Через неделю, 2 сентября, во Владивостоке стартует Восточный экономический форум (ВЭФ). Лейтмотивом мероприятия станет наращивание экономического взаимодействия между Россией и странами Азии. С одним из главных региональных игроков - Китаем - Москва давно наладила сотрудничество во многих сферах. Но если в вопросах политики взаимопонимание двух стран очевидно, то в сфере экономики это не так. Более того, общим местом стало утверждение: экономическое сближение КНР и России буксует. На самом деле это не так - китайцы довольно активно инвестируют в Россию. Более того, сейчас страны де факто приблизились к созданию военного союза, хотя объявлять его де юре (по крайней мере сейчас) нецелесообразно. Об этом говорится в статье, подготовленной в преддверии ВЭФ научным сотрудником ИДВ РАН Василием Кашиным и научной сотрудницей НИУ ВШЭ Анастасией Пятачковой для клуба "Валдай", который принимает участие в работе форума.

Российско-китайские отношения на протяжении последних 20 лет, со времени установления стратегического партнерства в 1996 году, отличаются тщательно поддерживаемым двумя сторонами внешним позитивным фоном при сохранении стратегической неопределенности относительно целей этих отношений. Обе стороны столь настойчиво твердят о достижении высшей точки в диалоге, что это провоцирует сомнения у внешних наблюдателей. В то же время Москва и Пекин отрицают намерение образовать союз или развивать взаимодействие на антизападной основе, притом что фактически такое взаимодействие в политической сфере уже имеет место. С началом украинского кризиса отношения с КНР превратились в популярную тему для дискуссий российского политического класса и части зарубежного экспертного сообщества. Предметом обсуждения служит "сферический российско-китайский диалог в вакууме", почти не имеющий точек пересечения с реальностью. Частично это обстоятельство связано с малым объемом информации о действительном содержании отношений России и Китая.

Например, практическая бесполезность данных Росстата и ЦБ РФ с точки зрения определения источников поступающих в Россию прямых иностранных инвестиций - общеизвестный факт для всех, кто знаком с российской макроэкономической статистикой. Основные инвестиции в Россию (как и в КНР) всегда приходят из офшорных юрисдикций. Статистика ЦБ показывает ничтожные объемы китайских инвестиций в Россию, считаные сотни миллионов долларов в год (571 миллион долларов в 2015-м) при накопленном объеме китайских инвестиций в 1,7 миллиарда долларов на начало 2016 года. Китайская статистика была немного более полной и указывала, что уже в середине 2015-го было накоплено 8,7 миллиарда долларов инвестиций.

Относительно надежный подсчет действительного объема китайских инвестиций в России был выполнен лишь относительно недавно самими китайцами путем сбора данных "вручную" со своих компаний, имевших известные проекты в нашей стране. Этот подсчет дал цифру в 32-33 миллиарда долларов, которую они сообщили российской стороне на двусторонних переговорах. Если этот подсчет точен, это означает, что КНР уже сейчас - один из крупных инвесторов в российскую экономику; в этом случае можно ставить вопрос о том, "как увеличить китайские инвестиции", но не о том, "почему КНР не инвестирует". При этом Китай, как известно, является и вторым после Евросоюза торговым партнером России с товарооборотом в 68 миллиардов долларов в 2015 году, причем доля ЕС в российской торговле падает, а доля Китая - растет. Несмотря на все это, "Почему КНР не инвестирует в Россию?" входит в число распространенных запросов в поисковиках и является одной из излюбленных тем разделов "Мнения" российской деловой прессы.

При такой нехватке информации возникает и не менее интересный вопрос о реальных объемах российских инвестиций в Китае, находящихся, по официальной данным, на уровне статистической погрешности. Отсутствуют пока и сколько-нибудь надежные данные о динамике инвестиций; при этом информация об отдельных анонсированных в последние годы проектах позволяет предположить, что эта динамика существенно выросла.

Украинский кризис привел к обострению дискуссий о возможности российско-китайского союза. Было бы лучше взглянуть на содержание этого понятия и сравнить его с уже имеющимся состоянием двусторонних отношений. Руководство обеих стран публично отвергало идею заключения формального военно-политического союза неоднократно и по вполне ясным причинам. Вступление в союз с другой крупной державой выбивает из рук России любые аргументы против расширения НАТО и не позволяет Китаю критиковать военное усиление США в Азии.


Что обе стороны могли бы выиграть от объявления формального союза? Во-первых, он нужен для того, чтобы более сильный союзник мог гарантировать безопасность более слабого. Во-вторых, союз нужен для координации в военной и политической сфере. С гарантиями дело обстоит довольно просто - они на данном этапе не нужны ни России, ни КНР. Россия является ядерной сверхдержавой. Китай, уступая ей по своему ядерному потенциалу, еще не дошел до столь низкой точки в своих отношениях с США, чтобы реально нуждаться в подобных гарантиях.

А как дело обстоит с реальной координацией? Крупные ежегодные совместные военные учения продолжаются уже более десятилетия, с 2005 года, с каждым годом расширяясь и усложняясь. К ним добавилось и широчайшее китайское участие в проводимых российским министерством обороны военных соревнованиях и состязаниях ("танковый биатлон", "Авиадартс", "десантный взвод" и тому подобное). Уровень оперативной совместимости достаточен для создания совместных тактических групп под единым командованием.

Предметом учений являются совместные операции по разгрому крупных сил "международных террористов" на суше и по борьбе с подводными лодками, авиацией противника и высадке десантов на море. В 2016 году к этому добавились российско-китайские учения в сфере противоракетной обороны и совместные маневры российской Национальной гвардии и Народной вооруженной полиции КНР.

Кроме того, ежегодно происходят обмены визитами лидеров двух стран и премьеров-министров (Путин за время президентства совершил 11 официальных визитов в Китай), постоянную координацию позиций по международным проблемам (Иран, Сирия, американская ПРО, etc) и выдвижение совместных инициатив (например, по вопросам глобальной стратегической стабильности и информационной безопасности во время недавнего визита Путина). Созданы механизмы постоянного обмена информацией и поддержания диалога между администрацией президента России и Канцелярией ЦК КПК, экономическими ведомствами, службами безопасности, военными и дипломатами двух стран. И разумеется, продолжается сотрудничество в сфере технологий военного и двойного назначения.

Такое обилие координационных механизмов и такой масштаб военного сотрудничества явно выходит за рамки обычного добрососедства. Экономический фундамент под этими отношениями может быть не столь впечатляющим, как военно-политическая составляющая, но он прочнее, чем принято считать, - и он постепенно укрепляется. Таким образом, российско-китайские отношения уже являются союзническими по многим аспектам, не хватает только официального наименования, вывески. Вывеска может быть сменена относительно быстро - если (или когда) это будет целесообразно. Но на данный момент стратегическая неопределенность отвечает целям обеих сторон наилучшим образом - причем как во внешней, так и во внутренней политике.

В доказательство невозможности слишком тесного сближения Москвы и Пекина обычно приводят якобы отказ Китая поддержать Россию по вопросам Абхазии, Южной Осетии и Крыма, а также нежелание России ввязываться в конфликт в Южно-Китайском море. Действительно, КНР не может открыто поддержать изменение государственных границ на основе референдума о самоопределении - в этом случае он потеряет Тайвань. При этом России такая поддержка была бы желательна, но по существу мало что дала - она, например, не помогла бы снять односторонние санкции США и ЕС.

Тем не менее Китай поддерживает экономические связи с Абхазией и даже позволяет работать в Пекине почетному консулу этой страны. КНР имеет и экономические отношения с Крымом, а китайские компании сыграли важнейшую роль в строительстве крымского энергомоста. В самый тяжелый момент экономического кризиса в декабре 2014 года министр иностранных дел КНР Ван И заявил о готовности оказать экономическую помощь России. Эта помощь была предложена, но предложение отклонили. Российское руководство, видимо, не считало положение страны настолько тяжелым и не хотело ослаблять свои переговорные позиции при обсуждении крупных совместных проектов. Что касается Южно-Китайского моря, то здесь Пекин получил поддержку России по наиболее важному для него аспекту этого вопроса. Москва осудила вмешательство в проблему Южно-Китайского моря внерегиональных держав и призвала к ее решению на основе прямых переговоров вовлеченных сторон. Россия не намерена участвовать в спорах Китая по этому вопросу с азиатскими странами, но с удовольствием готова критиковать США.

Разумеется, для двусторонних отношений характерны и многочисленные трудности. Доминирование в экономиках двух стран гигантских, неповоротливых госкомпаний превращает обсуждение каждого совместного проекта в сложное и долгое упражнение. Предрассудки и бюрократическая неэффективность также сыграли свою роль - достаточно вспомнить судьбу проекта моста через Амур в районе Благовещенска, строительство которого сдвинулось с мертвой точки лишь в 2014 году, спустя более 20 лет переговоров. Подобные трудности естественным образом вытекают из особенностей политических систем двух стран и, наряду с конкуренцией и расхождениями по ряду второстепенных вопросов, не влияют на качество отношений.

Постепенный процесс российско-китайского сближения во всех сферах начался в 1990-е и продолжается до сих пор, не меняясь по сути. Украинский кризис и одновременное обострение ситуации в Южно-Китайском море пока лишь несколько ускорили процесс сближения. В дальнейшем наиболее важным следствием этих кризисов может стать постепенное исчезновение фактора стратегической неопределенности в отношениях двух стран по мере того, как они втягиваются во все более глубокое противостояние с США.
26 авг. 16