Таджикистан выбрал город Вахдат (в переводе на русский "Единство") в качестве места проведения мероприятий в честь 20-й годовщины окончания гражданской войны.

Данный шаг был наполнен горькой иронией.

27 июня президент Эмомали Рахмон начал свой визит в город с открытия нового здания отделения милиции. Раньше отделение располагалось в аккуратном здании неподалеку, которое, по утверждению властей, стало непригодным после перестрелки во время попытки государственного переворота в сентябре 2015 года, якобы организованного заместителем министра обороны Адбухалимом Назарзодой. Власти настаивают, что здание было серьезно повреждено в ходе боевых действий, хотя когда представитель EurasiaNet.org побывал там через несколько дней после якобы имевших место событий, он не обнаружил никаких очевидных признаков перестрелки.

Тем не менее, заявлений о перевороте было достаточно, чтобы фактически расторгнуть мирное соглашение 1997 года, которое на прошлой неделе так помпезно отмечалось в Таджикистане. Назарзоду, бывшего члена вооруженной оппозиции, которой был обязан своим креслом договору о разделе власти в рамках вышеупомянутого соглашения, нашли и убили. Затем правительство объявило вне закона оппозиционную Партию исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ), являвшуюся главным политическим крылом вооруженной оппозиции во время гражданской войны.

Насколько можно судить, около 200 членов ПИВТ теперь томятся за решеткой. Многие другие бежали из страны.

На юбилейном концерте в Вахдате присутствовали Рахмон, официальные лица его администрации, члены его семьи и представители дипломатического корпуса. Но, по всей видимости, никто из оппозиции времен войны, в том числе из таких групп, как "Растохез", Демократическая партия Таджикистана или "Лаъли Бадахшон", приглашен не был. Ни в одном из выступлений, посвященных усилиям по заключению мирного соглашения 1997 года, не было ни слова об оппозиции. Вместо этого в официальной версии все лавры за прекращение войны были отданы Рахмону, которому даже присвоили официальный титул "Основателя мира и национального единства".

Всем участникам событий тех лет – будь то бойцы или те, кто укрылся в соседнем Афганистане – настоятельно рекомендовали молчать и не говорить на людях о своих воспоминаниях.

Один из ветеранов со стороны оппозиции, 60-летний житель Душанбе, из-за боязни репрессий согласившийся поделиться воспоминаниями только под псевдонимом Масрур Одинаев, сказал, что для него 27 июня – день траура. Будучи бывшим членом движения "Лаъли Бадахшон" – военного образования оппозиции – Одинаев является сейчас изгоем. В течение последних пяти лет он не может устроиться на постоянную работу.

Многие вроде Одинаева вспоминают о своем решении присоединиться к политическим митингам начала 1992 года в Душанбе, с которых начинался конфликт, с мучительным разочарованием.

"На площади Шахидон были блестящие и интересные личности, такие как [бывший лидер ПИВТ] Саид Абдулло Нури, [кандидат в президенты 1991 года] Давлат Худоназаров, [религиозный лидер] Хаджи Акбар Тураджонзода. Мы думали о будущем, мы хотели свободы от России, как и прибалтийские государства. Мы не думали о том, что будет завтра, мы забыли, что мы были российской колонией, и что Россия никогда не захочет видеть Таджикистан процветающим", – сказал Одинаев EurasiaNet.org.

Мухаммадсаид Ризои, член высшего совета ПИВТ, живущий сейчас в Европе, поделился еще более идеализированными воспоминаниями о митинге на площади Шахидон, называя его призывом к демократии и прекращению кумовства.

"Они по сей день говорят, что люди, которые вышли на главную площадь страны, не понимали, почему они это делают. Но это неверно. Я могу с полной уверенностью сказать, что люди полностью понимали, чего хотели, – сказал Ризои. – Большинство пришедших на площадь людей были учителями, интеллектуалами и представителями рабочего класса".

Хотя эти повествования значительно отличаются от официальной версии властей, в них аналогичным образом не упоминаются региональные аспекты конфликта. Среди конкретных политических требований оппозиции тогда фигурировало требование об отставке тогдашнего президента Рахмона Набиева, аппаратчика коммунистической партии из Ленинабадской области, что на севере страны. Ранее Набиев без труда одержал победу на президентских выборах в октябре 1991 года, признанных самыми справедливыми выборами в истории современного Таджикистана. Если грубо обобщить, что война велась союзом из ленинабадцев и кулябцев, из числа которых был Рахмон, против агломерации группировок из остальной части страны.

К середине 1992 года митинги на площадях Шахидон и Озоди переросли в вооруженное противостояние. Первые серьезные перестрелки начались в Кургантепе. Душанбе захватила собранная из разрозненных отрядов, но эффективная оппозиционная боевая группировка. На стороне правительства в боях участвовал "Народный фронт", организованный суровым бывшим заключенным Сангаком Сафаровым. Вскоре правительственные силы сломили оборону оппозиции своей превосходящей огневой мощью и вернули столицу.

"Они убивали памирцев и гармийцев только из-за их происхождения, – сказал Одинаев. – Мы памирцы боялись говорить вслух, потому что нас сразу выдавал акцент. Я бежал в Худжанд [на севере Таджикистана], затем через Ферганскую долину в Ош [в Кыргызстане], а потом обратно в Хорог [на Памире]".

Большинство беженцев тогда отправились в Афганистан. Никаких официальных подсчетов относительно числа погибших не проводилось.

Одинаев признал, что у всех сторон кровь на руках, но настаивал, что у оппозиции не было выбора.

"Мы не хотели убивать и сражаться. Я не хочу сказать, что члены оппозиции не убивали, но мы действовали в ответ на действия властей", – сказал он.

Мирное соглашение 1997 года было заключено при посредничестве широкого круга сторон, включая ООН, ОБСЕ, Россию, Иран и прочих.

Ризои из ПИВТ заявил, что мирное соглашение 1997 года начало нарушаться практически сразу после подписания. Например, Рахмон в 1998 году запретил носить бороды в армии – шаг, явно направленный против религиозно настроенных представителей оппозиции в рядах правительственных сил. Оппозиция приказала своим людям сбрить бороды, чтобы избежать каких-либо оснований для разногласий.

По словам Ризои, никто не хотел возвращения к конфликту.

"Мы всегда сохраняли намерение защищаться в рамках законодательства Таджикистана. Возвращение к протестам было бы истолковано как "партия войны хочет снова начать войну". Было много попыток снова спровоцировать нас на организацию митингов. Это был план покончить с нами", – сказал он.
3.07.17