Появление в Ташкенте более активного и прагматичного лидера поможет развитию отношений между среднеазиатскими республиками, и играть на их противоречиях друг с другом будет уже не так просто, как раньше. Однако говорить о том, что государства Средней Азии готовы к самостоятельной региональной интеграции без участия России в области экономики или безопасности, пока рано

Во второй половине XIX века, когда Средняя Азия стала ареной "большой игры" между Российской и Британской империями, за происходившими там событиями следили во всем мире. Многим тогда казалось, что локальные стычки на перевалах Памира и Гиндукуша между лояльными Лондону и Петербургу местными племенами могут определить политические судьбы планеты. Сегодня этот огромный регион, где по большей части господствуют феодально-коммунистические пережитки, оказался на периферии мировой политики – из ведущих мировых держав к нему проявляют серьезный интерес только непосредственные соседи: Россия и Китай.

Запад после завершения активной части операции в Афганистане отвлекся на Ближний Восток, а еще больше – на свои внутренние проблемы: с 2010 по 2014 год экономическая и военная помощь США государствам региона сократилась более чем в четыре раза, с $650 до $150 млн. При новой администрации Дональда Трампа, провозгласившего курс на прагматичную внешнюю политику, эти цифры, скорее всего, будут еще меньше. Китай в Средней Азии интересует не столько политика, сколько экономика, хотя и в этом регион далеко не первый в списке китайских приоритетов: прямые инвестиции КНР в Среднюю Азию за последние десять лет составили лишь 3% от общего объема китайских вложений за рубежом. Да и повышенное внимание России к региону отчасти объясняется тем, что интеграционные усилия Кремля, сделавшего ставку на ЕАЭС, не сталкиваются здесь с такими принципиальными трудностями, как на Кавказе или на западном направлении.

От ЕЭП к ЕАЭС

В этих условиях у республик Средней Азии – Казахстана, Узбекистана, Туркмении, Киргизии и Таджикистана – остается, по сути, только один способ усилить свои позиции в отношениях с Москвой – попытаться сформировать жизнеспособный региональный альянс. Но возможна ли в реальности подобная кооперация между странами, которые на протяжении всей своей независимости только отдалялись друг от друга из-за политических, территориальных, этнических и инфраструктурных противоречий?

После распада СССР государства Средней Азии пытались реализовать сразу несколько интеграционных проектов. Все они в итоге провалились, что было обусловлено не только политической и экономической нестабильностью региона, но и его расположением в центре континента, без выхода к океану и вдалеке от основных центров мировой экономики.

В апреле 1994 года между Казахстаном, Узбекистаном и Киргизией был подписан договор о создании Единого экономического пространства (ЕЭП), к которому в 1998 году примкнул только что переживший гражданскую войну и разоренный междоусобицей Таджикистан. Туркмения с самого начала дистанцировалась от остальных стран региона, предпочтя строить свой "монументальный нейтралитет".

Никаких практических результатов создание ЕЭП в итоге не повлекло, и это объединение было переформатировано в Центрально-Азиатское экономическое сообщество (ЦАЭС) с тем же составом участников. На саммитах глав государств ЦАЭС было принято несколько важных для Средней Азии решений, в том числе "о взаимовыгодном и эффективном использовании региональных водных и энергетических ресурсов", – речь шла о согласованном использовании вод Сырдарьи и ее водохранилищ. Однако все эти соглашения так и остались на бумаге – богатые на углеводороды Казахстан и Узбекистан до сих пор испытывают дефицит пресной воды, а Киргизия и Таджикистан пытаются компенсировать нехватку электроэнергии постройкой новых водохранилищ, что вызывает возмущение в Ташкенте и Астане.

В 2002 году ЦАЭС было преобразовано в Центрально-Азиатскую организацию сотрудничества (ЦОС), к которой в 2004 году присоединилась Россия. С тех пор интеграционная инициатива в регионе перешла к Кремлю – ЦОС ликвидировали, объединив с ЕврАзЭС, а ЕврАзЭС потом трансформировался в Таможенный союз и ЕАЭС, но уже без Таджикистана и Узбекистана. Таким образом, регион, и без того подверженный центробежным тенденциям, оказался поделен Россией и ее союзниками еще по одному параметру – таможенному.

После Каримова

Одной из причин такой разобщенности Средней Азии была политическая самоизоляция самой населенной и центральной страны региона – Узбекистана. После 2005 года президент Каримов отказался от каких-либо международных инициатив на региональном уровне.

Но приход к власти его преемника Шавката Мирзиеева может внести ощутимые изменения в существовавший до этого расклад. Всего за полгода Мирзиеев сделал для урегулирования конфликтов с соседями больше, чем Каримов за все время своего правления. Сохраняя прежнюю осторожную политику по отношению к российским интеграционным проектам (говоря о возможном участии республики в ЕЭАС, в Ташкенте заявили, что "участие в объединении не даст Узбекистану никаких преимуществ и даже повредит в определенных моментах"), Узбекистан больше не блокирует строительство Рогунской ГЭС в Таджикистане, сооружает совместно с Туркменией мосты через Амударью и активно решает вопросы по спорным территориям с Киргизией.

Конечно, сил на то, чтобы соперничать с Москвой или Пекином за влияние на соседей, у Ташкента не хватит, но попытаться примерить на себя роль лидера региональной интеграции Узбекистан способен. В этой республике сосредоточена не только половина всего 70-миллионного населения Средней Азии, но и целый клубок проблем, в том числе и демографических, которые можно решить только в тесной координации с соседями. В диалоге с ними у Ташкента немало козырей: самая сильная армия в регионе; солидный экономический потенциал, остававшийся при Каримове под сильным давлением государства; есть значительные запасы полезных ископаемых – страна занимает 9-е место в мире по добыче золота, 7-е – по добыче урана, 13-е – по добыче газа.

Отношения Узбекистана с Казахстаном тоже стали быстро развиваться. В марте Мирзиеев посетил Астану, где лидеры двух стран объявили о планах создать совместную экономическую зону. За последние месяцы Астана и Ташкент договорились о демаркации границы, создании совместных торговых предприятий по реализации нефтепродуктов, расширении сотрудничества в банковской сфере, открытии узбекско-казахстанского бизнес-форума.

Русский след

Что могут предложить друг другу страны Средней Азии? В первую очередь любому региональному объединению придется доказывать свою эффективность, решая вопрос использования трансграничных рек, – компромисс по нему покажет, насколько стороны готовы к полноценному диалогу. Показательно, что одной из площадок для сотрудничества на встрече Мирзиеева и Назарбаева был назван Фонд спасения Арала, который должны питать реки, перекрытые плотинами в Таджикистане и Киргизии.

Помимо больного водного вопроса, странам есть что предложить друг другу в вопросах логистики, добычи энергоресурсов, в использовании труда гастарбайтеров и, разумеется, безопасности. Узбекистан мог бы взяться за тренировку туркменских военных и научить Ашхабад, как защищать границу от талибов. Визит туркменского президента в Астану в середине апреля некоторые СМИ расценили как первый шаг к созданию альянса трех государств: Казахстана, Туркмении и Узбекистана.

Главный ограничитель у региональной интеграции в Средней Азии – это интересы России. США и ЕС позитивно восприняли бы такой альянс в первую очередь как противовес влиянию Кремля, Китай был бы заинтересован в создании в регионе единого экономического пространства, а вот в Москве консолидация бывших союзных республик без участия северного соседа вызовет закономерное раздражение. Говорить на равных с постсоветскими республиками здесь не привыкли, пусть даже они входят во все возможные союзы, созданные Кремлем. Последний энергетическо-продовольственный конфликт с Белоруссией яркое тому подтверждение. Тем более что кооперация среднеазиатских стран поверх границ ЕАЭС может поставить под вопрос само существование этого объединения, которое и без того испытывает немало трудностей.

Даже при наличии политической воли и готовности преодолеть старые противоречия государства Средней Азии пока слишком зависят от России, чтобы успешно интегрироваться без ее участия. Идея единого экономического пространства выглядит замечательно, но ее очень непросто совместить с тем, что крупнейшим внешнеторговым партнером всех стран региона, за исключением Туркмении, по-прежнему остается Россия. Не добавляют Средней Азии экономической самостоятельности и миллионы работающих в России гастарбайтеров из Узбекистана, Киргизии и Таджикистана.

Сильная зависимость сохраняется и в области безопасности. Россия сейчас имеет военные базы в Таджикистане и Киргизии, и ситуация в Афганистане не располагает к их скорому закрытию. Играет свою роль и угроза исламского экстремизма, для которого российское присутствие остается важным сдерживающим фактором. Даже узбекский лидер Шавкат Мирзиеев, скептически настроенный по отношению и к ЕАЭС, и к ОДКБ, сделал вопросы безопасности главной темой переговоров во время своего первого президентского визита в Москву в начале апреля.

Безусловно, появление в Ташкенте более активного и прагматичного лидера поможет развитию отношений между среднеазиатскими республиками, и играть на их противоречиях друг с другом будет уже не так просто, как раньше. Однако говорить о том, что государства Средней Азии готовы к самостоятельной региональной интеграции без участия России в области экономики или безопасности, пока рано.

Петр Бологов
19.04.2017