Сводный казачий отряд полковника Уральской армии Тимофея Сладкова, совершив скрытный рейд по тылам красных, 4 сентября 1919 года вышел на подступы к Лбищенску. В станице располагался штаб 25-й стрелковой дивизии 4-й армии Туркестанского фронта, которая тогда считалась лучшей и самой боеспособной дивизией едва ли не во всей РККА. Да и по своей численности, мощи и вооружению была вполне сопоставима и с иными армейскими соединениями того времени: 21,5 тысячи штыков и сабель, не менее 203 пулеметов, 43 орудия, автобронеотряд, да еще приданный авиационный отряд. Непосредственно в Лбищенске у красных было от трех до четырех тысяч человек, хотя значительная часть их – штабные службы и тыловые подразделения. Начдив – Василий Чапаев.

Резня в Лбищенске
Перерезав ночью телеграфные провода, бесшумно сняв красноармейские посты и караулы, ударная группа отряда Сладкова на рассвете 5 сентября 1919 года ворвалась в станицу, и к десяти утра все было кончено. Как гласила оперативная сводка штаба 4-й армии № 01083, датированная 10 часами утра 6 сентября 1919 года, "в ночь с 4-го на 5-е сентября противник в количестве до 300 человек при одном пулемете с одним орудием произвел налет на Лбищенск и форпост Кожехаровский, захватил их и двинулся по направлению к форпосту Бударинский. Красноармейские части, находившиеся в Лбищенске и в форпост Кожехаровский, в беспорядке отступили к форпосту Бударинский. Штадив, находившийся в Лбищенске, захвачен полностью. Сотрудники штаба перерублены, начдив Чапаев с несколькими телеграфистами пытался скрыться на бухарской стороне, но был тяжело ранен и телеграфистами оставлен".
Обычно у страха глаза велики, здесь же с перепуга численность противника сильно преуменьшили: по данным белых мемуаристов, в рейде на Лбищенск участие принимали 1192 бойца при девяти пулеметах, да еще и орудие было. Разумеется, всей этой массе просто негде было развернуться ночью на узких улочках станицы, так что вероятно в ударной группе действительно было не более 300 человек, остальные на флангах и в резерве. Но хватило и этого, разгром был столь ужасающ, что и сутки спустя некому было донести штабу армии реальные детали и подробности. Да и кто мог поверить, что столь значительный отряд противника, – которого в штабе Туркестанского фронта полагали уже практически разгромленным и беспорядочно отступавшим к Каспию, – сумел не только беспрепятственно проникнуть в тыл красной группировки, но еще и незамеченным пройти свыше 150 км по голой и выжженной степи, подобравшись к станице, над которой днем неустанно патрулировали аэропланы. Тем не менее штаб дивизии вырезан, разгромлены дивизионные подразделения тылового обеспечения, управления артиллерии и инженерное – с саперными подразделениями, команда и узел связи, команды пешей и конной разведки, дивизионная школа младших командиров, политотдел, особый отдел, ревтрибунал, часть автобронеотряда. Всего казаками было убито и пленено свыше 2400 красноармейцев, взяты немалые трофеи – свыше 2000 подвод с разным имуществом, радиостанция, пять автомобилей, захвачены пять аэропланов с летчиками и обслуживающим персоналом. Из взятого белые смогли вывезти "лишь" 500 подвод, остальное им пришлось уничтожить – оружия, боеприпасов, амуниции и продовольствия на подводах и складах Лбищенска оказалось аж на две дивизии. Но главной потерей стал сам начдив – Чапаев.
Что именно с ним произошло, так никогда и не стало известно: он просто бесследно исчез, ни среди живых, ни среди мертвых его так и не обнаружили – ни белые, ни красные. А все версии случившегося с ним – убит, изрублен до неузнаваемости, утонул в Урале, умер от ран, тайно похоронен – не основаны ни на документах, ни на свидетельствах. Но самая лживая версия – каноническая, запущенная в 1923 году в широкий оборот бывшим комиссаром чапаевской дивизии Дмитрием Фурмановым, а уже из его романа "Чапаев" перекочевавшая в знаменитый фильм.

Противостояние начдива и комиссара
Что мог знать Фурманов о лбищенской трагедии? С подлинными документами работать он тоже не мог – по причине их полного отсутствия в природе, о чем будет сказано ниже. Да и с непосредственными свидетелями из числа бывших чапаевцев, тоже на самом деле не общался, поскольку за три месяца своего комиссарства у Чапаева не приобрел никакого авторитета среди бойцов, так и оставшись для них чужаком, присланным исключительно для соглядатайства за их любимым командиром. Да он и сам никогда особо не скрывал своего откровенного презрения к чапаевцам: "бандиты, которыми командовал усатый фельдфебель" – это из личных записей самого Фурманова. Легенду о чудесных и даже якобы приятельских отношениях комиссара и Чапаева сам же Фурманов и сочинил. В реальной жизни, судя по документам, комиссар ненавидел Чапаева. Во всяком случае, об этом красноречиво свидетельствуют опубликованные историком Андреем Ганиным письма и дневниковые записи из коллекции Фурманова, находящейся в отделе рукописей РГБ.
Да и начдив не пылал любовью к комиссарам как таковым, слыл юдофобом и всегда нарочито коверкал фамилию комиссара, именуя его "товарищ Фурман", словно намекая на его национальную принадлежность. "Сколько раз вы издевались и глумились над комиссарами, как вы ненавидите политические отделы, – писал Чапаеву уже переведенный из дивизии Фурманов,– … издеваетесь над тем, что создал ЦК". С откровенной угрозой добавляя: "Ведь за эти злые насмешки и за хамское отношение к комиссарам таких молодцов из партии выгоняют и передают чрезвычайке".
А все, оказывается, еще и потому, что мужики женщину не поделили – Чапаев запал на жену Фурманова! "Он хотел моей смерти, – кипел возмущенно Фурманов, – чтобы Ная досталась ему… Он может быть решительным не только на благородные, но и на подлые поступки". Оскорбленный нежным вниманием Чапаева к своей жене (этих ухаживаний, кстати, вовсе не отвергающей), Фурманов отправляет гневное послание Чапаеву. Но дуэли, даже на перьях, не вышло: начдив, видимо, попросту избил своего комиссара. И тот пишет рапорт командующему фронтом Фрунзе, жалуясь на оскорбительные действия начдива, "доходящие до рукоприкладства".
Начдиву намекают, что с комиссаром надо бы поделикатнее, и Василий Иванович делает шаг к примирению. В бумагах Фурманова, некоторую часть которых опубликовал историк Андрей Ганин, сохранилась такая записка (стиль оригинала сохранен): "Товарищ Фурман! Если нуждаетесь барышней, то приходи, ко мне придут 2, – одну уступлю. ЧАПАЕВ". В ответ Фурманов продолжает писать жалобы на Чапаева Фрунзе и в политические инстанции, именуя начдива тщеславным карьеристом, опьяненным властью авантюристом и даже трусом!
"Мне рассказывали, – пишет он уже самому Чапаеву, – что некогда вы были храбрым воином. Но теперь, ни на минуту не отставая от вас в боях, я убедился, что храбрости в вас больше нет, а ваша осторожность за свою многоценную жизнь очень похожа на трусость…". В ответ Чапаев изливает душу … жене Фурманова: "Я больше не могу с такими идиотами работать, ему быть не комиссаром, а кучером".
Фурманов, сходя с ума от ревности, пишет новые доносы, обвиняя соперника в измене революции, анархизме и что тот специально посылает Фурманова в наиболее опасные места, чтобы после овладеть его женой! Высокие инстанции заботливо присылают инспекции, достающие начдива дознанием, словно ему и делать уже больше нечего. Взбешенный Чапаев в ответ рапортует, что его комиссар совершенно запустил в дивизии всю политическую работу. Шекспировские страсти отдыхают, – а ведь это фронт, война!
Фурманов даже не поленился сообщить самому Чапаеву, что накопил на него компромат: "Кстати, еще помните, что у меня в руках есть документы, факты и свидетели". И дальше неприкрытая угроза: "Эти все документы у меня на руках, и при случае я покажу их кому следует, чтобы раскрыть Вашу гнусную игру. … Когда будет нужно, я обнажу документы и расчешу по косточкам всю Вашу низость". И ведь обнажил, направив очередной пространный донос на Чапаева. Но командование фронта, утомленное кляузной эпопеей, сместило и наказало самого Фурманова, отправив его в Туркестан.

Зачистка "батек"
По сути, Фурманов был в дивизии Чапаева надзирающим оком Льва Троцкого. Не то чтобы вождь Красной Армии не терпел персонально Чапаева (хотя не без этого) – он просто ненавидел и боялся "батек" как таковых, выборных (и бывших выборных) командиров. 1919-й год как раз и примечателен массовым "падежом" наиболее популярных выборных красных командиров, развернулась организованная Троцким чистка "народных начдивов". От "случайной" пули в спину во время рекогносцировки погибает начдив Василий Киквидзе. По указанию Троцкого "за невыполнение приказов" и "дискредитацию политработников" расстрелян командующий так называемым южным Ярославским фронтом Юрий Гузарский. Расстрелян – снова по приказу Троцкого – популярный украинский комбриг Антон Шарый-Богунский. "Случайно" убит Тимофей Черняк, тоже популярный среди бойцов командир Новгород-Северской бригады. Ликвидирован "батька" Василий Боженко – командир Таращанской бригады, соратник Богунского, Черняка и Щорса.
30 августа 1919 года пришел черед и самого Щорса, получившего пулю в затылок – тоже "случайную", тоже от своих. Как и Чапаев: да-да, он тоже получил пулю в затылок – по крайней мере, члены Реввоенсовета 4-й армии в этом не сомневались. Сохранилась запись разговора по прямому проводу члена Реввоенсовета 4-й армии Сундукова с только что назначенным комиссаром 25-й дивизии Сысойкиным. Сундуков инструктирует Сысойкина: "Тов. Чапаев, видимо, был сначала легко ранен в руку и при общем отступлении на бухарскую сторону пытался тоже переплыть Урал, но не успел войти в воду, как случайной пулей был убит в затылок и упал у самой воды, где и остался. Таким образом, мы теперь имеем также данные о безвременной гибели вождя 25 дивизии…".
Такая вот установочная версия с интересными подробностями! Ни свидетелей, ни тела, но член Реввоенсовета армии, сидящий за десятки, а то и сотни верст от Лбищенска, столь убедительно говорит о "случайной" пуле в затылок, словно сам свечку держал! Или получил детальный отчет исполнителя? Правда, свежий комиссар 25-й дивизии, понимая, что про пулю в затылок лучше не заикаться, тут же предлагает более интересную версию: "Относительно Чапаева это правильно, такие показания давал казак жителям форпоста Кожехаровский, последние передали мне. Но на берегу Урала трупов валялось много, товарища Чапаева не было. Он был убит на середине Урала и утонул на дно…". Член Реввоенсовета соглашается: на дно, так на дно, так даже лучше…
Примечателен и приказ за подписью командующего Туркестанским фронтом Фрунзе и члена Реввоенсовета фронта Элиавы, датированный 11 сентября 1919 года: "Пусть не смущает вас ничтожный успех врага, сумевшего налетом кавалерии расстроить тыл славной 25-й дивизии и вынудить ее части несколько отойти к северу. Пусть не смущает вас известие о смерти доблестного вождя 25-й дивизии Чапаева и ее военного комиссара Батурина. Они пали смертью храбрых, до последней капли крови и до последней возможности отстаивая дело родного народа". Всего лишь пять дней прошло, ни единого свидетеля, а штаб Фрунзе тоже во всем разобрался: было не беспорядочное паническое бегство, и даже не "общее отступление", а всего лишь "ничтожный успех врага", вынудивший части славной 25-й дивизии "несколько отойти к северу". Что именно случилось с начдивом, штабу фронта тоже ясно: "до последней капли крови" – и так далее. Да и был сам факт гибели Чапаева предметом отдельного расследования? Или его провели столь тайно и стремительно, что оно не оставило абсолютно никаких следов в документах? То, что до последней бумажки исчезли документы дивизии, понять еще можно. Но ведь именно за тот период ничего нет и в документах штаба армии – огромный документальный пласт словно корова языком слизнула. Зачищено и подчищено все, причем, тогда же – между 5 и 11 сентября 1919 года.

За хлопком и нефтью
А между тем незадолго до лбищенской трагедии стало известно, что Южную группу Восточного фронта не просто так переименовали в Туркестанский фронт: фронту, как и его 25-й дивизии, вскоре предстояло идти за реку Урал – на Бухару. Еще 5 августа 1919 года председатель РВСР и наркомвоенмор Лев Троцкий подал записку в Политбюро ЦК РКП(б), предложив для нанесения удара по Британской империи совершить экспансию к индостанским предгорьям, через Бухару и Афганистан. Так что Туркестанский фронт готовился к генеральному наступлению и очередным завоеваниям, которые создали бы совершенно новую геополитическую ситуацию. В упомянутом выше приказе Фрунзе от 11 сентября 1919 года так и говорилось: "Славные войска Туркестанского фронта, пробивая России путь к хлопку и нефти, стоят накануне завершения своей задачи". Затем Фрунзе жестко добавляет: "Я ожидаю от всех войск 4-й армии строгого и неуклонного исполнения их революционного долга". Совершенно недвусмысленный намек, что не все товарищи свой революционный долг исполняют столь строго и неуклонно, как того от них требует партия.
Да так оно и было: Василий Иванович, хотя он и являлся начдивом регулярной армии, но, по сути, все еще оставался типичным крестьянским вождем, "батькой". Конфликтовал с комиссарами и бил им морду, посылал матом по прямому проводу не только Реввоенсовет 4-й армии, но порой и командарма Лазаревича, бывшего царского офицера, на дух не переносил чекистов, а про его отношение к представителям некоторых национальностей уже сказано выше. Да и сама его дивизия была, по сути, огромным крестьянским табором, пусть и кочевым, но вовсе не хотевшая покидать привычный театр военных действий, удаляясь от родных краев "на бухарскую сторону". Наступление на Бухару еще только готовилось, а в дивизии уже пошли перебои с провиантом и такие, что с голоду взбунтовались бойцы одной из бригад. Пришлось на полфунта урезать хлебный паек всем бойцам дивизии. Уже были проблемы с питьевой водой, кормом для лошадей и вообще тягловой живности – это в своих краях, а что ждало в походе? Среди бойцов шло брожение, легко могущее вылиться в мятеж. Грядущий поход в хорезмийские пески энтузиазма не вызывал и у самого Чапаева, не было у него ни малейшего желания влезать в эту авантюру.
С другой стороны, и организаторам экспедиции "за хлопком и нефтью" тоже надо было обезопаситься от потенциально возможных неожиданностей. Чапаев здесь был уже лишним. Потому именно в сентябре 1919 года, когда Туркестанский фронт должен был двинуться в генеральное наступление к индостанским предгорьям, и пришла пора избавиться от строптивого начдива. Например, разобравшись с ним чужими руками, подставив под казачьи шашки. Что, как полагают историки, Троцкий и сделал – через командарма Лазаревича и РВС армии, которая была у него на особом контроле.
Именно по приказу командования 4-й армии чапаевской дивизии была определена столь странная дислокация, при которой все ее части оказались как бы нарочито разорваны: между ее разрозненными бригадами оказались дыры в десятки, а то и по 100–200 верст степи, через которые легко могли просочиться казачьи отряды. Штаб в Лбищенске и вовсе расположили изолированно от бригад. Он, словно приманка для белых, маячил буквально на фронтире, прямо на берегу Урала, за которым начиналась враждебная "бухарская сторона": приди и возьми! Они не могли не прийти, и пришли. Тем паче, им было за что и кого мстить – чапаевцы истребляли "казару" безжалостно, порой подчистую вырезая целые станицы. Как писал тот же Фурманов, "Чапаев пленных брать не приказывал ни казачишка. "Всех, – говорит, – кончать подлецов!" В том же Лбищенске были ограблены все дома, у жителей отнят урожай, все молодые женщины были изнасилованы, расстреляны и зарублены все, у кого были офицеры-родственники…

Последнее воскрешение
Впрочем, белые белыми, а подстраховаться своим исполнителем не мешало, иначе, откуда у члена РВС такие точные сведения о "случайной пуле в затылок"? Хотя, возможно, начдива так и не дострелили. В документах фонда секретариата наркома обороны Ворошилова находится любопытная служебная записка на его имя наркома внутренних дел Ягоды за 1936 год. Один нарком сообщает другому, что вскоре после выхода на экраны фильма "Чапаев" обнаружился некий безногий инвалид, утверждавший, что он – Чапаев. Чекисты отнеслись к нему со всей серьезностью, учинив полноценное дознание. Хотели даже его очную ставку учинить с бывшим чапаевским комбригом, Иваном Кутяковым, который в 1936 году был замкомандующего войсками ПриВО. Судя по всему, Кутяков был в шоке, от очной ставки с инвалидом отказался категорически, сославшись на занятость, хотя согласился на опознание по принесенным ему особистами фотографиям. Долго всматривался в них, колебался – вроде и он, похож. Потом не слишком уверенно произнес: не он.
Самозванец, претендующий на геройские лавры после выхода на экран фильма "Чапаев"? Но из документа следовало, что инвалид вовсе не рвался в герои по своей воле, а был выявлен бдительными органами – скорее всего, в ходе проводившейся тогда паспортизации. Если Василий Иванович выжил в Лбищенске, став инвалидом, что вполне возможно, то после залечивания ран, – когда его уже объявили погибшим героем, – ему уже не было резона воскрешать себя из мертвых. Он прекрасно понимал, откуда прилетела та "случайная пуля в затылок", столь же хорошо догадываясь, что с ним будет, объявись он вдруг, после того, как "утонул на дно" Урала. Так что сидел тихо, пока не грянула паспортизация. Кстати, вести переписку о каком-то самозванце столь серьезные наркомы в жизни не стали бы, не их уровень. Значит, прекрасно знали, что не самозванец?! Но поскольку живой Чапаев не был нужен уже с 1919 года, он должен отправиться туда, где и был – в пантеон мертвых героев Гражданской войны. На том все и кончено.

Владимир ВОРОНОВ, 9 сентября 16