Лидер запрещенной в Таджикистане партии Партии исламского возрождения (ПИВТ) Мухиддин Кабири предсказывает в интервью DW появление в Центральной Азии новой радикальной силы вместо ИГ.

Председатель Партии исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ) Мухиддин Кабири после запрета деятельности партии больше года находится вне пределов республики. Ему удалось избежать ареста, между тем руководство ПИВТ было обвинено в попытке государственного переворота и в терроризме.

Баланс между представительством двух противоборствующих сил в структурах власти Таджикистана, который был прописан в мирном соглашении, положившем конец гражданской войне 1992-1997 годов, сегодня нарушен в пользу партии власти. О том, к чему это привело и еще может привести, лидер ПИВТ рассказал в интервью DW.

DW: Господин Кабири, что изменилось в общественно-политической ситуации в Таджикистане за последний год?

Мухиддин Кабири: Таджикистан после референдума прошлого года еще дальше ушел в сторону тоталитаризма. Формально там сохраняется республиканский строй, но фактически он стал абсолютной монархией. Формально есть парламент, есть разделение исполнительной, законодательной и судебной властей, но реально власть в руках одного человека, а ключевые государственные посты занимают члены его семьи.

Мухиддин Кабири
Мухиддин Кабири

В то же время обратите внимание на различные международные отчеты и рейтинги за последний год - Таджикистан по динамике ухудшения экономической и социальной ситуации занимает едва ли не первое место в мире, если не считать тех государств, где идет открытая гражданская война. Если же говорить о регионе, то, учитывая, что новое руководство Узбекистана делает определенные шаги к либерализации экономики и политической жизни, я боюсь, что скоро мы опустимся ниже Узбекистана и по уровню свободы и демократического развития.

- Что сейчас вам известно о судьбе руководителей и активистов ПИВТ, остающихся в стране?

- Практически по всем членам руководства ПИВТ решения суда уже вынесены. Двое получили пожизненный срок, остальные члены политсовета президиума партии получили от 20 до 30 лет. В общей сложности более ста человек из числа местных активистов сейчас находятся в местах заключения.

Сразу после начала арестов мы своим решением запретили от имени партии вести всякую деятельность в стране, и, я думаю, таким образом сохранили свободу сотням, а, может быть, и тысячам людей. Тем не менее к нам поступает информация, что власти вызывают бывших наших членов за якобы продолжение их активности. Берут у них определенную сумму и освобождают.

Хотя сейчас такой волны арестов уже нет. Думаю, что заявления различных международных структур, в том числе ЕС и ОБСЕ, повлияли на то, что и другие активисты ПИВТ и других партий все же не были арестованы. Хотя давление на адвокатов, которые защищают наших людей, продолжается.

- Какие меры личной безопасности предпринимаете лично вы?

- Я уже получил статус политического эмигранта в одной из европейских стран. Компетентные органы европейских государств обычно в достаточной степени информированы о характере угроз, которым подвергаются лица, получающие у них такой статус. И предпринимают соответствующие меры защитного характера.

Хотя мне в полной мере эта информация с их стороны не предоставляется. Учитывая общую ситуацию в Центральной Азии, и то, как власти там относятся к своим оппонентам, в европейских странах, я думаю, подходят к вопросу достаточно ответственно. При этом и ранее в Душанбе, и сейчас я стараюсь сам соблюдать определенные меры предосторожности.

- Год назад вы предсказывали, что боевики ИГ из Таджикистана вернутся домой и займут нишу легальной оппозиции. Этот прогноз оправдывается?

- Все признаки говорят о том, что в ближайшем будущем на основе или из осколков "Исламского государства" (ИГ) и других группировок в регионе возникнет другая сила, которая уже не будет ассоциироваться с дискредитированными организациями, потому что бороться под их знаменами сейчас не столь привлекательно для молодых людей. Но будет ли эта новая сила менее радикальной, или, наоборот, окажется еще более радикальной, пока рано говорить.

- Насколько эффективны действия тех стран, которые пытаются справиться с ИГ в Центральной Азии?

- Не только государства Центральной Азии, но и другие страны, включая Россию и Европу, заинтересованы в стабильности в регионе. Но они в больше степени концентрируются на силовом решении этой проблемы. Мы понимаем, что после ослабления "Исламского государства" на Ближнем Востоке многие боевики будут возвращаться в регион.

Эксперты уже говорят, что уже этот процесс идет. Но почему-то никто не думает о причинах, все заняты последствиями. Хотя понимают, что дальнейшее давление на религиозную жизнь в регионе будет только играть на руку радикальным течениям. Выводов не делается, изменений в сторону демократизации и либерализации экономической и политической жизни не проводится.

Это говорит о том, что на самом деле многие государства в регионе хотели бы сохранить статус-кво и иметь в качестве оппонента радикальную оппозицию, чтобы привлекать к себе таким образом внимание и добиваться понимания со стороны России, США, ЕС, Китая. Все оказываются вынужденными помогать материально, технически и в военном плане диктаторским режимам, чтобы те смогли сохранить стабильность и бороться у себя с радикализмом. Это недальновидная политика, и в один момент контроль над этим процессом с их стороны может быть утерян.

- После смены лидера в Узбекистане внешне заметно желание Ташкента смягчить отношения с Душанбе. Насколько это осуществимо?

- Думаю, что таджикско-узбекские отношения в будущем будут в любом случае намного лучше, чем при Исламе Каримове. Многие проблемы, которые имелись при нем, носили субъективный характер. Каримов считал, что это он способствовал приходу к власти Эмомали Рахмонова и что тот не должен вести политику, независимую от планов, которые имел Узбекистан. И Каримову очень не понравилось, когда, особенно после подписания мирного соглашения, Таджикистан взял более независимый курс.

У Шавката Мирзиеева, я думаю, таких амбиций нет, а Таджикистан и Узбекистан просто обречены на то, чтобы сотрудничать по многим вопросам. При этом многое зависит от того, насколько старая гвардия узбекской элиты позволит Мирзиееву реализовать те намерения, которые он обозначил. Он начал достаточно динамично, но в последнее время мы видим, что есть определенное торможение.

Это говорит о том, что внутри узбекской элиты нет единого мнения о дальнейшем развитии страны, и, в частности, в вопросе отношений с соседями. Особенно с Таджикистаном. Возможно, для узбекской элиты легче развивать отношения с Казахстаном, с Туркменией, даже с Киргизией, нежели с Таджикистаном. Тем не менее я ожидаю того, что в ближайшем будущем двусторонние отношения будут улучшаться.

- Как выглядит сегодня деятельность ПИВТ за рубежом?

- Мы сразу же начали реструктуризацию партии, сократили бюрократический аппарат, объединили несколько структур в одну, чтобы облегчить работу внутри самой партии. С другой стороны, мы открыли пять региональных офисов - три в Европе и два вне ее, в государствах поблизости от Таджикистана. Также мы создали несколько департаментов, которые занимаются различными сферами жизни. В том числе, по правовым вопросам, по вопросам миграции, по международным вопросам. Возможно, мы расширим число департаментов в зависимости от задач, которые будут стоять перед партией.

Сейчас нашим приоритетом является судьба политзаключенных, причем не только из числа членов нашей партии. Мы уже не разделяем их на "наших" и "не наших", поскольку они все стали узниками совести. Мы намерены помочь им юридически, и, по мере возможностей, финансово. И мы будем в различных международных инстанциях продвигать вопрос о восстановлении справедливости в их отношении. Возможно, в ближайшем будущем мы станем работать по тематике нарушения "Общего соглашения о мире и национальном согласии в Таджикистане".

Необходимо донести до мирового сообщества, что соглашение между нами и правительством, которое было заключено под патронажем ООН, нарушено. Во многих точках земного шара происходят конфликты, сходные с тем, который был в Таджикистане. И доверие к механизмам, которые предлагаются на уровне СБ ООН, ослабляется из-за прецедента, когда такой механизм нарушен по вине одной из сторон, а международное сообщество ничего не может с этим сделать.

А ведь опыт национального примирения в Таджикистане служил одним из козырей ООН, которые она предъявляет, демонстрируя, что способна разрешать конфликты. Но сейчас все молчат о нарушении этого механизма, что может стать негативным уроком для многих. Были только неофициальные ответы со стороны гарантов этого соглашения - России, Ирана, других членов тогдашней контактной группы по Таджикистану - в ответ на наши запросы об этом.

И хотя эти страны не довольны действиями правительства Таджикистана, которые свели на нет их собственные миротворческие усилия, они сейчас стараются избегать этой темы ввиду более горячих тем, таких как Сирия, Украина, Афганистан. Но при определенных условиях этот вопрос может быть поднят. И, наконец, мы, вероятно, начнем работать над созданием общей коалиции всех конструктивных сил Таджикистана.

- Как Вы оцениваете политическую активность трудовых мигрантов из Таджикистана, находящихся на постсоветском пространстве?

- Наши мигранты немного аполитичны в том смысле, в каком аполитично нынешнее поколение наших молодых людей в целом - они не доверяют существующим механизмам участия в политической жизни. Поэтому наиболее активные уходят в сторону радикалов, а менее активные стараются отгородиться от политической жизни. Это очень опасная тенденция.

С учетом последних событий на Ближнем Востоке резко сократилось количество людей, которые хотят присоединиться к известным радикальным группам. Но в какую сторону они пойдут, никто сегодня не знает. Ведь им не хотелось бы возвращаться в общество, где отсутствует закон, где попираются их права, где у них нет перспектив.

Хотите получать новости и аналитику DW на экран смартфона? Подпишитесь на наш канал в Telegram: DW Центральная Азия

Виталий Волков
24.03.17