Почему России опасно играть по правилам своих сирийских союзников

Заявление российской стороны об окончании военной операции в Сирии и начале вывода войск не означает финала гражданской войны. Есть много предпосылок, указывающих на то, что военный конфликт может вступить в новую фазу. Дамаск, надежно прикрытый Россией и Ираном, не прекращает попыток воспользоваться создавшимися условиями и взять под контроль территории, входящие в зоны деэскалации. Ситуация в стране становится похожей на ту, которая была в конце декабря 2016 года, то есть до начала заключения режима о прекращении огня.

Война по расписанию

Односторонний механизм наказания за нарушение мирных договоренностей, отсутствие какого-либо значимого давления на правительство Сирийской Арабской Республики (САР) со стороны Москвы и попытки замять самовольные военные операции Асада, которые прямо противоречат соглашениям, подписанным российской стороной с оппозиционными фракциями в Каире и Женеве, дают Дамаску ощущение вседозволенности. Он не имеет стимула продолжать участие в мирном процессе в его нынешнем формате, что наглядно продемонстрировал последний раунд переговоров в Женеве. Уставшие от сирийской войны и занятые разборками внутри Персидского залива суннитские страны постарались создать как можно более компромиссную делегацию от оппозиции. Однако Дамаск отказался от диалога с оппонентами, хотя выдвинутое оппозицией условие об уходе Асада звучало не как "предварительное условие", а как декларация о реальных переменах.

Кроме того, ВКС РФ дали понять, что готовы и в дальнейшем оказывать поддержку военным операциям Дамаска против оппозиции. Уже после объявления об окончании активной фазы военной операции российская авиация наносила удары в Северной Хаме, но не по позициям радикального альянса "Хайат Тахрир аш-Шам", в составе которого растворилась запрещенная в РФ "Ан-Нусра", а по фракциям "Сирийской свободной армии" – "Центральной дивизии" и "Джейш аль-Изза", которые пытались отвечать на атаки сил режима.

Второй союзник Асада – Иран еще в большей степени заинтересован в продолжении операций в Сирии: это оттягивает реформы и вывод его иностранных "прокси-сил", а значит – усиливает влияние Тегерана. Так, появление офисов хомейнистских проиранских структур, укомплектованных вооруженными отрядами шиитских милиций, на отвоеванных у суннитской оппозиции территориях стало уже традицией. И сколько ни пытайся с помощью офицеров Северного Кавказа снижать подобную "шиитизацию" преимущественно суннитской довоенной Сирии (75% населения) и закрывать глаза на "косметическую ротацию" проиранских сил, это не способствует разрешению этноконфессиональной проблемы. А ее решение – ключевое условие реальной и успешной антитеррористической борьбы. Здесь на первый план выходят проблемы подавления радикальных групп, которые или проникали в сирийское повстанческое движение, или, как предок "Исламского государства" (запрещено в РФ), еще до войны развивались в Сирии при полном попустительстве сирийских спецслужб в многотысячных лагерях иракских беженцев и на территории вдоль сирийско-иракской границы, испещренной тоннелями.

Однако Асад и его окружение хотели бы, чтобы у шиитских фракций из числа иракских, ливанских и иных шиитских группировок нашлась на ближайшее время какая-либо "занятость в деле противостояния общему врагу". Иначе не исключены их попытки более активно заявить о своих правах официальному Дамаску. В условиях "милитизации" сирийских ВС выбор боеспособных соединений, которые готовы выполнить приказ именно из Дамаска, а не из Тегерана, весьма ограничен, – это 4-я дивизия и Республиканская гвардия, к которым можно добавить "Силы Тигра" и широко поддерживаемый Россией 5-й штурмовой корпус. В такой ситуации сирийский режим – заложник Тегерана, а российская группировка в Сирии – заложник поддержки сирийского режима, от многочисленных ошибок которого предпочтительнее дистанцироваться, а не ассоциироваться с ними.

Сегодня говорят о задачах восстановления страны, что сопряжено с огромными затратами. Ясно, что для России или Ирана делать это за свой счет – тяжелейшее бремя. Также понятно, что все разговоры о готовности Китая вложить "огромные средства" в экономику САР и восстановить страну - это скорее "самоутешение" сторонников режима, нежели реальные оценки. Страны, которые готовы выделить средства, не станут делать это, пока в Сирии как минимум оппозиция не будет представлена в качестве реальной силы, имеющей влияние. Но сейчас сирийский режим заинтересован продолжать операции против оппозиции, чтобы не осталось никакой альтернативы для баасистского правительства, и оттягивать реальные меры по восстановлению страны риторикой о "всемирном заговоре".

Три фронта

В настоящее время складываются три фронта операций проправительственных сил против повстанческих фракций. Первый – в зоне деэскалации "Идлиб", где продолжаются атаки режима в направлении авиабазы Абу Духур, с тем чтобы отрезать группировку оппозиции, расположенную восточнее железной дороги Хомс–Алеппо. В случае удачного окончания этой операции следует скорее всего ожидать и дальнейших действий по "отсечению" тех или иных "выступов" подконтрольной оппозиции территории Большого Идлиба, пока наконец не останется лишь анклав у турецкой границы.

Продолжаются атаки на зону деэскалации "Восточная Гута". Эти территории близ Дамаска находятся в окружении пять лет, там проживают 250–400 тыс. мирных жителей при 25-тысячном контингенте оппозиции. Несмотря на постоянные заявления представителей Асада о том, что сирийская оппозиция в Восточной Гуте – обыкновенные бандиты, ситуация в этом пригороде иная: несмотря на длительную осаду и противоречия между двумя крупнейшими повстанческими фракциями "Джейш ал-Ислам" и "Файлаг ар-Рахман", были созданы достаточно эффективные оппозиционные органы местной гражданской власти и самоуправления, функционирует судебная система, налажено производство многих видов продукции, лекарств и их распределение между населением региона, ведется производство боеприпасов и даже некоторых видов оружия.

Также на фоне ситуации вокруг признания США Иерусалима столицей Израиля не исключено возобновление боевых действий в юго-западной зоне деэскалации. Именно она, по сути, служит буфером между проиранскими шиитскими группировками и оккупированными Израилем Голанскими высотами. Это потенциальный конфликтогенный фактор: пользуясь демонстративной стабильностью этой зоны, гарантами которой выступают Россия и США, в ней среди местного населения наращивает влияние как "Аль-Каида" (запрещена в РФ), так проиранские группы различной формации. Здесь также возникает очередной "замкнутый круг". Оппозиция не вступает в активные боевые действия с радикалами из-за опасений пропустить атаку от сил режима. А проникновение в местную среду опытных проповедников и оперативников "Аль-Каиды" – предлог для проведения операции и расширения влияния проиранских иностранных и местных групп. В таком случае неизбежно дальнейшее втягивание Израиля в сирийский конфликт.

Реальное примирение

В то же время ясно, что у Дамаска нет сил для проведения операций сразу на всех направлениях, и он будет пытаться проводить их последовательно. В такой ситуации оппозиция может ответить консолидированным ответом на нескольких направлениях, что может вывести конфликт на новый этап.

Многое будет зависеть от приверженности России и США сохранению мирного процесса. Сам по себе факт российско-американских переговоров вызывает тревогу как в Тегеране, так и в Дамаске. Иранская экспансия в регионе представляет угрозу для российских интересов в Сирии. Как ни парадоксально, но сирийская оппозиция, которая готова к диалогу с Москвой, но не с Дамаском и Тегераном, пока остается единственным инструментом противостояния иранскому влиянию. Введение ее в состав сирийского руководства и в обновленные ВС позволило бы установить в стране нужный баланс сил и не допустить превращения Сирии в плацдарм продвижения иранской политики, которая может закончиться новой войной на Ближнем Востоке.

Об авторе: Антон Геннадьевич Мардасов – руководитель отдела ближневосточных конфликтов Института инновационного развития, эксперт РСМД; Кирилл Владимирович Семенов – руководитель Центра исламских исследований Института инновационного развития, эксперт РСМД.

25.12.2017