Реальные основы государственности России – в случайных импровизациях забытых предвыборных кампаний. Президентские выборы меняли режимы, но источником перемен были не программы победителей, а их политтехнологии. Штабной импровиз отливался в послевыборный гранит. Прежний режим, однако, не обнулялся – его черты уходили в глубь основ государственности

Тезис статьи незамысловат. За 27 лет своего существования Российская Федерация прошла анфиладой режимов. Их легко, но бесполезно определять в школьных категориях: демократический, авторитарный, персоналистский…

История новой России – это пунктир свершившихся электоральных фактов. Реальные основы государственности России – в случайных импровизациях забытых предвыборных кампаний. Президентские выборы меняли режимы, но источником перемен были не программы победителей, а их политтехнологии. Штабной импровиз отливался в послевыборный гранит.

Прежний режим, однако, не обнулялся – его черты уходили в глубь основ государственности. Так избирательные кампании одна за другой выковали странное целое, которое я называю Системой РФ.

Сколько послевыборных режимов можно насчитать в нашей краткой политической истории? Столько же, сколько было президентских выборов.

1. Первые президентские выборы 1991 года породили режим военно-электоральной демократии. "Военным" этот режим сперва стал невольно, отразив неудачный путч августа 1991-го. Затем, по инициативе российского президента, – взятие Белого дома 4 октября 1993 года и первую кавказскую войну, начатую в декабре 1994-го ради победы на будущих президентских выборах.

2. Выборы 1996 года породили медиапроектировочный режим. Возник феномен управляемых медиа. Выигранные кинжальной медийной кампанией, они перешли в эшелонированную подготовку выборов преемника. Этот проектный режим был переходным. Четыре года были истрачены на разработку следующего – режима безальтернативной власти – проект, приведший в Кремль Путина.

3. Выборы 1999–2000 годов создали режим управляемой демократии – не буду спорить с утвердившимся именем. Победа Путина была достигнута в ходе управляемой игры с демократическими процедурами и (почти) по демократическим правилам.

4. Выборы 2003–2004 годов породили режим деполитизации – мир социальной петрократии и сырьевого благоденствия масс. Пытаясь себя увековечить, этот flat world породил тандем как кольцо власти, замкнутое на себя.

5. 2008–2011 годы – неудачная попытка войти в режим деполитизированной модернизации. Выборы Медведева по доверенности Путина прошли в удушливо-оптимистичной атмосфере всеобщей сделки. Так, в 2008 году зарождается подавляющее большинство – основание власти на следующее шестилетие. Но, призывая "Россия, вперед!", режим Медведева категорически запрещал ей конфликты. Рокировка 2011 года едва не сломала кольцо власти.

6. Выборы 2011–2012 годов дали, быть может, самый парадоксальный по своим интенциям режим. Выборы, выигранные через конфликт между властью и искусственно травимым меньшинством, породили поток реакционных инноваций. Они опрокинули консолидацию на какой бы то ни было платформе. Режим подавляющего большинства – радикальный режим. Он ищет границы возможного для себя и не находит.

Вторжение в дела Украины 2014 года убило украинскую революцию, но революционный раж охватил московскую власть. Та стала неудержимой. Безразличная к рискам мятежная тяга влечет за рамки страны, и внимание Кремля отлетает от России. Глобальным модулем Системы РФ можно управлять только в режиме обострений и эскалаций. Но управление приобретает иной смысл, когда президент пожимает плечами: у меня в администрации тысячи сотрудников – не могу же я контролировать каждого!

7. "Скучные выборы" 2018–2019 годов также породят новый режим государственности, быть может, самый необычный из всех. Глобальный по притязаниям, но слабый и борющейся со своей сложностью, что прежде приносила ему успех, режим-terminus. Мне кажется, пора начать присматриваться к тому, что мы фактически делаем с государством, а не мечтать о наилучшем государстве, которого нет и не будет. Дело зашло слишком далеко.

Электоральная Эос

Первые выборы президента прошли во всего лишь вероятной России/РСФСР летом 1991 года. Существуя лишь на бумаге с названием "Конституция РСФСР", страна еще не осела в новых границах. Сегодня говорящим свойством тех выборов выглядит то, что их фаворит, глава РСФСР Борис Ельцин отказался от предвыборных дебатов с конкурентами. А конкуренты еще были – сильные альтернативные кандидаты от власти. Отказ от дебатов с ними стал нормой. Он заложил принцип избранничества кандидата – хозяина положения.

Была и еще одна новация. В ритуале инаугурации Ельцина народный артист Олег Басилашвили описал РСФСР как правопреемника "тысячелетней России" – Киевской Руси, Российской империи и СССР. В его речи прозвучал ревизионистский тезис о воспреемстве Россией "трех братских славянских народов: русского, украинского и белорусского" – с отсылкой "к временам князя Владимира Святого, когда Русь приняла христианство".

Летом 1991 года миф-новодел был лишь уловкой для борьбы с Михаилом Горбачевым, реальным президентом СССР. Но кто об этом вспомнит сегодня? Выборы пройдут, а миф унаследуется поствыборными режимами, которых столько, сколько было президентских выборов, то есть больше, чем президентов.

1991–1994: режим военно-электоральной демократии

Вторым президентским выборам предшествовала забытая дискуссия о том, когда их лучше провести или, вернее, отложить. Выбирать президента России? После 04.10.93 это виделось из Кремля слегка неуместным. Победитель, взявший власть силой, и есть хозяин власти. Ельцин в Кремле – кого еще выбирать? Формулу "Ельцину нет альтернативы" считали самоочевидным тезисом, с этим старалась не спорить даже КПРФ.

Танки Грачева обеспечили референдум по Конституции и выборы в Думу декабря 1993-го, и теперь броском войск на Грозный открывали будущую думско-президентскую кампанию. Плохая идея совместить предвыборную кампанию с войной производна от референдума 1993 года, успешно совмещенного с ЧП. Решение чеченского вопроса казалось накатанным путем к триумфу на выборах президента – и Чечню отдали Грачеву. Хитом президентской кампании Бориса Ельцина 1996 года станет ракетно-электоральная ликвидация президента Дудаева – в селе Гехи-Чу, под стоны апрельской кукушки.

1995: сумерки исполнительной власти

Большие циклы российской политики задала одна календарная случайность. Принятие Конституции и думские выборы по ней же прошли в один день, 12.12.1993. В результате парламентские выборы на четыре каденции вперед, аж до 2011 года, стали преамбулой президентских. Президентское крещендо предопределялось думской электоральной прелюдией.

Проиграв борьбу за Думу, трудно выиграть борьбу за Кремль, начинавшуюся немедля. Но именно это удастся Ельцину на президентских выборах 1996 года, вслед проигранным думским выборам 1995 года. Как? Ценой будет институт исполнительной власти, правительство РФ.

Проигрыш думских выборов коммунистам не привел к передаче им формирования правительства. Игнорировать поражение 1995 года казалось Кремлю естественным выбором: накануне решающих выборов глупо выпускать из рук такой электоральный девайс, как правительство Черномырдина. Это предрешило судьбы исполнительной власти в РФ.

Решение сохранить кабинет, проигравший выборы, повело к двум вещам. Развернулась война насмерть Государственной думы с Ельциным (где под конец победило коррумпирование Думы Кремлем). И возникла фатальная слабость правительств России, по Конституции осуществляющих исполнительную власть в стране.

Кабинет могучего Черномырдина, дважды вырвавший мандат доверия, от Верховного Совета РФ и от первой Думы, стал правительством кремлевской милостью. Уже в феврале 1997 года Ельцин приставил к Черномырдину двух замов с премьерскими полномочиями – Анатолия Чубайса и Бориса Немцова. Еще год, и "премьер-тяжеловес" узнает о своей отставке из теленовостей.

1996: безальтернативный кандидат

В отличие от выборов лета 1991-го, далеких, как крито-минойская цивилизация, президентские выборы 1996 года, наоборот, чересчур нам близки. Они поныне возглавляют российский список дурных примеров. 1996 год – политический пасынок, от него открестились и либералы, и охранители. Но выборы не только дали Ельцину второй президентский срок, но и породили идею преемника – в том виде, в котором это понятие воплотит Путин.

Время перед выборами 1996 года недаром проложено разоблачениями негодяев с обычной уликой: такой-то "скрывает свои президентские амбиции". В наличии постыдного намерения стать альтернативой Ельцину уличали конституционного судью Валерия Зорькина, этим топили Анатолия Собчака: слух привел к отказу Кремля поддержать мэра Петербурга на выборах, Собчак провалился, а его заместитель Путин бежал в Москву.

Отчего президентские амбиции стали срамом, который надо скрывать? Это смертный грех против безальтернативности. В 1996 году на президентские выборы по новой Конституции РФ Борис Ельцин выйдет уже как безальтернативный гражданин (с рейтингом 5%).

В дни выборов незамеченным прошло фундаментальное решение – отказ президента от любого коалиционного сценария. А ведь речь шла о демократической коалиции с Явлинским, генералом Лебедем и Святославом Федоровым. В Кремле победила иная концепция, она и войдет в обычай – перекупка противника должностью. Генерал Лебедь в 1996 году сполна испытал на себе горечь этой модели. 1996 год можно считать датой похорон политических коалиций в России.

Предвыборные медиа

Выборы 1996 года памятны единодушием СМИ, сплоченных вокруг действующего президента. Теперь журналисты сетуют, что их "соблазнили антикоммунизмом". Но реальное новшество было в использовании их управляемости, а не идейности.

Новый режим работы с медиа – проектное воздействие на прессу через владельцев, интеграция креативного планирования с политическими рекомендациями для СМИ. Рекомендации касались не только выступлений ньюсмейкеров для продвижения полезных идеологем, но и создания самих событий. Жанр устоялся. Широко известный под именами "темников" и "методичек", он по сей день почти не изменился.

Применение социологии как научно-практического электорального оружия власти стартует с выборов 1996 года, когда на заседаниях штаба появился президент фонда "Общественное мнение" Александр Ослон. Его тонкие интерпретации данных играли важную роль в креативном планировании кампании. В дальнейшем социологи станут включенной стороной политического планирования Кремля – и снова мы видим, как штабное решение входит в государственный распорядок.

Возникает опыт манипулирования оглаской социологических рейтингов – нужные вопросы подсказывают, конъюнктурно выгодные цифры оглашают в медиа. Социология при этом стала бюрократической социометрией – орудием контроля над массами и маневрирования власти среди противников.

В администрации президента РФ формируется группа вокруг проекта перехода власти к "преемнику", и медиаполитика расширяет свою роль. Уникальной была возможность импровизировать с публичными выходами ньюсмейкеров и немедленным замером их эффективности социологами, с созданием отвлекающих событий при неудаче.

После выборов 1996 года потрясенный российский избиратель не мог объяснить, как случилось, что он проголосовал за Ельцина. Вопреки конкурентному вызову Зюганова президент победил, оставаясь аутсайдером на протяжении почти всей кампании. Конкурентность выборов еще не уничтожена, но опрокинута на глазах страны.

Ко всему, что давала Кремлю ультрапрезидентская Конституция, добавилась новая регалия: безальтернативность. Безальтернативность стала прерогативой президентов России, это сыграет колоссальную роль на следующих выборах.

Штаб превращается в "окружение"

Проектную эффективность власти в кампаниях обеспечивали не столько политтехнологи, сколько легкость элитных сделок. Государство мыслится как атакованный штаб. Оно "вынужденно" прибегает к оборонному аутсорсингу в целях своего выживания, не решаемых конституционными средствами. Успех достигался подбором команды участников.

В проектный круг власти включались крупные бизнесмены, силовики, телепродюсеры и стратеги. Рядом с министрами на аппаратных совещаниях в президентской администрации сидят политтехнологи, социологи и руководители банков. Их согласованные действия без правил ошеломляли противников и опрокидывали расчеты. Принцип формирования избирательных команд ad hoc перейдет в проектный принцип обеспечения интересов высшего круга власти.

После победы 1996 года штаб в видоизмененном составе продолжал собираться в Кремле. К весне 1997 года он превратился в проектное предвыборное подразделение администрации президента. Выборы 1999–2000 годов, подготовку к которым Кремль начал после инаугурации 1996 года, получили новый критерий. Преемник Ельцина должен был не просто победить, но, победив, преумножить мощь безальтернативной власти.

Выборы преемника

Прелюдией к финалу операции "Преемник" стал роковой сезон 1998–1999 годов. Второе ельцинское президентство кончалось несчастливо – дефолтом, взрывами и войной. Сильный кабинет Евгения Примакова вернул уверенность стране, но оказался несовместим с проектным режимом власти. Впрочем, безальтернативность была слаба, а правительство Примакова, напротив, сильно. Казалось, Ельцина легко будет опрокинуть Примаковым.

Кампания продвижения преемника первая, где партийную систему разом отодвинули в сторону. Фавориты в борьбе за президентство – Примаков, Путин и Лужков – представляли не партии, а губернаторско-региональные альянсы и крупный бизнес. Партии упустили из рук сцену власти, партийные кандидаты Зюганов и Явлинский отошли на второй план. Многопартийность, лишившись президентских перспектив, в будущем не вернется на большую сцену.

Навязав Кремлю агрессивный стиль кампании, враги разыгрывали партию 1996 года, где Зюганова в роли мишени заместил дряхлый президент. Но чем было обосновать противостояние? Идеологии 1990-х размылись, и, чтобы изобразить Ельцина исчадием зла, его семью демонизировали. В публичный дискурс ввели угрозу физического уничтожения президента (Боос: "Ельцина ждет судьба Чаушеску").

Это делало для Кремля политическое поражение абсолютно неприемлемым. Миф о физической угрозе президенту надолго застрял в умах, породил манию самозапугивания и стал надуманным основанием для мщения Кремля-победителя. Идея "наказать НТВ" прижилась в ельцинском штабе 1999 года прежде, чем Путин сможет влиять на СМИ.

Механизм избирательной кампании, который администрация президента подготовила к решающей битве, был нов и не повторял концепцию 1996 года. К выборам 1999–2000 годов медиамашина планирования-для-создания фактов была отлажена, новые политические технологии обеспечивали гегемонию власти. И после победы Путина систему оставили действовать в том же режиме.

Безальтернативность была не только ставкой выборов – она была и ресурсом ельцинского кандидата. Путина следовало сделать "безальтернативным" прежде, чем он станет президентом: без этого в глазах избирателя передача ельцинских полномочий не могла состояться. Надо было внедрить безальтернативность внутрь механизма кампании и только затем перенести ее на фигуру нового президента. Отсюда была война.

С приближением к выборам 1999–2000 годов тема Чечни зловеще оживилась в Москве, а тема Кремля – в Грозном, где возникла мысль воспользоваться московским расколом. Не дожидаясь новой московской импровизации, Грозный взял дело в свои руки. Басаев с Хаттабом оглушительно ударили по предвыборной клавиатуре, понуждая Кремль пойти на сделку типа Хасавюрта 2.0.

Едва выборы в Думу были объявлены, пошли московские взрывы. Атака врагов подарила Кремлю экстремальность кампании. Конечно, кандидат Путин сам решал, воевать или не воевать в Чечне. Но военный импринтинг выборов 1993 и 1996 годов сужал ему коридор выбора. Связь президентских предвыборных кампаний с войной либо переворотом устойчиво закрепилась еще в 1990-е годы.

Осенью 1999 года военный консенсус поглотил былой реформистски-провластный. Передавая премьеру-регенту пост Верховного главнокомандующего, ушедший Ельцин драматически перенес акцент на безальтернативную власть. Неудача Примакова и Лужкова объяснима тем, что они выпали из нового фокуса. Им не удалось предложить России свой вариант воинственной безальтернативности. А запрос на войну уже шел снизу, как запрос от избирателя.

Исключающая цензура

Многое из того, что со временем будут считать родовыми свойствами путинского режима, берет начало из импровизаций президентской кампании 1999–2000 годов. Феерический взлет поддержки кандидата Владимира Путина превратил публикации рейтингов в средство борьбы, затем в орудие власти. С конца 2000 года устанавливается повышающий тренд доверия Путину, и теперь публикация данных должна показывать прирост "путинского большинства".

Зависимость власти от высокого уровня рейтинга Путина ведет к ее нажиму на социологические службы. Правда, Кремль еще не секретит оплаченную социологию, и результаты опросов выкладывают в публичном доступе. Со временем публикация исследований сузится, и общество оставят без анализа сопоставимых данных. "Путинское большинство" превращается в опору новой власти, а манипуляция наводящими вопросами – в совместный стиль российской социологии и пропаганды. Стране просто выкололи глаза.

Тактические мелочи оказываются судьбоносными. С сентября 1999 года штаб Путина запретил "своим" ньюсмейкерам посещать эфиры "вражеских" телерадиостанций. Равно для "чужих" ньюсмейкеров закрыли "наши" эфиры. Запрет выглядел электоральной осторожностью, но правило закрепилось. Сегодня видно, что тем самым было найдено средство "мягкой" цензуры. Отсечение ньюсмейкеров от эфира вело к их изгнанию из политики. Обнуляя вес политика, стоп-листы управляемой демократии заодно обескровливали наказанный телеканал.

Воцарился плоский мир управляемой демократии. Политические высказывания превращают в тщательно отрепетированный спектакль. "Взбесившемуся принтеру" 2014 года предшествовало десятилетие однокнопочных факсов, с которых телеканалы и комитеты Думы получали еженедельную разнарядку на синхроны ньюсмейкеров: скудный и скучный паек.

Выборы 2003–2004 годов: безальтернативность деполитизируется

Президентские выборы 2004 года также получили прелюдию в думских, и их можно называть выборами 2003–2004 годов. Тектоника думской кампании и здесь предопределила президентские выборы 2004 года, причем неожиданным образом.

Успешные выборы преемника привели к тому, что участники совещаний по медиапланированию оказались во главе страны. Штаб выборов был самой известной им формой победоносной организации, и команда Кремля его сохранила.

Внутри команды развернулась борьба за вхождение в круг, близкий новому президенту, – ближний круг. Но тут уже победитель хотел "получить все". Экспроприация НТВ, наказанного за антиельцинизм и антипутинизм, лишь распалила аппетиты.

Расколу кремлевской команды в связи с делом ЮКОСа предшествовала идеологическая кампания против олигархов. Идеологему "олигархи" взяли из арсенала нереализованного предвыборного президентского проекта Бориса Немцова. После ареста Михаила Ходорковского установилась доктрина отказа интересам бизнеса в политическом представительстве. Доктрину успешно испытали на выборах в Думу 2003 года.

Драматургия "борьбы с олигархами" на старте сломала сценарии игроков. Либеральные партии потерпели поражение. Уйдя из Думы, они стали легкой добычей для мелких сурковских хищников.

Но главная катастрофа выборов 2003–2004 годов была в ликвидации независимости КПРФ. Этого мы достигли еще электоральными средствами, но при уже тотально контролируемых СМИ. Основой сценария был не идейный антикоммунизм, а диссонанс в самих коммунистах, между их пропутинскими настроениями и верностью КПРФ. Предпочтя Путина, соблазненный коммунист был готов изменить Зюганову. Кремлевскому штабу оставалось подбирать голоса пропутинских коммунистов в корзину-ловушку "Единой России" с отсеком "Родины" – этот сценарий мы и называли "Сбор клюквы на болоте".

После выборов коммунистическая фракция в Думе сократилась вдвое. Красный пояс регионов поддержки КПРФ перестал существовать. С ним испарилось и прежнее обычное право региона иметь свое политическое лицо. "Единая Россия", не будучи реальной партией, завладела конституционным большинством.

Выборы 2003 года обнулили партийную систему в роли политической инфраструктуры. А на президентских выборах 2004 года ее ждало еще одно небывалое унижение: Кремль (негласно) запретил партиям выдвигать их лидеров в кандидаты.

Накануне президентских выборов запугивание Путина "изменой элит" обострилось, и его уговорили выхолостить выборы, сделав их демонстративно безальтернативными. По сговору с руководством думской оппозиции разыграли комедию – партии выдвинули кандидатами заведомо непроходные фигуры второго и третьего эшелонов. В выборах не участвовали ни Зюганов, ни Жириновский, ни Немцов, ни Явлинский.

Рабочий пароль сценария президентской кампании 2004 года был "царский выход": Путин является восхищенным избирателям, проходит медийное дефиле и удаляется в Кремль с победой, достигнутой без борьбы. Безальтернативность здесь обрела высшее театральное воплощение, которое Кремлю удастся перекрыть лишь в 2018 году.

Чтобы добавочно застраховаться, кабинет Касьянова – последний политический кабинет России – отправили в отставку еще до дня выборов. И здесь мы видим, как запугивание Путина мнимыми угрозами становится важным кремлевским фактором. Апробированное в 2004 году, оно превратится в систему. Стратегический смысл, впрочем, ясен: завладев сверхпопулярным лидером, окружение делает себя "незаменимым" для него. Побочным следствием тактики запугивания стало разрушение лидерства, растворенного в "ближнем круге".

В дальнейшем кабинеты министров лишены правительственного лица, это безликие конгломераты назначенцев. Вакуум сильной исполнительной власти имел еще одно следствие: он распахнул окно вторжения силовикам, превратившимся в субститут государства. Вершину исполнительной власти возводят к Кремлю, реально страной правит пучок департаментов и враждующих с ними спецслужб.

Материализация "диктатуры закона"

В ходе выборов 2003–2004 годов был и еще один судьбоносный сдвиг. Выяснилось, что неудобных кандидатов незачем переигрывать в изощренных кампаниях – их проще снимать с выборов, придравшись к старой судимости или к плохо оформленным документам. Пафос "чистых выборов" стал поводом для правоохранителей вырваться на политическую сцену в роли арбитров. Под лозунгом диктатуры закона политические технологии конвертируются в юридические – в выборочную криминализацию неугодных.

Оказалось, что внутри потока внешне демократических процедур при отсутствии судебной власти и публичного контроля нет ничего проще охоты на людей. Карательный консенсус Системы превратится в ее главное острое блюдо. Следующий поствыборный режим можно бы назвать режимом выборочной криминализации.

2004, Украина

Президентские выборы на Украине осенью 2004 года для Системы РФ оказались настолько важны, как если бы проходили в Москве. Российско-украинский механизм господдержки Януковича далеко вышел за пределы услуг, оказывавшихся президентами Евровостока друг другу.

Поражение украинского кандидата Москвы привело к осознанию негодности "управляемой демократии" старых образцов. В дни пафосной инаугурации Ющенко Кремль принял решение срочно обзавестись встречной идеологической риторикой – три месяца спустя России явится суверенная демократия.

Перед лицом военного императора мира Буша-младшего и постмодерна творимых фактов по Чейни и Карлу Роуву, Кремль начал набор мобильных активов.

Создание школ тренировки политических активов при университетах понудило власть влезть и туда – покончив с остатком университетской автономии. Рождается недобрый интерес к тем видам силовых активов, которые позднее на Украине назовут титушками (а в русской истории ХХ века чаще именовали погромщиками). Развитие по этой линии нечувствительно ведет в расположение волонтерских отрядов на востоке Украины.

Чем сложнее становилась система полугосударственных-полувоенных связей, тем важнее было найти способ ею управлять. "Ближний круг" удобен тем, что достаточно узок и позволяет экономить на управлении. Но Украина показала обратную сторону дела – легко ввязываясь в сложные игры и становясь участницей, Система не умеет ни окончательно победить в них, ни даже отступить, закрепив частичный успех. Бюрократически управлять отморозками невозможно, а предоставить им свободу тем более. Отсюда фигура куратора – меланж шефа резидентуры, кассира и эксперта-соучастника происходящего.

Украино-российские президентские выборы 2004 года оставили токсичное межстрановое плато. Оперативную среду, где снуют отставные украинские политики, дрессируя кремлевский двор и приучая к себе. В Кремле потерялось ощущение суверенных пределов РФ. Не будь этого, Москва не посмела бы лезть в киевскую революцию 2014 года, став всемирно известным ее душителем. И симптоматично, что украинским направлением после 2004 года стал ведать Дмитрий Медведев.

Тандем: режим демобилизующей модернизации

Выборы 2007–2008 годов памятны отходом Путина с поста президента и формированием тандема Медведев – Путин. В этих выборах, конечно, не могло быть конкурентной игры. Зато в них мы найдем все виды неограниченного распоряжения страной: триумф возглавления партии "Единая Россия" с выкликанием кандидата-счастливчика. Пророческим оказался хозяйственный всхлип Бориса Ельцина, его реплика в одном предвыборном телеинтервью: "Все думаю: кому передать страну?"

Зато обнаружилась никчемность страхов "России без Путина", которыми мы запугивали Путина и себя: безальтернативного Медведева выбрали большинством голосов, равным путинскому.

Режим массовой сделки

Поразительно высокие цифры президентских выборов 2008 года по сей день тайно травмируют президента. Трактовать их можно по-разному, но любая из трактовок неприятна. Если даже умопомрачительные цифры явки и голосования за Медведева целиком отнести на счет Путина, выйдет негладко: по призыву нацлидера избиратель массово повалил на выборы, чтобы с ним расстаться.

Не помогло и разрешение оставшимся думским партиям выдвинуть свои кандидатуры: они просели, а Медведев набрал вровень Путину 2004 года (явка же была еще выше, почти как у Ельцина в 1991 году).

Высокие результаты Дмитрия Медведева на выборах 2008 года незаслуженно мало обдуманы. Здесь впервые проявилась воля всероссийского избирателя к массовой моментальной сделке с властью. Тяга к массовым сговорам для России актуальнее теории общественного договора. Избиратель и населенец России всегда пребывает в готовности мгновенно согласиться с властью, не требуя гарантий и обещаний, что "это в последний раз".

Провластную интенцию стоит отличать от мифов о "русском монархизме". Механизм такой мгновенной сделки и его происхождение неясно, но не гарантируют любовь к властям навсегда. Мобильность Системы РФ, ее способность к разворотам на 180 градусов изначально предполагает интенцию массовой сделки.

Тандем закончился фиаско рокировки – возвращением президентства Путину из рук Медведева. Но внутри карикатурной схемы скрыт ряд важных перемен. На месте былого электорального "путинского большинства" замаячил призрак нового тотального большинства. Большинства уже неэлекторального. Подавляющее большинство предшествует выборам, его совершенно незачем подсчитывать. Задача политтехнологов и социологов – помогать крепить его нерушимость практическими советами властям по его консервации.

Кампания 2012 года: режим подавляющего большинства

Президент одного срока Дмитрий Медведев, без всякой своей инициативы продвинутый Путиным в Кремль, подорвал две твердыни: концепт преемника (раз преемником ему стать не дано) и концепт президента (оказалось, что президентство можно приобрести по сговору и на время).

Именно Медведева объявят виновником порочной схемы тандема. Сохраненный в функции премьера, он стал живым основанием для гонений на всех, кто его поддерживал, олицетворенным образом проклятого либерала. Новоизобретенное гонимое меньшинство либералов, как мем и обесчеловеченная карикатура, появляется в предвыборной кампании Владимира Путина 2012 года.

Внутри президентской избирательной кампании 2012 года мы встретим почти все элементы будущей реакции. Здесь и раскол путинского консенсуса, и приглашение отребья к участию в погромных акциях против противников, вплоть до убийств. Точечные карательные атаки сперва против Pussy Riot, а в дни инаугурации – против участников митинга на Болотной 6 мая 2012 года. Постановочные сюжеты государственного телевидения как "основание" уголовных дел и арестов…

Формирование правительства Медведева в 2012 году выглядело пасквилем на финал "Фауста", где доктор рассуждает о прогрессе, стоя над вырытой могилой. Правительство, в фантазии Медведева казавшееся передержкой до его президентства 2018–2024, стало местом безвластия и унижений.

За удовольствие проучить старого друга Путин заплатил правом России иметь правительство как таковое. Но при коллапсе внутренней исполнительной власти импровизирующий Кремль должен был найти для себя геополитический выход.

* * *

Подведем промежуточный итог. Первые пять президентских каденций, они же пять режимов, пять фаз российской Системы к выборам 2018 года, породили удивительный государственный синтез. Конституция существует и имеет значение, но конструкцию государственности определяет уже не она.

За 25 лет постсоветской истории России родилось и развилось явление безальтернативного кандидата. Что не означает единственного имени в бюллетене, просто все, кроме одного, недостойны быть альтернативой избраннику – они его свита, и только.

В верхах истеблишмента, отделенная от всех и хорошо укрытая, расположена группа особых интересов. Ее называют ближним кругом или кремлевским двором, но в любом случае это образование уникально. Оно сохранило опыт проектной группы власти, став компактным штабом согласований в Системе. Но эти сто политически выживших человек еще и коллективная экзистенция – у них нет перспектив после Путина.

Сложившийся в стране массовый тип поведения – меланж аномии и мобилизации. Эти десятки миллионов бывших избирателей – сообщество сделки, готовое к пересмотру ее предмета и условий в сторону ухудшения, неясно до какой степени.

Петровская программа европеизации России отброшена и ничем не заменена. Массам предложено рассматривать любую ситуацию в мире лишь как ресурс извлечения выгоды. Чисто пиратский императив.

Непринужденно совершены шаги с необъятными последствиями для государства Россия. Светский характер государства проигнорирован и почти отменен (впрочем, без особых оргвыводов, кроме захватов недвижимости священниками). Предпринимательские активы изымаются в пользу "ближнего круга" Путина легко и бездумно, без уважения к репутации президента. Социальные сети сделали прозрачность всеобщей, и теперь она молча игнорируется властями. В дознание и следственный процесс полуофициально вернулась пытка, сообщения о ней уже не скандал.

Исчезло само понятие морально неприемлемого факта, притом что симуляции моральных возмущений поставлены на поток. Создание проектных коллективов, затрудненное в бизнесе, а тем более в гражданской активности, стало безудержным в предпринимательстве оказания неконвенциональных услуг властям. Управление такими группами потеряно. Они ведут бои то в Подмосковье за полигоны для девелопмента, то в Сирии за чужие нефтепереработки. Они вторгаются в американские сети и могут по усмотрению карать "предателей".

Все признаки европейской идентичности России презрительно отвергнуты властью и дезавуированы ее действиями. Государственность РФ не намерена быть ни национальной, ни европейской. Прямо заявлено, что критерий суверенной государственности – право нарушения ею любых установленных правил. Ежедневные действия государственных агентов (и неотличимых от них частных лиц) подтверждают – да, новая доктрина власти именно такова.

С виду страна крайне дисциплинирована. Без принуждения сверху охотно твердят, будто все решает Путин! Эта покорность коварна, как вообще коварен миф в роли политического фактора. Всемогущий президент удалился в личные нети, покинув страну без управления и процедуры согласований.

Мы видим оргию безгосударственных частных и аппаратных импровизаций. Оторванные от логики производств и общественных коммуникаций, аппаратные верхи наслаждаются тайной своего существования. Кадры сыплются на города как горох ниоткуда, без обсуждения и ясных инструкций.

Система РФ была сильна, пока, неузнанная, она играла с другими. Легко переходя от одного глобального стола к другому, срывала выигрыши. Не принялась ли она теперь за саму себя, не нашла ли в самой стране объект для игры? Не вовлечено ли теперь в азартную игру с неограниченными ставками население России? Этот вопрос решается на "скучных" выборах 2018 года, и ответ породит следующий, седьмой послевыборный режим. Но об этом – во второй части статьи.

Глеб Павловский

16.03.2018