Кончина одного из самых влиятельных политиков Ирана, 82-летнего Рафсанджани, – это тревожный сигнал для руководства страны, напоминание о том, что поколение основателей Исламской Республики уходит и нужно озаботиться поиском наследника для верховного лидера

Как сказал в 60-х советский поэт Евтушенко, "не люди умирают, а миры". В случае Али Акбара Хашеми Рафсанджани, который скончался 8 января в возрасте 82 лет, умер не мир, а целая вселенная. Ушел не просто политик, а один из творцов иранской истории. Руководитель Центра исследований иранского парламента Джалали в некрологе заслуженно назвал Рафсанджани "политиком, практически не имеющим равных по своей значимости".

Действительно, с 1979 года Рафсанджани постоянно влиял на жизнь Ирана, то напрямую вмешиваясь в ход событий, то играя роль серого кардинала. Он был неотъемлемой частью Исламской Республики и ее истории: все основные события, что произошли с Ираном за последние 38 лет, нашли прямое отражение в биографии этого политика.

Грани Рафсанджани

С самого начала исламской революции 1978–1979 годов Рафсанджани был активным ее участником. Наравне с такими фигурами, как Хомейни, Хаменеи, Бехешти, Монтазери, Шариатмадари, Рафсанджани стоял у истоков создания республики и ее институтов.

В 1980-х, как и другие крупные иранские деятели, Рафсанджани был вовлечен во внутреннюю борьбу за власть. Не без его участия был вынужден бежать из страны первый президент Ирана Банисадр, а также было разгромлено левое движение (коммунисты и Организация моджахедов иранского народа).

Сам Рафсанджани не только успешно пережил лихолетье 1980-х, но и смог приумножить свое политическое и финансовое благополучие. К 1989 году он считался человеком, очень близким к отцу-основателю Исламской Республики Хомейни, а также сформировал своеобразный тандем с будущим преемником последнего – Хаменеи.

По свидетельствам историков, именно этому тандему принадлежала инициатива конституционной реформы 1989 года, которая в том числе отменяла пост премьер-министра и наделяла большей властью президента Ирана, повысив таким образом значимость выборных институтов страны. Не до конца исследована и роль Рафсанджани в назначении самого Хаменеи верховным лидером Ирана – должность, на которую по формальным параметрам тот не вполне мог претендовать.

В 1990-е Рафсанджани меняет амплуа – из жесткого поборника идей исламской революции он превращается в политика-реформатора. После избрания на пост президента Ирана в 1989 году он проводит ряд важных преобразований, направленных на восстановление и либерализацию экономики страны. Его начинания, продолженные при следующем президенте Хатами, стали спасительными для Ирана, оздоровили экономику и внутриполитическую жизнь и оттащили режим от края пропасти, к которой его привели война, идеи экспорта исламской революции и провальный эксперимент по созданию исламских механизмов ведения национального хозяйства в 1980-х.

Рафсанджани не утратил своего влияния и после проигрыша на президентских выборах 2005 года, когда вновь пытался занять пост главы исполнительной власти Ирана. Победа нынешнего президента Рухани и усиление позиций реформаторского блока в парламенте во многом стали возможны благодаря его поддержке.

Выступая в 1980-х за войну с Ираком до победного конца, Рафсанджани не был сторонником политики изоляционизма. Во второй половине 1980-х он принял активное участие в налаживании отношений между СССР и Ираном. Некоторые строки в его мемуарах позволяют говорить о том, что Рафсанджани был открыт для диалога с Москвой и в непростой для двусторонних отношений период начала 1980-х, хотя, скорее всего, он не испытывал симпатий к Советскому Союзу, а потом и к России.

В 1990-е Рафсанджани принял меры для открытия Ирана и его реинтеграции в мировую экономику, начал сближение с Европой, а также активно привлекал в правительство специалистов с западным образованием. В 2000-х и в 2010-х он осторожно пытался внедрить в общественное сознание идею о нецелесообразности жесткой конфронтации с США, ссылаясь на то, что сам Хомейни якобы раздумывал о целесообразности сохранения лозунга "смерть Америке" как одного из главных тезисов иранской идеологии.

Неразрывная связь

Рафсанджани неслучайно сыграл столь важную роль в истории Ирана. Во-первых, с 1979 года он всегда был на ведущих ролях, занимая какую-либо ключевую должность во властных структурах: в разные годы Рафсанджани был министром внутренних дел (1979–1980), спикером парламента (1980–1989), президентом (1989–1997), замначальника Генштаба вооруженных сил в конце ирано-иракской войны, главой Совета по определению целесообразности принимаемых решений (1989–2017) – этот орган разрешает конфликты между парламентом и наблюдающим за его работой Советом стражей, а также руководителем Совета экспертов (2007–2011) – структуры, ответственной в том числе за выбор нового верховного лидера Ирана.

Богатый опыт государственной службы превратил Рафсанджани в патриарха, для которого занимаемый пост уже не важен. Скорее наоборот, его личность определяла важность формальной позиции.

Во-вторых, Рафсанджани был не просто политиком. За свою жизнь он одновременно исполнял несколько других, не менее важных социальных ролей: идеолога, культурного деятеля, главы влиятельного иранского клана, бизнесмена. Это делало Рафсанджани одним из главных участников важнейших событий в истории Ирана.

Вплоть до 2009 года он периодически выступал с проповедью на пятничном намазе в Тегеране, который с первых лет исламской революции играл роль главной площадки по доведению политинформации до населения.

Рафсанджани был одним из основателей и патронов второго по важности (после Тегеранского) университета страны – Свободного исламского университета. Через экономические интересы своего клана он был прекрасно осведомлен о состоянии иранской деловой среды. К 2000-м годам Рафсанджани считался одним из самых богатых людей страны, интересы его бизнес-империи простирались далеко за пределы торговли фисташками, которой изначально занимался отец политика. Последний, впрочем, мог гордиться сыном: его фисташковое предприятие существенно расширилось и к середине 2000-х приносило клану Рафсанджани до $700 млн в год.

В-третьих, Рафсанджани посчастливилось родиться в нужное время и в нужном месте. Само его происхождение и выбор карьеры в условиях происходивших в стране перемен помогали Рафсанджани расширить свое влияние. Выходец из многодетной и, как бы сказали историки-марксисты, мелкобуржуазной семьи, он получил образование в ключевом для шиитов религиозном центре – Куме, когда там преподавали будущие идеологи и активные деятели исламской революции, и навсегда попал под их влияние.

Последующая революционная деятельность и отсидки в шахских тюрьмах накануне 1979 года позволили Рафсанджани занять видное место среди революционеров после свержения монархии. А в 1980-х социальное происхождение помогло занять наиболее выгодное положение среди революционных групп: он относился к той части духовенства, которое не было настолько бедно, чтобы придерживаться крайне радикальных взглядов, но и не настолько богато, чтобы отрицать необходимость социальных преобразований.

В итоге в палитре политических сил Рафсанджани не был среди представителей крайних полюсов, которые в первую очередь гибнут в ходе революционной борьбы. В отличие от многих коллег-революционеров Рафсанджани смог избежать как участи "мученика революции", так и ее "предателя".

Наконец, Рафсанджани чутко улавливал требования момента, подстраивался под текущую конъюнктуру, вовремя замечал новые вызовы. Он был оппортунистом, который шел в ногу со временем, стараясь иногда быть на полшага впереди. В отличие от Монтазери или Шариатмадари он не критиковал Хомейни при жизни и поэтому не попал, как они, в число изгоев, а дождался кончины старца, чтобы внести желаемые изменения в существующий строй (заодно уловил момент, когда эти изменения были восприняты).

Во время исламской революции Рафсанджани ратовал за национализацию и создание масштабной системы социальной поддержки – то, чего от правительства ожидали массы иранской бедноты. Но уже в начале 1990-х Рафсанджани запустил не менее ожидаемые на тот момент либеральные экономические реформы, предусматривавшие и планы приватизации.

В 1979 году он называл захват посольства США "важным достижением", чтобы через десятилетие заговорить о налаживании отношений с Западом, а еще позднее и об ошибках, допущенных в первые годы революции в выстраивании внешнеполитического курса Ирана.

На этом фоне вопрос о реальных политических и экономических взглядах Рафсанджани остается открытым. Он явно не был ни классическим консерватором, ни полноценным реформатором. Он верил в идею исламского строя, а его реформы не шли дальше того, что требовало время. Государственником Рафсанджани был опять же по прагматическим соображениям – от благополучия режима зависело благополучие его самого и его клана. Однако гибкость Рафсанджани и его умение понимать то, что необходимо сделать в этот момент, шли государству на пользу, не раз спасая страну от тяжелых кризисов.

Промахи

И все же удача не всегда сопутствовала Рафсанджани. Последние 20 лет жизни были для него непростым временем. Чутье изменило ему, когда он попытался вновь избраться на пост президента в 2005 году, чтобы сменить своего преемника Хатами. Тогда Рафсанджани неожиданно проиграл мэру Тегерана Ахмадинежаду, кандидату, которого никто за пределами Ирана не воспринимал как серьезного соперника патриарху иранской политики.

Но оказалось, что иранские избиратели, как и часть местной политической элиты, по-своему устали от Рафсанджани. Злоупотребление властью в интересах клана и рост состояния семейства Рафсанджани стали раздражать иранцев, которые так и не увидели обещанного им после окончания ирано-иракской войны золотого века.

Вместо этого они видели богатеющих выходцев из религиозных кругов, которые, провозгласив курс на строительство общества социальной справедливости, пока что обогащались только сами. К середине 2000-х годов Рафсанджани и Хатами стали ассоциироваться с интересами богатых слоев населения, средним классом и интеллектуальной элитой, в то время как харизматичный, прямолинейный и демонстративно аскетичный Ахмадинежад был ближе малоимущим избирателям.

Одновременно в Иране набирали силу и выходцы из силового блока, недовольные тем, что экономика страны оказалась в руках духовенства, хотя реальную кровь за пропагандируемые муллами идеи на фронтах ирано-иракской и необъявленной гражданской войны проливали именно представители Корпуса стражей и армии. Им тоже хотелось получить свой кусок экономического пирога, и ставку в этой игре они делали на Ахмадинежада.

Верховный лидер Ирана Хаменеи, скорее всего, тоже был не слишком доволен влиятельностью Рафсанджани, памятуя, что сам он, как и Рафсанджани, родом из 1980-х, когда любой сильный политик был опасен, а создаваемые альянсы – временны.

Второй серьезный просчет после проигранных в 2005 году выборов Рафсанджани допустил в 2009 году, когда проявил сочувствие к первым жертвам разгона "зеленого движения" – оно возникло как протест против спорных результатов очередных президентских выборов, позволивших Ахмадинежаду переизбраться на второй срок. Тогда Рафсанджани, уловивший опасность момента, всего лишь пытался предупредить руководство Ирана, что люди теряют веру в режим, а силовой вариант может привести к падению самого строя, как это было с шахскими властями. Но его беспокойство использовали против него же, обвинили в диссидентстве и потеснили в политике, припомнив его семье злоупотребления 1990-х и посадив за финансовые махинации сына Рафсанджани.

Впрочем, даже после 2009 года Рафсанджани продолжал демонстрировать свою независимость. Он громко приветствовал подписание договоренностей 2015 года по иранской ядерной программе, несмотря на попытки консерваторов принизить их значимость. Также Рафсанджани был одним из немногих иранских политиков, кто поставил под вопрос целесообразность силового вмешательства как США, так и России в сирийские дела.

После Рафсанджани

Уход Рафсанджани многое поменяет в Иране. Во-первых, исчезновение такой фигуры накануне президентских выборов 2017 года явно повлияет на предвыборную расстановку сил. Либеральные прагматики и реформаторы лишились своего высокопоставленного и влиятельного сторонника.

Во-вторых, прагматичный, расчетливый, хитрый и гибкий Рафсанджани играл в структуре иранской политической элиты роль определенного поведенческого ориентира, а иногда и связующего звена между разными политическими силами, и теперь найти ему замену будет непросто. Показательно, что по Рафсанджани в стране был объявлен трехдневный траур, а с уважительными посмертными речами выступили представители разных политических сил, отложив свои противоречия и забыв о претензиях.

Наконец, смерть Рафсанджани – это еще и серьезное послание оставшимся в живых о том, что биологическое время основателей Исламской Республики подходит к концу. Их поколение уходит, и к этому надо срочно готовиться.

В первую очередь это относится к верховному лидеру Ирана Хаменеи, другому представителю поколения основателей. Необходимо решить, как избежать возможных потрясений, связанных с выбором преемника, если тот не будет определен на момент смерти Хаменеи. Если этот сигнал будет воспринят иранским руководством с должной серьезностью, то можно сказать, что даже своей смертью Али Акбар Хашеми Рафсанджани послужил стране, с которой его судьба была неразрывно связана все эти годы.
Николай Кожанов

12.01.17