Рецензия на книгу: Фредерик Старр, Утраченное Просвещение: золотой век Центральной Азии от арабского завоевания до Тамерлана 10:14 23.12.2016
Рецензия Д.ДеВиза на книгу "Утраченное Просвещение"
Рецензия на книгу: Фредерик Старр, Утраченное Просвещение: золотой век Центральной Азии от арабского завоевания до Тамерлана (S. Frederick Starr, Lost Enlightenment: Central Asia’s Golden Age from the Arab Conquest to Tamerlane, Princeton, Princeton University Press, 2013, 634 c.)
На нашем сайте вы можете прочитать введение к ней, предисловие автора, главы VI "Странствующие ученые", главу "Ретроспектива: песчинка и раковина", а также ответ научного редактора и переводчика русскоязычного издания Артема Космарского на рецензию Девиза.
Материалы из книги любезно предоставлены издательством "Альпина Паблишер", выпустившим труд на русском языке, и А.Космарским.
-
Эта совершенно неудачная книга замышлялась как интеллектуальная история Центральной Азии от начала нашей эры до конца тимуридского периода, с акцентом на домонгольскую исламскую эпоху. Но в ней рассматривается лишь то, что Старр считает ценным и важным, и о чем он узнал из вторичной литературы, и цель книги – оплакать упадок Центральной Азии после того состояния, которое Старр с его евроцентричным подходом к культурной и интеллектуальной истории оценивает как хорошее, истинное и правильное.
Можно было надеяться, что несмотря на глубоко ущербную концепцию и подход, лежащий в основе книги, заключенные в ней научные находки могли бы оправдать ее и придать ценность как минимум в качестве фактографической работы по центральноазиатской интеллектуальной истории. Но это не так. (Можно было рассчитывать хотя бы на хорошую библиографию, но нет и ее). В книге нет признаков работы с какими-либо первоисточниками на языках оригинала; она основана на переводах и вторичной литературе на английском, русском, французском и немецком языках, и потому совершенно неоригинальна. Что касается переводов, Старр регулярно сообщает, что меняет слова в цитатах, и тем самым не оставлет читателю вообще никакой надежной опоры в источниках.
Разумеется, работы, основанные на вторичной литературе, тоже могут быть ценными в качестве обобщающих, обзорных или критических. Их ценность определяется свежим взглядом, критической позицией, оригинальной точкой зрения или аналитическим талантом, выросшим на почве непосредственной работы с первоисточниками. Но в "Утраченном Просвещении" ничего этого тоже нет. Вся его логика выстроена вокруг поверхностных дихотомий "разум – вера", "наука – религия", "прогресс – отсталость" и "позитивный – негативный", безо всяких попыток достичь более нюансированного понимания даже этих самых категорий в том виде, в каком они выражены в реальной истории.
Основное утверждение книги: Центральная Азия как участник и более того, инициатор расцвета мусульманской учености IX-XII веков наслаждалась золотым веком просвещения, но в последующие темные века с ним покончили религиозные люди. Некая новизна работы состоит в том, что она дотягивает "золотой век" до конца эпохи Тимуридов (а не винит в его гибели одно лишь монгольское завоевание). Но главы о монгольском и тимуридском периодах выглядят необязательными дополнениями и наполнены даже бóльшим количеством фактических ошибок, необоснованных интерпретаций, неоправданных экстраполяций и значительных пропусков, чем остальная часть книги.
Как бы то ни было, эта предпосылка жестко связывает работу с печальной "традицией" изучения Центральной Азии и вообще мусульманского мира, суть которой - прославление домонгольского периода и принижение последующих, объявленных временами упадка, коррупции, обскурантизма и отвержения всего хорошего и благородного (т. е. "просвещения" по Старру). Эта традиция породила привычку пропускать период в истории Центральной Азии от падения Тимуридов до появления "реформаторов"-джадидов в конце XIX-начале ХХ века под тем абсурдным предлогом, что в эти века не происходило никаких известных или интересных событий. Большинство изучающих Центральную Азию не впадут в это заблуждение, но менее серьезных читателей могут сбить с толку книги, подобные рецензируемой. Зависимость от вторичной литературы делает период с XVII по XIX века недоступным Старру, поскольку большая часть информации об этом периоде имеется только в первоисточниках. Но Старр, не обращаясь к этим первоисточникам, все же уверен, что в них нельзя найти ничего подобного даже искре того, что он называет просвещениям. Не нужно указывать на упрощенный характер его критериев, чтобы понять: автор впадает в порочный круг, противопоставляя неверно понятый "век просвещения" эпохе предполагаемой интеллектуальной стагнации (хотя о последней на самом деле неизвестно, так как источники по большей части нетронуты); он отталкивает читателя от исследования позднего "темного" периода и его неизвестных источников. Таким образом, убеждение Старра в том, что его золотой век кончился, не основано на источниках, но препятствует их исследованию, точно так же как осуждаемые им по всему тексту религиозные ограничения.
Именно религия, в частности, ислам, с точки зрения Старра, виновна в удушении центральноазиатского просвещения и порче золотого века. Вот, например, ключевые утверждения в главе об арабском завоевании Центральной Азии: 1) арабы и мусульмане были разрушителями-джихадистами; 2) все хорошее в мусульманской цивилизации создано жителями Центральной Азии. Монотонный барабанный бой восхвалений Центральной Азии в этой работе кажется чрезмерным даже нам, но он лишь частично маскирует антиарабский и явно антиисламский подтекст книги. Старр совершенно неприкрыто враждебен к религии, особенно к суфизму, который он обвиняет в торможении движущей силы эпохи просвещения. Впрочем, его нелюбовь к религии – скорее положительная черта, потому что когда он рассуждает на религиозные темы, то совершенно сбивается (искажает роль и значение хадисоведения, блуждает в юридических проблемах, а его замечания по суфийской истории попросту смехотворны и не заслуживают внимания).
В своей враждебности к религии и примитивном противопоставлении просвещения и отсталости книга больше всего напоминает о советской школе исследований Центральной Азии. Последняя прославляла научное наследие региона, но по очевидным причинам принижала его политическое и религиозное наследие. Несомненно, Старр много и по большей части некритически использовал эти работы, во множестве создававшиеся в самой Центральной Азии. Подчеркивание научного вклада было в советские времена допустимым выражением национальной гордости в центральноазиатских республиках. Таким образом, работы советского периода питали уверенность Старра в том, что жители Центральной Азии создали все хорошее в мусульманском мире (он даже принимает на веру современные националистические фантазии о том, что местные жители возвращались на родину, а не умирали в далеком Багдаде).
В то же время риторика об утраченном золотом веке напоминает триумфалистскую колониальную западную науку, которая "объясняла" и осуждала отсталость современного ей Ближнего Востока или всего мусульманского мира, прославляя достижения народов древности по контрасту с культурными провалами их потомков. Подобные исследования вышли из моды в 1950-60-х гг., но впоследствии вернулись на Ближний Восток с риторикой выяснения, "что пошло не так". При безрадостном состоянии наук о Центральной Азии в США неудивительно, что подобная риторика нашла прибежище в этом поле, как видно по "Утраченному Просвещению".
Если коротко, то книга Старра продвигает упрощенные и несостоятельные аргументы, скорее полемические, чем научные, а работа автора с источниками не соответствует даже минимальным научным стандартам. Логично предположить, что книги с названиями типа "Век Просвещения" или "Золотой Век" пишутся не ради науки, а в целях маркетинга, политики, полемики или просто из старомодной романтической ностальгии. Данная книга ничем не опровергает этого предположения. Печально, что она опубликована в солидном университетском издательстве.
Девин ДеВиз (Devin DeWeese), Индианский университет
Опубликовано в Journal of Interdisciplinary History, Volume 45, Number 4, Spring 2015. - С. 611-613
|