Уже сто лет после Великой Октябрьской социалистической революции бытует распространенное суждение, будто до 1917 года Россия процветала, народ благоденствовал, по темпам развития империя опережала всю планету – и тут явилась неведомая сила по имени большевики: развитие остановилось, благоденствие пресеклось… Суждение это поражает не столько незнанием фактической стороны вопроса, сколько нежеланием увидеть логическую яму в подобного рода трактовках истории. И плохо не только то, что ложь вокруг Октября выгодна недругам России, жаждущим ее распада; плохо, что в область исторических мнимостей погружается российский обыватель.

Еще древние знали: "Ничто не возникает из ничего и не переходит в ничто, но все возникает из другого и переходит в другое". Так было и с революцией 1917 года. Без серьезных предпосылок сила, потрясшая мир и создавшая совершенно новый тип государства и общества, появиться не могла.

Февраль был взрывом, подорвавшим здание Российской империи. А на ее руинах столкнулись отнюдь не только большевики и Временное правительство. С Февраля в России начался хаос, который, как воронкой, затягивал разные революционные фракции. Зачастую революционная борьба принимала характер войны "всех против всех", но отнюдь не все, взбудораженные Февралем, стремились прекратить хаос, восстановить полноценную государственность, не допустить отпадения от государства окраин. Сделать это удалось только большевикам. Они остановили войну "всех против всех", разрывавшую Россию на части; они изгнали интервентов, рассматривавших в качестве платы за подавление революции российские ресурсы.

Октябрь стал организующей силой, которая ввела революцию в государственные рамки, пресекла "бунт бессмысленный и беспощадный", покончила с революционной стихией и заглушила волну революционной трансгрессии. В.И. Ленин писал: "После слов "грабь награбленное" начинается расхождение между пролетарской революцией, которая говорит: награбленное сосчитай и врозь его тянуть не давай, а если будут тянуть к себе прямо или косвенно, то таких нарушителей дисциплины расстреливай. И вот, когда против этого начинают вопить, крича, что – диктатура, […> тут есть та каша в головах, то политическое настроение, которое выявляется именно мелкобуржуазной стихией, которая протестовала не против лозунга "грабь награбленное", а против лозунга: считай и распределяй правильно. Голода не будет в России, если мы посчитаем хлеб, проверим наличность всех продуктов, и за нарушение установленного порядка будет следовать самая жестокая кара. Вот где расхождение…"

Не будем останавливаться на том, как эти и многие другие ленинские слова были перевраны либо искажены. Важна позиция: революция – это не грабеж, это установление такого порядка, когда "голода не будет в России". Даже если это потребует непопулярных мер.
Большевики не возникли из небытия. За сто лет можно бы понять главное: большевики – не неведомая сила; между Февралем и Октябрем они сумели победить потому, что стали выразителями чаяний абсолютного большинства. Чаяний, сконцентрированных в классической революционной ситуации, когда, по Ленину, "низы не хотят", а "верхи не могут" жить по-старому. Когда перемены стучатся в дверь и лезут в окно, когда уже невозможно стоять на пути нового. И если в такие исторические мгновения власть имущие не отыскивают единственно возможную точку равновесия между старым и новым, государственное здание падает.

Об этом писал Питирим Сорокин: "Падение режима – обычно результат не столько усилий революционеров, сколько бессилия и неспособности к созидательной работе самого режима". И если падения старого избежать не удалось, не стоит ужасаться тому, как болезненно, мучительно идет становление новой государственности. Репрессии в этих обстоятельствах становятся неизбежностью. Вывод прост: не хотите репрессий – не доводите до революции!
Конечно, все это говорится с большой долей упрощения. Действительность куда сложнее. Однако схема здесь уместна – особенно как противопоставление другим схемам, ставшим распространенными.

Так к чему зовут противники Октября, утверждающие, что если бы не большевики, Россия находилась бы сейчас на вершине славы и могущества? К процветающей России образца 1913 года? Нет, потому что не было никакой процветающей России в 1913 году. Была, по сути, полуколониальная держава с засильем иностранного капитала в промышленности и банковском деле, с полуграмотным большинством, чванливым и презирающим чернь меньшинством, с ввязывавшимся в войны и проигрывавшим их правящим классом. Для кого это может служить образцом общественного и государственного устройства? Для потомков тех, кому не было места в Советской России, совершившей рывок в своем развитии? Для тех, кто по этой причине ненавидит Октябрь и в День народного единства заводит речи о реституции? Или вот известный православно-патриотический телеканал, руководитель коего, олигарх, грезит монархией и громит советскую власть. Только выясняется, что первым генеральным продюсером этого телеканала был Джек Хэник, создатель американского телеканала "Фокс Ньюс", того самого – воюющего с "российской угрозой". А сам "православный олигарх" вошел в мир большого бизнеса благодаря другому гражданину Соединенных Штатов – Борису Йордану, сыну гитлеровских пособников.

Можно ли предположить в этих господах защитников Отечества? И не кажется ли, что деятельность по выворачиванию советского прошлого наизнанку сродни информационным атакам, готовящим начало Соединенными Штатами военной кампании? Или сродни попыткам создания общественного климата для ползучей приватизации-2, а то и реституции? В этом случае остатки того, что было большевиками национализировано, сосчитано и перераспределено в интересах всей страны, бесповоротно перейдут в частные руки. И тогда уже речь пойдет не только о заводах, газетах, пароходах; частными станут "моря и земли". А там, глядишь, среди поклонников 1913 года распространится идея, что пора возвращаться к 1861 году, когда крестьяне и помещики жили одной дружной семьей. Если есть "каша в головах", с этим ничего не поделаешь.

И лишь в одном можно согласиться с противниками Октября: если бы не большевики, все в мире действительно было бы по-другому. Скорее всего, и России-то никакой бы не было.

Светлана ЗАМЛЕЛОВА, 7 ноября 17