ТУРКЕСТАНСКИЙ ДНЕВНИК ВЕРЫ НИКИТИНОЙ. 1914 ГОД. ЧАСТЬ II
Вячеслав Дегтярников 29.02.2016

Мы продолжаем публиковать выдержки из дневника Веры Александровны Никитиной, участницы Туркестанской научной почвенной экспедиции 1914 года, которой руководил ее муж, Василий Васильевич Никитин. В дневнике он фигурирует под инициалом "В.".

Спустя десять лет Никитины приедут в Пермь. Василий Васильевич станет профессором Пермского университета и основателем научной школы почвоведения на Урале, а его жена, автор дневника, - известным в нашем городе детским врачом.

Вторая часть дневника Веры Никитиной (записи с 25 августа по 3 сентября 1914 года) рассказывает о пути от Ташкента до Мерва (ныне город Мары в Республике Туркменистан). По-прежнему значительное место в дневнике занимают приметы военного времени - незадолго до начала экспедиции началась Первая мировая война. Но удаленность от театра военных действий все же сказывается. Упоминаний о войне становится все меньше, внимание автора сосредоточено на окружающей обстановке - пустыня, жара, пески, местные жители, туркестанский колорит…

Вячеслав Дегтярников, Дмитрий Софьин

Туркестанский дневник Веры Никитиной. 1914 год

Часть II

Поезд из Ташкента

Смотрели из окон, но везде пустыня, только недалеко некоторое время по выезде из Ташкента едем орошенным районом - деревья, пашни.

Ехать в вагоне жарко и душно, особенно днем. Каково здесь летом, когда теперь, в конце августа, такой палящий зной! Духота, пыль, только к вечеру делается возможно немножко вздохнуть. Но и вечера жаркие, ночью немного прохлады, а часов с десяти утра солнце снова печет. Я довольно хорошо переношу жару: голова не болит и самочувствие не хуже, чем у других.

Лунные ночи Туркестана

Вечером, подъезжая к Самарканду, пустынные ландшафты сменились горами, но их проезжали ночью. Я уже было улеглась, но встала, чтоб полюбоваться на эту залитую лунным светом панораму. Луна здесь светит особенно ярко, и так красивы и таинственны очертания гор! В темноте скрадывается их бедность растительностью и однообразие. Луна бросает свои причудливые тени, и они оживают. Красивой серебристой лентой выделяется река. Да, нужна лирика или поэзия, чтоб передать здешнюю лунную ночь, полную звуков и движений и какой-то таинственной бурной жизни! Это не наши северные спокойные ночи. Она опьяняет, слышится гам сверчков - их очень много, и получается своеобразная музыка.

Пустыня и вода

На следующий день до самого Мерва, к которому мы подъехали ночью, тянется по сторонам дороги однообразная пустыня - песок и песок, море песка. Нынче ветер, и носится пыль - она проникает всюду. Чувствуешь, что дышишь пылью - нигде от нее не спрячешься. Она скоро закрывает и солнце, и оно остается в виде тусклого диска, на который можно смотреть простым глазом.

Наступают как бы сумерки. Смотришь на эту пустыню, и жутко делается, когда подумаешь, что если очутиться далеко от воды, сбиться с дороги, как выйдешь из этого моря песков? Один неосторожный, необдуманный шаг, и она поглотит вас без возврата. Является сомнение, вынесу ли я экспедицию, не слишком ли будет трудно. Страшно делается, и кажется, вернулся бы обратно, бежал от этих песков в наши зеленые поля, где нет этого страха очутиться без воды, где нет этой ужасной жары и пыли.

Вода - это не для этого края. Здесь у всех невольно одна мысль, одно желание - воды и воды. Я не знакома с поэзией сартов[1], но если она существует, то прежде всего должны воспевать поэты воду.

Невольно в противовес пустыне встают в воображении широкие реки, море. Бог, наверное, когда-нибудь, давно-давно, разгневался на этот край и в наказание отнял у него воду. Или нет - Он в своем всеведении предвидел, что если дать этому краю воду, здесь будет слишком хорошо, все будет расти, цвести, будет богатство, и люди забудут обо всех горестях, забудут и о душе.

"Подозрительные цыплята" и "чудные персики"

На станциях поезд стоит подолгу, но станции довольно редки. Есть здесь нечего, в буфетах ничего не достанешь. Молоко - то, что выносят бабы. Есть яйца, цыплята, но довольно подозрительные, брать опасно, так как здесь все скоро портится. Но везде масса фруктов, и какие чудные персики (10 копеек десяток), виноград по 15 копеек, дыни. Прямо невозможно не объедаться, и как гурман испытываешь наслаждение, уничтожая эти дивные дыни и прочее. Если б все это можно было доставлять в Москву!

Амударья

Еще большое впечатление производит Амударья. Какая это огромная и своеобразная река, мост через нее мы проезжали 18 минут! Течение у нее быстрое, вода мутная, как шоколад. Берегов у нее, собственно, нет - она течет среди песков, и видно, что нынче она течет здесь, а завтра, может быть, уж в другом месте. Очевидно, она не глубока, хотя ходят по ней маленькие пароходы.

Мерв и его обитатели

Наконец-то приехали в Мерв. Утром отправились смотреть город. Мерв совершенно в другом духе, нежели Ташкент[2]. Насколько тот красочен и весел, настолько этот суров. На улицах уж не встречаются яркие халаты сартов, а мрачные фигуры текинцев, рослые, которые кажутся громадными от высоких черных папах, украшающих их головы. Даже страшно делается на них смотреть - кажется, что они созданы для разбоев. Встречаются здесь и афганцы, и бухарские евреи. Женщин совершенно не видно, кроме русских, да встретившихся двух-трех армянок, закрытых сверху донизу черным платком, похожих на монахинь. Из русских все больше военные. Здесь, очевидно, много войска, постоянно то здесь, то там играет музыка, кричат "ура". Вечерами производится учение. Да, здесь без войска среди этих страшных текинцев, мне кажется, немного нашлось бы охотников жить.

Были на базаре. Он здесь располагается на площади. Торгуют не в лавках, а под зонтиками. Много продается скота: верблюды, ишаки, лошади. Снуют всюду туркмены, русские солдаты, но нет уж здесь того колорита, как в Ташкенте.

Протекает здесь река Теджен, довольно узкая и мутная. Когда посмотришь на нее, то ужасаешься, что приходится пить такую воду. Есть здесь городской сад, довольно большой и опрятный. Зелени, но и пыли, немало, как и всюду здесь.

Много встречается лиц, изрытых оспой, а также пендинкой[3]. Делается страшно, чтоб и саму не постигла такая участь. Очень у многих болят глаза - может быть, от яркого света, а скорее, от пыли и грязи. Я обратила внимание, что у многих здесь большие, обвислые, как обмороженные, уши. Это, оказывается, солнцем так сжигает.

Выбор переводчика

Сборы по экспедиции идут плохо. Ничего еще не нашли - ни переводчика, ни верблюдов.

Приходил к В. Абдурахман - чудище, который вошел, сел на стул, но просидел так не больше двух минут, а потом не выдержал и одну ногу подогнул под себя. Говорили через переводчика Гассана. Оказывается, верблюды Абдурахмана ушли в Серахс и будут здесь не раньше пяти дней. Мне это очень досадно, так как хочется скорей ехать.

Вечером пришел переводчик - сначала чуваш, очень непривлекательного вида, но который обещался быть "как сын", потом молодой, очень симпатичный, веселый туркмен. Он учился в русском училище и, очевидно, очень гордится бумагой, которую ему там дали. Мы спросили его, есть ли у него паспорт. "На что тебе? Это лучше, это сразу видно, какой человек". С ним, было, совсем порешили, но джигит привел еще туркмена - очень рослый, здоровый, знает по-русски, но не очень хорошо. Вид страшный, но, очевидно, простой, бесхитростный, "дитя природы". В. завтра велел им приходить, чтоб окончательно выбрать кого-нибудь.

Я вчера труса праздновала - смотрю, вся рука покрылась какими-то красными пятнами. Ну, думаю, пендинка! Давай скорее мазать йодом. Оказалось - блоха.

Ожидание в Мерве

В переводчики взяли татарина Гассана, все-таки знакомый. В рабочие взяли вчерашнего туркмена Хаджи Назара. Вообще дело начинает понемногу налаживаться.

Я несколько привыкла к Мерву, теперь уж мне не чудится, что у каждой канавы сидит малярийный комар, который меня укусит, а в воздухе носится зараза оспы и пендинки.

Интересную картину наблюдала сегодня - это как арестанты поливали улицы. Они все в белых рубашках и штанах. Черпают из канав воду и льют на мостовые, которые накалились за день, и поэтому в Мерве после поливки, как в бане - напустят пару, жарко и душно.

Интересно здесь сидеть и наблюдать прохожих. Вот идет группа туркмен в красных халатах и огромных папахах, вот двигаются персияне в митрах и широких шароварах, афганцы в чалмах, бухарцы, армяне. Как в калейдоскопе, проходит группа за группой.

Весть с фронта

Очень обрадовало нынче сообщение в телеграмме о победе наших войск в Австрии. Дай бы Бог, скорей кончилась война. Отсюда тоже все отправляются войска с музыкой, кричат "ура", но разве можно сравнить здешнее настроение с московским! Я думаю, какое там сейчас ликование. Да, когда далеко от Москвы, чувствуешь ясно, что она сердце России. Нигде так горячо не отзываются на события, как там.

Хлопоты Никитина

В. купил сегодня на базаре верблюдов. Оригинально производился расчет с туркменами. Они важно уселись - один на стул, другой на корточки, и начался счет: им про Фому, они про Ерему, все как-то на "теньгу". Наконец, кое-как сговорились, и они попросили, чтоб В. положил руку на деньги, не знаю зачем.

В. нынче все утро на базаре, вообще хлопочет по экспедиции, а я сижу или, вернее, лежу дома. Когда жара, то здесь трудно двигаться, одолевает лень. Я начинаю хныкать от жары - хоть и стараюсь сдерживаться, но все же нервничаю. Досадно, что медленно идут сборы.

Ветер перемен

Нынче хорошо, не жарко - по здешнему, конечно, понятию. Так приятно хоть немного вздохнуть! Но поднимается ветер, не подул бы он надолго.

[1] Оседлое население Средней Азии, вошедшее в состав узбекского народа.

[2] Описание Ташкента смотрите в первой части дневника.

[3] Пендинка (кожный лейшманиоз) - поражающее кожу заболевание, распространенное в Средней Азии и передающееся через укусы москитов.