Старость шлюхи

АДИЯ МУСАЕВА

Как теперь жить - когда мужчины перестают на нее "кидаться"?

У меня есть приятельница - она шлюха.

И вот здесь надо сразу договориться о терминологии, потому что она шлюха не в том смысле, что стоит на Саина (Алматы), Тверской (Москва), или, что было бы логично в ее случае, в Квартале красных фонарей (Амстердам) – Лена уже давно живет в Голландии.

И попала она туда совсем не по памятному с советских времен сценарию "Интердевочки", влюбив в себя иностранного клиента.

Нет, она просто случайно познакомилась с голландским электриком. Ну, хорошо: инженером-электриком. Где? В родной Кызылорде, куда лет "...надцать" назад зачем-то высадился европейский электротехнический десант – что-то они там налаживали.

Каспар наладил Ленку.

Об обвисших сиськах и туманных перспективах

Она на тот момент была обычной дважды разведенной казахстанской матерью-одиночкой с двумя детьми, "обвисшими сиськами и туманными перспективами" - это уже собственное Ленкино выражение.

Но в ее "багаже" была одна вещь, о которой она всю жизнь предпочитает молчать – ну, или называть как-нибудь по-другому.

Например, она говорит: "мое любопытство к жизни". Понимать надо так: "мое любопытство к каждому второму мужику". Образно – к каждому второму.

Или она скажет: "моя жажда приключений". Понимать так: "сил нет, как хочется трахаться".

Или... ну, в общем, вы уже поняли. Лена – шлюха не по профессии (по профессии она как раз совсем даже косметолог), а по призванию. Ей очень нравятся... нет, не мужчины. А когда она сама нравится мужчинам.

Это на самом деле большая разница. Потому что в первом случае, когда женщина любит мужчин, она влюбляется, сходится, ссорится, разводится... словом, вступает в отношения, в которых участвуют двое.

Лена всю жизнь в одних отношениях – с самой собой. Мужчины – не более чем инструмент восхищения, хотения, вожделения ее самой, Лены.

Но, поскольку мужчины в большинстве случаев существа нетонкие (а, учитывая Ленкину "специализацию" - военных, порой совсем даже толстокожие), они этой, согласитесь, тонкой разницы не чувствуют. И принимают Ленкину влюбленность в саму себя за бурную влюбленность в них.

Я даже не вспомню, сколько раз и сколько мужчин за все наше многолетнее знакомство с Леной так ошибались.

...Больше мужчин, хороших и разных!

Ну, понятно, что сначала была чудесная студенческая любовь – и это был единственный за всю жизнь случай, когда Ленка любила не себя, а его. Быть может, потому, что он ее как раз не очень любил. "Золотой мальчик" сразу после защиты диплома уехал на зарубежную стажировку, а Лена вернулась в родную Кызылорду.

Там сначала был первый муж – юрист. От него у Лены сын.

Потом был второй муж – милиционер. От него – опять сын.

Это я назвала казахстанских официальных, со штампом в паспорте.

Потом был Каспар, голландский военный инженер. От него она не стала рожать, потому что быстро влюбила в себя его приятеля – Хенрика. Ушла к Хенрику и обнаружила, что жизнь с ним начисто лишена какой бы то ни было романтики.

В это время как раз попался молодой, а потому еще слегка романтичный немецкий студент Ганс. Выходить замуж за Ганса, почти ровесника своего старшего сынули, Лена не стала и вернулась к Хенрику.

- Я бы к Каспару вернулась, - рассуждала она во время нашего затяжного разговора по скайпу. – Но он в это время – представляешь, гад какой? – уже женился на другой...

Впрочем, она сразу предупредила Каспара, что он, оказывается, не мужчина ее мечты, поэтому они будут жить вместе, но без особых обязательств - с ее стороны, во всяком случае.

Нет, это осутствие обязательств не заставило ее пуститься во все тяжкие – все было, как было, в обычном режиме: приятный, но пугливый блондинистый папа одноклассника ее младшего сына; темпераментный коллега, приехавший из Турции на профессиональный симпозиум; старинный знакомый, который сильно поддержал ее в первые месяцы в чужой стране...

И все было бы хорошо, если бы!

Если бы Ленке не понадобилось приехать в Кызылорду. Бабушкино наследство, симпатичный домик, в котором Лена провела первые годы жизни, и так настроил на романтический лад...

А тут первый муж с расспросами: "Как там наш сынище?".

Практически романтический ужин, пара кружек пива (я не буду для красного словца лгать, что бутылка хорошего вина), поцелуи – почти как прежде...

И что?

...И ничего!

Первый муж, почти большая любовь, встал из-за стола, вежливо попрощался и ушел.

- Нет, ты посмотри: у меня что ли целлюлит? – вопила Ленка, раздевшись до белья перед монитором компьютера. – Или опять грудь обвисла? А попа?... Почему он меня не захотел?!!!

И – уж совсем полный отчания всхлип:

- Ты же знаешь: я привыкла, что мужчины на меня сразу кидаются...

...Очень стыдно: мне пришлось прибегнуть к методу, вычитанному когда-то у Сомерсета МОЭМА (спасибо, зарубежная литература!). Когда в "Театре" великая актриса Джулия ЛАМБЕРТ решает вознаградить-таки своего многолетнего поколонника Чарльза ТЭМЕРЛИ, и лорд сначала не понимает, потом обалдевает, но в любом случае – ее не хочет, Джулия находит этому объяснение: Чарлз – импотент. "Она подсчитала его годы. Бедный Чарлз!".

Ленка нервно пыталась вспомнить возраст своего первого.

- Он же старше тебя, - подхалимно сказала я.

- Ну да... – Ленка облегченно выдохнула: подсчеты ее удовлетворили. – Надо добавить вредную работу, одинокую жизнь... Да-да, я тут ни при чем!

"Oh, my God, these Russian women"...

Первый муж стал "первым звонком".

Через полгода произошла еще одна "осечка" - с приятным эмигрантом из Украины, который, как казалось Ленке, ее "клеил", а на самом деле – искал будущую приятельницу для своей мамы, которую он вскоре привез в Амстердам.

- Представляешь, он познакомил меня с этой старой каргой! – вопила Ленка по WhatsApp. – Сказал: "надеюсь, вы подружитесь"!

Потом – с соседом в самолете, который вообще не стал выбирать выражения.

- "Oh, my God, these Russian women" - презрительно сказал он, - всхлипывала Ленка. – И нам надо было сидеть рядом еще три часа полета...

Потом еще с кем-то, чье имя, расу, гражданство, национальную принадлежность я из ленкиных объяснений не поняла, потому что они были совершенно пьяными.

...Уже полгода я перед сном отключаю все средства связи, потому что знаю: Леночка может позвонить или написать в любой момент. Прежде всегда очень аккуратно следившая за временем ("у меня на телефоне стоят два – амстердамское и астанинское" - смеялась Лена), она уже давно не думает, что сейчас в Алматы: день? Ночь? Неважно, потому что важно другое: ей именно сейчас нужно рассказать мне о новом поклоннике, еще одной женской победе, а чаще - об очередном обломе... и тогда начинается разговор из серии "бойцы вспоминают минувшие дни":

- А ты помнишь, как меня любил Герхарт? Нет, ты помнишь эту сотню роз – я высылала тебе фотографию? А Макса – моего алматинского, помнишь, как он шикарно забирал меня из института? А Даника?...

И больше всего на свете я желаю Ленке в такие минуты... счастливой старости. С детьми и внуками. С Каспаром – он точно не самый плохой человек на свете. В уютном домике близ Амстердама с этими нашими "пошлыми", по Ленкиному выражению, голландскими-казахстанскими тюльпанами.

Я бы к ней приезжала. Или она ко мне. И мы, две пост-советские старушки, вспоминали бы нашу веселую молодость – в нашей счастливой уютной старости.

Вот только, судя по Ленкиному состоянию в последний год, этого не будет.