Оставлю специалистам судить о том, какая химическая субстанция использовалась в сирийском Хан-Шейхуне 4 апреля. Мои собственные познания о боевых отравляющих веществах, почерпнутые на институтских занятиях по гражданской обороне и военному делу, время уже почти стерло из памяти. Но в ее закоулках сохранились воспоминания о том, как сочетание внутриполитических и международных обстоятельств, сдобренных мудростью, дипломатической находчивостью и готовностью выждать (пусть и уверял принц датский, что "трусами нас делает раздумье"), позволило избежать необдуманных действий в разгар "химического" кризиса вокруг Сирии в 2013 году.

Тогда, после некоторых эпизодов применения отравляющих веществ в районах Алеппо и Гуты, ответственность за которые одни возлагали на правительственные войска, другие – на вооруженную оппозицию, США и Соединенное Королевство публично объявили о намерении нанести удары по объектам на территориях, подконтрольных официальному Дамаску. Однако как Дэвид Кэмерон, так и Барак Обама решили пойти конституционным – а следовательно, не самым прямолинейным – путем и запросили у законодательной власти полномочия на применение военной силы за рубежом. В Лондоне голосование для тогдашнего премьера оказалось провальным. В вашингтонскую же внутриполитическую кухню вмешались конкретные российские предложения о безотлагательной передаче сирийских военных химических программ под международный контроль и ликвидации компонентов, пригодных для создания оружия. Перспективы наделения Обамы полномочиями для нанесения удара, и без того сомнительные, стали и вовсе призрачными, так что в Конгрессе до голосования дело не дошло.

В кратчайшие сроки к реализации плана химического разоружения Сирии, ставшего уже российско-американским, удалось подключить как существовавшие, так и новые механизмы.

Во-первых, еще в период войны между Ираном и Ираком в 80-е годы прошлого столетия, когда неоднократно применялось химическое оружие, Генеральная Ассамблея ООН разработала процедуру расследования. В 1925 году был принят Женевский протокол, запрещавший применение на войне боевых газов, однако его слабым местом было отсутствие какого-либо контроля за соблюдением предусмотренных в нем обязательств. Процедура, разработанная ГА ООН, частично восполняла этот недостаток, и в 2013 году ее оперативно применили в Сирии.

Во-вторых, к 2013 году уже набрала силу Организация по запрещению химического оружия (ОЗХО), созданная по одноименной Конвенции, в которой Сирия, впрочем, тогда еще не участвовала. Действуя синхронно и согласованно, Совет Безопасности ООН и Исполнительный совет ОЗХО одобрили детальный, с указанием этапов и сроков исполнения, план химической демилитаризации Сирии. При этом резолюция СБ принималась на основании статьи 25 Устава ООН, предписывающей государствам подчиняться его решениям.

И, в-третьих, уже к моменту принятия плана СБ и ОЗХО Сирия добровольно-принудительно присоединилась к Конвенции о запрещении химического оружия и, не дожидаясь вступления ее в силу для себя, обязалась полностью исполнять положения этого договора.

Параллельно развертывалась комплексная операция по вывозу из Сирии химических компонентов, включая прекурсоры (своего рода запалы, превращающие относительно безопасные вещества в смертоносный состав), и ликвидации на месте инфраструктуры по их изготовлению. Она включала сохранную наземную перевозку опасных грузов в порт Латакия (спецтранспорт и персонал предоставила Россия), перегрузку на датские и норвежские суда, которые под эскортом военных кораблей России и Китая следовали до границы территориального моря Сирии. Там их брали под опеку ВМС НАТО и сопровождали к берегам Италии, куда прибыло вспомогательное судно из резерва ВМС США Cape Ray, в помещениях которого был временно развернут завод с полным циклом деактивации. Часть компонентов доставлялась в Соединенное Королевство для переработки в стационарных условиях.

Как международные организации, так и государства, участвовавшие в процессе химического разоружения, рапортовали об успехах: ликвидированы 12 объявленных объектов, плюс еще один, хотя вроде бы и непричастный к "военной химии". Правда, с оговоркой: речь шла о производствах, находившихся под контролем правительства, куда у международной миссии был доступ.

Шероховатости, впрочем, возникли уже весной 2014 года. Объявленные США и ЕС санкции против России затронули и эту операцию. Так и не были реализованы планы участия кораблей ВМФ России в эскортировании транспортов с химическими компонентами за пределы сирийского территориального моря. Кстати, в тот же период западные страны до минимума свели военные контакты и, в частности, отказались от совместных с Россией контртеррористических учений Vigilant Eagle и военно-морских учений Northern Eagle. Какие бы формальные цели такие операции ни преследовали, в их ходе не только отрабатываются согласованные действия, но и формируется понимание мышления друг друга, укрепляется доверие.

Отдавая приказ о нанесении удара по базе сирийских ВВС, президент США Трамп избрал более прямолинейный путь, нежели его предшественник. Он не обратился за полномочиями в Конгресс: ведь если ракетный удар наносится с безопасного расстояния и жизни американских военнослужащих не подвергаются опасности, то, следовательно, процедуры, предусмотренные Законом о военных полномочиях (1973), применять не требуется. Не связывает руки главковерха и Закон о полномочиях на применение военной силы (2001), принятый вскоре после террористических актов 11 сентября, поскольку он нацелен только на "Аль-Каиду", связанные с нею структуры и содействующие им государства. Отработанные процедуры ОЗХО – потеря времени. Не нужно уведомлять СБ ООН, поскольку речь не идет о праве на самооборону, ведь Сирия не угрожает США военным нападением. Агрессия? Так пусть СБ попробует установить ее факт в присутствии представителя США!

Простые и бесхитростные подходы к сложному, запутанному клубку накопившихся проблем до добра не доведут. Надо бы договариваться, но для этого требуются желание, терпение и опыт.
18.04.2017

Об авторе: Бахтияр Раисович Тузмухамедов – профессор международного права.