"Спасибо вам за это чувство, Ислам Абдуганиевич!"

Тридцатого августа две тысячи шестнадцатого года после двухмесячных каникул в России моя мама возвращалась в Ташкент. Компания "Узбекистон Хаво Йуллари" задержала вылет сначала на два часа. Потом объявили посадку, пассажиров впустили в самолет - и еще шесть часов мучительного ожидания со сканвордами и очередями в туалет.

Вроде бы ждали важного ГРУЗА (какой такой еще "груз" может лететь обыкновенным гражданским рейсом, скажите на милость?). И у пассажиров, и у нас, болеющих за их скорейший благополучный перелет, все это время в голове циркулировало одно слово: "Каримов".

Я не знаю, как связана эта задержка в "Домодедово" с состоянием здоровья президента Узбекистана, однако некая параллель, хотите - прямая, хотите - метафорическая, здесь напрашивается: летим, не летим - живой, не живой…

Существует еще одна параллель - многажды подмеченная, и оттого не менее явная.

Узбекистанский путь развития общества, начиная с взаимоотношений граждан и власти и заканчивая ограничениями в отношении потока информации или оборота иностранных валют, - это такая лабораторная, испытательная модель для общества российского.

Там - вырубка деревьев и снос гаражей, здесь - "ночь длинных ковшей". Там - 27 лет президентства (треть человеческой жизни!), здесь - 16, а будет 27, и очень скоро. И тут, и там - на свой, особый, манер понятая демократия: большинство (народ) ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хочет - и такого президента и такой "стабильности", даже если это противоречит действующей Конституции.

Зачем, в самом деле, ориентироваться на Запад с его мультяшными ценностями; у нас на Востоке (и в Узбекистане, и в России) другие темпы: за четыре года человека разве узнаешь? А нам хочется узнавать человека, взрослеть с ним, стареть, а Бог даст - и умереть при нем; не чужой ведь, почти родственник, а родственников, как известно, не выбирают.

Кстати, о родственных чувствах. Легитимность/нелигитимность той или иной власти - штука внешняя, институционная - существует внутренняя, имманентная связь народа с его главным представителем. Отсюда частые высказывания о "коллективном путине", "коллективном каримове".

Президента Узбекистана в республике иначе, как "папой", не зовут вот уже лет двадцать. Путин - тоже "наше все". Подобно тому, как домашние питомцы и их хозяева с годами приобретают общие черты и повадки, сходство государственного мужа номер один - и шире: устройства власти - и выдвинувшего его общества - шире: нации - мистическим образом прописывается в истории подобно генетическому коду.

Все эти годы, глядя в экран или наблюдая за многочисленными другими эманациями президента Каримова Ислама Абдуганиевича, я узнавал характер моего народа, проявленный зеркально.

Главная наша черта: мы до ужаса толерантны. То есть терпимы. На свой, восточный, манер. Готовы терпеть бесконечно долго: ложь, манипуляции, поборы. Даже если понимаем, что нами правит дракон. Как в пьесе Евгения Шварца, написанной в 1942-1944 гг. в Сталинабаде (так тогда назывался Душанбе - в честь еще одного "отца народов"): "Пока он здесь - ни один другой дракон не осмелится нас тронуть… Единственный способ избавиться от драконов - это иметь своего собственного".

У такой виктимности (жертвенности) есть свое объяснение, данное когда-то психологами; она зовется "выученная беспомощность". Отсутствие возможности что-либо контролировать рождает привыкание: мы будем терпеть бесконечно долго, пока не сдохнем, потому что от наших действий все равно ничего не зависит. Об этом тоже есть у Шварца - в пьесе "Обыкновенное чудо": "Во мне вдруг проснулся дед с материнской стороны… Он так боялся боли, что при малейшем несчастье замирал, ничего не предпринимал, а все надеялся на лучшее. Когда при нем душили его любимую жену, он стоял возле да уговаривал: потерпи, может быть, все обойдется!"

Это ведь и наш портрет - не только во время андижанского расстрела, но и за все "тучные" каримовские четверть века.

День Независимости - главный наш праздник. При этом никакой независимости нет: мы смотрим российские телеканалы, мы болеем за российских спортсменов, мы зависим от российских заработков: половина дееспособного населения трудится на стройках и во дворах у могучего соседа; мы, что греха таить, любим президента России почти так же сильно, как своего собственного, и захоти он завтра сделать Узбекистан частью "русского мира" - на прежних условиях или на любых других - никакой референдум не понадобится.

Имперский синдром пустил в нас корни очень глубоко; избавиться от него гораздо труднее, чем срубить чинару, посаженную при российском генерал-губернаторе.

На абсурд мы реагируем как слепой на солнечный свет: никак. Нет, мы любим удивляться: чем проще предмет, тем больше радость и удивление. Например, дыня. Или лепешка. Новое пугает. Поэтому ничего нового нас не ждет. Отцом народа по-прежнему будет Мумкинэмас Керакэмасович (в вольном переводе на русский - "Непозволяй Неразрешаевич").

Сюрпризы в ближайшие четверть века нам не светят. Зато и крупных разочарований не будет. Помните, как с падишахом Изумрудного города Гудвином: все думали, что он волшебник и чародей, а он… просто хороший человек. Вот это действительно было бы чудом. Но такое бывает только в сказках.

Уже пораженный инсультом, в состоянии клинической смерти, наш вождь написал слова, которые меня по-настоящему тронули, которые не могут не тронуть: "На пути к достижению поставленных нами перед собой великих целей - построить свободное, демократическое государство, перейти к рыночной экономике, сформировать гражданское общество, войти в ряд развитых государств мира - мы не принимали скоропалительных решений, не допускали опрометчивых шагов и необдуманных действий, изучали передовой мировой опыт, но не копировали при этом других. Мы избрали единственно верный для нас путь, нацеленный на далекую (курсив мой. - С.Я.) перспективу, полностью соответствующий менталитету нашего народа, особенностям и условиям страны, получивший признание на международной арене как "узбекская модель" развития… За исторически короткий период Узбекистан из отсталой, не способной содержать и защищать себя республики с… крайне низким уровнем жизни населения, превратился в динамично и стабильно развивающееся мощное государство, занимающее достойное место в мировом сообществе".

"Узбекская модель", о которой пишет президент, очень древняя (не напрасно ее перенимает - уже переняла! - Россия), она зовется оксюморон. "Белые ночи" (исконно наше, родное выражение для слабо заваренного чая), "умная глупость", "убогая роскошь", "живой труп" (простите, ничего конкретного не имел в виду)…

Уж давно, кажется, можно было отсмеяться; мы противоречивы - тем и интересны. И все-таки при чтении этого текста (по сути - завещания) меня не оставляло чувство причастности Великим Свершениям. Спасибо вам за это чувство, Ислам Абдуганиевич. А еще за то, что оставили после себя крохотную надежду на выздоровление.

Дорогие мои земляки, узбекистанцы, поправляйтесь! Это не просто, но все-таки возможно. Мы-то ведь живы. Мы все еще живы.

Санджар Янышев, писатель, поэт
03.09.2016