Политолог Кирилл Коктыш - о противоречиях между пониманием и реальностью "русского мира"

Два года назад мир заговорил о "русской весне" - русской весне как реакции на вторую холодную войну, развязанную Западом против России после известных событий на евромайдане. Кто-то из политологов утверждает, что "русская весна" продолжается и сейчас. Вместе с тем кто-то пытается использовать эту концепцию в целях, которые трудно назвать мирными. И здесь крайне важно разобраться в природе этого явления.

Между самим явлением и концепцией "русской весны" существует серьезное противоречие.

В экспертном сообществе нет единого понимания того, что должно стать главным критерием национальной идентичности. Многие поддаются искушению сделать таким критерием язык. Но если главным основанием национальной идентичности мы попытаемся сделать лингвистический признак, то тут же сталкиваемся с серьезными сложностями.

Язык гораздо шире, чем любая идентичность. Язык - это способ выражения самых разных, а зачастую и противоположных идей и понятий. При попытках сделать язык основанием национальной идентичности этот концепт сразу оказывается раскалывающим.

Этот подход и лежит в основе так называемого "галицийского национализма", которым в настоящий момент руководствуются киевские власти.



К чему он привел на Украине - хорошо известно. Тем не менее он становится популярным у значительной части экспертного сообщества. И это создает риск экстраполировать ошибки Украины на Россию, которая до сих пор удачно их избегала.

Например, в Российской империи концептом "русскости" было православие. Это было не столько связано с языком, сколько с тем, что человек разделял те титульные ценности, которые разделяло общество в целом.

Таким образом, князь Багратион был наполовину грузин, наполовину армянин, но при этом он был русским - противоречия никакого не было.

В Советском Союзе существовал концепт советского человека.

Концепт "русского мира" по лингвистическому признаку не только не оправдывает геополитических амбиций России, а наоборот, сужает эти амбиции до более узких масштабов, чем российская территория.

Поэтому, когда мы говорим о концепции "русского мира", ее необходимо переосмыслить на основе опыта Российской империи, Советского Союза.

Если же перейти от концепции к реальности, то "русская весна" стала ожиданием того, что Россия возродится, станет отстаивать собственные интересы, превратится в крупного геополитического игрока. И эти вещи в определенной степени реализовались.

Россия на самом деле повысила свой геополитический статус, на самом деле стала восприниматься как держава, которая при необходимости может экстраполировать свою военную силу, проецировать ее вне границ для решения самого разного рода проблем. Более того, международное сообщество признало это право за Россией.

Беседы с представителями американского политического истеблишмента позволяют судить о том, что "русская весна" принята ими как состоявшийся фактор мировой политики. С этим считаются. Это является частью признанного российского права. Оно будет, наверное, в той либо иной степени развиваться и дальше.

Таким образом, "русская весна" выразилась в том, что Россия втянулась в достаточно большое количество маневров на большом количестве шахматных досок и нигде не проиграла. О выигрыше говорить, естественно, еще рано.

Будущее "русского мира" будет, как это ни покажется странным, очень сильно зависеть от предвыборной кампании в Соединенных Штатах, где идет борьба между государственниками и финансистами. Трамп и Сандерс олицетворяют государственников, а остальные, включая Клинтон, олицетворяют финансистов.

Исход борьбы в сильнейшей степени повлияет и на дальнейшие судьбы того же "русского мира". В одном случае будут продолжение конфронтации, эволюция в сторону нарастания хаоса. В другом случае будет признание за Россией ее права.

Будет восстановление той ситуации, которая имела место при Советском Союзе, когда по большому счету судьбы мира решали обладатели двух больших "ядерных чемоданов". Понятно, что это определяло в изрядной степени расклады на остальных шахматных досках. Когда главным ресурсом был не финансовый, а силовой, который, наверное, оказывается в высшей степени критичным.

Кирилл Коктыш - доцент кафедры политической теории МГИМО МИД России
19 апреля 2016,