"Начальник колчаковского штаба бросил моему отцу из окна вагона саквояж, полный денег"
Воспоминания о писателе Яне

ГАЗЕТА продолжает публиковать цикл интервью с потомками русских офицеров, участников Белого движения. Михаил Васильевич Янчевецкий - архитектор, живет в Москве, ему девяносто два года. Его воспоминания - о родителях: известном писателе Василии Яне и певице Ольге Янчевецкой. Интервью взяла Елена Чавчавадзе.
Моя мать всю жизнь хранила свой старинный российский паспорт. В нем есть записи о браке с моим отцом, это произошло в 1909 году, о моем рождении тоже, разумеется. На нескольких листках показано ее передвижение по России до тех пор, пока она не уехала за границу. Самую последнюю запись в 1920 году сделали уже наши тогдашние "органы".

Отец мой - известный советский писатель, лауреат сталинской премии Василий Ян (романы "Чингиз-хан", "Батый", "К последнему морю") - был до революции военным корреспондентом. Он поездил в командировках по Англии, Турции, Ирану, Кавказу и Балканам. Бывал он и на Севере, плавал в Карском море до арктических островов. Встречался с Колчаком, который тогда командовал соединениями на северном флоте. А потом они встретились с Колчаком уже в Сибири.
Моя мать, Ольга Петровна Янчевецкая, познакомилась с моим отцом, когда он был выпускающим редактором очень важного тогда издания петербургского - "Россия". Это была основная российская правительственная газета. Работа заканчивалась только в четыре часа утра. И газета выходила утром. Вот в этой газете они и встретились. Она пришла туда однажды в поисках работы. Потому что отец ее умер рано, остались пятеро сирот, бабушка моя их одна растила. Какое-то время она жила у тетки то ли в Варшаве, то ли в Прибалтике. Потом поехала в Петербург.

Приходит она в редакцию "России", отец ее спрашивает: "Что вы умеете делать"? Она честно сказала: "Ничего". - "Но грамоту вы знаете"? А она окончила три класса гимназии. "Ну, хорошо, будете ночным, на первой корректуре". Первая корректура - это самая простая. И она была ночным корректором несколько лет. Встретились они, кажется, в 1906 или 1907 году. А в 1907 году отец ездил с первой своей женой Марией Ивановной в Египет. Когда они вернулись, то в Петербурге была холера. Мария Ивановна со своей дочкой Женей жили, как водится, на даче, под Петербургом. Мария Ивановна заболела холерой. Что ни делали, она умерла. Отец написал об этом в одной из своих книг: как он ходил в военную клинику, где она лежала в Петербурге, и как она скончалась. Так он остался вдовцом с дочерью на руках. Дочь была от первого брака Марии Ивановны. Отец ее не мог бросить, он ее приютил, удочерил, она с ним прожила всю жизнь и потом, в 1954 году, его похоронила.
Несколько лет после смерти первой жены отец оставался холостяком. Ольга Петровна продолжала работать в редакции. И вот в один прекрасный день - как уж там у них получилось, это сказать трудно, есть только ее записи - она дома была, нездорова. Он к ней приехал, привез цветы, конфеты. И потом посватался, предложил ей выйти за него замуж. Она была совсем молодая, девяностого года рождения. Значит, ей было восемнадцать-девятнадцать лет.

Она вспоминала потом, что к нему все относились с большим уважением, любовью, поэтому она согласилась выйти за него замуж. И они поженились. Несмотря на то что он был редактором такой ответственной газеты, как "Россия", свою журналистскую деятельность не прекращал, продолжал все время куда-то выезжать. Как я уже говорил, на Белое море, на Кавказ, в Турцию и во многие другие места. Все время отсутствовал. А Ольга Петровна оставалась одна. Когда в 1911 году он возвращался из поездки в Иран, в Киеве произошло убийство Столыпина. А Столыпин шефствовал над газетой "Россия". Поэтому отец оказался в Киеве, на похоронах. В это время я и родился.

Маме приехала помогать моя бабушка, Варвара Помпеевна. Ольга Петровна пригласила сейчас же и своих сестер: одна жила у одной тетки, другая - у другой. Так собралаcь большая семья: помимо Ольги Петровны и меня две ее сестры и Варвара Помпеевна - их мать. Отец мой кроме основных своих работ в первой Петербургской гимназии преподавал латынь. Среди его учеников несколько человек стали довольно известными литераторами. Это Всеволод Рождественский, Всеволод Вишневский, еще некоторые.
Отцу было слишком тяжело редакцией заведовать и преподавать в гимназии. Кроме того, он еще с десятого года затеял издание журнала для гимназистов "Ученик" и писал для него. В общем, у него минуты свободной не было.

И, кроме того, он все время по редакционным необходимостям уезжал. Они с Ольгой Петровной как-то с самого начала разлучались очень часто.
Ольга Петровна имела редкой красоты голос и пела иногда перед друзьями и знакомыми. Однажды услышал ее пение профессионал. Он восхитился и сказал, что голос действительно уникальный. Первое ее публичное выступление было в цирке, потому что отец и его друг очень любили цирк и всяческие аттракционы. И ей тоже устроили аттракцион: Ольга Петровна выезжала на арену в такой интересной очень коляске с ливрейными лакеями, запряженной принаряженными лошадьми. Выступала она под псевдонимом Графиня Рокк. Пару раз она спела и наотрез отказалась дальше выступать. Тут был целый скандал, потому что уже были объявлены ее выступления. Ну а дальше она поступила учиться к известной в прошлом итальянской оперной певице мадам Донелли, преподававшей основы классического пения. Мадам Донелли категорически запрещала Ольге Петровне выступать с романсами, это считалось низким жанром. "Вы, - говорит, - рождены для оперы. Вы должны шлифовать и беречь свой голос. Такой голос дается раз в сто лет". А у нее действительно голос развился очень сильный.

К этому времени отец принял предложение Российского телеграфного агентства. У России были три главных корреспондента в трех государствах: в Англии, Германии и в Турции. Турция была особенно важна для освещения ее внутренних событий в нашей прессе, как исторический противник России. И в это время как раз российский корреспондент в Турции попросил, чтобы его перевели в Англию. Место освободилось. Отцу предложили поехать в Константинополь. Он прослужил там до начала Первой мировой войны - 1911-1914 годы. В 1911 году Ольга Петровна туда приехала, привезла меня новорожденного. Но вскоре опять уехала в Петербург учиться. Она поступила в оперную школу Петровского. Иногда приезжала в Крым, иногда приезжала в Турцию, так было до 1914 года. А за это время прошли еще две войны на Балканах - 1912 и 1913 годов, о которых мы сейчас не вспоминаем.

Отец часто выезжал из Константинополя на фронт. Я был тогда совсем маленький. Меня растила старшая сестра Ольги Петровны, которая постоянно жила со мной и с отцом в Турции. В 14 году мы чудом выбрались из Константинополя. Турция вступила в войну. А отец об этом узнал в последнюю минуту, когда надо было уже спасаться. В это время в порту, готовясь к отплытию, стоял русский пароход пассажирский, который регулярно ходил рейсом Одесса - Стамбул. Отец пришел домой. Там была тогда моя воспитательница Мария Алексеевна. Он ей сказал: "Возьмите с собой сумочку, в которую положите только самое необходимое, и идите в порт, на пароход. Все. Лишнего ничего не брать. Я тоже приду". Только он поднялся на пароход, сразу и отплыли. Той же ночью началась русско-турецкая война. Корабли противника вошли в Черное море, напали на Севастополь, Евпаторию, Одессу. Русские порты, конечно, совершенно не были готовы, они не собирались воевать.

Тем не менее мы с отцом спаслись. И оказались в России. Отец получил тут же новое назначение в Румынию, которая тогда еще не вступала в войну. Ольга Петровна тогда была в Петербурге. А мы с отцом - в Бухаресте. В моей памяти детской, примерно мне было четыре или пять лет, сохранилась удивительная картина, которую до сих пор помню. Налет цеппелинов на Бухарест. Ночью я проснулся в своей детской кроватке от какого-то шума и вижу, что на балконе стоит отец. Я тоже вышел на балкон и увидел, как по темному ночному небу движется как бы серая туча. Это были цеппелины. Тогда немцы впервые их применили в воздушном бою. В этой "туче" проблескивали огоньки, стреляли оттуда, бомбы бросали. Я навсегда сохранил это сильное впечатление раннего детства, оно у меня до сих пор перед глазами. Итак, немцы напали на Румынию - она тоже вступила в войну. И в ту же ночь пришлось эвакуироваться опять. Отец перевез нас в город Яссы - ближе к русской границе. Вот в этих самых Яссах жили мы до революции 1917 года. Приезжала туда Ольга Петровна из Петербурга, чтобы повидаться и меня забрать к себе, но отец не отдал, несмотря на то что тут шла война. У него были свои соображения, которые мы никогда с ним не обсуждали. Она уехала опять в Петербург, потом в Крым и дальше… У нее началась своя жизнь. В Яссах в 1917 году была их последняя встреча.

Ольга Петровна думала, что отец останется за границей. Но он был патриотом и решил разделить судьбу своего народа. Мы пережили Гражданскую войну, были в Сибири, в армии Колчака… А Ольга Петровна уехала в Крым из Петербурга. В Крыму она выступала с концертами, пела романсы. В 20-м году, когда уезжала вся белая эмиграция, жившая в Крыму, Ольга Петровна бежала на одном из пароходов и оказалась в конце концов в Сербии.

Отец, вернувшись в Россию, много по стране ездил, был и в Екатеринбурге после убийства Николая Второго. Оказавшись в какой-то момент в Ачинске, мы пережили партизанский налет. Партизаны подорвали колчаковский поезд, в котором была вся наша семья. Отец был в городе в это время, поэтому с ним ничего не случилось. А у нас все были ранены. Я был оглушен, контужен, а мне было тогда лет семь. Женя, сестра моя сводная, была ранена, Ольга Алексеевна, моя воспитательница, тоже была ранена. С нами ехала одна американка - ее разорвало на части. Все вокруг было разрушено и сгорело - весь поезд. Это был кошмар. Отец стоял со всем своим израненным семейством на перроне, все вокруг в крови, пожарище. В это время проходил поезд с Колчаком. И начальник колчаковского штаба, полковник, увидев нас, бросил отцу из окна вагона саквояж, полный денег. На них мы купили лошадь и дровни и смогли существовать какое-то время. Он нас спас, этот офицер.
Отец решил тогда, что дело кончилось с Белогвардейской армией, с Колчаком.

Мы поселились в Туве. Она только осваивалась, русские ехали туда, школы строили. На дровнях мы добрались от Ачинска до Минусинска. Отец получил вместе с Марией Алексеевной назначение в только что построенную русскую школу поселка Уюг. Мы поселились в самой школе. Там был сторож Цезарь - эстонец. А отец детство провел в Эстонии. У них сразу такая дружба началась! Цезарь этот, несмотря на все превратности революции, сохранил в целости все посланные в эти годы школьные принадлежности: тетради, карандаши, учебники. И передал все это богатство отцу. Там мы прожили два года.

Тогда же у отца появился его псевдоним - Ян. Он там не только учил детей, но и написал целый ряд маленьких детских пьес, которые были поставлены в этой сельской школе. И стал подписываться Яном, сократив свою фамилию.

А с Ольгой Петровной связь была совершенно потеряна. Мы знали только, что она на Западе, а ее сестры и мать обосновались в белорусском городе Пинске, который тогда отошел Польше. Ольга Петровна, будучи в Сербии, связалась со своими родственниками. Они переписывались, она им деньги посылала туда, помогала. И спрашивала: "Где же Василий Григорьевич и мой сын Миша?" Те ничего не могли ей ответить. В общем, было решено, что мы погибли. Отец ничего о ней не знал абсолютно, потому что никакой не было связи. В 1923 году мы приехали в Москву. Я помню похороны Ленина. Мне было 12 лет. На Тверском бульваре на страшном морозе стояли всей школой.

До 1928 года отец уезжал в Среднюю Азию, жил в Ташкенте и в Самарканде. А с 28-го он уже никуда не выезжал. В Москве работал, писал в разные газеты, журналы.
Ольга Петровна для нас была потеряна, для меня во всяком случае, я не знаю, как для отца. Но он со мной о ней никогда не говорил. Никогда.
Отец мой, сколько я знаю, был человеком нейтральных убеждений, настоящим историком, понимавшим, что все приходит и уходит. И поэтому он не вступал ни в какие партии, организации и прочее, шел своим творческим путем. Были такие люди, которые помнили его до революции и что он у Колчака был. Удивительно, но он остался цел. Больше того, когда во время Отечественной войны он был в эвакуации в Средней Азии, в Ташкенте, в 1942 году его наградили Сталинской премией. А в 41-м Фадеев его приглашал к себе, и они уже наметили его книгу на премию. Мне известен эпизод, когда Сталин, глядя в список кандидатов на премию, спросил о моем отце: "Кто этот человек?" Ему ответили, кто это и возраст какой. А он был где-то в конце списка. Сталин сказал: "Нет, ему дайте первому. А те еще успеют". И он таким образом получил Сталинскую премию первой степени. Это его обезопасило на многие годы. После этого он прожил еще 12 лет.

Об Ольге Петровне ему стало известно за несколько лет до смерти. Узнав, что его книги стали печататься, к нему приезжал из Пинска сын сестры Ольги Петровны Игорь, который все и рассказал. Она узнала о моем отце, его судьбе и о том, что мы живы, когда в Белграде вышли в переводе его книги "Чингиз-Хан" и другие. Там была справка об авторе, фамилия была указана подлинная.
Но они не встретились все равно, даже не связались.
Я в это время по доносу находился в местах, как говорится, не столь отдаленных. Сначала - на Лубянке, потом пять лет в Воркуте в лагерях. В 54-м отец мой умер. Незадолго до его кончины я освободился, но некоторое время не имел разрешения жить в Москве, потом, спустя годы, сняли с меня эту судимость. Я успел проведать отца в последний год его жизни. Потом уехал в Воронеж и там работал в проектной мастерской.

А Ольга Петровна мне стала писать, разыскала меня примерно в году 62-м, 63-м - я тогда вернулся в Москву, уже работал. Ольга Петровна была в Югославии очень известной певицей, сделала блестящую карьеру, муж ее был симпатичный человек, русский, музыкант хороший. Они вместе прожили последние годы жизни. Она его похоронила в году 60-м, наверное. Ну и в 62-м, кажется, если я не ошибаюсь, приехала в Москву.
Позвонила, я ее встретил. И она жила в моей квартире. Моя супруга была еще тогда жива, дочка, внучка - все. Я сорок лет ее не видел - так что какие у меня могли быть чувства? Мы с ней были в хороших отношениях. Много разговаривали, общались, рассказывали о своих родственниках. Я ей предлагал переехать в Россию. Но она отказалась, потому что уже привыкла - столько лет в Сербии прожила. Потом она два раза сюда приезжала и два раза я туда ездил. Первый раз я услышал ее пение в Белграде, на пластинке. У нее много учеников было, известных в Европе исполнителей.
Конечно, мы с ней ездили по окрестностям Белграда, на Адриатику в Дубровник. Там с ней жили неделю.

Ну, потом ее кончина. Телеграмма - я поехал, ее похоронил.
Грустно, что родители мои, такие талантливые, прожили врозь каждый свою судьбу, но против судьбы не пойдешь. Она разделила моих родителей в революции и в Гражданской войне.
А мне была судьба ее повидать за несколько лет до ее смерти.

3 апреля 2003