24 марта (5 апреля) 1826 г. Турции был представлен русский ультиматум - вывести войска из Дунайских княжеств и восстановить там положение, существовавшее до 1821 г., восстановить автономию Сербии в соответствии с положениями Бухарестского мира 1812 г., освободить сербских депутатов, посланных на переговоры в Константинополь в 1821 г. и задержанных там в качестве заложников, возобновить русско-турецкие переговоры по спорным вопросам в одном из городов на русско-турецкой границе в Европе. На выполнение требований давалось 6 недель. 17 (29) марта русским представителям в Париже, Вене и Берлине было заранее отправлено сообщение об ультиматуме и о том, что в случае отказа император намерен начать войну с Турцией. 22 апреля (4 мая), до истечения срока ультиматума, турки согласились принять русские требования: сербские представители были освобождены, был отдан приказ об эвакуации княжеств. Тем не менее уверенности в том, что русские условия будут выполнены полностью, в Петербурге не было. 30 апреля (12 мая) последовало распоряжение командующего 2-й армией генерал-фельдмаршала П. Х. Витгенштейна: максимально усилить концентрацию армии в Бессарабии, начать подтягивать остальные войска к Днестру, начать инженерную и продовольственную подготовку данных территорий, которые должны будут служить предпольем театра военных действий будущей войны.

Готовясь к войне, Николай I прежде всего стремился нормализовать отношения с Англией, активно усиливавшей свои позиции в Греции и Турции. 2 (14) марта 1826 г. в Петербург прибыл герцог Веллингтон. Формально фельдмаршал был направлен сюда для участия в похоронах императора Александра. Он только что выздоровел после тяжелой болезни, но предложение совершить путешествие в Петербург принял без возражений, считая необходимым отдать долг памяти умершему императору. В разговоре с русским послом в Лондоне Каннинг прямо указал на причину отправки победителя при Ватерлоо в Россию:

"В его отсутствие у меня будет меньше одним тормозом, который нужно побороть, между тем как у вас можно будет обработать его ум и заставить его отказаться от предвзятых мыслей, которые могут в нем быть".

Каннинг и Николай I хорошо поняли друг друга. Положение главы британского МИДа было далеко не безупречным, его политика в греческом вопросе вызывала критику у консерваторов. Одним из самых видных лидеров тори был Веллингтон, для которого греки были мятежниками, поднявшими оружие против своего монарха. Он был категорически против войны между Турцией и Россией в защиту греков. С другой стороны, в российском императоре "железный герцог" видел важнейший оплот европейского консерватизма и поэтому готов был пойти ему навстречу только в одном - предлагая посредничество в русско-турецких переговорах.

Герцог был одним из высоких гостей Петербурга, но его встречали с большой помпой, разместив в Шепелевском дворце, у которого был выставлен караул, полагающийся Веллингтону как русскому фельдмаршалу. Британский гость был, видимо, доволен приемом и заявил, что отдает предпочтение Николаю по сравнению с его предшественником. Николай I, с самого начала четко разграничив русско-турецкие отношения и греческий вопрос, занял позицию, явно приемлемую для Веллингтона. Император заявил:

"Вы знаете, милорд, что я решился идти по следам моего покойного брата. Император Александр, незадолго до кончины, принял твердое намерение получить оружием те права, которых он тщетно требовал дипломатическим путем. Россия еще не в войне с Портою, но приязненные отношения между обоими государствами прекратились, и, повторяю, не я сделаю шаг назад, когда дело коснется чести моей Родины".

Следующим шагом императора стал целый ряд уступок в обсуждаемом документе. Они делались Веллингтону лично и представленной им Англии. Суть их сводилась к тому, в случае войны Россия не будет добиваться расширения своих владений в Европе, но потребует выплаты контрибуции. Греция должна будет получить независимость по образцу Рагузской республики. В случае, если Турция примет этот план, Петербург воздержался бы от военных действий.

Самым важным было согласие на посредничество Лондона, но представитель Каннинга не понял значения оговорки, которой сопровождалась эта уступка. 23 марта (4 апреля) 1826 года А. У. Веллингтоном и К. В. Нессельроде и Х. А. Ливеном был подписан Петербургский протокол, по которому Греция должна была получить автономию на основе вассальной зависимости от Порты (пар.1.). Границы будущего государства предполагалось определить особым соглашением впоследствии. В 3-м параграфе протокола содержалось, пожалуй, самое важное положение подписанного документа:

"В случае, если предложенное Его Британским Величеством Оттоманской Порте посредничество не будет принято этою державою, то каковы бы ни были отношения Его Императорского Величества с Турецким правительством, Россия и Великобритания тем не менее будут считать упомянутые в пар. 1 настоящего Протокола условия за основные для примирения, имеющего совершиться при их участии, общем или единичном, между Портою и Греками, и воспользуются всеми благоприятными обстоятельствами своего влияния на обе стороны, с целью привести их к примирению на упомянутых основаниях".

Положение о возможности участия в примирении сторон, "общего" или "единичного", то есть отдельного (separetment в тексте документа) развязывало руки России. Веллингтон перед подписанием договора получил устные заверения в том, что в случае войны Россия не будет добиваться от Турции территориальных уступок или расширения своего влияния в Леванте. Николай I достиг значительного успеха, полностью менявшего расстановку сил Великих Держав в восточном вопросе. Протокол предусматривал возможность присоединения к нему других держав. Меттерних был в ярости, узнав о его подписании. Он с самого начала ожидал, что визит в Петербург завершится подвохом, и просто не мог послать на похороны равноценную Веллингтону фигуру. Меттерних пытался заигрывать с британской дипломатией (послом в Вене был брат Веллингтона), демонстрируя готовность следовать в русле и т.п. Ничего не помогло. Сюрприз был весьма неприятным для Вены. Канцлер открыто заявил о разложении Священного Союза. Австрия, разумеется, уклонилась от присоединения к протоколу, под давлением Вены и Пруссия отказалась сделать это. Впрочем, Берлин действовал непоследовательно. Его дипломаты в Константинополе действовали вместе с австрийцами, а русского посла в столице Пруссии в апреле 1826 г. убеждали в том, что королевство хотя и не будет вмешиваться в войну на востоке, но готово защищать Россию от нападения со стороны других европейских держав.

В Турции между тем назревал новый внутриполитический кризис. В мае 1826 г. Махмуд II с помощью египтян начал формировать новую армию по европейскому образцу, по примеру "низам-и-джедид" своего предшественника Селима III. 25 мая 1826 г. великий визирь собрал совещание, на котором обсуждался проект превращения корпуса янычар в войско по европейскому образцу. Возражений не последовало, и в тот же день султан издал хатт-и шериф (рескрипт) о начале реформы. Это начинание опять вызвало недовольство у янычар, и в ночь с 14 на 15 июня 1826 г. они предприняли попытку государственного переворота. Вновь были вытащены и перевернуты котлы, вновь вокруг них собрались мятежники. Они требовали головы командующего янычарским корпусом, великого визиря и нескольких старших чиновников. В столице начались грабежи. Лавки отвлекли внимание мятежников от дворца, что дало время султану собраться с силами.

Получив поддержку со стороны богатых горожан, опасавшихся грабежей, и шейх-уль-ислама, который проклял янычар, Махмуд II вышел из дворца со знаменем пророка Мухаммеда - Санджак-Шерифом (священным знаменем) - и объявил о своей воле истребить их до последнего человека. Он призвал всех правоверных взяться за оружие с целью истребления янычар. На следующий день собрались многочисленные вооруженные толпы, которые стали весомой поддержкой для войск новой армии и артиллеристов. Они быстро подавили это выступление. Терять сторонникам султана было нечего, ибо в случае победы мятежников они были бы истреблены, и поэтому артиллеристы и части новой армии действовали решительно и жестко. В городе широко и активно использовалась артиллерия. Картечные залпы в упор быстро рассеяли наиболее воинственных мятежников. Были подожжены казармы янычар, их котлы поломаны и осквернены.

Провал мятежа в Константинополе завершился по приказу Махмуда II массовым истреблением янычар в столице Османской империи. 17 июня было казнено около 6 тыс. чел. Общее число казненных и убитых в столице достигло 25 тыс. чел. Все офицеры мятежного корпуса уничтожались автоматически, рядовые могли получить прощение, только добровольно отказавшись от янычарского звания. На старом платане, где янычары вешали неугодных им министров во время переворотов, гроздьями висели тела казненных, рядом лежали обезглавленные тела. Вместе с янычарами уничтожалось и тесно связанное с ними сословие разносчиков - "хамбалов". Уже после подавления мятежа начался гигантский пожар, уничтоживший до 20 тыс. домов. Он дал толчок новым репрессиям. Семьи мятежников были погружены на корабли, которые потом затопили в Мраморном море. Затем последовали казни в провинциях (около 18 тыс. чел.). За укрывательство янычара полагалась смерть, даже само слово "янычар" было запрещено. Фактически одна часть турецкой армии уничтожала другую.

Янычары вызывали сочувствие в низах города, которые видели в них своих защитников. Султан даже издал фирман, по которому вводилось доносительство - за сочувствие к казненным или порицание новой политики вводилось наказание смертью: мужчин казнили на месте, женщин душили, и тела выбрасывали в море. Вслед за этим было принято решение о создании регулярной армии численностью 48 тыс. чел. Но ее еще предстояло создать, для чего необходимо было время и специалисты - их набирали в Европе. Нововведения не пользовались поддержкой вне столицы - в Боснии султанский фирман и привезенное обмундирование европейского образца были разорваны толпой. Таким образом, в военном отношении ситуация складывалась исключительно благоприятно для начала военных действий со стороны России, но использовать ее в свою пользу Петербург не мог. Летом 1826 внешнеполитическое положение Империи внезапно осложнилось. Началась русско-персидская война.

Окончание последней русско-персидской войны способствовало созданию благоприятной обстановки для активизации решения греческого вопроса. 10 (22) апреля 1826 г., после года осады, Ибрагим-паша взял Миссолунги. Гарнизон с остатками жителей попытался вырваться из блокады в близлежащие горы и был почти полностью истреблен. Из 11 тыс. горожан удалось спасти не более 3 тыс. женщин, детей и стариков. Вслед за этим осаде были подвергнуты Афины.

План Ибрагим-паши сводился к полному уничтожению всего греческого населения мятежных районов, вслед за которым они должны были быть заселены мусульманами. 10 (22) июня 1826 г. русскому послу в Лондоне князю Ливену было поручено просить английское правительство дать ответ на следующие вопросы:

Был ли сделан британским послом в Турции запрос относительно планов Ибрагим-паши?

Предупредил ли он турецкое правительство, что этим планам будут противодействовать британский и русский флоты?

Каково мнение Лондона относительно пар. 3 Петербургского протокола относительно совместных действий по спасению Греции?

Что намеревается предпринять Лондон для умиротворения Греции?

Каннинг не намерен был отказываться от обязательств и 4 сентября 1826 г. предложил русскому правительству следующие действия:

1) предупредить султана, что не только чувство гуманности, но и торговые интересы заставляют обе страны настаивать на принятии султаном их посредничества для заключения мира с греками;

2) объяснить турецкому правительству, что нет никаких причин для отклонения посредничества;

3) предложить ему принять условия Петербургского протокола, поддерживаемые Петербургом и Лондоном;

4) объявить, что в случае отказа принять эти условия английский и русский посланники выедут из Константинополя и агенты обеих держав будут назначены в Грецию, кроме того, возможно даже и признание Россией и Великобританией независимости Мореи и островов Архипелага.

Эти предложения были полностью одобрены в Петербурге, однако Николай I не считал целесообразным угрожать султану отзывом послов. Кроме того, в сложившихся обстоятельствах император считал самым важным заключение перемирия, которое сразу же остановило бы резню в Морее. Поэтому 17 (29) сентября 1826 г. Лондону было предложено организовать совместную военно-морскую блокаду полуострова с целью изоляции армии Ибрагим-паши. В условиях вынужденной войны с Персией Россия явно не спешила начинать еще одну войну и предпочитала добиться умиротворения на Балканах другими и во всяком случае не изолированными действиями.

Еще весной 1827 г. русское правительство ограничивалось лишь требованиями точного и безусловного выполнения условий Аккерманской конвенции в отношении Дунайских княжеств и Сербии, при этом Петербург сам предпочитал не выходить за пределы данного соглашения. Так, в частности, на просьбу сербских делегатов поддержать предложение об учреждении наследственной власти Обреновичей последовал отказ. С другой стороны, расширение масштабов участия египтян в подавлении греческого восстания и те формы, которые принимали действия египтян, не могли не волновать Петербург. 5 июня 1827 г. египетские и турецкие войска взяли Афины, на следующий день пал Акрополь. Турецко-египетские войска овладели большей частью полуострова Морея. Их успехи сопровождались массовым уничтожением христианского населения. Людей подвергали самым изощренным мучениям, женщин и детей продавали на месте, оставшиеся в живых мужчины тысячами отсылались в рабство в Египет. Настал самый кризисный период восстания.

На совместный демарш России, Англии, Франции, Австрии и Пруссии с предложением мер по умиротворению Греции 28 мая (9 июня) 1827 г. последовал декларативный отказ. Великий визирь счел это вмешательством во внутренние дела Порты. Но в Константинополе сделали выводы из объединения Европы и решили поторопиться с завершением резни, для чего предусматривалось расширение участия в ней египетских сил. По приказу Мехмед-Али началась подготовка к отправке новой эскадры в воды континентальной Греции - в ее состав должны войти 3 линейных корабля, 24 фрегата, 38 корветов, 18 бригов, 6 шхун - всего около 89 вымпелов. 19 июля к ним присоединился еще один, построенный по египетскому заказу в Марселе, корвет. 15 июня греческая эскадра в составе 1 фрегата, 1 корвета, 14 бригов и 8 брандеров атаковала египтян на рейде Александрии. Рейд, которым командовал лорд Томас Кохрейн, закончился неудачей.

3 (15) июня Нессельроде известил Ливена о том, что из Парижа было получено известие о готовившейся в Египте экспедиции в Грецию. Русский посол должен был обсудить ее последствия с британским правительством. "Действительно, - писал Нессельроде, - если предприятие Мехмеда-Али состоится, то или оно увенчается успехом, или же греки отразят столь опасную атаку. Если ее исход будет успешным для паши, то первым последствием этого станут истребление христианского народа, водворение египтян в Европе, прекращение нашей торговли с Грецией, продолжение пиратства в водах Архипелага - в общем, все те бедствия, на которые мы неоднократно указывали. Более того, каким был бы тогда результат переговоров, начатых великими державами Европы с целью умиротворения Леванта? Какие плоды принес бы договор, который они только что подписали?" Беспокоила Петербург и возможность победы греков - там, естественно, еще не могли знать о провале атаки Кохрейна. Нессельроде опасался того, что в случае успеха греки откажутся от условий, разработанных в Петербурге Англией и Россией, и даже слабая перспектива дипломатического урегулирования будет утеряна. Зная о том влиянии, которое имела в Египте Франция, 6 (18) июня русский министр обратился в Париж с просьбой рекомендовать Мехмеду-Али воздержаться от экспедиции.

Впрочем, особых иллюзий по поводу действенности уговоров в Петербурге не испытывали. 30 мая (11 июня) было утверждено Высочайшее наставление адмиралу Д. Н. Сенявину - он должен был привести русскую эскадру из Кронштадта в Портсмут. Александр I недолюбливал Сенявина и держал его в отставке, Николай I вернул его на флот с производством в генерал-адъютанты. Морские офицеры не скрывали своей радости. В Англии русские корабли могли встать на стоянку, принять воду, дрова и провизию. Тем временем Сенявин должен был войти в связь с русским послом князем Ливеном, который должен был определить время выхода кораблей в поход в Средиземное море. 9 (21) июня 1827 г. русская эскадра вышла из Кронштадта, держа курс на Портсмут. В Портсмуте из ее состава для действий в Средиземном море был выделен отряд контр-адмирала Л. П. фон Гейдена - 4 линейных корабля, 4 фрегата и 1 бриг. Всего в ее состав вошли 9 линейных кораблей, 8 фрегатов, 2 корвета и бриг, имевшие на борту 1066 орудий.

Инструкция Министерства иностранных дел от 30 мая (11 июня) 1827 г. предписывала эскадре исключительно охрану русского торгового мореплавания. Русским кораблям категорически воспрещалось вмешиваться в греко-турецкую войну, они должны были придерживаться строгого нейтралитета. Командующий эскадрой должен был воздержаться от вмешательства в конфликт: "Российский императорский двор, приняв намерение поручить собственным своим морским силам покровительство российской торговли в морях, опустошаемых сею войной, вместе с тем постановил правилом соблюдать строгий нейтралитет против обоюдных воюющих сторон. А потому командующему императорской эскадрой постановляется в обязанность не только ни под каким видом не принимать самому и не допускать военных судов под его начальством к принятию какого-либо участия в морских действиях, предпринимаемых обоюдными эскадрами или военными судами, но и не удерживать их и ни в чем не препятствовать взаимным их действиям таким образом, чтобы ни одна из воюющих сторон не могла приписать эскадре нашей ни малейшего влияния на успех или неуспех обоюдных их предприятий".

Война способствовала активизации пиратства - только в апреле 1826 г. ими были ограблены 7 русских торговых судов, в том же году были ограблены 16 британских торговых судов, в следующем - 38. Уже в феврале 1827 г. с целью защиты торгового судоходства на Мальту прибыла английская эскадра под командованием вице-адмирала Эдуарда Кодрингтона. В середине июня она перешла из центрального Средиземноморья в Эгейское море. С такой же целью в район Архипелага были направлены французская, а затем и австрийская эскадры. Теперь с приказом защищать свой торговый флаг сюда отправлялась и русская эскадра.

24 июня (6 июля) 1827 года представители России, Англии и Франции подписали Лондонскую конвенцию. Ее основой послужил Петербургский протокол. Три державы предлагали султану свое посредничество для примирения с повстанцами на следующих условиях: автономия Греции при выплате ежегодной дани Турции, управление местными властями, при праве Константинополя участвовать в их формировании, право греческого населения выкупить турецкую собственность на собственной территории (так предполагалось отделить турок от греков без имущественных потерь мирного населения). Новым было определение принудительных мер, в случае если Турция не примет посредничество в течение месяца. Они перечислялись в секретной дополнительной статье: установить торговые отношения с греками и назначить к ним консулов, отозвать послов из турецкой столицы, и, если не подействуют эти меры - дать соответствующие инструкции для прекращения военных действий и заключения перемирия адмиралам, командовавшими эскадрами в водах Леванта (совр. Ливан и Израиль).

Требования Лондонской конвенции были направлены от имени трех держав к турецкому правительству в виде общей ноты, однако она была отвергнута Портой, более того, ее войска продолжили наступление при поддержке египтян. Перевозка войск на Пелопоннес продолжалась. Новости о сближении Англии и России подействовали на греческих повстанцев излишне ободряющим образом. Народное собрание в апреле 1827 г. провозгласило полную независимость и, следовательно, отказалось признать султана в качестве сюзерена Греции и выплачивать ему дань. 2 (14) апреля 1827 г. правителем Греции или президентом ее правительства на 7-летний срок был избран И. А. Каподистрия. 12 (24) мая он посетил Петербург, где был принят Николаем I. Здесь же он получил и официальное известие о своем избрании. Граф подал на Высочайшее имя ряд докладов и "Записку о восточных делах", в которой он попытался изложить свое мнение о том, что такой метод решения проблемы, как переговоры с турками, уже исчерпал себя. Каподистрия пытался убедить императора в необходимости оказать продовольственную помощь грекам и перехода от крейсирования к блокаде.

Граф по-прежнему действовал, исходя из трезвого расчета. 10 (22) июня 1827 г. он писал своему другу в Лондон: "…Мало моей доброй воли и желания греков, а надобно еще и согласие держав". Николай I планировал назначить Каподистрию своим представителем при восставших, считая, что так будет облегчено принятие Национальным собранием требований Лондонского протокола, однако граф отказался принять это предложение. "Но чем больше такая роль импонирует мне и даже льстит самым дорогим привязанностям всей моей жизни, - писал в докладе императору от 24 июня (6 июля), - тем более я должен остерегаться увлекающего влияния чувств, отдаться которым мне было бы так легко и приятно". Каподистрия считал (и не без основания), что его появление в Греции в качестве русского уполномоченного не упростит, а наоборот, усложнит решение этой задачи ввиду подозрительности со стороны Великих Держав, а с другой - поставит под вопрос авторитет России в случае задержки реализации принудительных мер, предусмотренных протоколом. Логика этих рассуждений была признана императором.

1 (13) июля 1827 года был издан Высочайший указ Правительствующему Сенату:

"Снисходя на прошение, принесенное Нам от тайного советника графа Каподистрии, всемилостивейше соизволяем на увольнение его вовсе от службы. Нам приятно изъявить при сем случае полную Нашу признательность за ревностное его служение, за усердие к пользе и славе России и личную преданность, коими он всегда оправдывал доверенность Августейшего брата Нашего блаженной памяти Государя Императора Александра Первого, и вместе с сим засвидетельствовать неизменное и отличное Наше к нему благоволение".

В тот же день император отправил ему личное письмо, в котором говорилось:

"После тех объяснений, которые мы имели по Вашем возвращении, Мое первоначальное намерение, как вы знаете, состояло в том, чтобы использовать Ваши таланты и усердие в интересах Моих владений. Однако Я признаю справедливость мотивов, внушающих Вам иные устремления, разъединяю узы, связывающие Вас с Россией, поступая так не без сожаления, но с твердой уверенностью, что Вы и впредь посвятите все свои заботы делу мира и порядка, если, воспользовавшись свободой, которую дает Вам Ваше нынешнее положение, сочтете возможным пойти навстречу чаяниям тех, кто призывает Вас в край, являющийся предметом Вашей законной привязанности и предметом заботы для главных держав Европы".

Получив отставку, граф отказался от полагавшейся ему пенсии (60 тыс. рублей), считая, что лучшей для него связью с Россией будет чувство признательности к этой стране. 1 (13) июля 1827 г. Николай I отдал приказ адмиралу Гейдену предоставить в полное распоряжение Каподистрии бриг "Ахиллес". В тот же день император подписал рескрипт на имя Гейдена. В случае необходимости командующий эскадрой должен был оказать и другое содействие просьбам нового главы греческого правительства:

"Из отношения министра иностранных дел Вы усмотрите точные Мои намерения, по случаю избрания графа Каподистрии в звание председателя греческого правительства. Он имеет от Меня особые повеления касательно пособий, кои могут быть немедленно доставлены грекам в настоящем стесненном их положении. Буде по прибытии на место, Каподистрия признает нужным просить содействия Вашего к доставлению сих пособий по принадлежности, то Вы не оставите удовлетворить требованиям его по сему предмету".

Олег Айрапетов
11.04.16