Антон ВЕСЕЛОВ | 21.02.2018

Ближний Восток, как и другие стратегически важные регионы мира, находится в сфере постоянного внимания китайского руководства, которое не скрывает ни своих глобальных амбиций, ни готовности решительно отстаивать национальные интересы. К началу гражданской войны в Сирии Китай прочно занял положение главного торгового партнера этой арабской республики, однако в КНР строят гораздо более масштабные планы и шаг за шагом их реализуют.

В сирийских событиях Пекин занял позицию поддержки официального Дамаска, применяя при этом довольно широкий набор средств. Китай неоднократно использовал право вето при голосовании в Совете Безопасности ООН, блокируя проекты резолюций, направленные против сирийских властей. Россия и КНР солидарны и по ряду других важнейших вопросов, выступая за право Сирии на возврат оккупированных Израилем Голанских высот и критикуя американскую и турецкую поддержку антиправительственных формирований в Сирийской Арабской Республике. Наконец, в Пекине, как и в Москве, исходят из того, что радикальных исламских боевиков из числа граждан, соответственно, Китая и России лучше уничтожать в Сирии, не дожидаясь их возвращения на родину. Для Китая эта проблема весьма актуальна – среди членов террористических организаций, воюющих с правительственными силами в Сирии, есть и граждане КНР – этнические уйгуры.

Уйгурский фактор является еще одной иллюстрацией того, насколько туго затянут сирийский узел. Уйгуры – тюркоязычный народ, исповедующий ислам суннитского толка и проживающий преимущественно в пределах Синьцзян-Уйгурского автономного района (СУАР) Китая. В 1990-х годах здесь появились два движения – Всемирный уйгурский конгресс и Исламское движение Восточного Туркестана (ИДВТ), выступающие за независимость "Восточного Туркестана" (так они стали обозначать район своего проживания в Китае), отделение СУАР от КНР и провозглашение исламской республики. Примечательно, что штаб-квартира уйгурского конгресса находится в Нью-Йорке и активно используется западной пропагандой в критике Пекина "за нарушение прав человека и другие преступления тоталитарного режима", однако официально считается умеренной организацией.

Что касается ИДВТ (это движение еще называют "Аль-Каидой в Китае"), то его члены выбрали путь террора. С начала 2015 года отряды уйгуров действуют в Сирии в составе "Джебхат Фатх аш-Шам" (осколок бывшей "Джебхат ан-Нусры", запрещенной в России). При этом попадают они в Сирию, по данным турецкого издания Today"s Zaman, через турецкую территорию, причем при содействии тамошних спецслужб.

Кардинальные изменения, последовавшие на арене противоборства в Сирии после решительных действий России, побудили руководство КНР резко активизировать свои контакты с Дамаском. В течение 2017 года в Дамаске побывали несколько высокопоставленных делегаций из КНР, и это были не ознакомительные поездки – в большинстве случаев их результатом стало подписание соглашений и твердых контрактов.

5 февраля 2017 года стороны заключили соглашение об оказании безвозмездной гуманитарной помощи "путем технико-экономического сотрудничества", в начале июля был подписан документ о создании индустриального парка и китайских инвестициях на сумму 2 млрд долл., которым предусматривается привлечение на сирийский рынок 150 китайских компаний и создание 40 тыс. рабочих мест. В августе 2017 года Дамаск посетила китайская военная делегация во главе с контр-адмиралом Гуань Ю Феем (начальник канцелярии по международному сотрудничеству центрального военного совета КНР). Гости были приняты главой Министерства обороны Сирии Фахдом Джасемом аль-Фрейджем, по итогам переговоров с китайской стороны было сделано следующее заявление: "У Китая и Сирии существуют устоявшиеся связи, китайские военные намерены и дальше укреплять сотрудничество и связи с военными Сирии".

Доля боевой техники и вооружения китайского производства, имеющегося сегодня в сирийской армии, в настоящее время составляет около 15%, и Пекин намерен существенно ее увеличить. В Сирии уже проходят "обкатку" различные китайские системы, включая новейшие образцы БПЛА, как разведывательные, так и ударные. Кроме того, развивается сотрудничество между спецслужбами двух стран: к примеру, китайцы оказывают помощь в оснащении и подготовке специальных снайперских подразделений, получая от сирийской стороны интересующую их информацию относительно уйгурских боевиков и по другим вопросам.

Однако главным становится стратегический вопрос послевоенной реконструкции Сирии. Еще 9 июля 2017 г. сирийский посол в Китае Имад Мустафа отметил, что "с точки зрения возможностей в инвестиционной и строительной сферах сирийское правительство будет отдавать приоритет китайским компаниям, и в Сирии ждут, что эти компании возьмут на себя большую роль в восстановлении страны после войны". В феврале 2018 посол КНР в Дамаске Ци Цяньцзинь заявил: "Китаю пришло время играть более активную роль в построении будущего этой страны".

Китай уже перечислил первые финансовые транши на восстановление госпиталей, на очереди – китайские инвестиции в развитие транспортной инфраструктуры, в сфере связи и телекоммуникаций, всего свыше 20 крупных проектов. Важнейшим из них, однако, станет восстановление нефтегазовой отрасли. Еще до войны Пекин вложил в этот сектор значительные средства – государственная Китайская национальная нефтегазовая корпорация (China National Petroleum Corporation, CNPC) владеет пакетами акций двух крупнейших сирийских нефтяных компаний-операторов на месторождении Хаян (провинция Хомс), контроль над которым был восстановлен в феврале 2017 года. Кроме того, остается в силе многомиллиардный контракт на исследование и разработку других месторождений.

Восстановление Сирии, пострадавшей от войны, обойдется по меньшей мере в 150 млрд. долларов, однако сумма эта может возрасти и до 180 млрд. – такую оценку дал еще в апреле 2016 г. глава Всемирного банка Джим Ен Ким. С учетом многочисленных рисков, затрудняющих реализацию проектов, реконструкция сирийской инфраструктуры представляет крайне сложную задачу, но в Пекине ясно обозначили свою готовность активно в ней участвовать.