Когда заходила речь о ней, все женщины – воспетки, няньки и поварихи детсада "Солнышко" - вздыхательно закатывали глаза: о, Гулька-чеченка…

Вообще-то Гулька была казашка, работала в садике музыкальным руководителем, а прозвище свое получила по мужу. Историю их романа можно уложить в русло знаменитой повести, печальнее которой нет ничего на свете.

Джамал ухаживал за Гулькой своеобразно, как положено абреку. Никаких приглашений в кино, цветов, шоколадок. Угрюмо и молча ходил за ней по пятам, как тень. Так надоел, что Гулька сдалась. Три года два семейства сопротивлялись их браку. Гулькины братья били Джамала, а его друзья вламывали Гулькиным. Дрались не по-детски.

Отца у Гульки уже не было, а мать чего только ни говорила, как только ни стращала непослушную.

Сестры Джамала – пять стервозных дев – приходили, поджидали ее у ворот садика, таскали за волосы. Мать его как только Гульку ни проклинала, каких только болезней на ее бедную голову ни призывала.

Все было.

Пока однажды не подал свой голос дядя, брат покойного отца. Рявкнул на сноху – хватит, женщина! Казашка, русская, какая разница? Пусть берет, раз ее хочет!

На свадьбу ни Гулькиных родителей, ни ее подруг не позвали.

Женское собрание судачило: вот нашла жениха. Из своих не могла выбрать?

Заведующая Лидия Александровна, член партии и педагог с двадцатипятилетним стажем, безуспешно пыталась повернуть сожаления в интернациональное русло и стучала ручкой по столу – девочки, девочки, нехорошо…

Шеф-повариха садика, обладательница могучего баса Галина Трофимовна, поправив на лбу накрахмаленную до картонной твердости корону из марли, вздыхала, мол, ухайдакают девку чечены, вот тогда и будет нехорошо.

И все соглашались – точно, ухайдакают.

Гулька, выйдя на работу после положенных трех суток отгула, приволокла огромный торт, несколько бутылок шампанского и весело рассказывала, что на чеченской свадьбе за столом не сидят. Танцуют, как черти. Ага. У нас так. А жениха вообще не было. Он должен не показываться людям на глаза. Пересидел два дня в доме дяди, а я в углу два дня простояла. Это почетное место у нас. Девочки, ну, кушайте торт, чего вы! И выпейте уже! За мое семейное благополучие!

Воспиталки и нянечки переглядывались обескураженно, отметив про себя скороспелое "у нас", и только методист Валерия Ильинишна, женщина строгая и культурная до невозможности, вздохнула и процитировала – и дикий же народ. Дети гор.

Свекровь сразу взяла немилую невестку в рукавицы, вязанные из каленой колючей проволоки:

- Никому не перечишь. Зарплату отдаешь мне. Пока двух детей не родишь, ни в какой загс-макс не пойдете. Встаешь всякий раз, как мы входим в комнату, и прямо нам в лицо не смотришь. При нас с Джамалом не разговариваешь. Пока мы все спать не ляжем, не уходишь в спальню. Утром доишь коров, кормишь кур. Курятник и коровник чистишь, двор метешь. Раз в неделю генуборка во всем доме и стирка. Еду мы сами будем готовить. Что вы, казашки, умеете, кроме бешбармака. К своим первый год ни ногой. Будешь ходить, когда я разрешу. Сумку будешь показывать. Мы коров не для твоей родни держим. Свои трусы-бусгалтеры суши где хочешь. Увижу их на веревке во дворе, на ней же тебя и повешаю. И платок повяжи потуже, не ходи как праститутка.

Женщины чуть не крестились от ужаса, а Гулька пересказывала все с таким удовольствием, будто свекровь ей бриллиант подарила. Наташка КАЛАЙДА, тренер садовского бассейна по плаванию, одна не крестилась и не ахала. Затягивалась сигаретой и выдыхала плотный, почти идеальный кружочек дыма – мля, Гулька, ты точно чокнутая. Ради чего терпеть? У мужа граненый, что ли? Я бы эту суку задушила. Бусгалтером.

Гулька, отпахав с затемна домашнюю смену с коровами, курами и обширным двором, разучивала с малышней "мы едем, едем, едем", бренчала на расстроенном пианино "маленькой елочке холодно зимой" и всякую свободную минуту бегала, продавая куриные домашние яйца. Не слишком крупные, зато загорелые и вкусные, в отличие от бледных, как будто недопеченных магазинных.

Пять сестер Джамала пошли в матушку и нравом, и статями. Тощие, рыжеволосые, похожие на пестрых кур. Сестренка Гульки довольно остроумно сложила имена четырех младших пиявиц – Жовхар, Асама, Бирлант, Асия – в аббревиатуру ЖАБА.

Самую старшую звали – Кхокха. С чеченского – голубь. Голубка. Муж Голубки уехал в Чечню воевать, да там и сгинул. Асама замуж сходила и вернулась, потому что не смогла выносить за десять лет ни одного ребенка. Жовхар, Бирлант и Асия были старые девы.

ЖАБА и Голубка пили кровь Гульки со сладострастием, на какое способны только безмужние несчастливые женщины, обреченные навсегда остаться в отчем доме и только с горечью наблюдать, как носится по нему, напевая под нос, сноха, с лицом, не ведающим ни гнева, ни обиды.

Не помнящая и не видящая зла пташка. Пуще всех лютовала Кхокха. То сорвет мокрые простыни и Гульке в лицо швырнет – перестирай, там пятна, то ведро с мыльной водой опрокинет прямо на пол, то курятник откроет будто невзначай и обвинит Гульку в небрежности, то…

Злодеяния были гнусные, мелкие и от этого еще более отвратительные.

- Что ж они замуж не повыходят? – сочувственно спрашивали женщины.

- Не за кого им выходить. Нормальные все разобраны, все женаты. А остальные или наркоманы, или бандюки. А за другую нацию им нельзя, позором считается.

И глупо прибавляла – у нас так.

Женщины закатывали глаза – мля, за другую нацию нельзя… Да кому вы сдались, ведьмы пересохлые?

Семейное благополучие у Гульки складывалось кривенькое, на любителя. Джамал проделок бабской стаи будто не замечал, не видел. Гонял машины из Германии, приезжал злой, заросший пегой щетиной, с красными глазами, навсегда пропахший бензином и потом.

В двухтысячных засобирался в Чечню, съездил туда несколько раз, на разведку, возвращался хмурый, еще более молчаливый и однажды даже купил где-то под Гудермесом участок земли под строительство. Позже выяснилось, что деньги, огромную сумму, вложил впустую – на участок в ближайшие сто лет не предполагалось протянуть ни воды, ни электричества.

Торговал запчастями и прогорел. Нанялся к богатому бизнесмену водилой, возить жену на базар и детей в школу. Не справился. Не мог за бабой пакеты таскать, дверь ей открывать-закрывать. Еще раз съездил в Чечню, по слухам, успел там повоевать, приехал исхудавший, жилистый, с выцветшими глазами и медно-красным, будто обожженным, лицом. И свалился с инсультом. Свекровь говорила – заболел инсультом.

Гулька занялась сетевым маркетингом, таская на работу сумку с бесполезными кремами. По выходным торговала на блошке ношеными детскими вещами, которые ей отдавали подруги. Денег все равно не хватало. Джамал лежал, беспомощный, иногда плакал и, чтобы смахнуть постыдные слезы, мотал головой. Произносил только один слог – "кха", заменявший ему все слова.

"Солнышко" вскоре закатилось за горизонт оптимизации, коллектив распустили на вольные хлеба, а здание продали под бизнес-центр. Гулька сняла оптом несколько квартир и сдавала их по часам, под полицейские рандеву. Одноклассник, сделавшийся чином в УВД, объяснил ей, что его сослуживцы, конечно, все ребята женатые, но знаешь, Гулька, нам же тоже отдыхать надо. И от работы, и от семьи. Надежный человечек нужен. Который трепаться не будет. А если и трепанется где, так сразу же об этом пожалеет. Подарил сотовый телефон, подмигнул и прибавил:

– Запишем тебя в контактах – "Бой под красным одеялом".

Гулька согнулась пополам от хохота.

До ментовских шашней ей дела не было. Не до того, да и неинтересно, чьи там жены с чужими мужьями любятся. Ей массаж, физиолечение, лекарства оплачивать надо, а менты платили щедро. Приходила в квартиру, покинутую страстной парочкой, распахивала окна, белье со смятой постели в стиралку, остатки амурного пиршества в сумку, окурки в пакет. Выбирала из окурков относительно целый, в ободке алой помады, садилась на пол на балконе и пыталась курить.

Хотелось плакать, а слез не было.

Джамал умер в новогоднюю ночь. За окном вспыхивали и опадали фейерверки, окна дрожали от праздничной канонады. Гульки рядом с ним не было. Подрядилась побегать официанткой на ментовском корпоративе.

Через год она уехала в Америку, куда вызвала ее двоюродная сестра. Блатной работы не обещала, разве только тарелки мыть, зато жилье снимать не придется, со мной будешь жить.

Провожали Гульку пять золовок – Жовхар, Асама, Бирлант, Асия и Кхокха.

ЖАБА и Голубка.

На прощание Голубка обняла Гульку, всучила в руки узелок с чеченскими пирожками хинглаш и уже в спину выкрикнула:

- Гулька! Ты это… Пиши

САЛИМА ДУЙСЕКОВА
Воскресенье, 08 Окт 2017,