованные "институты развития".

Аналогично, предпринимательское сообщество, пошедшее было по пути объединения в отраслевые ассоциации, было подведено под вертикаль Национальной палаты с ее региональными филиалами. При этом все предприниматели на законодательном уровне оказались обязательными плательщиками взносов в Нацпалату – фактически под дополнительным целевым налогом на содержание "министерства предпринимательства".

Вторая фундаментальная причина – это объективно мало конкурентный и сугубо монополизированный рынок Казахстана. Большая часть экономических субъектов в национальной экономике, и практически все главные – это естественные или близкие к такому естеству монополии. Ниш же, в которых возможна реальная и полноценная конкуренция – мало, и почти все они имеют лишь дополнительный или вспомогательный характер. А такая экономическая структура тоже требует непрерывного государственного администрирования.

Фактически мы имеем феномен погружения в геополитический, экономический и информационный контекст XXI века того, что можно было бы назвать "рыночным феодализмом". В том смысле, что система властвования в Казахстане гораздо более соответствует доиндустриальным суверен-вассальным отношениям, в рамках которых осуществляется предоставление "в кормление" политических и экономических постов.

Больше рынка или больше государства?

И в силу такого своего вписанного в современный рыночный контекст феодального качества, вкупе с объективно монополизированной структурой экономики, власти Казахстана постоянно стоят перед проблемой выбора главного направления управленческих усилий: в сторону ли упования на саморегулирующую силу рынка, в сторону ли усиления планового и административного начала в экономике.

Такая двойственность присутствовала всегда, и всегда в проигрыше оказывались … оба направления.

Так, невмешательство правительства в свободно складывающийся внешний платежный баланс Казахстана, опора на иностранные инвестиции и внешнее же фондирование казахстанских банков, неуклонно расширяли и закрепляли зависимость страны от экспорта сырья и импорта готовых товаров, вкупе со все большей внешней монетарной зависимостью. Непрекращающиеся же попытки создания многочисленных отраслевых и региональных программ, разного рода "прорывных" проектов либо захлебывались еще в начале исполнения, либо – даже при самых больших властных усилиях - как, например, Программа ФИИР, давали лишь очень относительный эффект.

Отсюда, - из этой двойственности - вытекает, кстати сказать, и такая неодолимая для власти проблема, как коррупция. Все объективно: единовластная вертикаль – далеко не самый современный способ государственного управления - имеет один безусловный плюс: способность выполнять поставленные перед нею масштабные задачи. Если же общей для всех исполнителей и концентрирующей все их усилия задачи нет, зато есть масса разнонаправленных попыток опереться и на рынок, и на администрирование, аппарат сам находит себе естественное для патронатно-клиентальной системы занятие – "распил" проходящих через него экономических потоков. Благо, в столь же вертикально выстроенной экономике все сколько-нибудь значимые экономические потоки обязательно проходят через ту или иную чиновную инстанцию.

В результате аппаратная же борьба с коррупцией внутри системно коррумпированного аппарата власти, объективно обостряющаяся по ходу кризисного оскудения экономических потоков, замыкается сама на себе и превращается в своеобразную форму "антикризисного" существования такой системы.

Вслед за Россией

Вот на таком общем фоне и объявлена масштабная программа приватизации госактивов. вкупе с задачей превращения собственно "Самрук-Казыны" в "компактный холдинг". Почему именно сейчас, в чем основные причины этого ухода от "государственного капитализма" и чем такая компания может закончиться?

Общая причина понятна: системный кризис, и что-то надо делать.

И в этот критический момент государственно-бюрократический капитализм делает естественный для себя выбор – не в сторону государства, а в сторону рынка. То есть, в сторону ухода от своей собственной ответственности путем перевода в "конкурентную среду" всего того, что прежде приносило правящей олигархии политические и экономические преимущества, а ныне приносит только затраты и проблемы.

Так, сначала на "рыночное регулирование" был переведен курс национальной валюты, теперь есть намерение сбросить в рынок и госактивы. И здесь, надо сразу сказать, основным мотивом является копирование аналогичного поведения российского "старшего брата" - такой же государственно-капиталистической и олигархо-компрадорской правящей вертикали. Именно это – отзеркаливание политических решений является побудительным мотивом тех как бы экономических решений, которые определяются как бы собственно казахстанскими кризисными обстоятельствами.

Таким образом – просто копированием поведения российского рубля – казахская валюта была отправлена в "свободное" плавание, и ровно так же приватизационные планы казахстанского правительства накладываются на столь же масштабные приватизационные замыслы правительства российского.

Причем и то и другое совместно мотивируются, по всей очевидности, той внешней силой, которую можно назвать иностранным консультированием. Известно (хотя широко не афишируется), что при правительстве Казахстана и Национальном банке, как и в России, всегда были и остаются разнообразные консалтинговые организации, миссии и представительства, поддерживающие те или иные программы развития, оказывающие собственно властям те или иные услуги, а заодно и "подсказывающие" им как бы экономическую, на самом же деле – политическую стратегию.

Само собой, что номенклатурное олигархическое огосударствление экономики не слишком нравилось представителям такого миссионерского присутствия, но в "тучные" годы высоких сырьевых цен у них не было ни оснований, ни шансов переубеждения властей. Да и, прямо говоря, в этом не было никакой нужды, поскольку именно такая правящая система и вписанная в кланово-номенклатурную вертикаль экономика как раз и являются оптимальными для внешней, - сырьевой и монетарной, эксплуатации.

Иное дело, - системный кризис, охватывающий не просто Казахстан или Россию, а фактически всю глобальную систему, выстроенную на неэквивалентном "свободном" рыночном обмене между развитыми экономиками "развивающимися". Естественной реакцией всего глобального капитала на собственный системный кризис является лозунг "все – в рынок", как раз и отражаемый в антикризисных программах Казахстана, как и России.

Приватизационные перспективы

Такой "антикризисный" лозунг хорошо вписывается и в интересы самой правящей бюрократии и аффилированного с нею бизнеса, поскольку формальное закрепление и так уже давно переданной во владение и управление частным лицам, кланам и группам государственной собственности в критический момент необходимо обеим сторонам.

Но это – вслух не оглашаемый подспудный мотив. Официальная же задумка - оптимизировать состав и структуру управления остающейся госсобственности.

Ожидается, что количество компаний в НК "КазМунайГаз" сократится с 206 до 75 (в 2002 году, когда КМГ был только создан, в его состав входило всего 48 дочерних и зависимых организаций), КТЖ– со 102 до 30, "Казатомпрома" –с 82 до 38, "Самрук-Энерго" – с 38 до 19.

И еще одна вовсе не секретная цель, которую правительство на этот раз не стало акцентировать (должно быть – уже не надеясь на осуществление): создание наконец-то казахстанского рынка ценных бумаг. Наполнение местной фондовой биржи отечественными "голубыми фишками" декларировалось в прошлые годы неоднократно, но всегда откладывалось. Последней такой, продекларированной на уровне главы государства попыткой было "Народное IPO", также сведенное к продаже весьма небольших пакетов двух-трех компаний отнюдь не широкому кругу приобретателей.

Кстати сказать, наиболее сенсационные лоты из нынешнего приватизационного списка – КМГ, Темир жолы, Казатомпром и т.д. – это все то же IPO. А потому даже полное исполнение приватизационных планов в этой части – то есть продажа 5-10 процентных пакетов - мало что добавит к нехватке финансовых "инструментов" на КАSE, не повлияет на структуру управления компаниями и не слишком поможет с инвестиционными ресурсами.

Что же касается шансов на исполнение приватизационных планов в отношении продажи объектов целиком, то здесь подсказку дает предыдущий опыт. Напомним – нынешний приватизационный список – отнюдь не первый. Почти столь же масштабный план продажи госсобственности правительство попыталось осуществить еще по урокам кризиса 2007-2008 годов. И как раз ко времени публикации нынешнего списка министр финансов Б. Султанов проинформировал общественность, от каких достижений стартует новая волна:

"На сегодняшний день реализовано 235 наших активов на сумму 78 млрд. тенге, при этом республиканский бюджет выручил 7,6 млрд. тенге, порядка 20 млрд. тенге поступило в местные бюджеты за счет продажи 107 объектов коммунальной собственности. 138 млрд. тенге получили национальные холдинги от передачи в конкурентную среду 43 объектов и национальные компании - 3 млрд. тенге. Это – намного меньше того, на что рассчитывало правительство.

Например, в СМИ можно найти такие итоги предыдущей компании:

К концу 2013 года из 713 активов и объектов из структуры компаний ФНБ "Самрук-Казына" было выведено 482, в том числе 405 было реализовано частному сектору. В 2014 году из выставленных на продажу 59 объектов было реализовано всего 24 объекта. Причем (по данным зампредседателя ФНБ "Самрук-Казына" Елены Бахмутовой) на некоторые объекты вообще не было заявок, 13 активов выставлялись на торги дважды, а 11 активов – трижды. Например, не вызвали интереса зарубежные активы АО "Самрук-Казына", среди трижды выставлявшихся на торги были такие компании как ТОО "Бiржан-­Атырау", ТОО "Бас-Балхаш 2004", АО "Каскор-Транссервис". Итоги прошлого года аналогичны – из 22-х запланированных к реализации активов в конкурентную среду ушло только 9. Сроки реализации некоторых активов были перенесены на текущий год.

Уверенно можно прогнозировать, что нынешняя компания будет еще более вялой, - на фоне гораздо более резкого сжатия экономики по сравнению с посткризисными 2010-2014 годами, да еще при двукратном обесценивании тенге.

Поэтому на вопрос: какие последствия для экономики и населения следует ожидать от данной приватизационной компании, ответ таков – незначительные.

За всей масштабной приватизацией стоит, на самом деле, всего лишь юридический передел формы собственности - из формально государственного она переводится в частный статус. Приход каких-то новых собственников со стороны, тем более – из-за рубежа, не предвидится. Прежде всего потому, что практически все приватизируемые объекты относятся либо к напрямую регулируемой государством – через тарифы и инвестиции - инфраструктуре, либо к вспомогательной сфере, существующей почти исключительно за счет бюджетных заказов и оплат.

Соответственно, "конкурентная среда" для такого рода бизнес-субъектов, это взаимодействие с государственными тендерными и закупочными комиссиями, где связи уже налажены, и чужакам – не место. И, конечно, плотная работа с тарифными регуляторами – на предмет получения выгодных ставок. Тоже – без "посторонних".

Другое дело, что в Казахстане действительно есть сферы для прихода и деятельности новых и серьезных иностранных инвесторов, – ориентированное на экспорт сельское хозяйство, прежде всего, а также высокотехнологичные переделы в черной и цветной металлургии. К чему вполне серьезно присматривается уже Китай, а также и европейские инвесторы. Но это уже другая история, не вписанная в рамки данной приватизационной стратегии.

А в ее рамках продана будет лишь некоторая часть выставленных на продажу объектов, за несущественные, с точки зрения реальных потребностей правительства суммы. Да и эти платежи, поступив в бюджет, в основном разойдутся на оплату услуг и содержание той же приватизированной квазигосударственной собственности.

Мало что получится и из задумки сделать "компактным и эффективным" материнский для всех госкомпаний холдинг "Самрук-Казына". Коль скоро собственно власть выстроена по управленческой вертикали, интегрированный с нею системообразующий бизнес не может не отражать то же строение. Иное означало бы рассогласование и дезорганизацию – не более того.

Разумеется, задача сокращения управленческого аппарата и повышения его эффективности тоже актуальна и ждет своего решения, но наивно ждать этого от самого аппарата. Хотя бы потому, что задачу своего сокращения бюрократическая структура автоматически заменяет созданием дополнительных "оптимизационных" подразделений с широким штатом, - что сейчас и происходит.

Итак, чего Казахстану ждать в целом от антикризисной программы правительства, включая ее приватизационную часть?

В целом – естественного развития и углубления системного кризиса, частью которого является сама исчерпавшая свой ресурс политико-экономическая система. Которая, как попавший в трясину бедолага, своими рефлекторными движениями только ускоряет все большее увязание.

Что делать?

Наш собственный антикризисный ответ на этот вопрос уже никак не помещается в формат данной статьи. В принципиальном виде он заключается в формуле "больше не рынка, больше - государства". И, кстати, только что (10 февраля) объявленное решение президента инвестировать крупные суммы, в том числе и из пенсионных накоплений, в инфраструктурные проекты – шаг в этом направлении. Другое дело, что такое масштабное инвестирование предпринято всего лишь для кризисного "затыкания дыр" и пока никак не сопряжено с необходимой структурной перестройкой экономики и системы управления ею. В результате под большой вопрос ставится сохранность и возвратность государственных и пенсионных вложений.

А если в самом сжатом виде, то наша формула такова:

Девальвации – нет, фиксированному курсу национальной валюты – да! Приватизации инфраструктурных компаний – нет, национализации сырье экспортирующих комплексов – да!

Петр Своик, политолог (Казахстан, Алматы)
16.02.2016