Как следует из доклада группы по наблюдению за санкциями комитета Совета безопасности ООН по ИГ и "Аль-Каиде", в связи с военной кампанией против запрещенного в РФ "Исламского государства" все больше иностранных боевиков покидают зоны конфликтов в Сирии и Ираке и возвращаются к себе на родину.

И это, по мнению экспертов ООН, представляет серьезную угрозу национальной безопасности для стран происхождения боевиков. "Проблема усугубляется увеличением числа сообщений, распространяемых через "темную паутину" или с использованием программ шифрования текстов. В результате этого значительно возросло число лиц, которыми необходимо заниматься полиции и службам безопасности", - цитирует документ РИА Новости.

Показатели по "возвращенцам", предоставленные европейскими странами комитету ООН, варьируются от 10 до 30%. Некоторые разочаровались в ИГ, другие же, подчеркивается в докладе, вернулись с конкретным намерением и готовностью совершать теракты, "о чем свидетельствуют нападения, совершенные в Париже и Брюсселе".

Вопрос в том, что делать с вернувшимися с Ближнего Востока, реальна ли исходящая от них угроза и актуальна ли эта опасность для России. Не секрет, что среди наших соотечественников тоже немало тех, кто пал жертвой романтики "халифата". С одной стороны, если такие граждане раскаялись и вернулись, у них есть шанс начать нормальную жизнь (о том, что оступившиеся заслуживают шанса на исправление, заявлял Рамзан Кадыров, этот вопрос обсуждался в начале года в Госдуме). И в этом случае речь, по сути, идет об их реабилитации как бывших жертв ИГ, которых (в случае раскаяния) нужно как-то социализировать и вовлекать в нормальную жизнь.

С другой стороны, бывший боевик - это мина замедленного действия. Но у Европы и России в этом смысле риски разные, считает председатель программы "Религия, общество и безопасность" в Московском центре Карнеги Алексей Малашенко. Европа непосредственно столкнулась с этой проблемой, а для России эта беда "пока что не столь актуальна, как может показаться", заявил аналитик "Утру".

"Мы, во-первых, не знаем, какое количество (бывших игиловцев) вернулось в Россию. По данным весны - конца зимы, возбуждено несколько сотен, может быть, около тысячи уголовных дел по факту участия за рубежом в незаконных вооруженных формированиях. И примерно такое же количество вернулось. Но мы не знаем, и сколько их уехало", - отмечает Малашенко.

Притом, что условная тысяча бывших боевиков, поднабравшихся опыта в Сирии, уже сам по себе повод для беспокойства, эксперт уверен: не все так ужасно, и далеко не все из них приезжают для того, чтобы заниматься терроризмом.

"Если посмотреть на динамику количества тех, кто погиб в результате терактов и еще каких-то столкновений, она на данный момент идет вниз. Парадокс: да, с одной стороны, эта публика приезжает, с другой, многие, в т.ч. ФСБ, от нее ожидали большего. То ли они подустали, то ли они разочарованы, то ли ищут места для работы и нормальной жизни, мы этого не знаем", - подчеркнул эксперт. Но опасения, что они вернутся и направят свою религиозную и военную энергетику на что-то соответствующее, оказались преувеличенными: никаких крупных эксцессов не наблюдается, принципиально их возвращение на общей ситуации не отразилось и неким самостоятельным фактором не стало.

Второй оптимистичный момент: на сегодняшний день процесс возврата идет параллельно с процессом исхода. Не секрет, что некоторые силовики в российских регионах не особо препятствовали оттоку радикально настроенных россиян "на священный джихад", исходя из того, что пусть уж те лучше "самореализуются" где-то подальше от России. "Это не слухи! В общем, была такая установка: пусть они уезжают. Более того, известно, что дагестанские чиновники в свое время приезжали туда и уговаривали их там остаться, "ребята, боритесь за свой ислам здесь, а мы как-нибудь без вас проживем". И те там оставались", - отметил Малашенко.

Так что в России эти граждане пока не особо заметны. Но есть один фактор, на который эксперт обращает особое внимание. "Арабская весна" возникла не на ровном месте: ей во многом способствовали социально-экономические проблемы. "Для всего мусульманского мира - хоть в Индонезии, хоть в Центральной Азии, хоть где угодно - типично, что в случае ухудшения экономической и общей ситуации в стране, роста недовольства в мусульманских странах или регионах это недовольство может принять религиозные формы. И вот тогда тем ребятам, которые вернулись, место может найтись, они могут активизироваться, но это просто один из сценариев", - отметил аналитик.

Что касается Европы, в ней такой провокационный фактор уже есть. И поскольку возвращаются разочарованные боевики чаще именно в Европу, ее перспективы в этом смысле незавидны.

"До Америки далеко, хотя я допускаю, что рано или поздно и американцы в это упрутся. Но пока что все-таки Америка тиха в этом отношении. А для европейцев это действительно острая проблема, и возвращающиеся могут реагировать на те противоречия, на тот конфликт, который сейчас возникает между мусульманами-мигрантами и европейским обществом", - отмечает Малашенко.

Сейчас об этом много говорится из-за Сирии и беженцев, но начался процесс гораздо раньше. Иногда активно действуют и выступают с исламских позиций представители второго-третьего поколения мусульман, чьи родители живут в Европе не первый десяток лет. "Вся эта исламо-мигрантская проблема очень давно закладывалась. Естественно, те, кто возвращается с Ближнего Востока, - это неугомонные ребята, фанатики, люди, которые ехали туда за самореализацией и не ощутили там таких возможностей, не смогли добиться успеха. Вот этот не востребованный до конца потенциал может реализовываться в Европе, что мы и наблюдаем", - отметил Малашенко. Но иногда террористом становится какой-нибудь скромный мальчик - вроде убийцы французского священника, о котором соседи отзывались как о "нормальном, хорошем ребенке".

Получается, что генетическая "пассионарность" накладывается на общемигрантские проблемы. Причем отличить боевиков от беженцев крайне сложно: они не едут в вагонах, на которых написано крупными буквами "боевики", они проникают с мигрантами, и отличить одних от других крайне сложно.

Таким образом, если в Россию раскаявшиеся боевики возвращаются без прежнего пассионарного заряда и без новых стимулов для террористической деятельности, то в Европе их ждут новые возможности для самореализации и новые вызовы в виде миграционного кризиса, провоцирующего их активность.

Причем, уверен аналитик, важно понимать: рано или поздно этот кризис все равно бы разразился, накопление его потенциала шло десятилетиями.

"Когда все это начиналось в 1970-е годы, особенно во Франции, там все кричали: "мы их адаптируем, ассимилируем". Умные люди предупреждали: "Ребята, ничего не получится, у вас будут огромные проблемы". Им отвечали: "Вы ничего не понимаете". В итоге все пришло к тому, о чем предупреждали. А синкопа - нынешняя ситуация в Сирии и на Ближнем Востоке. Но если бы не было Сирии, было бы что-то еще. Это тенденция, процесс, который переломить невозможно. И, слава богу, у нас она выражается на порядки ниже, чем в Европе. Но зато у нас были две чеченские войны, так что "везде все хорошо", - подчеркнул Малашенко.

Как реабилитировать возвращающихся на родину боевиков - вопрос отдельный. Кстати, "перевоспитанием" тех, кто еще не совсем потерян для общества, занимается и сама мусульманская умма. Так, пару лет назад Союз мусульман Волгоградской области (СМВ) совместно с Фондом поддержки исламской культуры, науки и образования запустил на региональном уровне технологию по реанимации гражданского сознания лиц с религиозно сформированными убеждениями радикальной направленности. По словам руководителя отдела по связям с общественностью СМВ Мусы (Сергея) Баранова, "основываясь на определенных объективных и субъективных данных, мы находим те опорные точки, которые позволяют вытянуть человека из процесса саморазрушения, и, самое главное, показываем ему: истинный мусульманин - прежде всего тот, кто ведет борьбу в своем сердце".

Однако запустить такой процесс на глобальном уровне, достучавшись до каждого сбежавшего из ИГ боевика, включая выходцев из Европы, вряд ли возможно. По крайней мере, по словам Алексея Малашенко, каких-то универсальных способов борьбы за умы радикалов не знают ни в Европе, ни в Центре Карнеги.

"Если бы я знал, что делать, я давно поехал бы в Европу на пост вице-канцлера. В свое время я участвовал в трех проектах по поводу ислама в Европе и был как одинокий загнанный волк, призывая коллег думать о будущем. А мне все говорили: "ты приехал из своей России, помешан на исламе, и поэтому ты нас пугаешь". Материалы, которые писались в 2002-05 гг., шли под лозунгом ассимиляции, адаптации, договоренностей. Потом появился мультикультурализм. Но это естественно: происходит движение народов, если не столкновение цивилизаций, то, во всяком случае, какое-то трение между ними. Монголы тоже двигались, что можно было сделать? Это движение культур. Не впускать?

Одна моя знакомая говорит: "да я бы их всех из пулемета, на берегу". Такие мнения, увы, тоже звучат. Тут нет ниточки, за которую можно потянуть, развязать узел и все решить. Если бы все было так просто, то неглупые немцы, скандинавы и французы нашли бы выход", - отметил Малашенко.

Таким образом, подытожил эксперт, пока Европа в этом плане в большей зоне риска, но и России расслабляться не стоит. "Мы тоже можем найти на свою голову много приключений, но пока они у нас все какие-то вялые. Я думаю, что когда они оттуда (из ИГ - прим.ред) приезжают, первое, что они делают - принимают по 150 грамм, и становятся спокойнее, жизнь налаживается. А как еще компенсировать джихад в России? Только так", - резюмировал аналитик.

Арсений ПАЛКИН
19.08.2016