Наши корни
Яков Востриков

Наш отец, Востриков Яков Васильевич (1903-1987), написал эти воспоминания в период 1982-1986 гг. Его предки крестьяне Тамбовской губ. Были переселены Кустанайскую губ. В 1881 г. Детство в с. Александровка, школа, революция, активный комсомолец. С средины 20-х годов учеба в Ленинграде. В 1933 г направлен нач. политотдела Котовской МТС Сталинградской обл., награждение о.Ленина. В 1935 г назначен секретарем Клетского райкома ВКП(б) Сталинградской обл. В 1937 г мобилизован ЦК на работу в центральный аппарат НКВД, Москва. 1941-1942 гг – работа в Особ. Отд. Черноморского флота, Севастополь. Непосредственное участие в предотвращении угона крейсера "Коминтерн" к врагам. С 1947 г работал преподавателе марксизма-ленинизма в различных вузах Москвы.

У него сохранился обширный архив в виде газет и вырезок, а также копии документов колхозов Котовского и Клетского р-нов Сталинградской обл.

Он нам часто рассказывал эпизоды из своей жизни, жизни семьи, окружающих. Многое мы запомнили. Это дало нам возможность дополнить его "Воспоминания", поскольку писал он сразу начисто, без поправок и переделок. Эти дополнения даются в скобках другим шрифтом.

ВОСТРИКОВ ЯКОВ ВАСИЛЬЕВИЧ
НАШИ КОРНИ
(МОИМ ПОТОМКАМ - ПОСВЯЩАЮ)
МОСКВА

СОДЕРЖАНИЕ
I. Из рассказов родителей 2
П. Мой отец и дядя Иван толмачи 10
Ш На заработки в Аман-Карагай 12
IV. Переводчик начальника землеустроительной партии (землемера) 17
V. Мое детство 21
У1 Школа 31
У11 Лысый месяц 47
УШ. Молокане 50
IX Иван Яковлевич Прасолов 58
X. Кустанайское вооруженное восстание 83
XI. 0 судьбе отряда Тарана 91
ХП. Первые семена юношеского движения 104
ХШ. Случайная встреча 107
XIV. Начало моей комсомольской работы 110
---
XV. "Без меня меня женили..." 117
XVI. В Боровом 137
ХУП. В Кустанае 143
ХУШ. Экспедиция Губоргбюро РКСМ 146
XIX. Снова в Кустанае 150
XX. "Сделка" с священником Сыроватко 158
XXI. На 2-м областном Киргизском съезде РКСМ и после 168
ХХП. В Семипалатинске 170
ХХШ. В Павлодаре и Актюбинске 187
ХХ1У. На большую учебу 190
ХХУ .В деревню на работу в политотдел Котовской МТС 213
ХХУ1. В станице Клетской 238
ХХУП. В Москве 247
ХХУШ. В Севастополе 261
XXIX. Снова в Москве 276

Окончание. Начало см. здесь
https://centrasia.org/newsA.php?st=1548850620

ХУ "БЕЗ МЕМЯ МЕНЯ ЖЕНИЛИ"

С тех пор как я стал комсомольцем, я много уделял внимания общественно-политической работе. Я часто выезжал на консультации и собрания в Боровое. Много раз по собственной инициативе мне приходилось выезжать в поселки, где не было комсомольских ячеек. Туда меня тянуло желание организовать комсомольские ячейки, побеседовать с молодежью. Мне тогда казалось, что я могу в любой поселок заехать, собрать собрание молодежи и провести там беседу о комсомоле. Я не знал, что это является прерогативой райкома комсомола, что могут собирать собрания работники райкома комсомола или партии, или местная партийная ячейка. Мне никто не поручал и никто не обязывал этого делать. Но какая-то внутренняя сила толкала меня на встречи с молодежью чужих населенных пунктов. Мне хотелось без конца разъяснять молодежи, что такое Советская власть, какие выгоды она принесла трудящейся молодежи, или что такое комсомол и почему каждый молодой человек и девушка должны были вступать в него.

Когда я вычитывал, узнавал чего-либо новое из газет, из брошюр, мне хотелось обо всем этом рассказать другим. Для своих рассказов и выступлений я не писал конспектов, даже планов (Так поступал не только я, но все докладчики, которых я слушал). У меня настолько была хорошей память, что я мог пересказать всю прочитанную газету или даже маленькую брошюру со своими комментариями.

Моя "кладовая" памяти долго хранила факты, цифры или какие-либо события, которые я узнал из газет, брошюр или из рассказов докладчиков, агитаторов-беседчиков, и я брал их на вооружение. Когда мне удавалось встретиться с молодежью, выступить перед ней или хотя бы поговорить с кем-либо из них о вопросах, интересовавших меня в те годы, я испытывал большое удовлетворение. Мне казалось, что я выполнил свои комсомольские обязанности.

После того, как из поселка Русского уехали все коммунисты, мы, комсомольцы на своих собраниях не раз высказывали свое сожаление по этому поводу. За спиной партийной ячейки мы были как за каменной стеной. Мы были помощниками по проведению в жизнь очередных народнохозяйственных и политических компаний. А теперь сельсовет опирался на нас, как на основную политическую силу. А эта "сила" была очень слабой, неопытной и многое из того, что приходилось делать, было непонятно, а спросить, получить объяснение не у кого.

Это обстоятельство натолкнуло меня на мысль сделать попытку организовать партийную ячейку из сверстников отца, которых я знал, как людей весьма преданных Советской власти и партии. Я был убежден, что они вступят в партию. Этими мыслями на очередном комсомольском собрании я поделился со своими комсомольцами. Пожалуй это был беспрецедентный случай, когда комсомольская организация выступила в качестве организатора ячейки РКП(б). Среди комсомольцев пос. Русского не было ни одного члена партии, был только один кандидат в члены РКП(б), им был я. Я был принят кандидатом в октябре 1920 г., тогда, когда еще по настоящему не был готов к этому, я был религиозным человеком. С православием я давно расстался, я понял, что православная религия и ее служители - попы всех рангов корыстолюбцы, обманщики. Они потомки тех самых мытарей и фарисеев, которые распяли Христа. До этого, конечно, я не сам дошел, а воспринял от молокан и баптистов. Но о том, что есть бог или нет, я решал однозначно - есть, и он является творцом всего.

При вступлении в коммунистическую партию, заполняя анкету на вопрос, какого вероисповедания? - я попал в затруднительное положение. Я подумал: "В самом деле, какого же я вероисповедания. От православия я отошел, к молоканам и баптистам - не дошел, в бога продолжаю верить. Между тем как коммунистом надо быть безбожником. Некоторые мои сверстники и товарищи этот вопрос решили очень легко. Они перестали верить в бога. Так, например, Турчанинов Яков Семенович не только не верил в бога, но и при случае на собраниях, в беседах выступал как безбожник. Я же старался этот щепетильный для меня вопрос обходить. А тут в анкете вопрос поставлен ребром. Кто я? Православный, магометанин, молокан или еще кто. Я понимал, что с точки зрения принадлежности к религии, я никто. Написать, что я безбожник, но я еще не убежден в этом. В момент моих размышлений над вопросом анкеты мне вспомнилось одно из положений священного писания: "...Без воли божьей единый волос не упадет с головы человека". Я рассудил так. Раз без воли "Его" не падает даже волос с головы человека, то судьба человека целиком определяется "Им ". И безбожниками люди становятся, по-видимому, по "Его" же воле.

Коммунисты безбожники, а они абсолютно правильно решают социальные вопросы. Решают их в интересах трудящихся масс. Они против насилия, за равноправие всех наций и народов. По-видимому, это и угодно "Ему"... И я в анкете написал: "атеист". Написать-то написал, а самого еще долго мучили сомнения по поводу того, правильно ли я решил такой важный вопрос. Чтобы окончательно убедиться в том, что нет бога, я стал самым активным посетителем антирелигиозных диспутов (в первые годы Советской власти антирелигиозные диспуты проводились очень часто), докладов и бесед. Я с большим вниманием выслушивал как одну, так и другую сторону. С точностью стенографической записи я запоминал их доводы. Потом их сопоставлял и анализировал, и каждый раз приходил к выводу, что правы пропагандисты коммунисты, а не полы.

Каждый раз, когда я выступал с несложными докладами перед молодежью, я вспоминал замечание председателя Кустанайской Ч.К. тов. Журавлева, сделанного мне осенью 1919 г. на Базарной площади Кустаная: "А ты, парень, следи, следи за произношением слов, которыми ты пользуешься". И почти каждый раз я ловил себя на том, что моя речь корявая, малограмотная... Еще больше я огорчался, когда я начинал сравнивать свои доклады с докладами С.С.Ужгина и А.Д. Сырова. Мои казались мне очень и очень примитивными. Их нельзя было сравнить с докладами Я.С.Турчанинова или Спиридона Головко. Чем больше я над этим думал, тем больше расстраивался и каждый раз я приходил к выводу: "Надо учиться, учиться долго и многому". А пока надо было решать вопрос, который нас так волновал, надо было организовать ячейку РКП(б).

В один из воскресных дней октября, а может быть ноября мы, комсомольцы пригласили на собрание Гаврила Артемовича Клейменова, Федора Дмитриевича Лукьянова, секретаря с/совета (фамилию не помню), Перевалова, Семакина, Якова Макаровича Шиповских, Осипа Макаровича Шиповских и поставили перед ними вопрос о необходимости создания в поселке ячейки РКП(б), что ее можно будет создать только в том случае, если вы вступите в партию. Все приглашенные нами тт. приняли участие в обсуждении поставленного вопроса и каждый из них высказал желание вступить в РКП(б). Я составил протокол организационного собрания и подписал его сам, как председатель собрания. В постановляющей части было записано: "Заслушав доклад т. Вострикова, собрание постановило организовать ячейку РКП(б) из следующих т.т. (перечислил фамилии, а в конце было записано: "Просить Боровской райком РКП(б) утвердить нашу ячейку и выдать нам партийные билеты". Этот протокол подписали все изъявившие желание вступить в партию. Собрание закончилось пением интернационала.

У нас, комсомольцев, от успеха кружилась голова. Мы безгранично были рады тому, что обрели в лице партийной ячейки своих руководителей. Довольны были и наши старшие товарищи, вступившие в партию.

Утром на следующий день по домашним делам я вместе с женой старшего брата Серафимой Степановной поехали в Борисо-Романовку. Там мы пробыли допоздна. Когда я вернулся, сестра моя Пелагея Васильевна сообщила, в разное время дня ко мне приходили "вновь испеченные коммунисты. Спрашивали тебя. О том, для чего ты им нужен, никто из них не сказал. Но я и без них узнала, для чего ты им понадобился".

- Для чего же я им понадобился?
- А для того, чтобы ты их выписал из коммунистов.
- Чего ты, Поля, мелишь?
- Я не мелю, а говорю то, что мне Клеймениха сказала.
- Чего же она тебе сказала?
- Она ругала тебя...
- Ругала?
- Да, ругала.
- За что же она ругала меня?
- За то, что ты записал ее Гаврила Артемовича в коммунисты.
- Что ты, Поля! Я никого не записывал, а все они записались сами, т.е. они сами изъявили желание вступить в партию.
- В этом ты прав... Я сама слышала и видела, как они говорили о своем желании вступить в партию... А потом же они подписали какую-то бумагу.
- Да не бумагу, а протокол. И этим самым подтвердили свое желание быть коммунистами.
- Подтвердили, да не спросили своих домашних комиссаров.
- Это кто же такие домашние комиссары?
- Известно кто - жены. Они устроили такой скандал, что твои коммунисты как зайцы побежали к тебе просить, чтобы ты их выписал из партийной ячейки. Вчера они так весело и уверено пели "Это есть последний и решительный бой...", а он оказался не последний. Дома им жены дали такой бой, что они бедные заикаться стали.

Во вторник утром я еще спал, ко мне пришел Гаврил Артемович Клейменов. Он действительно производил впечатление человека, попавшего в большую беду. Обратившись ко мне, он сказал:
- Яков Васильевич, старуха, словно с ума сошла, нервничает, плачет, ругается, требует, чтобы я немедленно выписался из коммунистов. В противном случае, говорит, с коммунистом жить не стану, лучше удавлюсь, или, мол, тебя изничтожу.

Минувшее воскресенье было для нас самым счастливым днем, когда нам удалось уговорить наших советских активистов вступить в ряды коммунистической партии, когда нам удалось создать ячейку РКП(б). Не успев насладиться плодом своей фантазии, во вторник мы получили величайший нокаут. Его нанесли нашим молодым коммунистам их жены. Они принудили своих мужей - бородачей выйти из еще неоформленной ячейки. Во вторник вслед за Гаврилом Артемовичем Клейменовым побывали у меня все, кто подписал протокол организационного собрания и каждый просил меня Христом богом "выписать его из партии..."

Каждого, позавчера вступившего в ячейку, я пытался уговорить остаться в рядах ВКП(б), но увы, никто не пожелал. Как ни тяжело было мне "...выписывать из коммунистов" весьма уважаемых мною и всеми комсомольцами товарищей, я это сделал. Протокол порвал.

Сейчас я весьма и весьма сожалею, что я порвал этот бесценный документ нашей комсомольской наивности.

Чем больше я увлекался комсомольской работой, тем меньше оставалось время для работы в хозяйстве. Мне не раз приходилось выслушивать от сестры жалобы на то, что ей очень тяжело справляться с хозяйством и с детьми, что я занимаюсь не тем, чем должен заниматься настоящий хозяин. И вот в один из вечеров, читая мне очередную нотацию, моя сестра Пелагея Васильевна поставила передо мной вопрос ребром:

- Я не хочу больше быть твоей работницей. Хочешь быть хозяином, уважаемым человеком, надо быть дома и заниматься хозяйством, а ты скачешь как блоха от одного села к другому... И чего это тебе дались все эти собрания и заседания. Конечно, раз ты партийный, то в своей ячейке работай, делай все, что надо делать. Но зачем же разъезжать по другим поселкам. Я думала, что ты, бывая в других поселках, встречаешься с девчонками и выбираешь себе невесту, а ты чем больше ездишь, тем дальше от этой мысли. Пора бы, браток, тебе подумать. Ты видишь, что мне уже невмоготу справляться с хозяйством. Женись и обслуживайте свое хозяйство вдвоем, а я буду на подхвате, помогать. Если ты не женишься и не перестанешь разъезжать, то я немедленно ухожу к братке (Андрею), а ты как знаешь, так и живи.

Ультиматум сестры меня ошеломил. С одной стороны я действительно видел и понимал, что ей очень трудно справляться с хозяйственными делами... А с другой стороны - какой же я жених? Мне всего лишь 17 лет. Я все время мечтал и мечтаю об учебе, о том, чтобы быть грамотным человеком, как Ужгин С.С., как Сыров А.Д., наконец, как члены семьи Ольги Семеновны Демидовой, которых я встретил в г. Троицке на Осиповском переулке дом 33. А тут женись... Ну, допустим, я послушаю Полю - женюсь, так я же останусь на всю жизнь неучем. А если не женюсь, то Поля уйдет от меня, и я останусь один. Я "чтец, я и жнец", все я делать должен сам. Уход за скотом - это действительно моя работа и я, конечно, с ней справлюсь и без Поли. А коровы? Их надо подоить, с молоком надо что-то сделать! А что и как?..

Размышляя своим умишком над ультиматумом сестры, я пришел было к следующему выводу. Пойду к братке и скажу, забирай все мое хозяйство. Мне из него ничего не нужно. Я ухожу... Легко сказать ухожу. А куда? Допустим, уйду я в город. А что я буду делать в городе? Я ничего не умею делать, я малограмотный. Потом мелькнула мысль об учебе. Вот, мол, я и буду учиться. Да, но где учиться, чему учиться? Чтобы учиться, я должен где-то жить. Я должен иметь средства на пропитание, на покупку книжек, бумаги и проч., на покупку одежды и обуви. Сколько я ни размышлял, я ничего не мог придумать. Получалось,"куда не кинь все клин", все нет никакого утешительного вывода.

Этот вопрос меня мучил несколько дней. Этим временем сестра и жена старшего брата Серафима Степановна усилили на меня свой нажим. Не было вечера, чтобы они вместе или порознь не возвращались к разговору о моей женитьбе. Я не спал ночи, пропал аппетит. Митя Клейменов и Костя Сангин не раз спрашивали:
- Яков Васильевич (вслед за взрослыми жителями Русского мои сверстники звали меня Я.В.), что с тобой?
- Ничего со мной.
- Ты болен?
- Нет, здоров как бык.

Перемена, происшедшая во мне за несколько последних дней не ускользнула от глаз Паши Бахтиновой (Фамилия Паши была Воробьева, Петр Бахтинов был ее отчимом), соседской девушки, с которой я дружил, которую не на шутку любил. Сначала она с каким-то сдержанным волнением посматривала на меня, а потом на одной из встреч обратилась ко мне со следующим вопросом:
-Яша, у тебя какие-то неприятности?
-С чего это ты взяла?
-Да с того, что ты последние дни стал каким-то другим, хмурым, не веселым, задумчивым. Иногда мне кажется, что ты стал забывать, что я сижу рядом с тобой.
- Если бы я сказал тебе, что у меня нет никаких неприятностей, то это было бы неправда. Какие же могут быть приятности, если я с утра до вечера верчусь как белка в колесе и все один. У тебя родители, брат Антон... Тебе не надо беспокоиться, что что-то не будет сделано. А мне надо обо всем думать, все видеть. А я еще не дорос до этого. Хорошо, что у нас живет бабушка Ивана Прасолова. Она мне во многом помогает своими советами. А тут еще моя сестрица допекает меня.
- Чем же она тебя допекает?
- Да тем, что требует от меня, чтобы я женился.
- Вот и женись на бабушке Прасолова. - При этом она громко рассмеялась.
- Ты смеешься, а мне не до смеха... Если уж я женюсь, то женюсь только на тебе. Скажи Паша, пойдешь за меня замуж?
Паша с быстротой молнии соскочила, так же быстро поцеловала меня и опрометью побежала домой, не сказав мне ни слова.

Дома я застал Серафиму жену брата. Они вели все тот же разговор о моей женитьбе. Поля обратилась ко мне с вопросом:
- Когда же ты братец дашь мне ответ на мой вопрос?
- На какой?
- Все на тот же. Будешь жениться или хочешь прожить всю жизнь холостяком?
- Давайте поговорим об этом завтра. Говорится же, что "утро мудренее вечера".
- Завтра, так завтра. Приходи, кума, (Серафима) завтра утром.

На следующий день пришла кума и снова стали уговаривать меня, чтобы я женился. Минувшую ночь я не спал. Не спал я от поцелуя Паши. Он говорил мне: "Да, да согласна", - конечно, пойдет. В этом я ни капли не сомневался.

Серафима сразу "взяла быка за рога".
- Ну, жених, есть у тебя невеста?
- Конечно, есть.
- Кого сватать?
- А то ты не знаешь кого. Сватайте Пашку Бахтинову.
- Пашку, так Пашку.

Вечером Серафима пошла к Бахтиновым для того, чтобы выяснить, можно ли засылать к ним сватов. Я ей сказал, что для этого и ходить не надо. Невеста сосватана, а родители ее вряд ли будут возражать. От вас требуется оформить надлежащим образом и договориться о свадьбе.

Вечером Серафима сходила к Бахтиновым, была у них довольно долго. Я был абсолютно уверен в том, что ответ будет положительный.

От Бахтиновых Серафима вернулась в весьма расстроенном состоянии. Она рассказала, что Бахтины ни за что не хотят выдать Пашку за Яшку. Дед Пашкин, отец ее матери, прямо сказал, что он не позволит своей внучке выходить замуж за коммуниста, за безбожника. Я растерялся. Продолжая свой рассказ о сватовстве, в заключении стала меня упрекать в том , что я, не получив согласия невесты, посылаю сватов.

- Почему же ты сам не поговорил с Пашкой - желает ли она выйти за тебя замуж или нет? Когда я стала с ней говорить, что ты ее любишь так же, как и она тебя любит, что теперь самое время вам вступить в законный брак, она рассмеялась и сказала: "Тетя Серафима, мне еще рано думать о замужестве, мне только шестнадцать лет. Ваш Яшка мне не пара. Он безбожник, а я верующая.

Эти слова Серафимы меня уничтожили. Я подумал "вот почему она не дала прямого ответа на мое предложение. Какой же я олух! Три года с ней дружу и не смог ее как следует изучить, не смог понять любит она меня или нет. А ее поцелуй? Как же понять? Наверное, как прощальный. В таком волнении и смятении я провел всю ночь. Это была вторая бессонная ночь...

Наши дома (землянки) были рядом на расстоянии, примерно 40 метров, дворы рядом. Рядом были и огороды, тянувшиеся к балке на 200-250 метров. В балке на расстоянии тех же сорока метров были наши колодцы, с поднятыми журавлями.

Обычно первые утренние встречи наши с Пашей были у колодцев. Вот и теперь я взял ведра и направился к колодцу. Миновав надворные постройки, я привычно повернул голову в сторону Пашиного огорода и на расстоянии ширины двора мы встретились взглядами с Пашей. Она шла от колодца, неся воду на коромыслах. Паша такая же, как и в предыдущие дни, недели, месяцы и годы лукаво улыбалась и кивком головы приветствовала меня. Я был ошеломлен и не знал как повести себя. Я с большим усилием над собой сделал ответный кивок, а улыбка не получилась.

В этот день я собрался поехать в Александровну на мельницу. Накануне ст. мой брат Андрей помог мне подготовить зерно. Зерно для помола обычно готовили на грохоте. ( Грохот - решето в диаметре около метра подвешивалось, заполнялось зерном. Чтобы подработать зерно до нужной кондиции, надо его крутить определенным образом и сорняки как более легкие поднимались наверх и их убирали ). Но я этим искусством еще не овладел. Поэтому каждый раз, когда нужно было везти зерно, я обращался к нашему братке. Он с большим умением выполнял этот вид работы. Я же внимательно следил и время от времени, объясняя мне, Андрей давал мне решето в руки и я крутил его. Т.е. он учил меня как готовить к помолу.

К обеду мы закончили подготовку зерна, затарили им шесть мешков и погрузили на телегу. Телега была на железном легком ходу. После обеда я запряг рыжего коня и отправился на Александровскую мельницу.

Мельница стояла на реке Тобол. Между Александровкой и Борисо-Романовкой, между двух высоких берегов был перепружен Тобол. Насыпная плотина достигала примерно метров 18-20. Она удерживала большое количество воды. Ее хватало на работу четырех поставов в течение всего года. В верхнем бьефе вода доходила почти до самого верха плотины, а в нижнем бьефе она была ниже верхней, проезжей части плотины на те самые 18-20 метров.

День был незавозный (незавозным днем называли день, когда на мельницу завезено было относительно мало зерна, и она работала не на полную мощность, а на 1-2 постава) и поэтому мне удалось быстро смолоть свое зерно. Быстро заполнил мешки мукой и с помощью двух александровских мужиков погрузил их на телегу и на всякий случай увязал их веревкой.

Запрягая своего рыжего, я забыл его напоить. Екать домой на Русский мне предстояло по плотине, по которой несколько часов тому назад приехал на мельницу. Как только я доехал до середины Тобола мой рыжий томимый жаждой со всех ног бросился в воду верхнего бьефа и моментально исчез под водой. Вслед за рыжим исчезла под водой телега с мукой. Я с вожжами в руках успел с телеги спрыгнуть. Через минуту, а может через две рыжый вынырнул только с передками, а телега с грузом осталась на дне Тобола. Все это произошло на глазах рабочих мельницы и граждан, привезших на помол зерно.

Немедленно два человека сели с бограми в лодку,нащупали под водой телегу, зацепили и вытянули. Моей поклаже ничего не сделалось. Мешки покрылись плотной коркой и она не пропустила ни одной капли воды в муку. Быстро телегу поставили не передки и я поехал домой.

Поставив к корму рыжего, убрав мешки с мукой в амбар, я вошел в дом. В доме ждал меня вкусный ужин. Во время ужина пришел ко мне Митька Клейменов и рассказал, что в поселке Сормовском завтра вечерки (вечера молодежи, на которых танцевали, пели песни, организовывали игры. Вечерки проводились по разным поводам и без оных), которые состоятся по случаю чьей-то свадьбы. Митя предложил мне завтра поехать на эти вечерки. Там будет много молодежи и мы можем организовать там ячейку комсомола. Я одобрил предложение Мити. Все это слышала моя сестра Пелагея Васильевна. К большому моему удивлению сестра не только не стала возражать, как обычно, а наоборот, сказала:
- Конечно поезжайте, повеселитесь. Может быть, эти вечерки будут последними, ведь скоро кончается мясоед, наступает предрождественский пост. Если бы не дети, я тоже поехала с вами.

Я был весьма обрадован переменам, происшедшими в отношении сестры к моим поездкам в другие села и мы тут же договорились с Митей, что завтра утром проведем уборку скотины, позавтракаем и в путь.

Митя проспал. Я запряг коня, подъехал к его дому. Он уже одевался. Одетой сидела Мария Николаевна жена его ст. брата Петра. Она обратилась к нам с Митей с вопросом:
- Ребята, вы на Сормовку едете?
- Да.
- Возьмите меня с собой. Я давно не была у родителей.
- Садись Мария Николаевна.

Мария Николаевна, разодетая по-праздничному в лучшее платье и хорошую шубу, уселась в сани и мы поехали к моей хате. Я забежал в дом, взял тулуп, подошел к подводе, чтобы сесть, в этот момент подошла Серафима Степановна, и, не спрашивая, крестится и говорит:
- Господь даст, мы осчастливим нашего сокола...

Я понял, что Серафима и Мария Николаевна едут с нами в Сормовку в качестве свах. Обратившись к Серафиме, я сказал ей:
- Поля просила тебя зайти на минутку к ней.

Она вошла в сени. Там я, волнуясь в полголоса спросил ее:
- Чего тебе господь даст? Какого сокола и чем ты собралась осчастливить?
- Как кого? Тебя. Осчастливить тебя тем, чтобы женить. Мы же едем сватать Анютку, которой ты передал вчера с Марией Николаевной привет.

Я был буквально вне себя о дерзком поступке моей сестры, Серафимы и, конечно, братки. Без его согласия они бы не решились на такую авантюру. Не поехать! Это означало бы оскорбить Марию Николаевну. Она этого не заслужила. Как поступить? Я.лихорадочно искал выход из создавшегося положения. С этими мыслями я вместе с Серафимой вошел в хату. Навстречу нам шла Поля. Слушая наши пререкания, она поняла, что я протестую против их плана. Поля расплакалась и стала приговаривать:
- Что? Опять за свое? Такую девку упускаешь? Не женишься на Анютке, так и останешься бобылем.

Не поехать на Сормовку мне не хотелось. Мне не хотелось упустить случай встретиться с ребятами и девчатами. Всех их я знал по Александровке. С многими из них учился в школе. Я твердо был убежден в том, что мне удастся организовать ячейку РКСМ.

Поехать означало бы дать согласие на сватовство. Зная хорошо порядки и психологию родителей Анютки, которые, конечно, согласятся выдать свою дочь за меня. Но с одного захода ни кому еще не удавалось сосватать, даже в том случае, если невеста, родители и родственники давно ждали сватов и очень хотели выдать свою дочь именно за этого молодого человека... Они не только не торопились согласиться выдать свое сокровище замуж, а всячески задерживали, придумывая разные причины. Они обычно не отказывали, а откладывали на день, на два, а то и больше, объясняя свое решение тем, что им надо подумать, посоветоваться и т.п. И так сватовство обычно тянулось неделю, две. Вокруг этого в селе шли большие разговоры, строились всякие догадки. Почему же Марюшку не отдают за Ваньку. В глазах общественности престиж Марюшки рос, раскрывались ее ценности, которых никто раньше не замечал. И, наконец на пятом, шестом, а то и на десятом заходе родственники Марюшки соглашались.

Все это пронеслось в моем сознании с огромной скоростью.И я про себя решил. Поедем. Пусть свахи поупражняются в искусстве сватовства, поговорят, попьют чайку. А родители Анютки, конечно, не станут нарушать установившуюся в народе традицию - отложат на какое-то время. А второй раз я просто не поеду. Приняв решение , я с напускной строгостью напустился на Полю и Серафиму:

- Как вы посмели без меня меня женить? Когда женят человека, то прежде всего спрашивают его, на ком он желает жениться. Вспомните, когда вы сами выходили замуж. Вас спрашивали и не один раз желаете ли выйти замуж, а не просто выдавали, не считаясь с вашим желанием. Устраивали смотрины, сводушки. И только после того, как получали с обеих сторон согласие, начинали сватать. А вы как поступили? Вы же понимаете, чтобы жениться, нужно девушку любить. А вы, не зная моего отношения к Анютке, не спросив меня, собрались сватать Каверину Анютку.

На это Серафима ответила мне так:
- Мы хорошо знали твое отношение к Анютке. Мы знали, что она тебе нравится. Да такая девушка как Анютка не может не нравиться. Ты же сам передавал ей привет.
- И вы сочли этого достаточно? Хорошо, что ваша торопливость случайно совпала с моим желанием. А то бы вы наделали делов...

Поля, поняв, что я не отказываюсь от Анютки, а лишь возмущаюсь их бестактностью, повела такую речь:
- Да, что, кума, конечно, мы перед Яшкой виноваты. Конечно, мы поступили неправильно, что не поговорили с тобой. Ты, браток, прости нас. О твоих симпатиях к Анютке нам рассказал Митька Клейменов.

О чем рассказал моей сестре Поле и Сирафиме Митька Клейменов?

В день моего отъезда на мельницу я зашел к Клейменовым.Во дворе стояла запряженная в сани лошадь. В санях сидела Мария Николаевна. Митя укладывал в сани тулуп.
- Куда это вы, Мария Николаевна, собрались ехать? - спросил я.
- На Сормовку.
- Передавайте сормовским девчатам всем по семь приветов и поклонов.
- А кому восемь? - спросила меня Мария Николаевна.
- Конечно твоей милой сестрице Анюте.
- Обязательно передам всем девчонкам по семь, а Анюте моей восемь. Передать привет и поклон от такого молодца, как ты - одно удовольствие.
На этом мы и расстались.

Митя и Мария Николаевна до Сормовки не доехали. Они доехали только до Искакова аула. А дальше ехать на санях было невозможно. Поднявшееся солнце растопило снег. Они вернулись.

Митя немедленно зашел к нам и весь услышанный им мой разговор с Марией Николаевной передал Поле и Серафиме. Он, конечно, передал со своими комментариями, так, как ему показалось.А ему показалось ни больше ни меньше, что я в Анютку влюблен.

Пока я молол зерно, Поля и Серафима уговаривали Марию Николаевну, чтобы она помогла им в сватовстве за ее сестренку.

К моему возвращению с мельницы у них было все оговорено, все согласовано. За Серафимой Степановной оставалась только формальная сторона. И она ее блестяще выполнила. В Сормовке мы остановились у ст. дочери Игната Батаженкова. Ее муж Федор (фамилию его забыл). Пообедав, Серафима Степановна вместе с крестной Андрея Матреной Ивановной Вертиняковой (в молодости Матрена Ивановна безумно любила нашего дядю Ивана Максимовича, младшего брата нашего отца) и Федором направились к Кавериным. А мы с Митей пошли на вечерки. Там я встретился с Анютой. Она, принимая меня за суженного, не отходила от меня, заметно было, как любоваласъ мной. Танцевал я только с ней.

После танцев, я обратился к парням и девушкам с просьбой выслушать мой доклад и мои предложения. Установилась тишина. Я сделал свой несложный, но длинный доклад, в котором рассказал молодежи все, что знал о комсомоле. Я рассказал, что почти во всех селах организованы комсомольские ячейки, что комсомольцы помогают сельсоветам и ячейкам РКП(б) выполнять решения партии и Советского правительства. В заключении я попросил товарищей, которые желают вступить в комсомол поднять руки. Подняли руки только трое. Я объявил, что из этих трех товарищей мы создадим инициативную группу, которой и поручим продолжить работу по созданию ячейки комсомола.

Позже, когда я возвращался к этому времени и вспоминал о таких собраниях, я поражался своей элементарной политической неграмотности, наивности.

В момент, когда я отплясывал комаринского, пришел Митя, пошептавшись с Анютой, он позвал меня. Митя сказал:
-Тебя нужно. Идем скорее.
- Куда?
- Как куда? К твоей теще. Усватали. Но Анюткина мать попросила устроить смотрины. Она ведь тебя не знает.

Сообщение Мити было равнозначно удару обухом по моей голове. Я ответил ему:
- Какие там еще смотрины. Анюта здесь, мы с ней танцуем и, конечно, смотрим друг на друга. Время впереди много и теща успеет насмотреться на меня. Как, Анюта?
- Я согласна. Обойдемся без смотрин. А вечерки? Может, есть смысл нам организовать свои вечерки. Как ты думаешь, Яша?
- Я думаю не надо торопиться. Сегодня уже поздно... Мы устали. Перенесем их на другой день.
- Согласна.

Митя побежал к Ковериным и сказал, что жених и невеста против смотрин.

Через некоторое время пришел Федор. Он отозвал меня в сторону. Уединились, и он стал расхваливать мне Анютку:
- Это же не девка, а лошадь. Летом мы косили сено вместе. Она такие навильники подавала мне на омет, какие не каждый мужчина может дать. В работе огонь, а не баба. Ты счастливец. Скажи, Яков, можно запивать? (Запивать - один из свадебных обрядов. Запиванием заканчивалось сватовство. Когда стороны приходили к соглашению, устраивали "смотрины" и запивали. Запивали, конечно, водкой ).
- Конечно можно. Только как же вы будете запивать без тестя. Может быть лучше подождать его.
- Нет, нет, когда Николай приедет, мы повторим. А теперь надо оформить наше сватовство как следует. Да и неудобно будет без запоя. Столы уже накрыты, все родственники в сборе.
- Ну, валяйте!..

Анюта была веселой и счастливой. Она без конца шутила и смеялась. Смелее, чем прежде прижималась ко мне.

Через какое-то время она заметила, что я грустен.
- Что ты, Яша, вдруг загрустил?
- Я просто устал. Вчера и позавчера были для меня тяжелыми днями. Минувшую ночь плохо спал. А здесь ты видела сама доклад и перепляс меня изрядно измотали. Откровенно говоря, хочется спать.
- В чем же дело? Пойдемте поужинаем. Кстати, познакомишься с мамой и на отдых.
Она подозвала Митьку и свою подругу и предложила пойти к ним поужинать. Предложение было принято.

Встретила нас Анютина мать. Анюта познакомила меня с тещей.

После ужина Анюта с подругой и Митей пошли в только что отстроенный пятистенный дом стелить нам постели. Я остался с глазу - на глаз с тещей. Она повела со мной разговор о том, когда и где будем венчаться. Сказанное тещей о венчании приоткрыло для меня путь безболезненного отступления. На поставленный ею вопрос я ответил:
- Вы спрашиваете, когда и где будем венчаться? Мы с Анютой не будем венчаться. Я коммунист, в бога не верую, попов ненавижу. Все они обманщики. Наш брак будет скреплен сельским советом.

- Да как же без венца? Счастья не будет. Да и брак-то может быть не крепким. Одним словом, Яшенька, порядок венчания установлен не нами. Его выполняли наши родители, деды и прадеды. Они и нам завещали держаться веры православной. А то, что ты коммунист - это не помешает тебе обвенчаться. Коммунисты тоже венчаются.

Она назвала двух коммунистов, фамилии которых, к сожалению, не могу вспомнить, которые обвенчались.

- Вы правы, мамаша, и такие коммунисты есть на свете, которые венчаются, крестят детей и другими делами занимаются. Но это не коммунисты, а случайные люди в партии. После того, как они совершают поповские обряды, их исключают из партии.

- А велика ли беда, Яша, что их исключают? Беспартийных больше и живут же люди. Если что, то и ты будешь жить с Анюткой, поживать и добра наживать. Она у нас работящая.

- Нет, мамаша, я без партии жить не могу. Вы знаете, что моего отца колчаковцы расстреляли?
- Как не знать. Я его хорошо знала.
- Я дал клятву, пока я буду жив, буду беспощадно бороться против белогвардейцев с оружием в руках. Борьба с белогвардейцами еще не закончена. Меня в любое время партия может мобилизовать и послать на борьбу с басмачами... Басмачи те же белогвардейцы.
- Раз такое дело, то зачем же, Яша, тебе жениться?
- Военное дело для мужчины обязательное для всех и для коммунистов, и для беспартийных. В июле будущего года все равно в армию возьмут.

Я сознательно преувеличивал возможность скорой мобилизации или призыва в армию. Мне показалось, что теща не на шутку взволнована такой перспективой. Раз вот-вот я должен уйти в армию, то "зачем же жениться", "зачем же выдавать Анюту замуж". Я подумал, может теща выручит меня и даст мне отказную. Тогда я сделаю законный поворот от Анютиных ворот.

- Наверное, мамаша, вы правы. При таком положении мне жениться рановато. Надо отслужить в армии, подрасти, набраться ума побольше и тогда вернуться к этому вопросу. Правильно я вас понял?

- Нет, нет, милый. Отчего же не жениться? Раз твои родные решили женить тебя, надо их слушаться. Они лучше знают, чем я, надо или не надо тебе жениться. Ты один, тебе нужна хозяйка. Не смотри, что Анюта молода, а она хозяйство будет вести лучше другой старой. А то, что я говорила насчет твоего коммунизма, забудь. У меня есть один зять коммунист (муж ст. дочери Марии - Клейменов Петр Гаврилович тогда уже был коммунистом. В настоящее время ему 85 лет, проживает он в г. Кустанае, пенсионер. В прошлом году он исключался из партии. Это событие он скрыл от меня. 24/УТ-1984 г.), ты будешь вторым. Без венцов так без венцов, вам лучше знать. Не вы первые, не вы последние будете невенчаными жить... Наверно время наступило такое.

Старуха явно спохватилась, что она лишнего наговорила мне и не в пользу своей дочери, поспешила поправиться. Тем временем вернулась Анюта с подругой и Митькой. Анюта сказала постель готова- можно идти спать...

Эта ночь была третьей моей бессонной ночью. Меня волновала нелепая затея со сватовством. Я упрекал себя за то, что согласился поехать на Сормовку, за свою наивность, мол "...не отдадут, отложат" и т.д. А получилось наоборот "не отложили, с первого захода отдали". Надо было мне отказываться. А как?

Я понимал, что мой отказ будет большим моральным ударом для Анюты. Это уронит ее престиж среди молодых людей и что вряд ли кто-либо из молодых людей пожелает на ней жениться. А она ведь ни в чем не виновата. Это все я напутал, проявил бесхарактерность вчера на Русском. Мне стало безгранично жать Анюту. Но из-за жалости и ради исправления допущенной ошибки я не мог жениться на Анюте. Это было моим твердым решением.

Утром рано я разбудил моего друга Митю и предложил ему побыстрее собраться.
- Да ты что, Яков Васильевич, с ума спятил, в такую рань поднялся? Твоя теща, наверное, еще не успела блинов налечь. Без блинов поедем? Я не согласен.
- Придется Митя согласиться. Тебе, конечно, можно подождать блинов, отдохнуть, дождаться обеда и даже ужина. У тебя родители, др. члены семьи за скотиной присмотрят, напоят и накормят. А у меня кто сделает? А потом есть и другая причина.

И я ему рассказал, что я на Анютке не буду жениться, сватовство ты знаешь как начиналось и проводилось. Я сватов не посылал. Я, конечно, виноват, что согласился поехать и этим самым как бы одобрил выбор моих родственников. Они выбрали, они пусть и женятся.

Митька был ошеломлен моим решением и сказал:
- Ну и дурак ты. От такой девки отказываешься!! Может быть ты слишком торопливо так решил, поэтому и получается как-то несуразно? Подумай еще раз. Бытует же в народе поговорка:
"Семь раз отмерь - один раз отрежь".
- Спасибо тебе за совет. Но я уже "отмерил" и "отмерил" больше, чем" семь раз..." Решение я принял абсолютно правильное.

Это решение я изложил в письме и попросил сестру Федора передать его Анюте после нашего отъезда.

Мой Митя быстро оделся и мы, не говоря ни слова теще, пошли к Федору, запрягли лошадей, разбудили Серафиму, одевшись, она вышла к нам, лукаво посмеиваясь, обратилась ко мне со следующими словами:
- Ну как спалось, деверек, на тещиных пуховиках? Хороша Анюта? Эх, дурачок, стоило тебе вчера волновать своим капризом? Разве мы можем тебе сосватать плохую девку? Ты берешь девку - первый сорт. Это твое счастье. А почему вы соскочили в такую рань? Поспали бы как следует, а за это время теща напекла бы блинов, попили бы чайку, неторопясь отправились домой. А потом надо договориться со сватами о том, как и когда будем играть свадьбу... Придется нам, дорогой,задержаться на некоторое время.

- Задерживаться не будем. Лошади уже запряжены, ждем тебя. Одевайся побыстрей, поедем домой. Чай будем пить дома. Анюта, конечно, хорошая девушка, но она не моя невеста. И я сюда больше не приеду.
-Ты что, сдурел? Как это так не твоя невеста? Вчера была твоя, а сегодня не твоя! Что с тобой происходит?
- Побыстрее одевайся и в путь. Если ты хочешь остаться, оставайся, мы одни уедем.

Серафима Степановна разрыдалась и стала быстренько одеваться. Рыдая, она вышла, уселась в сани, и мы поехали домой на Русский. На протяжении всего двадцатикилометрового пути она не переставала плакать.

Завидев наше приближение к дому ( землянке ) из него вышло человек десять женщин во главе с сестрой Пелагеей Васильевной. Все они были вооружены вениками, щетками, тряпками, ведрами и др. несложными орудиями труда, с помощью которых они производили срочный внутренний косметический ремонт избы. Все мои родственники и соседи были уверены в моем сватовстве. Они не сомневались, что Коверины выдадут свою дочь Анюту за меня и с утра развернули работу по ремонту квартиры. Едва успев сойти с повозки, как я был окружен встречавшими нас женщинами. Первый вопрос, с которым обратилась Поля, был вопрос:
- Ну как, усватали?
Я ответил:
- Нет.
- Как нет?
- Так нет. Не отдали.

Поля и все встречавшие женщины подошли к седевшей неподвижно Серафиме с вопросом:
- Почему же не отдали Каверины Анютку за Яшку. Они, наверное, отложили? Это не беда. Надо сделать второй заход. Не может быть, чтобы это был отказ!!! За такого парня, который является хозяином в доме, любые родители, любую девку с руками отдадут.

Пользуясь тем, что от меня отошли женщины, я начал было распрягать лошадей. Серафима дулась, дулась, наконец, расплакалась и сказала:
- Да нет. Яшка сказал вам неправду. Усватали, состоялся запой, а сегодня рано утром наш жених отказался.

Все женщины моментально окружили меня плотным кольцом и стали наперебой давать мне советы, пересыпая их своими возмущениями по поводу моего поступка.

- Надо немедленно исправить допущенную ошибку. Такую девушку ты не должен упускать! Ты отказываешься от своего счастья!!

Своим отказом ты обесчестишь на всю жизнь ни в чем неповинную девушку!

Перед криками, советами и возмущением сверстниц моей матери, которых я знал с раннего детства, и, которых я уважал, я растерялся. В это время я, наверное, был похож на затравленного зайца. У меня голова шла кругом. Изловчившись, я вырвался из окружения и вбежал в хату. Все женщины с шумом и гамом последовали за мной. На какой-то момент они переключили свое внимание на плакавшую сестру. Пользуясь этими минутами, я выскочил из хаты и быстро побежал к моему ст. брату Андрею. Андрея я застал за ремонтом уздечки. Увидев меня, брат спросил:

- Ну как, усватали?

- Нет, не отдают.

- Как не отдают? Что за чушь! Почему не отдают?

- Я не знаю.

- А я знаю, тебя черта дурака и не женишь из-за твоей коммунии. Ну, какие родители отдадут свою дочь за брандахлыста, который вместо того, чтобы заниматься хозяйством, занимается разъездами по селам и языком чешет. Сколько раз я тебе говорил, брось ты свою "касамолию!" Не послушал - вот и пожинай.

Пока брат читал мне нотацию, я отдыхал от бабьего галдежа и приходил в себя. Я совсем было успокоился и забылся. Вдруг распахнулась дверь, вошла рыдающая Серафима, а за ней все те же женщины, на перебой вторящие причитаниям Серафимы. Андрей быстро встал с табуретки, подбежал к Серафиме и спросил:

- Что случилось?!

- Усватали, сделали запой, на запое присутствовали все родственники, а он, дурак, отказался!

Андрей, не говоря ни слова, стал хлестать меня уздечкой.

Я ухватился за уздечку, вырвал ее и убежал домой.

Утром следующего дня Паша подослала ко мне свою младшую сестренку Лиду, узнать, что случилось со мной. Почему я сделал предложение ей, а сватов послал к Анютке. Я попросил Лиду передать мою просьбу выйти сегодня вечером ко мне, и я ей все объясню. Скажи Паше, я ее любил, люблю и буду любить.

ХУ1. В Б О Р О В О М

В конце октября 1920 г. Боровской райком РКСМ взял меня на работу в свой аппарат в качестве инструктора . Секретарем райкома комсомола был тогда Турчанинов Яков Семенович (Турчанинов Я.С. получил историко-философское образование.Он много лет работал на руководящей чекистской работе, был начальником ряда областных управлений Госбезопасности. В настоящее время пенсионер, активный пропагандист. В 1973 году он опубликовал книгу: "Кто их владыка?). Заведующим организационным отделом был тов. Головко Спиридон.

Будучи инструктором райкома, я познакомился с работой почти всех ячеек комсомола района. Самое лучшее впечатление произвели на меня комсомольские ячейки с/х коммуны имени К.Маркса, имени Льва Толстого и им. Зиновьева. Мне нравилось, как была организована производственная работа в коммунах, нравился обобществленный быт коммунаров, их упорная и систематическая работа над повышением политического и культурного уровня членов партии, комсомольцев и беспартийных коммунаров. С комсомольцами в неделю один раз проводились политзанятия, по вечерам устраивали громкие читки газет и книжек. Некоторые комсомольцы посещали школы ликбеза. При всех трех коммунах были организованы драмкружки, которые время от времени ставили спектакли. Уровень работы любой сельской ячейки, конечно, был ниже уровня работы комсомольских ячеек с/х коммун. Но все ячейки проводили в селах, примерно, такую работу, какую проводили комсомольцы трех коммун.

В политическом воспитании комсомольцев огромную роль играли революционные песни. А партийный гимн "Интернационал" был первой нашей политграмотой. Мы всегда исполняли его с огромным душевным волнением, вдумываясь в каждую строку, в каждое слово. Такие слова как:

"Никто не даст нам избавленья Ни бог, ни царь и не герой,

Добьемся мы освобожденья Своею собственной рукой"

наполняли нас безграничной верой в свои силы, в свое будущее, в победу коммунизма.

Слабым местом в работе Боровского райкома комсомола в 1920-1921 гг. было почти полное отсутствие работы среди казахских юношей и девушек. Позднее я узнал, что это было характерным недостатком для всей Кустанайской областной организации.

0 с/х коммунах я рассказал своей сестре Пелагее Васильевне. Все, что я рассказал, сестре понравилось. Я предложил Поле вступить в Боровскую с/х коммуну им. Зиновьева. Она согласилась. Об этом я рассказал Турчанинову Я.С., Кудрину Степану.Они уже были коммунарами и были хорошо осведомлены о порядке оформления. От них я получил полную консультацию о том, как оформить свое вступление в члены с/х коммуны. 0 своем желании вступить в коммуну я рассказал своим б. односельчанам - коммунистам Ващенковым, Ильичеву и др., которые одобрили мое решение и посоветовали немедленно подать заявление в совет коммуны, обещав при этом поддержать мою просьбу, когда мое заявление будет рассматриваться на общем собрании коммунаров. Я так и сделал

В марте или апреле 1921 г. мы с сестрой были приняты в члены с/х коммуны им. Зиновьева. Весь наш скот, птица и инвентарь были обобществлены и переданы в распоряжение совета коммуны. Вскоре сестра переехала на жительство в коммуну, а я продолжал работать в райкоме комсомола.

Все коммунары были охвачены благородным порывом работать и работать ради создания условий для новой обеспеченной жизни. Коммунары хорошо подготовились к весеннему севу. Заблаговременно был проведен ремонт с/х инвентаря, подготовлен был рабочий скот, отсортирован семенной материал, отобраны и расставлены по рабочим местам кадры плугарей, погонщиков, сеяльщиков и др. Все это позволило коммунарам провести сев в более сжатые сроки, чем он проводился в предыдущие годы, когда они проводили весенние севы в своих индивидуальных хозяйствах. Все это радовало коммунаров.

Наряду с севом коммунары проводили большие работы по строительству жилья и надворных построек.

Все, кто работал на строительстве, работали хорошо, с большим увлечением и высокой отдачей. В коммуне не было равнодушных людей. Каждый работал добросовестно, добиваясь высокого качества. За короткое время коммунары поняли преимущество коллективного труда перед индивидуальным, разрозненным.

Коммуна была крупным коллективным хозяйством. Она объединяла хозяйств - 150. Она была хозяйством богатым. Я не помню сколько в коммуне было лошадей, рабочих волов, коров, свиней, овец и др. мелкого скота, сколько птицы. Но всего было много. Рабочего скота было вполне достаточно для проведения всех с/х весенних и летних работ. Налицо было большое стадо продуктивного скота и птицы. Все говорило за то, что коммуна будет жить. Ее хозяйство будет развиваться и крепнуть, жизнь коммунаров будет улучшаться, расти, будут культурные мероприятия. Но одно обстоятельство, которого никто не мог предусмотреть, стало для коммуны и коммунаров роковым.

Весна и лето 1921 г. в Поволжье, Казахстане и некоторых восточных районах Восточной Сибири были на редкость засушливыми. За все весенние и летние месяцы не выпало ни одного дождя. Погорели все травы, посеянные хлеба не взошли. Затраченные материальные средства и труд коммунаров пропали. Это было величайшим ударом по коммунарам, а также по индивидуальным крестьянским хозяйствам.

Жителей районов и областей, подвергшихся стихийному бедствию, охватил всеобщий страх перед надвигавшимся голодом. С каждым днем, неделей, месяцем страх перерастал в ужас и отчаяние. Огромные массы крестьян Кустанайской области побросали свои насиженные места и двинулись в Семиречье. Вместе с Крюковыми, родителями Серафимы, другими Борисо-Романовскими родственниками мой ст. брат со своей семьей тоже уехал в Семиречье.

По рассказам Андрея и его членов семьи, вернувшихся из Семиречья спустя почти два года, путь до Семиречья был весьма тяжелым. Много было смертных случаев. Двигались на Семиречье в составе огромного обоза, насчитывавшего до 100-120 подвод.

У каждой семьи были одна-две повозки крытые, оборудованные на случай непогоды или большой жары, непромокаемой крышей. Ехали дружно. В случаях, когда кто-либо попадал в какую-либо беду, то остальные переселенцы помогали ему. Широко была развита взаимовыручка. И все-таки не все переселенцы доехали до Семиречья. Многие водоемы, которыми переселенцы пользовались в пути, оказались зараженными дизентерией и др. болезнетворными бактериями.

Чем ближе обозы переселенцев подходили к Семиречью, тем нещаднее палило солнце. Оно изматывало переселенцев до предела. Люди и скот испытывали большие трудности в воде. Поэтому, когда добирались до очередного водоема, делали остановки, давая отдых скоту и себе. Из-за низкой общей культуры и отсутствия элементарной медицинской грамотности многие семьи пили сырую воду и за это жестоко расплачивались. Люди заболевали желудочными болезнями и умирали. Умерли родители Серафимы.

По рассказам Андрея, Серафимы и их детей почти весь путь до Семиречья отмечен бугорками могил.

В отличие от многих переселенцев с самого начала отъезда мой брат Андрей самым решительным образом запретил своим детям употреблять в пути сырую воду. Они пользовались только кипяченой водой, приготовленной на стоянках и заполненной ей дорожной деревянной посудой - лагуны. Ее, как правило, хватало от стоянки до стоянки.

Такая небольшая предусмотрительность спасла жизнь членам семьи Андрея. Вся семья, в полном своем составе вернулась домой на Русский.

Наша коммуна распалась. Состоялось решение правления коммуны, а потом и общего собрания коммунаров о самороспуске. Коммунары, выходя из коммуны получали свой скот и инвентарь и возвращались к местам прежней своей жизни. Некоторые коммунары уезжали в то же Семиречье. Одним словом, каждая семья спасалась, как могла.

Почему коммунары, первопроходцы коллективного с/х труда, энтузиасты, добровольно вступившие в с/х коммуну, не выдержали первого, правда, очень серьезного испытания?

Во-первых, потому, что стихийным бедствием были охвачены многие губернии края Республики. Выжжены были не только хлеба, но и травы. Совершенно очевидным было, что коммуна не сможет приобрести ни хлеба, ни фуража скоту.

Во-вторых - коммунары знали, что наше государство не сможет оказать коммуне помощь ни хлебом, ни фуражом. В ходе двух войн материальные ресурсы страны вообще и в частности запасы хлеба и фуража были израсходованы.

В-третьих, за такое короткое время коммуна не успела окрепнуть. Она не могла накопить своих страховых запасов хлеба и фуража.

В-четвертых, время показало, что коммуна была преждевременной формой перестройки с/х-ва. Поэтому она оказалась нежизнеспособной.

Моя сестра Пелагея Васильевна со своими детьми вернулась на Русский. Из всего, что мы внесли в хозяйство коммуны, сестра получила назад корову, теленка и двух овец.

Несмотря на тяжелейшее положение в районе и губернии, комсомольская работа не прекращалась, правда, она сужалась. Она сводилась к борьбе с голодом и к самым элементарным формам политико-просветительной деятельности среди молодежи. Особенно энергично продолжали работу над повышением своего общего и политического уровня комсомольские активисты. Большую роль в поднятии общей и политической грамоты комсомольского актива сыграли межрайонные совпартшколы. Так, например, в Боровской межрайонной совпартшколе было всего слушателей человек 40. Из них половина были комсомольцы.

Трудно передать с какой жадностью мы слушали лекции, доклады по политической экономии, по истории партии, по советскому и партийному строительству. К каждому семинарскому занятию слушатели тщательно готовились. Нельзя сказать, что мы понимали все, что слушали и читали, но прилежание у нас было огромное. Всю рекомендованную литературу мы прочитывали. На семинарских занятиях за словом в карман не лезли. Нам казалось, что мы постигаем самые большие глубины общественных наук.

Никогда не забуду, как во время перемены один из слушателей рассказал, что он только что встретил одного своего односельчанина, бывшего красного партизана, который рассказал ему, что он не позже как два дня тому назад поехал в поле и по дороге встретил бывшего беляка, который в 1919 г. порол его плетью перед тем, как должны были его расстрелять. Он его поймал, связал, привез в Боровое и сдал уполномоченному Ч.К. Когда рассказывавший назвал фамилию беляка, то я едва не лишился чувств. Им был бывший н-к Александровского почтового отделения Поздняков Николай Дмитриевич, муж учительницы Александровского 2-х классного училища, которое я окончил в 1917 г., Стадухиной Марии Григорьевны (Стадухина М.Г. была дочерью Кустанайского уездного н-ка). Товарищи, присутствующие при рассказе о пойманном белогвардейце, заметили мое состояние и вовремя помогли мне сесть, не понимая, что случилось со мной.А случилось то, что я услышал имя человека, который в начале мая 1919 г. выдал карателям моего отца Василия Максимовича Вострикова.

ХУЛ. В К У С Т А Н А Е

В мае 1921 г. состоялся первый Кустанайский губернский съезд РКСМ. (Кустанайский уезд до апреля 1921 г входил в состав Челябинской губернии. С переходом уезда в состав Казахской (Киргиз) АССР он был преобразован в губернию ). На Съезде организационно была оформлена губернская комсомольская организация, которая фактически уже существовала. Бывший Кустанайский Уком комсомола был переименован в Губком, а райкомы в Укомы РКСМ. Съезд заслушал и обсудил отчетный доклад секретаря Губкома РКСМ тов. Шубина М.К.. С докладом "0 задачах Губернской комсомольской организации" выступил прибывший из Киробкома РКСМ т. Шмидт Я.С..0н был Киробкомом рекомендован ответст. секретарем Губкома комсомола. Тов. Шмидт говорил о необходимости организации охраны труда, об улучшении быта крестьянской молодежи, об организации борьбы с детской беспризорностью, с нищенством и проведении субботников по заготовке топлива для школ и больниц. Съезд избрал Губком. На состоявшемся пленуме обязанности между членами Губкома были распеределены следующим образом:

Шмидт Я.С. - отв. секретарь,

Чагодаев Александр (отчество не помню) - зав. политпросвет отделом,

Шубин М.К. (уроженец с Александровки. Мы вместе с ним учились в Александровской церковно-приходской школе и в 2-х классном училище)- зав. организац. инст. отделом,

Окунев (имя отчество не помню) - зав. воен. спорт.

После первого пленума Губкома я был оставлен для работы в аппарате Губкома комсомола в качестве инструктора.

Присутствие на Губернском съезде, а затем и на пленуме явилось для меня большой школой. Передо мной открылись новые горизонты комсомольской работы. Прослушав отчет и выступления тт., я узнал многое о состоянии комсомольских организаций в уездах. Сельские комсомольские организации были по своему составу небольшие, по 8-10 человек. Крупными ячейками были ячейки в уездных центрах - в Боровом, Урицке, Федоровке, Двнисовке, Адамовке и, конечно, в Кустанае, а также в с/х коммунах.

На Губернском съезде я узнал, что некоторые Укомы комсомола проводят время от времени собрания несоюзной молодежи, на которых они разъясняют цели и задачи союза молодежи, что это способствует росту количественного состава комсомольских ячеек. На съезде указывалось на два недостатка в работе Губкома - это плохо велась политико-воспитательная работа среди казахской молодежи и среди девушек. Работники Губкома объясняли слабость работы среди казахской молодежи отсутствием национальных кадров. На всю губернию было три работника, владевшие казахским языком, которые вели работу среди казахской молодежи. Это тт. Шарипов Шакир - татарин, Усманов - татарин и Еленов - казах. Трудность состояла еще и в том, что бедняцко- батрацкая казахская молодежь в массе своей была неграмотной, отсталой и забитой.

Спустя месяца полтора-два секретарь Губкома т. Шмидт Я.С. был отозван Киробкомом РКСМ. После отъезда т. Шмидта Я.С., состоявшийся 10 августа 1921 г. 2 пленум Губкома РКСМ утвердил секретарем Губкома т. Шубина М.К. А спустя месяц или полтора Губком РКСМ, избранный первым губернским съездом, постановлением Киробкома РКСМ был распущен и создано Губоргбюро РКСМ. Ответственным секретарем Губоргбюро был назначен присланный ЦК РКСМ тов. Медведев Дмитрий, окончивший курсы при Коммунистическом университете им. Свердлова.

На состоявшейся 17 ноября 1921 г. второй кустанайской партийной губернской конференции бывший член бюро Губкома РКП(б) начальник Губотдела Г.П.У. т. Эльпединский, говоря о роспуске Губкома РКСМ и создании Губоргбюро РКСМ, сказал: "Губкомол был распущен Обкомом, так как молодежь занималась не коммунистическим воспитанием, а толстовщиной. Губкомолом для поднятия работы ничего сделано не было. Дурные привычки замкнуться, непонимание дисциплины порождает неприятные явления. Они сами просятся под опеку. Почему они не смогли ближе спаяться с Губком . (Кустанайский обл. Госархив, ф. № P-1, on. I, дело 2, связка I, л. 9.)

Обвиняя Губкомол в "толстовщине", "замкнутости" и "недисциплинированности" тов. Эльпединский не привел ни одного факта, он не назвал ни одной фамилии из числа комсомольского актива, или кого-либо из рядовых комсомольцев, кто бы занимался "толстовщиной", "замыкался" и вел бы себя "недисциплинированно". Этого тов. Эльпединский не сделал потому, что таких комсомольцев в Кустанайской организации не было. Явно надуманное обвинение комсомольского актива в "толстовщине" тов. Эльлединскому понадобилось для обоснования своего, глубоко непартийного,

взгляда на юношеское движение. Он предложил: "... при Губкоме РКП(б) организовать отдел по работе среди юношества". ("КПСС о комсомоле и молодежи". Изд. ЦК ВЛКСМ "Молодая гвардия", 1957 г., стр. 41.)

Это предложение тов. Зльпединского было сделано вопреки директивному письму ЦК РКП(б), разосланного в декабре 1920 г. "Всем губкомам и укомам РКП(б)", в котором сказано, что:

"Наши партийные организации должны помочь организациям РКСМ не путем создания отделов молодежи при партии вместо автономного союза молодежи.., а практической помощью и деловыми советами и указаниями, в которых сейчас нуждается юношеское движение".". ("КПСС о комсомоле и молодежи". Изд. ЦК ВЛКСМ "Молодая гвардия", 1957 г., стр. 41.)

В духе этого письма была принята конференцией резолюция по докладу "Взаимоотношения РКП(б) и РКСМ". В резолюции сказано, что "Кризис, наблюдаемый нами в Кустанайской губернии, есть ничто иное, как непродуманность парткомов в деле улучшения работы среди молодежи. Считая себя обязанной провести в жизнь постановления Всероссийской партконференции, 2-я губконференция подчеркивает необходимость скорейшего проведения в жизнь пунктов 5-6 резолюции, где точно говорится о формах работы и взаимоотношениях РКСМ и РКП(б).( Куст. Обл. гос. архив ф. р-1, оп I, д.2, с. I, лист 3.) Этим самым конференция отклонила предложение тов. Зльпединского.

1921 г. был, как уже читатель знает, годом неурожайным. Наступала зима голодная. Из уездов стали поступать сведения о развале комсомольских ячеек. Кулаки и церковники активизировали свою контрреволюционную пропаганду против Советской власти. Стали поступать сведения о появлении мелких вооруженных банд.

На одном из заседаний Губоргбюро комсомола было решено послать в Боровской и Урицкий уезды группу инструкторов во главе с отв. секретарем Губоргбюро тов. Медведевым Дмитрием, поручив им провести следующую работу:

I. На месте проверить состояние каждой ячейки комсомола. Выяснить причины ослабления работы.

2. Помочь секретарям ячеек составить планы работы на зимний период, показав им наглядно, как нужно организовать повседневную работу. Особое внимание обратить на казахские ячейки и по возможности создавать новые ячейки в аулах.

3. Чтобы популяризировать цели и задачи комсомола, провести районные конференции несоюзной молодежи.

Это мероприятие было одобрено Губкомом партии. Вскоре была создана группа, которая, неизвестно почему, была названа "экспедицией Губоргбюро РКСМ". В состав этой экспедиции вошли следующие товарищи:

Медведев Дмитрий - отв. секретарь Губоргбюро (начальник

экспедиции)

Востриков Я.В. - зав. орг. отделом Губоргбюро

Головко Спиридон - зав. политпросвет отделом

Блинов Георгий - инструктор

Усманов (имя и отчество не помню) - инструктор.

Замерлов Кирилл - инструктор.

Епифанов Николай - зав. учраспредом.

Каждый член экспедиции получил мандат с весьма широкими полномочиями. А первым трем товарищам Губком партии выдал в дополнение свои мандаты с более широкими полномочиями. В партийных мандатах Медведев Дм., Блинов Г. и я именовались членами партинспекции Губкома РКП(б). Нам поручалась проверка и налаживание партийной работы на местах. Мы получили в Ч0Н"е теплое обмундирование и оружие - по винтовке и по нагану, взяли с собой большое количество популярной комсомольской литературы, чистые бланки комсомольских билетов, бумаги для ячеек. В селах и аулах тогда почти не было бумаги. Секретари ячеек жаловались, что не на чем и нечем писать протоколы и отчеты о работе.

ХУШ. ЭКСПЕДИЦИЯ ГУБОРГБЮРО Р К С М

Приблизительно числа 16 сентября 1921 г. ранним утром экспедиция тронулась в путь, взяв курс на село Боровое.

На следующий день в Боровом провели заседание Укома комсомола, на котором заслушали информацию секретаря Укома РКСМ тов. Турчанинова Я.С. о состоянии комсомольских ячеек. На этом же заседании был разработан и принят план совместных мероприятий экспедиции и Укома по оживлению комсомольской работы сельских ячеек. Он был составлен в духе тех задач, которые Губоргбюро поставило перед членами экспедиции. Члены экспедиции должны были их провести совместно с членами Укома комсомола и членами Укома партии.

Для реализации принятого плана в каждое село или аул было послано два человека - один член нашей экспедиции и второй - работник Укома комсомола или работник Укома партии или кто-нибудь из партактива. Каждой двойке, а в некоторых случаях тройке, приходилось проводить эту работу не в одном селе или ауле, а в двух, трех. Все зависело от географического расположения, величины населенных пунктов, от количества комсомольцев в них. На проведение намеченных мероприятий понадобилось нам 12 дней.

При проверки наличного состава комсомольских ячеек выяснилось, что многие комсомольцы вместе с родителями выехали в направлении Акмолинской губернии и Семиреченской области,где в1921 г. был хороши урожай. А у оставшейся части комсомольцев было очень и очень плохое настроение. На комсомольских собраниях и на собраниях несоюзной молодежи, молодые люди и девушки задавали один и тот же вопрос: "Будут давать хлеб?"

План намеченных мероприятий мы выполнили. Провели собрания, составили планы работы, дали комсомольцам литературу, выдали билеты, даже приняли десятка два-три человек в члены комсомола. Но все это перед лицом наступающего голода не радовало нас и не внушало нам уверенности в том, что наши планы будут выполнены.

Из Борового мы переправились в Урицкий уезд. Там мы предварительно провели такое же заседание Укома комсомола, какое провали в Боровом. Приняли такой же план мероприятий и так же приступили к его выполнению.

Положение в Урицком уезде было намного лучше, чем в Боровском. Здесь местами урожай был средним и ниже среднего. Крестьяне собрали хлеба столько, что они обеспечивали себя продовольствием и семенами. Настроение у комсомольцев и молодежи было хорошее. Результаты нашей работы в селах и аулах Урицкого уезда были более эффективными. Нам удалось почти все ячейки пополнить новыми членами комсомола. Уже на пятый или шестой день мы собрали съезд несоюзной молодежи. На съезд прибыло человек 250. Местная комсомольская организация совместно с учителями школ поставила спектакль - "Бедность не порок". Среди делегатов было много батраков и пастухов, девушек было, приблизительно, 100-105. С большим вниманием делегаты съезда выслушали доклад т. Медведева Дм. "0 целях и задачах Союза молодежи". Доклад был весьма хорошим, как по форме, так и по содержанию. Докладчик сумел просто, ясно и убедительно рассказать о Союзе молодежи. Я невольно сравнивал его доклад со своими выступлениями на эту же тему и приходил к выводу, что у меня получалось намного хуже."Почему? - спрашивал я себя, - Митя Медведев умеет делать такие увлекательные доклады, а я не умею?" Я чувствовал, что мои доклады были корявыми. Я догадывался, что они были такими из-за моей слабой грамотности.

На второй день съезда несоюзной молодежи, в самый разгар задушевных бесед с делегатами пришел к нам секретарь Укома партии тов. Ковалев Иван и попросил у председательствовавшего секретаря Укома комсомола тов. Лобка слово. Тов. Ковалев в своем выступлении сообщил делегатам съезда, что получены сведения о появлении на окраине Урицкого уезда вооруженной банды в количестве 80 человек, которая зарубила двух милиционеров и восемь человек партийно-советского и комсомольского актива. Тов. Ковалев предложил прервать работу съезда на два-три дня, пока не будет ликвидирована опасность нападения бандитов на Урицк. Обратился к делегатам мужчинам с призывом влиться в часть особого назначения (ЧОН) и принять участие в ликвидации банды. В составе делегатов съезда мужчин было немногим больше половины. Из них человек 25-30 казахов. Немногим меньше половины делегатов съезда составляли девушки.

На сельских собраниях несоюзной молодежи мы старались как можно больше выбирать делегатами на уездый съезд девушек.

Дело в том, что в урицкой комсомольской организации, как и в других организациях было очень мало девушек. Поэтому естественно мы хотели использовать уездный съезд несоюзной молодежи для пополнения комсомольских организаций девушками.

Все мужчины делегаты съезда, в том числе и казахские юноши, как один изъявили желание вступить в ЧОН и принять участие в разгроме банды. Большинство делегатов не умело обращаться с ружием. Началось срочное обучение их. В нем приняли активное участие 20 делегатов, отслужившие в рядах Красной Армии и в совершенстве владевшие стрелковым оружием. Вокруг Урицка выставили караулы, по дорогам пустили верховые и на подводах разъезды. В ЧОН влилась и наша экспедиция. Никогда не забуду возбужденных лиц и огоньком горевших глаз делегатов - чоновцев, впервые взявших в руки боевое оружие.

Все коммунисты, комсомольцы и наши делегаты молодежного съезда были разделены на три отряда. Одним отрядом командовал секретарь Укома РКП(б) т. Ковалев Иван (в 1938 г. я случайно встретил т. Ковалева И. в Москве. Он тогда работал в нар. комиссариате земледелия СССР. Т. Ковалев был вызван ко мне как заявитель (отец тогда работал в НКВД – И.В. )), вторым - председатель Уисполкома т. Ковалев Дмитрий (брат секретаря Укома) и третьим - уездный военком (фамилию забыл). Одному из отрядов Ч0Н"а удалось напасть на след банды. Произошла схватка с бандитами. Несколько бандитов были убиты, со стороны нашего отряда потерь не было. Среди чоновцев было несколько человек раненых. В том числе были ранены два комсомольца.

Бандиты никогда не ввязывались в бой с нашими отрядами. Они предпочитали действовать методом неожиданных наскоков на населенные пункты, грабили и убивали врасплох захваченных коммунистов, комсомольцев и беспартийных советских активистов. Бандиты действовали именно так и теперь в тех населенных пунктах уезда, где они побывали. Они зверски растерзали несколько лучших наших товарищей. Своим жертвам они вспарывали животы и насыпали в них овес или пшеницу и оставляли их на мучительную смерть. Не помню, сколько точно человек бандиты убили в то время в Урицком уезде. Но мне хорошо запомнились похороны четырех или пяти зарубленных товарищей, которых хоронили в Урицке (Всехсвятске). Остальные жертвы бандитского налета были похоронены по месту их жительства.

К сожалению, описанный случай налета бандитской шайки на мирных строителей новой счастливой жизни был не единственным. 1920, 1921 и 1922 гг. были такими годами в истории Кустанайской губернии, когда партийным, советским и комсомольским организациям приходилось вести борьбу не только с разрухой, но и с бандитскими шайками, рыскавшими по селам и аулам.

Отбив нападение бандитов, съезд несоюзной молодежи Урицкого (Всесвятского) уезда продолжил свою работу. Съезд принял резолюцию, в которой высказывалась полная солидарность с целями и задачами комсомола. Многие делегаты подали в Уком комсомола заявление о принятии их в члены РКСМ и они были приняты.

Так реагировали молодые советские патриоты на кровавые налеты белобандитов.

XIX. СНОВА В КУСТАНАЕ

Вернулись мы в Кустанай в середине октября. Митя Медведев был вызван Киробкомом комсомола в Оренбург с докладом. Он немедленно выехал и проинформировал обком о положении в области и о состоянии губернской комсомольской организации. В начале ноября Митя Медведев вернулся из поездки в Оренбург, и, спустя три-четыре дня заболел сыпным тифом. За короткое время работы с Митей Медведевым мы полюбили его. Обоятельный, скромный и хорошо теоретически подготовленный товарищ. Тиф безжалостно вырвал его из наших рядов. Приблизительно в половине ноября 1921 г. мы похоронили Митю Медведева в центре городского сада.

По рекомендации Губкома РКП(б) Губоргбюро избрало меня ответственным секретарем.

Разразившийся в губернии голод коснулся и нас, работников комсомола. Продовольственный паек был очень скудным. Иногда получали просяной хлеб (не помню сколько, но его всегда не хватало), или просяную муку. Когда получали просяную муку, то мы разводили ее водой и пекли коржи прямо на поверхности железной печки, стоявшей у нас в комнате. Пекли, конечно, без жиров. Изготовленные таким способом коржи казались нам вкуснее маминых пирогов с мясом или рыбой. Когда мне, как секретарю Губоргбюро, удавалось добыть для коллектива сотрудников говяжью голову, ноги или требуху, тогда у нас был настоящий праздник. К сожалению это было очень редко.

В таких условиях, разумеется, было трудно вести комсомольскую работу. Вся работа комсомольских ячеек сводилась к борьбе с голодом и эпидемией тифа. Комсомольцы городских ячеек (в Кустанае их было в 1922 г. две или три) ходили вместе с коммунистами на субботники по очистке железнодорожных путей от снега, по разгрузке вагонов, на заготовку дров, на очистку городских улиц.

Несмотря на недоедание и холод, молодежь г. Кустаная не прочь была посмотреть спектакль, кинокартину и даже потанцевать. Поэтому культурно-массовая работа в городе не замирала. Проводилась и политико-воспитательная работа - читались доклады лекции, проводились политзанятия в ячейках. Наиболее популярными темами докладов, лекций и бесед были: "Международное и внутреннее положение Сов. Республики", "0 новой экономической политике".

В ячейках проводились громкие читки газет и брошюр. В городской кустанайской организации были кружки по изучению устава и программы РКСМ. Некоторые более подготовленные комсомольцы посещали занятия партийных кружков. Все комсомольцы тянулись к занятиям. Каждый стремился к расширению и углублению своих общих и политических знаний. Поэтому какое бы мероприятие не проводило Губоргбюро или Уком, оно всегда охотно посещалось комсомольцами и близко стоявшей к нам несоюзной молодежью.

Не было случая, чтобы кто-либо из комсомольцев без уважительных причин не пришел на доклад, на политучебу, на субботник или на военное занятие. Я не помню, чтобы бюро ячейки или бюро Укома или бюро Губкома приходилось бы обсуждать вопрос о неявке кого-то из комсомольцев на какое-либо мероприятие. Каждый комсомолец был занят каким-нибудь конкретным делом, имел конкретное поручение. Эти поручения по своему характеру и объему были просты. Одни комсомольцы были актерами, другие чтецами, третьи беседчиками, четвертые докладчиками, пятые обязаны были вовремя написать и повесить объявление, шестые подготовляли зрительный зал (мыли, топили, украшали).

В Кустанае был драматический кружок, членами его были комсомольцы любители, в том числе и некоторые работники Губкома и Укома. Помнится мне, как старательно наши актеры готовили два спектакля "Женитьбу" и "Бедность не порок".

При Губкоме комсомола работали три художника-декоратора: Петушков (имя забыл) считался главным, Холодков Яша (тов. Холодкова Якова я случайно встретил в 1932 г. в Ленинграде. Он был тогда слушателем Военно-морской Академии) его помощник и Мухачев Толя (В августе 1941 г. мы встретились с тов. Мухачевым А. на фронте в г. Севастополе, где мы служили в Особом отделе Черноморского флота. Нач. О.о. был Кудрявцев М.М. наш бывший Кустанайский комсомолец) тоже помощник. Оба помощника были любителями. Основная работа у Толи Мухачева была - управделами Губкомола. Был и литературный кружок, который был организован тт. Шубиным М. и Чигадаевым. Рассказывали мне, что будто бы этот кружок работал хорошо в конце 1920 и в начале 1921 гг. При кружке существовала своя устная газета. Вокруг нее образовалась небольшая группа начинающих комсомольских писателей, и даже поэтов, выступавших перед комсомольцами со своими стихами.

Правда не обходилось и без курьезов. Однажды участники литературного кружка были приятно удивлены выступлением Вани Короткова, работавшего рассыльным Губкома РКСМ. Присутствуя на занятиях кружка, Ваня Коротков попросил разрешения прочитать написанное им стихотворение. Все удивленно посмотрели на него. Руководитель кружка переспросил Ваню: "Ваня, ты сам написал стихотворение?" Ваня подтвердил.

- Ну что же, товарищи, послушаем молодого поэта. Читай, Ваня!..

Ваня встал, закинул полузакрытые глаза и стал медленно, но уверено читать.

"Октябрь уж наступил - уж роща отряхает Последние листы с нагих своих ветвей, Пахнул осенний хлад -дорога промерзает,

Журча, еще бежит за мельницей ручей,

Но пруд уже застыл, сосед мой поспешает В отъезжие поля с охотою своей,

И страждут озими от бешеной забавы,

И будит лай собак уснувшие дубравы."

Чем больше Ваня читал, тем все больше и больше все присутствовавшие члены литературного кружка проникались уважением к автору такого чудесного стихотворения. Ваня кончил читать стихотворение, а слушавшие его минуты две-три продолжали неподвижно сидеть, вопрошающе глядя на Ваню, словно спрашивая: "Это все?" Ваня растеряно обвел глазами кружковцев и упавшим голосом сказал: "Вот и все!" Все встрепенулись, как-то разом заговорили. Каждый стал высказывать свое мнение о прослушанном стихотворении. Руководитель кружка, стукнув карандашом по графину, сказал:

- Товарищи, так не годится. Надо спокойно и по порядку обсудить прослушанное стихотворение Вани Короткова. Я понимаю ваши волнения. Но согласитесь, что от ваших восторженных выкриков мало пользы, как для автора, так и для нас. Итак, кто желает выступать?

Один из присутствовавших товарищей задал Ване следующий

вопрос:

- Ваня, ты видел когда-нибудь мельницу и журчащий ручей?

Ваня недоуменно посмотрел на товарища, задавшего ему вопрос, вздернул плечиками, улыбнулся и сказал:

- Ну а как же? Кто же из кустанайских ребят не видал архиповскую мельницу? Мы там часто играем. Осенью, весной или после дождя летом там ручей бывает величиной с Тобол. Ух, он и урчит хорошо.

Товарищ все не успокаивался и задал юному поэту еще один вопрос:

- Ваня, а почему ты не написал про ручей так, как сейчас сказал? Ты сейчас сказал более образно, чем написал. Слово "журчит" - избитое, а вот "урчит" - находка .

И он полузакрыв глаза, почти нараспев, произнес: "Урча еще бежит за мельницей ручей". Все согласились, что лучше было бы Ване употребить слово "урчит" вместо "журчит". Выступившие тт. много сказали хвалебных слов в адрес Вани. Одновременно спросили Ваню, давно ли он стал писать стихи. Ваня ответил, что стихами он стал увлекаться со второго класса. А сам писать начал с прошлого года.

Руководитель кружка посоветовал Ване написать еще что-нибудь и принести ему. Ваня охотно согласился, сказав, что на это потребуется ему дня три-четыре. Ваня объяснил:

- Вечерами писать не могу потому, что дома нет керосина. А днем я занят на работе. Писать приходится урывками и по воскресеньям. Так как послезавтра воскресенье, то я в понедельник или во вторник на следующей неделе принесу вам новое стихотворение.

Свое обещание Ваня выполнил. Но время ему понадобилось

больше ровно на неделю. Утром, придя в Губком, Ваня протянул свою тетрадку литкружковцу, который больше всех заинтересовался творчеством Вани. В тетрадке нетвердым детским почерком, с большим количеством ошибок, было написано стихотворение, которое начиналось так:

"Сидел рыбак веселый На берегу реки И перед ним по ветру Качались тростники.

Сухой тростник он срезал И скважину проткнул.

Один конец зажал он,

В другой конец подул И будто оживленный Тростник заговорил- То голос человека,

И голос ветра был".

Обратившись к автору, член кружка спросил его:

-Ваня, как ты пишешь стихи - прямо сразу в тетрадке или у тебя есть какие-нибудь черновые наброски?

- Сразу? - переспросил Ваня.- Нет, сразу не получается. Для того, чтобы вот так написать я переписывал его пять раз.

- А где четыре первых черновика?

- Да там дома валяются. Я их отдал братишке. Он из них делает кораблики.

Товарищ попросил Ваяю Короткова, что бы он сходил с ним домой и показал бы ему черновики и вообще бы познакомил его с творческим процессом. Ваня охотно согласился.

При входе в комнату, товарищ из литкружка обратил внимание на сидевшего на полу лет двух-трех малыша, который безжалостно пластал на ленточки листы бумаги, написанные знакомым нам почерком.

- Ваня, покажи, как ты работаешь над созданием стихотворения. С чего ты начинаешь, как пишешь?

Ваня удивленно посмотрел на своего старшего товарища и сказал:

- Я не понимаю, почему вы все меня так спрашиваете? Разве я один пишу стихотворения? У нас в школе мы всем классом пишем.

- Ну, то в школе, а ты покажи, как ты сочиняешь здесь, дома.

- А вот так.

Ваня полез в стоявший у стены шкаф, достал две книги. Одна из них была - Избранные произведения А.С. Пушкина, а другая - стихи Лермонтова. Ваня важно раскрыл ту самую страницу, на которой начиналось стихотворение "Тростник" и хотел было начать писать. Вдруг он услышал раскатистый смех пришедшего с ним литкружковца.

- Вы почему надо мной смеетесь? - обиженно спросил Ваня Коротков покатывавшегося от смеха члена литературного кружка.

- Да нет Ваня, ей богу, я смеюсь не над тобой, а над собой, над своим невежеством!

Так был открыт "поэт" самородок Ваня Коротков.

Примерно в марте 1922 г. ко мне в Губком явился житель пос. Русского ровесник нашего ст. брата Андрея Шиловских Яков Макарович и рассказал, что моя сестра Пелагея Васильевна со своими детьми голодает. У нее уже кончились мясные запасы и кушать больше нечего. С ним я передал ей небольшую продовольственную посылку и попросил его организовать отправку ее ко мне в Кустанай. Вскоре она приехала ко мне с двумя детьми и поселилась в том же доме, в каком проживал весь коллектив сотрудников Губкома комсомола. Жили мы коммуной. В нее входили:

1.Востриков Я.В.

2.Турчанинов Я.С.

3.Головко С.

4.Епифанов Николай.

5.Замерлов Кирилл и др.

Жили мы на архиповской мельнице в доме управляющего. В доме было комнат пять или шесть. В них никто кроме нас не жил. Поля стала хозяйкой нашего коллектива. Она готовила питание, стирала и обшивала нас, и питалась вместе с нами.

После роспустка Губкома РКСМ и создания Губоргбюро перед ним была одна основная задача - подготовить и провести 2-ой Губернский съезд РКСМ. Эту работу начал быв. отв. секретарь Губоргбюро Митя Медведев. Об этом он доложил бюро обкома РКСМ во время поездки в Оренбург и там он получил соответствующие рекомендации. Но Мите Медведеву не суждено было довести до конца начатую им работу. Эту работу продолжил я. Но я к ней не был готов.

На одном из заседаний Губоргбюро РКСМ было принято решение: Созвать 2-й губернский съезд РКСМ. Поручить Укомам комсомола в течение июля провести уездные съезды комсомола, на которых выбрать делегатов на Губернский съезд. Губоргбюро поручило мне подготовить отчет о работе Губоргбюро РКСМ. Я понимал, что я не смогу подготовить и сделать такой отчетный доклад, какой бы сделал Митя Медведев. До уровня руководителя Губернской комсомольской организации я еще не дорос. У меня были большие пробелы в общей грамоте. Я был малограмотным человеком. И это меня угнетало. Меня беспокоил мой весьма и весьма низкий политический уровень. В вопросах внешней и внутренней политики я разбирался очень и очень слабо. Обо всем об этом я рассказал отв. секретарю Губкома партии т. Шафету, когда он со мной вел разговор о том, что Губком партии намерен рекомендовать меня секретарем Губоргбюро РКСМ вместо умершего Д.Медведева. Тов. Шафет, успокаивая меня, сказал:

- Это хорошо, что ты так остро чувствуешь свои недостатки. Они будут у тебя до тех пор, пока ты не сделаешь единственно правильный вывод, не начнешь немедленно учиться. Будешь учиться, будешь работать над повышением своей общей и политической грамотности, ты вскоре начнешь разбираться, как во внешней политике, тан и во внутренней политике партии. Это будет означать, что ты будешь сознательным строителем коммунизма. Об этом говорил В.И.Ленин 2/Х - 1920 г. на Ш съезде комсомола. Ты речь Ленина читал?

- Да читал.

- Ее надо не просто читать, а изучать. Изучай, тов. Востриков, и мобилизуй всех комсомольцев на ее изучение. Она обеспечит вам быстрый политический рост. Не боги горшки обжигают, а такие же люди, как и ты. Ну, а если среди ваших активистов выявится товарищ посильнее тебя, то Губком учтет твое желание и сделает перестановку.

- В том-то и дело, такой тов. давно выявился, да не один, а два.

- Это кого же ты имеешь в виду?

- Я имею в виду Храмова И.С. и Турчанинова Я.С. Оба они не чета мне. Я учился у них комсомольской работе.

- Храмов бесспорно грамотнее тебя. Он, конечно, более опытный, умный, скромный. Он работал с Шубиным, Чигодаевым, со Шмидтом.

И тем не менее мы не можем его рекомендовать на должность отв. секретаря Губоргбюро, а значит и на должность отв. секретаря Губкома РКСМ. Храмов коренной кустанайский житель. Он, конечно, лучше, чем кто-либо другой, знает местные условия. Но Храмов, как тебе известно, сын крупнейшего Кустанайского купца. Мы не можем доверить ему руководство губернской комсомольской организацией.

- О тов. Турчанинове я ничего не могу сказать. Может быть он лучше тебя подготовлен, но Губком партии пока его не знает. Нужно некоторое время, чтобы ближе познакомиться с ним. Как только Губком партии убедится в правильности твоей характеристики, так мы немедленно сделаем перестановку. А сейчас пока работай. Подготовьтесь к губернскому съезду. Подумайте о будущем составе Губкомола. Как только у вас будет все готова, так придешь и обо всем расскажешь мне.

В мае 1922 г. мы провели 2-ой Кустанайский губернский съезд РКСМ. Съезд заслушал и обсудил следующие вопросы:

1.Новая экономическая политика и комсомол - док. Проценко

2.Весенняя посевная кампания - докл. нач. губ. зем. управления Газис Мурзин.

3.Отчет о работе Губоргбюро РКСМ (докл. Востриков Я.)

4.Задачи политмассовой работы комсомола (докл. Головко Спиридон)

5.Выборы в состав Губкомола.

6.Выборы делегатов на П-ой Киргизский обл. съезд (В те годы Казахстан и Киргизия были в составе одной республики и называлась она:"Киргизская Советская социал.республика".Республиканские партийные и комсомольские органы именовались "Областными")

В состав Губкома комсомола были выбраны следующие товарищи:

1.Востриков Я.В. Зав. орготделом

2.Турчанинов Я.С. Отв.секретарь

3.Петин Ф.П. Зав. Общим отделом

4.Головко С.

5.Епифанов Н. Секретарь Денисовского райкома

6.Спичак Антон

7.Мазюк

8.Лобок

9.Усманов Инструктор

10Шарипов Шакир Инструктор

11.

Кандидатами:

1.

2.

3.

Делегатами на П Киргизский областной съезд РКСМ были выбраны:

1.Востриков Я.В.

2.Турчанинов Я.С.

3.Петин Ф.П.

4.Третьяк

5.Замерлов Кирилл

6.Спичак Антон

7.

XX. "С Д Е Л К А" СО С В Я Щ Е Н НИКОМ СЫРОВАТКО

Летом 1921 г. огромные пространства Поволжья, Северного Кавказа, юга Украины и Казахстана были поражены засухой. Травы выгорели, посеянные хлеба или не взошли, или погибли. От бескормицы начался массовый падеж скота и голод, охвативший 30 губерний с населением свыше 30 миллионов человек. 1921 г. В.И. Ленин назвал годом неслыханной тяжести. Все силы партии и государства были брошены на борьбу с голодом. Советское правительство закупило зерно за границей, расходуя на это золото. Но его запасы были ничтожны.

Когда народное бедствие достигло предела, трудящиеся на своих собраниях стали говорить о необходимости использования огромных ценностей, хранившихся в церквах. В январе 1922 г. представители голодающих губерний обратились с просьбой к Советскому правительству изъять церковные ценности и обратить их в фонд помощи голодающим. Идя навстречу разумному предложению представителей голодающих губерний, 23 февраля 1922 г. ВЦИК принял решение изъять из церковного имущества все драгоценные предметы из золота, серебра и камней, изъятие коих не может существенно затронуть самого культа, и передать их в фонд помощи голодающим. Тогда-то и выявилось истинное лицо реакционного духовенства. 28 февраля 1922 года патриарх Тихон (В.И.Белавин) и члены священного синода русской православной церкви обратились к верующим с воззванием. Они призывали паству и духовенство к неподчинению и сопротивлению представителям Советской власти при изъятии церковных ценностей. Эти действия духовенства вызвали волну беспорядков в стране. 5 мая 1922 года Московский революционный трибунал постановил привлечь патриарха Тихона к судебной ответственности.

Проведенное изъятие церковных ценностей в Кустанае и Кустанайской губернии дало всего-навсего около четырех пудов серебра и меди, а золота ни одного золотник. Оно оказалось припрятанным попами. Совершенно случайно мне удалось поймать с поличным одного отца духовного, священника александровского прихода Сыроватко. В один из майских дней 1922 г. мне как секретарю Губоргбюро РКСМ был вручен ордер на получение сорока пудов се-

минного картофеля для коллектива работников Губкома комсомола. В то время служащие почти всех губернских учреждений получали от государства семенной материал, рассаду для коллективных огородов. На другой же день я собрал сотрудников Губоргбюро и поставил перед ними вопрос, согласны ли они коллективно посадить картофель. Обсуждая этот вопрос, мы столкнулись почти с непреодолимыми трудностями: во-первых, где сеять, т.е. на какой земле и, во-вторых, кто произведет вспашку. Сколько мы ни ломали наши молодые головы, так и не удалось нам найти реальных путей для преодоления возникших трудностей.

Через день или два зашел ко мне в Губком мой дядя по матери Батаженков Семен Иванович, проживавший в селе Александровке. Он стал мне жаловаться на то, что он очень мало посеял из-за того, что нет больше семян, и что не смогу ли я ему помочь как-нибудь получить семян. У дяди были, как ему казалось, свои основания к такому разговору со мной. Он знал, что я, как секретарь Губкома комсомола, входил в состав губернской посевноей комиссии, которая занималась распределением поступавшего семенного зерна по уездам. Поэтому, мол, нельзя ли по-родственному помочь ему как-нибудь достать посевной материал. Об этом разговоре узнали мои коллеги тт. Турчанинов Я.С., Головко С., Епифанов Н. и другие, посоветовали мне передать наш ордер на семенной картофель моему дяде, чтобы он посеял его. А потом, осенью, из нового урожая он вернет нам эти 40 пудов. Таким образом мы будем обеспечены своим картофелем. Понимая, что этот вариант не совсем правильный, я решил проконсультироваться с секретарем Губкома партии тов. Шафетом. К моему удивлению тов. Шафет одобрил этот вариант, сказав при этом: "Возьмите себе мешка два на еду, а остальные отдайте старику. Он-то посеет, а у вас, пожалуй, ничего не получится."

Так мы и поступили. Дядя Семен, получив картофель, был на седьмом небе. Он окончательно уверовал в то, что его племянник большой человек в губернии. На следующий день утром я зашел на квартиру, где остановился дядя, чтобы проводить его. Запрягая лошадей, я увидел, что к дяде подошла незнакомая мне молодая женщина и, глядя на мешки с картофелем, с удивлением спросила его:

- Семен Иванович, где и как Вам удалось достать столько картофеля?

Дядя не без гордости, показывая на меня, сказал:

- Да вот племянник достал.

Женщина отвела дядю в сторону и о чем-то пошептались.

После чего, подойдя ко мне, дядя объяснил, что эта женщина жена Александровского священника Сыроватко.

- Она просит нельзя ли достать и на ее долю хотя бы столько же картофеля. Попадья сказала, что заплатит серебром.

Дядя стал настоятельно советовать мне использовать эту возможность. Я "согласился", сказав, что о деталях договоримся в Александровке.

Проезжая мимо Губокома, я попросил дядю остановиться и подождать меня, сказав ему, что мне нужно дать некоторые указания моим подчиненным. Я зашел к секретарю Губкома партии Шафету и рассказал ему о предложении попадьи, высказав при этом свои догадки о том, что не расплатится ли священник церковной серебряной утварью, украденной им. Тов. Шафет вызвал к себе начальника ОГПУ тов. Антонова. Посоветовавшись между собой, они предложили мне действовать.

Вечером того же дня я был в Александровке. Через полчаса явился священник. На вид ему было 35-40. Познакомились, уединились и мой батя с хода обратился ко мне буквально со следующим вопросом:

- Яков Васильевич, можно ли достать для меня пудов 50 пшеницы и столько же других культур?

Я ответил ему очень кратко:

- Смотря какими путями вы думаете доставать.

- Полагаю, вам эти пути больше известны, чем мне. Что касается платы, то я буду платить серебром. Об этом ведь говорила вам моя жена.

- На таких условиях, думаю, что можно будет достать и больше, чем 100 пудов.

Священник Сыроватко хотел немедленно приступить к конкретному разговору. Я его остановил, сказав, что прежде, чем начинать разговор по существу самого предпринимаемого дела, нам надо договориться об одном условии.

- О каком именно?

- О небольшом, но в нашем деле важном, Вы знаете, чем я рискую, берясь достать вам зерно? Я рискую жизнью. Поэтому мое первое условие: держать язык за зубами. Никому о нашей будущей сделке ни при каких обстоятельствах не говорить.

- Камень в воду! - клятвенно произнес священник.

- Прежде всего, не посвящайте во все детали нашего дела свою жену.

- Ну, разумеется! - ответил священник.

- С моей стороны, - заявил он, - будут приняты все необходимые меры предосторожности. Никого, в том числе и мою жену, я не буду посвящать в тайну наших отношений. В этом отношении вы можете положиться на меня.

- Мое второе условие: в случае провала и ареста вас следственные органы будут от вас добиваться показаний на того, кто продавал вам зерно. Вы не должны называть меня по крайней мере в течение трех дней. Мне этого срока будет достаточно, чтобы уехать в безопасное для меня место. А потом, глядя по обстановке, можете говорить все. Лучше, конечно, если вы, в этом случае, подольше не будете называть мою фамилию.

- Камень в воду! Принимаю ваши условия, - повторил священник, и хотел было перейти к конкретному разговору. Я его опять остановил, сказав:

- Рано, рано, Иван Петрович.

- Что, есть еще и третье условие?

- Нет. Я не могу сейчас вести с вами конкретный разговор по нашей сделке по двум причинам: Во-первых, потому, что через два часа я должен быть в Боровом и открыть районную конференцию. Во-вторых, потому, что я не знаю, каким зерном и каким количеством мы будем располагать. Дело в том, что эшелон с семенным зерном в пути. Он прибудет в Кустанай только в субботу.

На этом закончилась наша первая встреча с моим новым "другом".

В Боровом я задержался дольше, чем до субботы. Районная комсомольская конференция заняла у меня всего один день. Но я не торопился возвращаться в Александровку. Я мысленно проигрывал нашу вторую встречу с Иваном Петровичем. Мне хотелось предугадать трудности, с какими я могу столкнуться при заключении сделки с моим покупателем. Я понимал, что порученное мне дело очень ответственное и его надо вести так, чтобы священник верил мне, чтобы каким-либо неосторожным ходом не навлечь подозрения. Я чувствовал и видел, что священник опытный жулик и он, как ему казалось, видит меня насквозь и дальше. Это меня волновало. Я боялся, что Сыроватко может разгадать мою настоящую роль.

В воскресенье в Боровое приехал мой дядя Семен Иванович. Его прислал ко мне отец Иван с поручением - поторопить меня. Дядя рассказал мне, что священник в субботу ездил в Кустанай узнавать, прибыл или нет эшелон с семенным материалом. И убедился, что действительно прибыл эшелон с семенным материалом. Это окончательно убедило святого отца в моей осведомленности о поступающих в Кустанай посевных грузов, из которых и будет запродано ему зерно. Он осмелел и повеселел.

В Александровку я вернулся во вторник. В тот же день мы, как старые друзья, встретились в доме дяди Семена Ивановича. Священник Сыроватко был в отличном настроении и без конца шутил. От шуток мы перешли к конкретному разговору о сделке. Иван Петрович спросил меня, сколько он может получить зерна за один фунт серебра. Этот вопрос застал меня врасплох. Я никогда не интересовался ценами на хлеб, которые были бы выражены в серебре.

Чтобы выиграть немного время на обдумывание ответа, я задал священнику встречный вопрос.:

- А каким серебром вы будете платить?

- Как каким? Настоящим серебром 84 пробы.

В этот момент я вспомнил одну газетную статью, в которой вскользь упоминалось, что Советское правительство закупило зерно в Канаде, заплатив при этом за каждые десять пудов один фунт серебра.

Эту цену я и назвал моему "покупателю". Священник сделал весьма удивленное лицо и заявил, что невероятно высокая цена и что ему нет расчета у меня покупать. Он быстро стал переводить фунт серебра в рубли.

- В одном фунте 20 серебряных рублей. Таким образом, 20 деленое на 10 будет 2 рубля. Вы хотите взять с меня за пуд зерна дороже, чем на рынке. Но посудите сами, какой мне расчет покупатьу вас по такой цене, обрекая при этом себя на такой большой риск?

Выслушав все сказанное священником, я ответил ему в весьма спокойной форме:

- Ну что ж Иван Петрович, будем считать нашу сделку несостоявшейся. Раз вам кажется дорого, то не берите. У меня за покупателями дело не встанет. Да и цена-то на рынке не 2 рубля за пуд, а 4 рубля.

Последнюю фразу я сказал не потому, что мне были известны цены черного рынка. Нет, я их не знал. Но получилось так, что я случайно попал в точку. Этого оказалось достаточным, чтобы мой оптовый покупатель присмирел, перестав доказывать мне, что я запросил с него очень дорого.

Священник закурил. Выкурив папиросу, погладив свою черную, как смоль, бороду, вздохнул и сказал:

- Ну ладно, я согласен.

Первое соглашение было заключено нами на 100 пудов пшеницы. Условились, что на следующий день в Кустанае у меня на квартире я вручу ему ордер на 100 пудов пшеницы, а он мне 10 фунтов серебра. В точно назначенное время священник явился ко мне, получил ордер на условленное количество пудов пшеницы и вручил мне 10 фунтов серебра. К моему удивлению, это были серебряные рубли. Получив первые сто пудов пшеницы, и убедившись, что это дело верное и выгодное, священник пожелал повторить нашу сделку. Короче говоря, я продал ему пшеницы и др. культур на 30 фунтов серебра.

После третьей "благополучной" сделки священник повел со мной следующий разговор:

- Яков Васильевич! Вы меня просто грабите. Я вам отдал все свои сбережения, а получил от вас сущие пустяки. Пора бы вам подбросить кое-что и бесплатно. Вы поговорите с вашими коллегами, мне кажется, что они сумеют как следует оценить наши отношения.

На это я, как бы между прочим, бросил моему собеседнику следующую фразу:

- Дорогой Иван Петрович, если бы вы были поумнее, то все, что вы получили от меня, могло бы обойтись вам дешевле.

- Я так и чувствовал, что другим вы продаете дешевле. Моя, конечно, ошибка, что я так быстро согласился на ваши условия. Вы бы наверняка уступили. Теперь вы сами убедились, что ободрали меня. Так смилуйтесь над бедным священнослужителем и презентуйте меня. Вам же это ровно ничего не стоит.

- Рано, Иван Петрович, вы запросили о поощрении. На какие-нибудь 600 рублей купили у нас товара, а на тысячу просите премии. Прямо скажу, аппетитец у вас поповский... Если бы вы закупили у нас товара на 1000 рублей, а на 200-300 рублей попросили дать вам бесплатно в знак поощрения за ваш, как Вы говорите, риск, было бы вполне правомерным.

После этого священник выразил желание закупить у меня сахар, муку и мануфактуру, поинтересовавшись при этом, не буду ли я возражать против того, что он будет расплачиваться со мной серебряными вещами. Я сказал, что буду возражать, что мне удобнее получать серебро в монетах.

- Да, а где его взять? Все, что было у меня в монетах, я отдал его вам. Наконец, какая вам разница в монетах или в вещах, ценность серебра от этого не меняется.

- Какая разница? Очень большая, Иван Петрович. Однажды так надул меня один ваш коллега, тоже священнослужитель, что я дал себе зарок никогда не принимать вещи из сомнительного серебра. Он воспользовался моей неосведомленностью и всучил мне медные посеребренные чаши, кресты и прочее за серебряные. Не будем, Иван Петрович, осложнять наших добрых отношений, платите лучше серебром в монетах. Поищите получше и найдете. Сказано же в священном писании "Ищите и обрящете".

Моя шутка священнику понравилась, он долго смеялся, а потом стал заверять меня в том, что предлагаемые им вещи состоят из натурального серебра 84 пробы, что это можно проверить. При этом священник заверил меня в том, что эти вещи принадлежат лично ему, а не церковные.

- Когда-то я был частным священником и у меня была своя церковная утварь. Теперь она мне не нужна и я могу передать ее вам в уплату за то, что я прошу.

Доводы священника были настолько убедительными, что я согласился. Было условлено встретиться в Александровке. Там я получу названное серебро в вещах, священник получит ордера.

По прибытии в Александровку я, как всегда, через несколько часов зашел в Волком партии. Там я застал почти всех коммунистов, которые слушали рассказ секретаря Волкома тов. Пыряева Николая (ровесник и приятель моего брата Александра Васильевича.) о том, как они сегодня производили вторичное изъятие церковных ценностей. Тов. Пыряев рассказал, что на днях они получили от Кустанайского уездного комитета партии большую нахлобучку за то, что они дали обмануть себя священникам при изъятии ценностей. (Александровская церковь была трехалтарная и богатая. В престольные праздники служба велась одновременно тремя священниками). При этом тов. Пыряев показал коммунистам отношение, в котором перечислялись церковные вещи, подлежавшие изъятию. Отношение Укома было подписано Величков- ским Максимом. Рассказ товарища Пыряева развеселил коммунистов. Я же делал большое усилие над собой, чтобы не выдать своего огорчения по поводу случившегося. Я понял, что Уком партии помешал мне успешно завершить проработку священника. С этим настроением глубокой ночью я встретился со своим "другом" Иваном Петровичем на его квартире.

Священник был явно напуган повторным изъятием церковных ценностей. Он насторожено посматривал на меня и неохотно цедил сквозь зубы отдельные фразы;

- Удивляюсь, как мог узнать волостной исполком о сохранившейся у меня церковной утвари. Эта утварь не церковная, как я вам говорил, а моя, но я хранил ее в церкви.

- Вы удивляетесь. А я этому не удивляюсь. Меня удивляет другое, что вы со мной, оказывается, не откровенны. И даже теперь вы безвинно пострадали и что отобрали у вас церковные вещи, принадлежавшие лично вам. Это же неправда. Вещи эти церковные. Вы хорошо сделали, что при первом изъятии сумели обдурить Пыряева, плохо то, что вы не сумели замести следы. Проворонили, так пеняйте на себя.

- Скажу откровенно меня беспокоит не то, что я лишился серебряных вещей, а то, откуда у них такая осведомленность о церковной утвари, которая бог весть когда была снята с церковного учета.

Выслушав священника, я обратился к нему со следующим вопросом:

- Вы знаете Величковского Ивана старшего?

- Ну как не знать! Это же почтеннейший старец, хороший христианин.

- Я вижу, Иван Петрович, вы знаете, но не все. У этого почтеннейшего старца есть не менее почтенный старший сын Максим Величковский, который, будучи школьником, лет пять прислуживал в церкви попу. Он знал наперечет всю церковную утварь. А теперь он работает в Кустанайском Укоме партии. Им и подписано распоряжение о вторичном изъятии.

Мое объяснение показалось священнику настолько правдоподобным и убедительным, что он облегченно вздохнул. В его глазах засветился прежний доверительный огонек и по-прежнему пошла между нами задушевная беседа.

В ходе беседы священник коснулся было моральной стороны наших отношений. Обращась ко мне, спросил:

- Яков Васильевич, я часто смотрю на вас и думаю, как это вы, коммунист, и решились на такое неблаговидное занятие? Разве это совместимо с коммунистической моралью?

Такое замечание по поводу моей совести едва не выдало меня перед моим собеседником. Этими словами он точно обухом по голове стукнул... Я переменился в лице. Я готов был вцепиться ему в бороду... Но, взяв себя в руки, с напускным спокойствием дал ему следующий ответ:

- А я, Иван Петрович, иногда смотрю на вас и думаю, ну и пройдоха же вы, а не священник. С амвона вы говорите своим барашкам: "Не укради", не воруйте, не торгуйте совестью Христа. Думайте о том, что будет уготовано вам на том свете... А сами? А сами мало того, что стрижете своих барашек, но и мошенничаете вместе со мной. Не скрою от вас, все эти темные дела волнуют меня, и я глубоко переживаю. Я сознаю, что коммунист не должен так поступать. Но что делать, Иван Петрович, обстоятельства заставили меня заняться этими грязными делами. Но это мой первый и последний грех. Скоро я вернусь к нормальному образу жизни, к честному труду.

Мои слова окончательно развеселили священника. И он рассказал, что он не фанатик.

- Священником я стал совершенно случайно, хотя я и окончил богословский факультет, но я никогда не думал быть священником. У меня имеется второе высшее образование. Я имею звание врача. Но "пройдохой" вы зря меня называете. Я ведь не ворую, а покупаю.

Закончили мы свою взаимную пикировку тем, что согласились, что мы оба делаем вполне богоугодное дело.

В эту ночь священник вручил мне, вместо серебряной церковной утвари, золотую ризу с иконы божьей матери. А за мануфактуру он заплатит мне золотом в слитке, который будет мне вручен только после того, как он получит мануфактуру. На этой последней сделке и засыпался священник Сыроватко. Он был Губотделом ГПУ арестован. Проведенное следствие по делу священника Сыроватко раскрыло целую группу жуликов, орудовавших в "хлебопродукте" и др. организациях.

"Сделка" со священником Сыроватко в разные годы получила освещение на страницах нашей печати:

I. Газета "Степь" орган Кустанайского Губкома РКП(б) и Губисполкома, 24 июня 1922 г. № 58, в статье "Враги трудящихся".

2. Серик Шакибаев. Чрезвычайная Комиссия (Книга поиск) Алма-Ата, изд. "Жалын" 1978 г., стр. 93-106.

3. Востриков Я.В. "Случай на Кустанайщине". Статья, помещенная в Сборнике: "Революционный держите шаг" № 10, изд. Молодая гвардия, 1984 год, стр. 148 - 159.

После 2-го Всекиргизского съезда РKCM меня перевели на работу в Семипалатинский Губком комсомола. В 1923 г. я встретил в Семипалатинске быв. работника Кустанайского Губотдела ГПУ тов. Заднепровского (в Кустанайском Губотделе ГПУ в 1921-1922 гг. работали два брата, их имена и отчества не помню), который рассказал мне о финале агентурной разработки священника Сыроватко. Приблизительно в конце 1922 г. весь руководящий состав Кустанайского Губотдела ГПУ (начальники оделений и их заместители) во главе с начальником Антоновым был арестован. В том числе был арестован он и Кудрявцев Михаил Михайлович (в 1941-1942 г. был нач. Особого отдела Ч.Ф., а я нач. отделения О.о. Ч.Ф.). Им было предъявлено обвинение в расхищении серебра и золота, отобранного у Сыроватко и др. подследственных.

Следствие установило, что все серебро и золото было присвоено начальником Кустанайского Губотдела ГПУ Антоновым. Он был предан суду ревтрибунала и расстрелян. Все остальные арестованные по этому делу были оправданы и освобождены. Их направили на работу в разные губернии. Тов. Заднепровский был направлен на работу в Семипалатинский Губотдел ГПУ.

Священник Сыроватко отделался легким испугом. Он просидел м-ца 2-3 пока велось следствие и был освобожден.

XXI. НА 2-м ОБЛАСТНОМ КИРГИЗСКОМ СЪЕЗДЕ РКСМ И ПОСЛЕ

В июле 1922 г. в Оренбурге состоялся 2-й Киргизский областной съезд комсомола, на котором Кустанайская организация была представлена семью делегатами. В нее входили следующие товарищи:

1. Турчанинов Я.С. (отв. секретарь губкома)

2. Востриков Я.В. (зав. орг. отделом губкома)

3. Третъяк (зав. политпросветотделом - " -)

4. Петин Ф.П. (зав. общим отделом губкома)

5. Замерлов К (инструктор)

6. Спичак А. (Федоровский Уком)

7. Шарипов Шакир (инструктор)

Центральными вопросами съезда были:

1. Отчет о работе Киробкома (докл. Алексеев)

2. Задачи по работе среди киргизской молодежи

3. Задачи по работе среди девушек.

4. Задачи по физическому воспитанию молодежи.

5. Задачи комсомольских организаций по развитию пионерского движения.

6. Выборы в состав Киробкома.

7. Выборы делегатов на У съезд РКСМ.

2-ой Киргизский областной съезд комсомола по всем перечисленным вопросам принял развернутые решения. Даны были четкие указания Губкомам, Укомам и первичным организациям по развертыванию всех видов комсомольской работы. Ими и руководствовались все низовые организации республики.

Лето 1922 г. было переломным в истории комсомольского движения Кустанайской области. К этому времени в основном была закончена организационная работа.

На 2-ом Киргизском съезде я был выбран членом Киробкома РКСМ и делегатом на У Всероссийский съезд комсомола, который состоялся 11-17 октября 1922 г. К сожалению из-за болезни я не мог присутствовать на съезде. Я болел тифом сентябрь и октябрь.

Меня не госпитализировали. Я лежал дома. За мной ухаживала моя сестра Поля. Вскоре заболел ее трехлетний сын Шура, которого мы все безгранично любили. Шура был очень красивым и не по годам смышленным мальчиком. Как-то Шура попросил у матери пить. Она взяла стакан с водой, стоявший на стуле около моей койки и поднесла его Шуре. Шура замотал головенкой, отказываясь от воды.

- Шурик, ты же просил пить, водичка хорошая, пей.

- Из этого стакана пил дядя Яша, а он больной.

Бедного малыша не могли спасти. Он умер. На руках Поли осталась дочь Аня. Ей тогда было лет 7.

После выздоровления я стал собираться к отъезду в г. Семипалатинск, куда перевел меня Киробком на работу в губком комсомола. Поля с дочкой Аней должны были поехать со мной. В связи с предстоящим отъездом они выехали на несколько дней в Александровку, чтобы попрощаться с родственниками и односельчанами.

В это время из армии прибыл на побывку двоюродный брат Ивана Прасолова, полковой комиссар Анциферов Федор Васильевич. Он служил тогда под Иркутском на станции Батарейная. В Александровке жила быв. жена Федора Васильевича Екатерина Денисовна с дочкой Шурой (Александра Федоровна проживает в совхозе имени Чайковского, Джетыгаринского р-на, Кустанайской области. Она замужем за Бородкиным Николаем Максимовичем. У них дети и внуки. Мы с ними переписываемся. А.Ф. изредка бывает у нас), которая была года на 3 старше Ани. Ф.В. был в разводе с Ек.Д. В конце октября 1922 г. Федор Васильевич сделал предложение моей сестре Поле, я их благословил и они поженились.

В начале ноября мы вместе покинули родной Кустанай. Федор Васильевич и Поля поехали к месту службы Ф.В. на станцию Батарейная, а я в г. Семипалатинск.

В 1922 г. Киробком увлекался частыми перебросками работников Губкомов комсомола по губерниям. Так, например, в Кустанайский Губком на должность отв. секретаря прислали Волкова Г. Это ни чем не вызывалось. Турчанинов Я.С., выбранный 2-м съездом и первым пленумом Губкомола с работой справлялся. Во всяком, случае он был не слабее Волкова.

ХХII. В СЕМИПАЛАТИНСКЕ

В Семипалатинск я прибыл дня за три-четыре до октябрьских праздников. Город почти ни чем не отличался от Кустаная. Город одноэтажный, с такими же широкими песчаными улицами. Постройки в массе своей деревянные. Как и в Кустанае было очень мало кирпичных и двухэтажных зданий.

Губком партии и Губком комсомола помещались в кирпичном здании на ул. Мещанской в быв. Госбанке. Позднее Губком партии и Губком комсомола переехали в дом, который до революции занимало Губернаторское управление.

Секретарем Губкома партии был тов. Егоров (до ВОВ я случайно встретил его в Москве), отв. секретарем Губкома комсомола был Корецкий И.Н. С ним я познакомился в Оренбурге на 2-ом съезде комсомола. Корецкий сменил тов. Палухина. Его я раньше не знал. На меня он произвел хорошее впечатление. И мне казалось, что смена комсомольского руководства в Семипалатинском Губкоме была также не обоснованной, как и в Кустанайском Губкоме.

В Семипалатинском Губкоме комсомола, а позднее и в Укомах я познакомился с комсомльским активом, который по своим деловым качествам не уступал Кустанайскому активу. Особенно хорошее впечатление на меня произвели следующие товарищи:

1. Вишняков П.Ф. - секретарь Семип. Горкома.

2. Федоров – кажется, секретарь Устькаменог. Укома

3. Дунаевский Иван -секр. Затонского райкома РКСМ

4. Малахов К.Д. - секр. Повладарского Укома

5. Величко Михаил Арсеньевич - редактор газ. "Крас. новь".

6. Кулакова Анна Германовна.

7. Рассказов Георгий (слушатель совпартшколы)

8. Шнеерсон Абрам Ильич - секретарь Бухтарминского Укома.

9. Рыбак Михаил.

10. Дегтярева Елизавета

11. Гуревич - член бюро казначей ячейки РКСМ.

12. Лизунов Константин.

13. Рубинштейн Сергей.

14. Михайлов Константин Александрович - секр. Зайканского укома и ряд других, фамилии которых не могу вспомнить, даже глядя на их фотографии.

Из партийного, советского и профсоюзного актива мне запомнились следующие товарищи:

1. Галето К. (зав. орг. отделом Губкома РКП(б))

2. Рубинштейн Михаил (зав. агит. проп. отделом Губкома)

3. Досов Абиль (председ. Губисполкома)

4. Рассказов - брат Георгия (председ. ГСПС)

5. Туриков, сменивший Рубинштейна Мих.

6. Футлин, сменивший Рассказова (стар.) на посту предс. ГСПС

8. Михайлов Дмитрий Александрович (секретарь Павлодарского Укома)

Семипалатинская губерния по территории и количеству населения в 1922 г. была больше Кустанайской губернии. В нее входили следующие современные области:
Зайсанская, Устькаменогорская, Павлодарская, Большенарымская и Кар-Каралинская.

Уездные центры находились на очень большом расстоянии от Семипалатинска (от 200 до 700 километров). Населенные пункты также на большом расстоянии находились от уездных центров. Связь Губкома комсомола с Укомами зимой осуществлялась только при помощи конного транспорта. Улучшалась связь весной и летом. Она осуществлялась при помощи водного транспорта. Все, кроме одного уездного центра, расположены на берегах Иртыша. Это во многом облегчало работу комсомольских организаций.

К моему приезду во всех уездах были проведены уездные съезды. Комсомольские организации готовились к 4-ому Губернскому съезду, который был назначен на 25-28 февраля 1923 г.

В отчетном докладе секретаря Губкомола тов. Корецкого И.Н., в речах тт., выступавших в прениях по отчетному докладу и в принятой резолюции говорилось, что Губкомол, выбранный 3-им съездом оказался неработоспособным. Он занимал неправильную линию по отношению мест. молодежи (в газете "Красная новь" в № 2 (14), воскресенье, 23 марта 1923 г. была опубликована моя статья "Итоги 4-Губсъезда.").

4-й съезд обязал Губком и Укомы усилить работу среди рабочей молодежи. Чаще проводить собрания и конференции несоюзной рабочей молодежи и знакомить ее с целями и задачами РКСМ. Вовлекать несоюзную рабочую молодежь в клубную работу, а затем в ряды РКСМ. Большую работу проводила газета "Красная новь". Съезд обязал Губком и Укомы усилить работу по созданию комсомольских ячеек на промышленных и кустарных предприятиях.

Большое внимание уделил съезд работе деревенским комсомольским ячейкам. Он рекомендовал городским ячейкам установить шефство над деревенскими ячейками.

В той же газете была опубликована моя статья "К I -Мая" (№ 6 (8), суббота 21 апреля 1923 г.). В течение мая, июня и июля в газете "Красная новь" были опубликованы еще четыре моих статьи. Статья "Существенная поправка" была написана в соавторстве с Гришей Ицексон, инструктором Губкома и подписана :"Явгиц". В этой статье мы критиковали нашего секретаря Губкома РКСМ тов. Корецкого И.Н. за его неудачную статью, опубликованную в газете "Красная новь" № 7. Поэтому-то мы и подписались псевдонимом.

В конце июня или в начале июля меня и секретаря железнодорожной ячейки РКСМ Петю Крикуненко командировали в Москву на сельскохозяйственную и кустарно-промышленную выставку. Нас послали как экскурсантов. Чтобы сэкономить деньги, мы не стали покупать проездных билетов, а договорились с проводниками двух товарных вагонов, в которых отправляли в Москву на с/х выставку маралов. Чтобы занять"мягкое купе" рядом с маралами, мы с Петей взяли на себя обязательство помогать проводникам в пути, ухаживать за живыми экспонатами. Вагоны были прицеплены к пассажирскому поезду и мы благополучно прибыли в Москву.

В Главном выставочном комитете мы получили направление в общежитие, талоны в столовую, расписание экскурсий по выставке и по Москве. Все свои экскурсантские "обязанности" мы выполняли с огромным прилежанием. Мы внимательнейшим образом слушали гидов и старательно записывали услышанное и увиденное. Выставка и Москва произвели на нас ошеломляющее впечатление. Мы присутствовали на митинге, на котором выступал Луначарский Анатолий Васильевич. Митинг проходил на территории с/х Выставки. (Первая с/х и Куст. пром. выставка находилась на месте нынешнего парка им. Горького).

Мы с Петей Крикуненко не ограничивались расписанием Глав, выстав. комитета, мы посещали музеи, театры и театрализованные постановки, организованные на территории выставки. Отведенное нам время на осмотр всего, пролетело очень быстро, а мы многого еще не посмотрели и не сделали. В частности я не успел еще посетить ЦК РКСМ и попытаться осуществить свою многолетнюю мечту - пойти на учебу.

Мы уже прожили в Москве не один положенный срок, а два. В общежитии нас никто не беспокоил, не говорили, что пора нам покинуть его. Это дало нам возможность продолжать наслаждаться культурными ценностями Москвы.

В один из дней я пошел в ЦК РКСМ к заведующему организационным отделом. Я забыл фамилию зав. орготделом ЦК РКСМ. Явившись к нему, я подробно рассказал о себе, о том, что я работаю зав. политпросвет отделом Семипалатинского Губкома РКСМ. Выполнять эту работу мне становится с каждым новым годом тяжелее. Если в прошлом году я был секретарем Кустанайского Губкомола, то теперь я с большим трудом еле-еле выполняю свои обязанности. Причина одна - я малограмотный человек. Поэтому прошу вас отпустить меня на учебу.

Зав. орготделом, внимательно выслушав меня, проникся сочувствием и предложил мне написать заявление, в котором просить освободить от работы и направить меня на учебу в рабфак МГУ. В заключении сказал:

- Завтра заседание оргколлегии и твое заявление я доложу членам коллегии, думаю, твоя просьба будет удовлетворена. Заседание коллегии состоится в 10 часов, приходи на заседание. Только не опаздывай, твой вопрос будет решаться первым.

На следующий день без десяти минут назначенного времени я был в орготделе. Заседание началось ровно в десять. Тов. зав. отделом доложил членам коллегии суть моей просьбы. После чего члены оргколлегии задали мне три вопроса. Я на них ответил.

Зав. орготделом сказал:

- Ставлю на голосование. Кто за то, чтобы удовлетворить просьбу зав. политпросвет отделом Семипалатинского Губкома РКСМ тов. Вострикова поднимите руки.

Все члены коллегии проголосовали за то, чтобы удовлетворить мою просьбу. Это решение обрадовало меня. Я почувствовал себя безгранично счастливым. Мысленно я уже увидел себя студентом, сидящим за партой и слушающим лекцию преподавателя.
Я вышел в коридор, уселся в кресло и предался размышлению о том, каких же специалистов готовит рабфак. Дождавшись окончания заседания, я зашел к заворгу и спросил его:

- У кого и когда можно будет получить направление в рабфак?

- Направление, дорогой т. Востриков, получите немедленно после того, как решение оргколлегии будет утверждено секретариатом ЦК РКСМ. Заседание секретариата состоится послезавтра в 10 часов утра. Приходи минут за 15 до начала заседания в приемную секретаря ЦК тов. Смородина и жди. Как только начнется слушание наших вопросов, тебя вызовем.

Встретив Петю Крикуненко в условленном месте, я рассказал ему о своих успехах, сказав при этом:

- Наверное, Петя, придется тебе ехать домой одному. А я буду поступать в рабфак МГУ.

Меня пригласили на заседание секретариата ЦК РКСМ. Там я первый раз увидел и познакомился с Петром Смородиным. Зав. орготделом доложил решение оргколлегии обо мне. Тов. Смородин сделал оргколлегии следующее замечание:

- Мне кажется, оргколлегия неправильно решила вопрос об отпуске тов. Вострикова на учебу. Парень молодой, местный, знает местные условия и быт коренного населения. Вы знаете, какое тяжелое положение в Киргизии с кадрами. Тов. Востриков поработает еще годика два, подготовит заместителя, и тогда мы пошлем его на учебу. А теперь, обращаясь ко мне, тов. Востриков, снимите свое заявление.

Я растерялся, встал и промямлил:

- Как снять? Я не снимаю и прошу утвердить решение оргколлегии.

Смородин, обращаясь к членам секретариата, сказал:

- Предлагаю решение оргколлегии отменить. Кто за - прошу поднять руки.

Все участники заседания проголосовали за предложение тов. Смородина. Проголосовал за предложение секретаря и зав. орг. Отделом, на поддержку которого я так надеялся.

С заседания секретариата ЦК я вышел весьма расстроенным. Насколько два дня назад принятое постановление оргколлегией ЦК обрадовало меня, настолько решение секретариата опечалило меня. Я понял, что раньше чем через два года не отпустят меня на учебу.

Вернувшись в общежитие, я рассказал Пете Крикуненко о решении секретариата, о бессердечности Петра Смородина и непостоянстве зав. орг. отделом. Первую ночь после постигшей неудачи я не мог заснуть, вторую спал тревожно, третью провел нормально. Но после третьей ночи нас постигла еще одна беда. Мы обнаружили, что наши кошельки пусты, нам не на что питаться.

Во время моих посещений ЦК РКСМ я раза два или три обедал в столовой ЦК партии. Мне понравились обеды, которые притом были дешевле обедов выставочной столовой. Кроме того, на столах стоял в графинах русский квас и черный душистый хлеб. Квас и хлеб были бесплатными и потреблять их было можно сколько угодно.

Оказавшись в безнадежном положении, мы вспомнили про хлеб и квас столовой ЦК. Вход в ЦК РКП(б) был тогда для членов партии свободным, т.е. без пропусков. Достаточно было предъявить партбилет и ты мог идти к кому угодно из работников ЦК партии или комсомола.

К четырем часам следующего дня мы, изрядно проголодавшись, пошли в столовую ЦК и там покушали хлеб и квас. Эти два блюда оказались достаточно вкусными и питательными, что мы без каких- либо неприятных ощущений дожили до завтрака, а потом до обеда и ужина. И каждый раз мы "брали" только эти два блюда, которые вполне удовлетворяли нас. На таком питании мы прожили четыре дня. И все эти дни думали о том, где взять деньги на билеты и, хотя бы, на хлеб и квас, чтобы доехать до Семипалатинска.

И только на 5-ый хлебно-квасной день осенила нас мысль пойти к председателю Главного выставочного комитета и честно рассказать, что мы прожили все деньги и поэтому не можем вернуться домой. Гл. выст. комитет находился на территории выставки, справа при входе, в двухэтажном здании.

На следующий день в 12 часов дня мы были в помещении выставкома. Отыскав кабинет председателя мы несмело постучали в дверь. Из кабинета послышался приятный голос: "Входите!" Вошли. За столом сидел лет сорока человек. На столе стояло три телефона. Кабинет был небольшой и очень скромно обставлен.

- Здравствуйте.

- Здравствуйте, здравствуйте товарищи комсомольцы^". Проходите, будьте как дома, садитесь. Рассказывайте, кто вы.

- Мы экскурсанты, прибыли издалека...

- Откуда же вы прибыли на нашу выставку?

- Мы прибыли из Казахстана.

- Да, Казахстан действительно далекая окраинная наша республика. Тем интереснее послушать из первых уст рассказ о житье бытье казахского, киргизского и, конечно, русского народа. Где же вы там проживаете?

- В г. Семипалатинске. Я работаю в Губкоме комсомола - зав. политпросветотделом. А мой друг - секретарь железнодорожной ячейки РКСМ. Жизнь в нашей республике протекает нормально. Быстро развивается земледелие, скотоводство и рыбные промыслы. Да вы, конечно, знаете об успехах нашей республики не хуже, чем мы. Все это отражено в экспонатах нашей республики на выставке в павильоне Киргизской социалистической республики.

- Ну не скажите. Я-то знаю жизнь народов вашей республики, главным образом, по книжкам, а вы, живя и работая там повседневно, видите и чувствуете ритм жизни, те успехи, о которых вы только что говорили. На выставке, как вы уже знаете, представлены все республики, края и губернии. И вы можете, внимательно просмотрев экспонаты той или иной губернии, сравнить ее показатели с показателями вашей Семипалатинской губернии и сделать вывод о том, хозяйство какой из сравниваемых губерний развивается успешнее, интенсивнее. Вы делали такие сравнения при осмотре выставки?

- Такое сравнение мы сделали раньше, чем попали на выставку.

- А именно когда и как вы могли сравнить уровень экономики вашей губернии с уровнем других губерний?

- Мы это сравнение сделали тогда, когда мы проезжали через центральные части Советского Союза. Чем ближе мы подъезжали к Москве, тем полнее открывалась нашему взору убогость крестьянской экономики. Мы увидели соху, серп, литовку, лапти. Мы увидели то, чего у нас в Семипалатинской губернии не увидите. Крестьяне Семипалатинской и Кустанайской губ. (я родился и вырос в Кустанайской губернии) пашут землю не сохой, а железным двухлемешным касайским плугом, в который запрягают не одну, а трех лошадей или три пары волов. Убирают у нас хлеб не серпом, а лобагрейкой, а то и самосброской или самовязкой. Наши крестьяне ходят в сапогах. Они лучше одеты... Они более развиты, чем крестьяне центральных губерний. Они более обеспечены. Такой вывод мы сделали из сравнения уровня экономики наших губерний с экономикой губерний, по территории которых мы проезжали, глядя из окна вагона.

Наши поверхностные, путевые впечатления подтвердились тем, что мы увидели на 1-й Всесоюзной сельскохозяйственной и кустарно - промышленной выставке. Сельское хозяйство нашей республики, Сибири является более развитым, машинизированным и крестьяне более обеспеченными, чем с/х-во и крестьяне центральных губерний. Мы с Петей прикидывали своим умишком и пытались понять причины, но так и не поняли. Нам казалось, что чем ближе к Москве, там более развитыми должны были бы быть все отрасли х-ва, тем богаче труженники. А увидели другое. Чем же можно объяснить замеченную нами разницу?

- Такая разница в уровне развития с/х центральных губерний и Сибири, и Киргизии действительно есть. Действительно, с/х Сибири и вашей республики более развито, чем с/х центральных губерний. Честь вам и хвала, что вы обратили внимание на разницу и добиваетесь узнать причины. Раз вы загорелись желанием узнать их, то вы обязательно узнаете. Только для этого надо немного подучиться. Без науки, дорогие комсомольцы, как без воды "и ни туды и ни сюды". А вы, ребята, думали над тем, что надо учиться?

- Не только думали, но и предприняли конкретные шаги, чтобы в этом году пойти на учебу в рабфак МГУ. Но, увы, не удается.

И я рассказал ему о моем обращении по этому поводу в ЦК комсомола и об отказе.

- А вы не огорчайтесь. ЦК комсомола отказал вам в этом году, а в будущем году может командировать вас на учебу в тот же рабфак или в другое учебное заведение. Только не надо опускать крылья. Всегда надо учиться. Учиться можно и нужно не только в школе, но в жизни, на работе. Учиться тан, как об этом говорил В.И.Ленин на Ш съезде комсомола в своей речи "Задачи Союза молодежи". Как можно чаще читайте эту речь Ленина и вдумывайтесь в ее содержание и вы в конце концов приобретете знания, которые помогут вам понять причину в разнице уровней с/х производства в разных губерниях. А пока в двух словах вам скажу. В Сибири и Киргизии не было крепостного права. Там избыток земли. Там не было помещиков. Поэтому с/х развивалось там сразу на капиталистической основе и поэтому оно опередило с/х центральных губерний, которое было стеснено крепостным правом. А после отмены его в 1861 году остались его пережитки, которые продолжили мешать в полную меру развиваться крестьянскому хозяйству.

Тов. Председатель спросил нас, как мы проводим время в Москве, где мы были и чего видели кроме выставки. Мы охотно рассказали ему. Он сказал, что рад за наши успехи.

- Молодцы комсомольцы, что сумели с большой пользой использовать время пребывания в Москве.

- Мы не только комсомольцы, но и коммунисты.

- Да неужели вы уже вступили в партию? Да когда же это вы успели?

- Я вступли в партию в 1920 г., а Петя в 1922.

Я не без гордости достал из кармана свой п/б за № 505150 и подал его тов.председателю. Он с восхищением посмотрел и сказал:

- Но, ребята, признаюсь, вы удивили и поразили своей скороспелостью. Хвалю, хвалю вас, дорогие молодые тт.

Все переговорено и последние слова тов. Председателя были явно заключительными, а мы не шелохнулись, мялись и продолжали сидеть. Наконец он, спохватившись, сказал:

- А вы, ребята, зачем пришли-то ко мне? У вас какой-нибудь вопрос ко мне? Если да, то давайте, выкладывайте.

- Да мы пришли к вам по одному важному для нас вопросу. Нам пора возвращаться домой, а мы не можем этого сделать.

- Почему же вы не можете этого сделать?

- У нас нет денег на билеты.

- Нет денег на билеты! Куда же они делись? Вы получили командировочные в Семипалатинском Губземотделе?

- Получили. Получили суточные и проездные в оба конца. Получили все, что положено. Но мы не заметили, как прожили их.

- Когда же кончились у вас деньги?

- Кончились они у нас четыре дня тому назад.

- Как же вы без денег в Москве живете четыре дня? У вас есть родственники или знакомые?

- У нас в Москве нет ни родственников и ни знакомых, а живем мы потому, что в столовой ЦК РКП(б) питаемся бесплатно.

И я рассказал ему о бесплатном хлебе и квасе. Тов. вызвал главбуха и предложил ему выдать нам денег на проезд домой за счет Семипалатинского Губземотдела. Распрощавшись с нашим покровителем, мы пошли вслед за главбухом в его кабинет. Там главбух предложил нам написать заявление. Взяв наши заявления, главбух сказал:

- Вы, ребята, подождите здесь, а я пойду поищу кассира. Время уже позднее, он мог уже уйти. Если он ушел, то вы сможете получить проездные только в понедельник.

Петя неопределенно хмыкнул. А когда главбух вышел, обратившись ко мне, сказал:

- Какие же мы лопухи! Деньги-то у нас есть.

- Как есть! Откуда им взяться? Не приснилось ли это тебе, Петя?

- Нет, нет не приснилось. На самом деле есть. Они лежат в моих новых сапогах. Я за них, как ты знаешь, заплатил 23 рубля. Ты жди оформление проездных, а я мигом снесу сапоги на толчок и превращу их в реальные деньги. К твоему приходу стол будет накрыт на две персоны и не меньше, как из трех блюд будет обед.

Вернулся главбух и сказал мне, что кассир закончил работу и ушел домой. Приходите утром в понедельник. Поблагодарив главбуха, я поспешил в общежитие. По дороге я пытался представить, что Петя приготовил покушать. Конечно, он купил белый хлеб, колбасу. Это два блюда. А третье? На третье у меня не хватило фантазии. Да и некогда было гадать. Я быстро добежал до общежития. Петю я застал лежавшим на койке, раздетым, укрытым одеялом, с закрытыми глазами, но видно, что не спал. Он явно слышал, что я пришел, но никак не реагировал. Меня это удивило. Я тоже разделся, но, прежде чем нырнуть под одеяло, я осмотрел тумбочку. На тумбочке и внутри ее ничего съестного не было. Не было на месте и сапог. Не понимая, что помешало Пете "накрыть на стол для двух персон", я обратился к нему со следующим вопросом:

- Петя, продал сапоги?

- Продал.

- За сколько?

- За 24 рубля. Сапоги продал, а денег нет...

- Как нет? Куда же они делись?

И Петя рассказал мне историю, приключившуюся с ним на толкучке.

- На толкучке ко мне подошли три покупателя, спросили - сколько хочу я получить за сапоги. Я сказал - 25 руб. Они предложили мне 20 руб. Стали рядиться. Они понемногу прибавляли, я снижал. И, наконец, мы сошлись на 24 рублях. Покупатели отсчитали и дали мне в руки 24 руб., а я передал им свой товар. Деньги я взял в левую руку и сунул их в левый карман брюк. Не торопясь, я подошел к трамвайной остановке и вошел в стоявший трамвай. Трамвай тронулся, ко мне подошла кондуктор и предложила взять билет. Я опустил руку в мой левый карман, а там их не оказалось. Я как ошпаренный подбежал к двери и на ходу спрыгнул (двери у трамваев не закрывались и каждый, кто хотел, мог на ходу спрыгнуть) и прямо на стоявшего милиционера. Милиционер подхватил меня и не дал мне упасть на землю.

- Что с тобой парень? Ты неосторожно прыгаешь? Так недалеко и до беды. А за то, что ты на ходу спрыгнул, плати штраф.

- Тов. милиционер, помогите.

- Что случилось?

- Деньги вытащили из кармана.

- А кто вытащил?

- Не знаю.

- Ай, яй, яй - плохо. Раз вы не знаете вора, то я вам не могу помочь. Тута водятся такие хлюсты. Надо ухо держать востро.

- Пока милиционер выражал мне свое сочувствие, я пришел в себя и подумал - какой же я дурак. Зачем я побежал к милиционеру? Зачем я стал просить его помочь? Кому не ясно, что он никакой помощи не мог оказать? Сейчас лежу и переживаю, конечно, не за сапоги, а за свой глупый поступок. Поскольку обед из трех блюд не состоялся, надо поспешить в столовую ЦК, а то можем остаться и без пищи святого Антония.

В понедельник утром мы получили проездные и суточные. Первое, что мы сделали, пошли в столовую и плотно позавтракали. Потом пошли на вокзал и приобрели железнодорожные билеты. Петя купил билет до ст. Семипалатинск, а я до станции Батарейная, сказав Пете, что у меня есть двенадцать дней положенного отпуска и я их проведу в семье моей сестры. Мое решение было, конечно легкомысленным. Но билет куплен и я еду к сестре. Истинная цель поездки на ст. Батарейная была другая, криминальная. Не получив разрешение ЦК комсомола пойти на учебу я решил попробовать счастье в Иркутске, поступить там в рабфак. А после того, как поступлю, стану студентом, пошлю заявление Семипалатинскому Губкому с просьбой освободить меня от занимаемой должности. Конечно, освободят. С этими мыслями я прибыл на станцию Батарейную.

Утром в воскресенье, до завтрака я побежал посмотреть на Ангару. Стояла жаркая июльская погода. Величавая сибирская река буквально заворожила меня своей быстротой и чистотой несущейся воды. Вода настолько чиста, что можно сосчитать на дне реки все камушки и бойко плавующие рыбки. Кое-где на берегу стояли или не торопясь прогуливались небольшие группки молодых людей. К моему немалому удивлению никто не купался. Чем больше я всматривался, тем настойчивее манила в свои объятия красавица Ангара. Наконец я не выдержал, разделся, отошел шагов на десять от воды, как я это делал обычно на Иртыше, разбежался и сиганул в воду... Меня точно кипятком обдало, захватило дух и я опрометью выскочил из воды, не понимая, что со мной случилось. Подбежавший ко мне гр-н, примерно, лет сорока с большим волнением сказал:

- Я был около тех кустов, когда ты стал раздеваться и подумал, что ты готовишься принять солнечные ванны. Но никак не подумал, что ты готовишься купаться. Ни один нормальный человек в Ангаре не купается. Вода-то ледяная. Здесь было немало случаев, когда вот так же лихо, как и ты, прыгали в Ангару, да так там и оставались. Правда, эти герои, главным образом, были в пьяном состоянии. А ты, видать, терезвый. И зачем тебе нужно было прыгать в такую мерзлоту?

- Я первый раз вижу Ангару и не знал, что такая холодная в ней вода.

Вернувшись на квартиру, я рассказал сестре и ее мужу Федору Васильевичу Анциферову о том, как я искупался в Ангаре. Они поругали меня и тоже рассказали несколько печальных случаев, приключившихся с храбрецами-купальщиками.

Через два дня я поехал в Иркутский Обком комсомола. Там я познакомился с работниками, представился секретарю Обкома и рассказал ему о себе и о своем желании поступить в рабфак. Секретарь одобрил мои намерения и сказал, что они помогут мне поступить в рабфак:

- Напиши заявление на имя зав. рабфаком и краткую автобиографию. Приходи через два дня, и мы дадим тебе командировку на рабфак.

Через два дня я явился в Обкомол за направлением. Но вместо направления мне вручили телеграмму Семипалатинского Губкома. Губкомол просит предложить мне немедленно вернуться к месту работы. Итак, из моей надуманной, наивной затеи ничего не получилось. Через два дня я вынужден был поехать в Семипалатинск.

Вернувшись в Семипалатинск, на заседании бюро Губкомола я подробно рассказал о своих впечатлениях о Первой всесоюзной с/х и кустарно-промышленной выставке. А неделю спустя я сделал доклад на общегородском собрании комсомольцев. Позднее написал статью "Выставка закрепила смычку ". Она была опубликована в газете "Смена" органе Семипалатинского Губкома комсомола. (К сожалению у меня не сохранились ни №, ни дата этой газеты. А сама статья сохранилась, см. 50 лет РКСМ.).

Редактором "Смены" был Абрам Шнеерсон. Замечательный человек, товарищ, друг. Он сын профессиональной революционерки, коммунистки. Родился он в тюрьме. Воспитывался он в передовой интеллигентной семье. Его воспитатели дали ему среднее образование и не удивительно, что Абрам Шнеерсон выделялся среди комсомольских активистов 20-х годов.

В Семипалатинске судьба свела меня с рядом замечательных и, безусловно, талантливых комсомольских работников. К их числу относятся:

Михайлов Константин Александрович. Родился и вырос в Петрограде, в рабочей семье. Он был свидетели важнейших революционных событий 1917-1918 гг. В 1922 г. я застал его секретарем Зайсанского Укома. В 1923 г. был переведен на работу в Губкомол. Среди комсомольского актива выделялся своей общей грамотностью и политической подготовкой. Скромный и тактичный товарищ. Хороший организатор.

Малахов Константин Дмитриевич уроженец Павлодара. Он был секретарем Павлодарского Укома комсомола.

Вишняков Павел Филиппович прибыл в Семипалатинск вместе с тов. Лизуновым Костей по личной инициативе из г. Ровно. Вишняков безукоризненно грамотный, с каллиграфическим почерком умный, выдержанный, тактичный, красивый. Одевался очень хорошо. Я не знаю, какое учебное заведение закончил, не знаю из какой семьи. Он был секретарем Семипалатинского горкома или Укома. Костя Лизунов устроился на работу в каком-то советском учреждении.

Ицексон Григорий, инструктор Губкомола, скрипач, грамотный, развитой, умный. Я не помню, какое учебное заведение окончил, но, во всяком случае, не ниже школы второй ступени.

Зинков Георгий родился в Семипалатинске, жил с матерью и сестрой. Имели свой двухэтажный дом на ул. Достоевского, окончил или гимназию, или школу второй ступени. Женился на самой красивой девушке города. (На городском конкурсе красоты ей был присужден первый приз). Я не помню, где он работал, но, кажется не на комсомольской работе.

Рубинштейн Сергей. Родился и вырос с семье крупного финансового работника. Мать - дочь какого-то крупного православного священнослужителя. Его старший брат Михаил был зав. агит.пропаг. отдела Губкома РКП(б), талантливый оратор. Сергей работал в Губкоме РКСМ - не помню в качестве кого, умный, но нескромный тов. Он любил похвастаться своими успехами среди девушек. Позднее работал в НКВД, был очень близок к Берия. Были неразливные друзья. Он много знал о Берия. Берия же обоих Рубенштейнов убрал.

Кулакова Анна Германовна окончила гимназию. Во всех отношениях была подготовленной. Умная и тактичная девушка. Была секретарем Павлодарского Укома РКСМ, членом Губкомола, позднее зав. политпросвет отделом.

Попова Александра, окончила школу второй ступени. Принимала активное участие в драматическом кружке.

Федоров секретарь Усть-Каменогорского укома РКСМ. Образов. начальное, крестьянин, умный, развитой, тактичный. Хороший организотор.

Рыбак Михаил с большими партизанскими зачатками.

Щербаков Василий - представитель Губкома комсомола в военкомате и др

Алексеев Николай, сын священника (по рассказам Копылова И.Д. священник Алексеев стал коммунистом. Позднее он был исключен из партии и снова стал священником), ушел от родителей, вступил в комсомол, был ярым антирелигиозником, окончил гимназию или школу второй ступени, работал в Укоме комсомола, честный товарищ, умный, очень рано умер.

Среди комсомольского актива было много товарищей со средним образованием. Общаясь с ними, я до боли в сердце чувствовал свою малограмотность и изо всех сил стремился к тому, чтобы повысить свою грамотность. Я много читал историко-партийной и комс. литературы. Старательно изучал филос. работу Бухарина. Старался читать газеты. (У меня очень рано появилась потребность делиться с тт. политическими знаниями, полученными из книг и газет. Я писал в газеты статьи и даже читал комсомольцам лекции по историческому материализму, любил выступать с докладами.).

Примерно в декабре 1923 г. Семипалатинский Губком комсомола командировал меня для проверки и налаживания комсомольской работы в следующих трех уездах: Усть-Каменогорском, Зайсанском и Бухтарминском. Мне было поручено проверить работу трех Укомов и выборочно по одной - две ячейки. Командировка оказалась длительной, нелегкой, но для меня полезной: я ближе познакомился с уездным активом и с некоторыми секретарями комсомольских сельских ячеек, с комсомольцами. Так, например, в Большенарымске (уездный центр Бухтарминского уезда) я познакомился с Копыловым Иваном Дмитриевичем, секретарем Бухтарминского укома РКСМ. Он был учителем сельской школы, председателем одной из первых ячеек РКСМ в районе, инструктором Волкома партии. Запомнилась мне беседа с Иваном Копыловым о работе Укома, проводимой в сельских ячейках и в самом уездном центре.

На меня он произвел исключительно хорошее впечатление, умный, скромный, инициативный. Иван Дмитриевич много лет работал на военной работе. Демобилизовался в звании генерал-майора. Сейчас пенсионер, много публикует в центральных и периферийных газетах статей-воспоминаний.

В Большенарымске меня застала смерть В.И.Ленина. Я присутствовал на траурном митинге.

Из Большенарымска я проехал в Зайсан. К сожалению, в моей памяти не охранились фамилии и имена комсомольских работников Зайсанского и Усть-Каменогорского Укомов и секретарей ячеек, которые я проверял.

Общее впечатление о состоянии комсомольской работы в трех уездах у меня осталось хорошее. Укомы и ячейки упорно трудились над выполнением решений 4-го Губ. съезда комсомола. Приятно было видеть и слышать, как комсомольцы Усть-Каменогорского, Бухтарминского и Зайсанского уездов организовали изучение политграмоты, культурно-массовую работу. Изредка укомы проводили собрания несоюзной молодежи, на которых рассказывали о целях и задачах РКСМ. Слабым местом в работе трех укомов по-прежнему оставалась работа среди киргизской молодежи и среди девушек.
Укомы трех уездов много уделяли внимания антирелигиозной пропаганде. Она, конечно, далека была от научных основ. Да наш комсомольский актив, в том числе и мы работники Губкомола, просто не владел ими. Все, что мы проводили по этому вопросу, была не пропаганда, а антирелигиозная агитация, высмеивание служи талей культа - попов, пародирование церковных служб в виде рождественских и пасхальных литургий и т.п. Она отвечала низкому общеобразовательному и культурному уровню народных масс и молодежи. Несмотря на примитивность, антирелигиозная агитация сыграла в истории свою положительную роль.

Главными действующими лицами комсомольских рождественских и пасхальных литургий был наш уездный и губернский актив, т.е. работники Укомов и Губкомов. Так, например, в г. Семипалатинске главными актерами были аз грешный и мой друг Михайлов К.А., т.е. два заведующих отделами Губкома РКСМ. В этих литургиях я исполнял роль священника, а Константин Александрович выступал в роли дьякона. Соответственно мы были загримированы и одеты. Одеты были в натуральные парчевые ризы. Сцена была оборудована как алтарь с царскими вратами, амвоном и иконостасом. Во время представления мы пользовались натуральным кадилом и крестом.

Текст "литургий" был составлен бывшим священником - расстригой Волгиным (его сын был членом партии, работал в Губкоме РКП(б) в качестве управделами). Подготовлен был хороший хор. Ставили антирелигиозные спектакли в театре им. Луначарского, что находился напротив собора. Режиссировал актер Сушковский (имя отчество не помнюю Эвакуирован из Москвы или Петрограда).

"Литургия" начиналась так:

Священник: - Слава святей, единосушне и не раздельное рождество комсомольское, каковое разобьет в пух и прах всю дурацкую процедуру попов, всегда ныне и присно и вовеки веков..."

Хор: -Аминь, аминь...

И т.д.

Вся рождественская литургия была переложена на комедийный манер. Театр им. Луначарского был переполнен. Но он не вмещал и половины молодежи, желавшей посмотреть новинку. На протяжении всего представления в зале стоял хохот и бурные аплодисменты.

Такие праздничные песнопения, как "Рождество", "Христос рождается" и др. переложенные расстригой Волгиным, были с исключительным мастерством исполнены хором на церковный мотив.

Успех был исключительный. Мы повторяли эти спектакли по несколько раз.

И все-таки это была легкая агитка, от которой вскоре комсомольские организации отказались.

Среди антирелизиозных постановок следует отметить лишь одну - это "Суд над богом Саваофом". Сценарий был написан тем же автором, который написал рождественскую и пасхальную литургии. Но в этой работе расстрига Волгин, со знанием дела, талантливо разоблачал жестокость Саваофа и вскрывал противоречия и нелепость священного писания. Критика Саваофа и священного писания была на научном уровне, доступна для зрителей. Она будила мысль и заставляла верующих задумываться над тем, во что они слепо верили и понять, что попы всех религий просто обманывали свою паству.

В спектакле "Суд на богом Саваофом" главные роли исполняли я и Мйхайлов К.А.. Я играл бога Саваофа, а Константин Александрович - Христа.

Из командировки я вернулся в феврале 1924 г. А в марте того же года отв. секретарь Семипалатинского Губкома РКСМ Корецкий И.Н. командировал меня в Павлодар на постоянную работу в качестве секретаря Укома РКСМ. Это было сделано под предлогом укрепления руководства Укома РКСМ. А истинная причина была другая. Я ее хорошо понимал, но делал вид, что я ничего не подозреваю.

В Павлодаре я сменил Булашева Алексея, который произвел на меня исключительно хорошее впечатление. Умный, тактичный товарищ. Он вполне мог оставаться секретарем Укома и вел работу не хуже меня. Во всяком случае состояние комсомольской работы в районе было на таком уровне, что она не нуждалась ни в каком укреплении. Да и могла ли быть слабой комсомольская работа, где до недавнего секретарями были Кулакова А.Г. и Малахов К.Д.

В Павлодаре я познакомился с секретарем Укома РКП(б) тов. Михайловым Дмитрием Александровичем, ст. братом Кости Михайлова. Это питерский рабочий, член ВКП(б) с 1918 г., умный, тактичный, скромный, хороший организатор, массовик. В обращении с людьми, особенно с нами, с молодежью, ровный спокойный. Между ним и Кузьмой Галето, зав. орг.отделом Губкома РКП(б), было что-то общее. Оба они умели без суеты, без окрика помогать комсомольцам вести нашу работу в нужном для партии направлении.

О состоявшемся моем перемещении из Семипалатинска в Павлодар, из Губкома в Уком я сообщил в Обкомол. Из Обкомола последовало немедленное распоряжение командировать меня в их распоряжение.

Перед отъездом из Семипалатинска в Оренбург я сфотографировался с тт. Михайловым К.А., Скородумовым Павлом, Малаховым К.Д. и Степановым Александром. Трое первых - работали в Губкоме комсомола, а Степанов работал в отделе коммунального хозяйства Горисполкома. У меня были сомнения по поводу места его работы. Складывалось впечатление, что он был секретным сотрудником НКВД.

XXIII. В ПАВЛОДАРЕ И АКТЮБИНСКЕ

В Павлодаре я застал весьма квалифицированный и работоспособный состав работников Укома РКСМ. Все тт. безукоризненно грамотные, инициативные. Работали увлеченно, с душой.

По приезде в Павлодар (из Семипалатинска до Павлодара меня вез отец Малахова К.Д. Ехали мы, конечно, на паре лошадей. У них я остановился и жил до отъезда в Актюбинск) утром на второй день я пошел в Уком РКП(б). Там я познакомился с секретарем Укома партии тов. Михайловым Дм. Ал. Дмитрий Александрович рассказал мне о работниках Укома комсомола. О каждом работнике укома комсомола он дал подробную характеристику. По мнению Дм. Ал. состав Укома комсомола хороший. "...Ребята умные, грамотные, старательные, дисциплинированные. С ними тебе будет легко работать".

В правильности характеристики, данной секретарем Укома, я скоро убедился. В Укоме комсомола действительно работали хорошие тт.

Состав укома комсомола на 26/П-1924 г.:

I. Ершов Н.- инструктор

2. Булашев- зав. политпросветотделом.

3. Бутин - управделами,

4. Прижукова Вера - работн. по детскому движению.

5. Востриков Я.В. - отв. секретарь

6. Царьгородцев Александр - завэкправотделом.

Из этой пятерки я хорошо знал тт. Царьгородцева, Веру Прижукову. Царьгородцева знал по Семипалатинску. Он при мне был, примерно, год секретарем Затонского райкома РКСМ. Умный, энергичный, инициативный товарищ. Это был честный, политически грамотный, в моральном отношении устойчивый. Рассказывали тт., что он пошел по военной линии, где-то окончил военную школу, потом институт, а затем военную академию. Во время войны был генералом. О дальнейшей его судьбе ничего не знаю.

В силу сложившейся обстановки с тт. Царьгородцевым, Прижуковой, Булашевым, Ершовым и Бутиным мне довелось поработать всего м-ца полтора. 23 марта я был уже в Семипалатинске, а дня через три отбыл в Актюбинск с заездом в Оренбург в Киробком РКСМ.

В Киробкоме я встретился с ответственным секретарем тов. Алексеевым, с зав. орготделом Беловым и др., которые рассказали, что тов. Корецкий И.Н. направил меня на работу в Павлодар без согласования с ними. Они узнали о сделанной перестановке только из моего письма и сделали серьезное замечание тов. Корецкому.

Тов. Алексеев поведал мне, что у обкома комсомола имелись и имеются другие соображения в отношении меня. Обком намерен взять меня на работу в Обком. Обком ввел меня в состав президиума. А пока Обком направляет меня в Актюбинск на работу в качестве отв. секретаря Губкома. Мне сказали, что несколько дней тому назад там закончилась губернская конференция и я уже избран членом Антюбинского Губкома РКСМ. А состоявшийся 1-й пленум Губкома избрал меня секретарем Губкома. Недавно закончилась губернская партийная конференция, на которой я избран кандидатом в состав Губкома РКП(б).

Выслушав тт. Алексеева, Белова и Морковкина, я поблагодарил тт. за доверие, но при этом сказал, что я буду просить Киробком о том, чтобы Обком в этом учебном году отпустил меня на учебу. Я чистосердечно рассказал им, что я человек малограмотный и мечтаю о том, чтобы как можно скорее пойти на учебу. Тт. согласились со мной и обещали в этом году отпустить меня на учебу, потребовав от меня, чтобы я до 3 Кир. Областной комсомольской конференции подобрал бы себе заместителя из числа местного актива. Я обещал это сделать.

Прибыв в Актюбинск, я явился в Губком комсомола и Губком партии. В том и другом Губкоме представился и познакомился с секретарем Губкома РКП(б) тов. Кусмарцевым и исполнявшим обязанности отв. секретаря Губкома РКСМ т. Лапшиным Василием. Оба руководителя на меня произвели весьма положительное впечатление. Это меня обрадовало. Я понял, что у меня есть готовый заместитель.

Василий Алексеевич Лапшин был старше меня на год или два. К тому времени он уже отслужил в Советской Армии. В свое время он окончил Челкарское 2-х классное училище, окончил учительские курсы и работал, какое-то время, учителем, начитан. Все свободное время проводил за чтением художественной литературы, газет и журналов.

С первых же дней знакомства с Лапшиным В.А. я почувствовал что он более подготовлен к роли отв. секретаря Губкома, чем я. Он был весьма тактичным и никогда не давал мне почувствовать свое превосходство надо мной. Он был скромным, мягким и обходительным со всеми, с кем он сталкивался.

Василий Алексеевич был атлетического телосложения, регулярно занимался гимнастикой, красивый, он был очень похож на актера, игравшего роль Тарзана в одноименном фильме, демострировавшемся в 1924 г. на киноэкранах. Мы его прозвали Тарзаном.

В начале июля 1924 г. состоялся 3-й Киргизский съезд РКСМ.В составе делегатов от Актюбинской организации были: Востриков Я. Маненов Уразгиль , Лапшин В., Клеберг К. и др., фамилии которых не сохранились в моей памяти.

По прибытии в Оренбург на заседании бюро обкома я напомнил товарищам об их обещании отпустить меня на учебу:

- Мне вы поручили за время работы в Актюбинске подготовить заместителя. Это поручение я выполнил.

Я дал подробную характеристику т. Лапшину Василию, которого, конечно, ни я подготовил., а его вырастила Актюбинская партийная организация. Тов. Лапшин вполне может быть отв. секретарем Губкома комсомола. Затем я рассказал им о состоянии губернской комсомольской организации, о губернском и уездном активе. В заключении попросил не вводить меня в состав Киробкома. Вместо меня я рекомендовал ввести в состав обкома т. Лапшина и предложил утвердить его отв. секретарем Акт. Губкома, а меня послать в распоряжение ЦК РКСМ. Мое предложение обком принял.

XXIY. НА БОЛЬШУЮ УЧЕБУ

На первом же заседании нового состава обкома стоял вопрос "Об использовании членов Киробкома старого и нового состава. В отношении меня было принято решение: "Послать тов. Вострикова в распоряжение ЦК РКСМ".

В Москву я прибыл вместе с делегатами У1 съезда комсомола. Нас поместили во 2-м доме Советов. Я не был делегатом съезда, мне ЦК дал гостевой билет.

Сразу же по прибытии в Москву я стал хлопотать, чтобы меня ЦК комсомола послал на учебу. К концу съезда этот вопрос был решен положительно. Меня послали на учебу в Ленинградский Коммунистический университет им. Зиновьева.

20 июля 1924 г. я прибыл в Ленинград. Комвуз размещался в Таврическом дворце на ул. Войнова. Войдя в вестибюль дворца, к моему удивлению я увидел в левой стороне выстроенную обыкновенную русскую хату, которых в 1923 г. на с/х и кустарно-промышленной выставке в Москве было несколько десятков. С той, однако, разницей там были дворы, конюшни и домашний скот. Этого всего, конечно в Таврическом дворце не было. Хата, поставленная в вестибюле дворца, по замыслу авторов, должна была символизировать смычку города с деревней. А на самом деле она демонстрировала бездумье и бескультурье авторов. Вестибюль красавца дворца был изуродован. Мне, деревенскому парню, было больно смотреть на деревенскую хату, втиснутую в вестибюль роскошного Таврического дворца. Я смотрел, переживал и внутренне возмущался. Я не заметил, как ко мне подошел пожилой человек и вместе со мной смотрел на крестьянскую избу. Когда я повернулся, чтобы пойти в канцелярию ун-та, он обратился ко мне со следующим вопросом:

- Восторгаетесь красотой?..

- Нет. Возмущаюсь.

- Чем?

- Большими недоделками.

- Какими именно?

- К этой крестьянской хате надо было пристроить двор, сараи и поставить в этом дворе десяток овец, корову, двух лошадей, свинью, десять штук гусей и штук 20 кур...

Гражданин, задавший вопрос, как-то отпрянул, сделал большие глаза, неопределенно хмыкнул и зашагал к выходу.

В общей канцелярии университета я познакомился с первым работником. Это была делопроизводитель молодая, интересная девушка или женщина Баславская (имя забыл) От нее я узнал, где находится приемная комиссия, партбюро, ректорат, фамилию председателя приемной комиссии, секретаря партбюро и ректора.

Там же от меня приняли командировку ЦК ВЛКСМ, выдали направление в общежитие, талоны на питание, указали столовую и рассказали о часах завтрака, обеда и ужина. Общежитие находилось на Знаменской улице, дом № 5, сказав: "Устраивайтесь, а завтра, после завтрака, заходите сюда".

На следующий день, после завтрака, я зашел в канцелярию. Там мне сказали, дня через три или четыре явиться в приемную комиссию. Но я не стал дожидаться назначенного дня, а пошел в партийное бюро ун-та. Там я познакомился со старой коммунисткой, членом бюро тов. Король, которая рассказала мне о порядке работы приемной комиссии, о том, кто поступает в ун-т. От нее я узнал, в комвуз поступают, главным образом, тт., проработавшие на партийной работе, уже зрелые и подготовленные. Поступавшие держат экзамен по истории партии, политической экономии и философии. Информация, полученная от тов. Король, меня не на шутку взволновала. Я зашел в приемную комиссию. Там дежурил один из членов приемной комиссии (фамилию его не помню), к которому я обратился со следующим вопросом:

- Можно ли перенести назначенные мне экзамены на более позднее время, отсрочив их хотя бы на неделю?

- А почему?

- Да потому, что я просто не готов к экзаменам. До сегодняшнего дня я просто не знал, что должен сдавать по трем очень важным дисциплинам экзамены. Поэтому прошу комиссию, перенести сдачу экзаменов на самый конец.

Мою просьбу удовлетворили, сказав при этом:

- Это вполне возможно, т.к. день экзаменов, назначенный вам - первый. Экзамены будут идти весь сентябрь. Приходите сдавать экзамены тогда, когда вы почувствуете, что вы готовы.

До последнего дня экзаменов я упорно готовился, использовав богатейшие возможности кабинетов истории ВКП(б), политической экономии, философии, русской истории и истории запада. С утра и до закрытия кабинетов я находился в кабинетах, читал, смотрел наглядные пособия и опять читал. Чем больше я читал и обдумывал прочитанное, тем больше я убеждался в своем невежестве. Это меня волновало, а время летело неимоверно быстро.

За минувшие три недели общежитие, в котором я жил, заполнилось абитуриентами до отказа. Почти со всеми поступающими в комвуз я перезнакомился. Это были тт. в возрасте от 30 до 40-45 лет. Я среди них был мальчишкой, шелкопером. Это меня явно смущало. А иногда в разговоре с ними я просто терялся.

Я старался меньше говорить, а больше слушать и вникать в суть услышанных разговоров. Особенно интересовали меня рассказы тт. об экзаменах. Я обратил внимание на то, что, рассказывая о сдаче экзаменов, мои коллеги делали это спокойно, без волнений, как о чем-то обычном и не опасном. Они даже подшучивали над собой, над своими неправильными ответами.

Каждый раз после услышанных шуток я, обращаясь к рассказчику с вопросом:

- И тебя приняли?

- Что за вопрос, конечно, приняли. Экзамены введены не для того, чтобы решить принять или не принять поступающего в ун-т, а для того, чтобы определить в какой кружок его зачислить.

- Как в кружок? Почему в кружок? Коммунистический ун-т является ведь учебным заведением, а не городской или районной комсомольской организацией, где ежегодно создают сеть политпросвещения и она состоит из кружков, в ун-те наверное организуют курсы и группы.

- Да пойми же, милый комсомолец, что в нашем ун-те нет курсов и нет групп, а есть созывы и кружки. В этом году прием получил название У созыва, т.е. до 1924 г. состоялось четыре набора (четыре созыва), а наш набор пятый.

Чем больше я присматривался, тем больше убеждался, что поступают в комвуз тт. с самой различной подготовкой. В их составе были такие тт., как Дивеев, Тишкин и др., которые, чувствовалось, хорошо подготовлены и такие как Степанов, которые были подготовлены слабо. Это меня успокоило. Меня успокоило и то, что приемная комиссия приняла всех, кто сдал и кто не сдал экзамены.

В приемную комиссию я явился в предпоследний день, сказав, что я готов сдавать экзамены. Председательствовавший, обратившись ко мне, сказал:

- Садитесь тов. Востриков. Расскажите, пожалуйста, о себе, своих родителях и др. близких родственниках, где вы работали и в качестве кого.

Я с большим удовольствием рассказал свою автобиографию и рассказал все, что знал о родителях, братьях, о сестре Пелагее Васильевне и ее муже Иване Прасолове. И был удивлен, что члены приемной комиссии так терпеливо меня слушали. Затем начался экзамен.

Меня спросили, что я читал по истории партии, по философии и по политической экономии. На этот вопрос пришлось отвечать недолго и не так бойко, как я рассказывал автобиографию. По этим трем предметам я, конечно, ничего не знал. Но мне казалось, что я знаю и старался говорить бойко и самоуверенно. Но мои ответы были лишь плохим пересказом учебника по политграмоте. Только в ответе по марксистско-ленинской философии я использовал книгу Н.И.Бухарина "Исторический материализм". Эту книгу я широко использовал в конце 1922, в начале 1923 г. в Семипалатинске, когда я "читал" лекции по философии комсомольцам городской организации.

Однажды, читая лекцию, в аудиторию вошел секретарь Семипалатинского Губкома РКП(б). Он шел в свой кабинет, входная дверь в который выходила в зал, где проходила лекция. Тов. Егоров остановился, постоял, потом сел и слушал мою лекцию. Увидев, что сам секретарь Губкома слушает мою лекцию, я воспрял. Это меня вдохновило и я еще с более большим подъемом стал декламировать отдельные положения из книги, сопровождая своими комментариями.

После лекции тов. Егоров обратившись ко мне сказал: "Тов. Востриков, зайдите ко мне". Я зашел. Тов. Егоров предложил мне сесть и спросил:

- Ты читаешь лекции по философии?

- Да читаю.

- Давно начал читать?

- Полтора м-ца назад.

- Ну как комсомольцы слушают твои лекции?

- Да слушают. В зале всегда тихо, думаю, что лекции нравятся.

- Сегодня я тоже слушал твою лекцию и сидел я тихо, но лекция твоя, дорогой Востриков, мне не понравилась. Не понравилась потому, что ты, брат, врал, как сивый мерин...

Такой, резко отрицательный, отзыв секретаря Губкома партии был для меня неожиданностью. Я растерялся и пролепетал:

- Передо мной лежала книга тов. Бухарина и я ее излагал. Мне кажется в ней нет никакого вранья.

- В книге, конечно, вранья нет, хотя ошибки есть. На них указывает В.И. Ленин, а ты о них не знаешь. Потом книгу-то надо не только уметь читать, но и понимать. Вот этого главного в твоей лекции не было. Ты не понимаешь, что к чему, в чем заключается суть марксистско-ленинской философии...

Как только я вспомнил про этот эпизод, то как ветром сдуло с меня мое спокойствие, самоуверенность. Я краснел и потел, потупив очи... Члены комиссии, не понимая, что со мной происходит, стали подбадривать:

- Вы, тов. Востриков, не волнуйтесь. Отвечали неплохо. Но вот на вопросах по философии малость подзапутались. Это не беда. Продолжайте.

- Извините меня. Разрешите мне не отвечать, так как я по философии ничего не знаю.

- Как, тт. члены комиссии, удовлетворим просьбу тов. Вострикова?

Члены комиссии, конечно, согласились с председателем. Председатель, обратившись ко мне, спросил:

- Ну, а как у вас обстоит дело с политэкономией? Что читали?..

- Кое-что читал. Даже пробовал, по совету одного старого коммуниста, читать произведение К.Маркса "Капитал", но ничего не понял.

Один из членов комиссии сказал:

- Тов. Востриков, попытайтесь кратенько рассказать - что такое капитал?

- Капитал - это деньги...

Я обратил внимание, как члены комиссии доброжелательно встрепенулись.

- Правильно, деньги, ну а дальше? дальше? Всякие ли деньги являются капиталом?

- Если их много, то это капитал. Три копейки тоже деньги, но разве их можно назвать капиталом...

Мой ответ развеселил членов комиссии. Когда я сказал о трех копейках, они все сразу рассмеялись. Но в их смехе я почувствовал какую-то доброжелательность. Председатель, обратясь к членам комиссии, сказал:

- Вопросов к т. Вострикову больше нет?

- Нет, все ясно.

- Вы свободны, тов. Востриков. О результатах узнаете завтра. До свидания.

Я встал, но не мог сразу двинуться. В этот миг в моем сознании пронеслась мысль-догадка, какую я больше всего боялся: "провалился".

Эту ночь я не спал. Утром встал рано-рано. Все мои товарищи безмятежно спали. Даже громко похрапывали те, которые на экзаменах не ответили ни на один вопрос. Об этом они рассказывали сами.

Придя вместе с тт. в университет, я вместо столовой побежал к доске, на которой вывешивались списки принятых в ун-т. Списки еще не вывесили. Их вывесили только в час дня. В списках значилась и моя фамилия. Я был безгранично рад и счастлив. Я немедленно побежал в канцелярию. Там мне вручили студенческий билет василькового цвета, в котором было написано: "Востриков Я.В. студент 5-го созыва Коммунистического университета им. Г. Зиновьева".

Билет я положил в левый грудной карман пиджака. Вышел из канцелярии, а мне все не верится; что я принят, что я студент. И вдруг мелькнула мысль "уж не сон ли это..." Вспомнив, что я сегодня не спал, я побежал в вестибюль к той самой хате, "символа" смычки города с деревней, которая так меня поразила в первый день моего приезда. За хатой стоял стул, присев на него, я достал студенческий билет и с огромным волнением несколько раз прочел, что "Востриков Я.В. студент Ком. ун-та". Окончательно убедившись, что это не сон, а явь, я несколько успокоился и с гордостью стал про себя повторять "Я студент..."

Меня зачислили в самый слабый кружок, в 4-ый. В этом кружке были тт. Степанов, Ведрашко, Губкин-Слободской и др. Все они великовозрастные. Среди них я был один комсомольского возраста. Кроме меня на созыве были еще три комсомольца. Это тт. Угловой, Леонтьевский и Нуриджанян, но они были лучше подготовлены, чем я, и зачислены в повышенные кружки.

Позднее мне стало известно, что у приемной комиссии вначале сложилось мнение обо мне отрицательное, т.е. отказать мне в приеме в ун-т из-за недостаточной подготовки. Потом один из членов комиссии выступил и внес следующее предложение:

"У меня, тт., о Вострикове сложилось другое мнение. Конечно, знаний у него очень и очень мало, но он их приобретет быстрее, чем те старички, которых мы зачислили в 4 кружок. Он их обгонит. Я предлагаю Вострикова принять в ун-т."

После обсуждения комиссия постановила - "Принять".

Вместе со студенческим билетом мне выдали направление в другое общежитие, что находилось на ул. Знаменка 18 в комнату, в которой проживал уже студент нашего же созыва, старый коммунист, инвалид Гражданской войны, добрейший человек. (У него не было правой ноги. Ее заменял протез)

Мы очень быстро с ним подружились. Им был тов. Левизов Александр Григорьевич. Ему было лет 35.

Дня через три начались занятия. Они начались с изучения "Истории общественных форм", "Истории России", математики, русского языка и литературы. А потом с течением времени стали подключать другие предметы.

В течение всех трех лет я учился только на хорошо. Оценки выставлялись по трехбалъной системе (хорошо, удовл., неудов.) Я принимал активное участие в общественной работе ун-та. В Ком. ун-те издавался печатный журнал "Зиновьевец", орган бюро к-ва РКП(б). Уже в № 1-2(11) явнваре-феврале 1925 г. я опубликовал статью "Об африканстве, полинезийстве и новых выводах тов. Горского". К этому времени я был уже переведен в самый сильный кружок № I. В том же периодическом журнале в № 1(17) 1926 г. была опубликована моя вторая статья на тему: "Задачи практики в связи с решениями Х1У съезда". А в № 2(18) была опубликована третья моя статья "К итогам проработки решений Х1У партсъезда". В марте-апреле 1926 г. периодический журнал Ленинградского обкома "Ленинский комсомол", № 3-4(7-8) опубликовал мою статью в качестве передовой "Пленум ЦК ВКП(б) о хозяйственных затруднениях и хозяйственной политике".

Когда я поступал в Ком. ун-т им. Зиновьева, ректором был Минин (я забыл его имя отчество), а секретарем бюро коллектива ун-та был Рыбин Михаил. Все университетские организации возглавлялись людьми, которые накануне и во время Х1У съезда разделяли взгляды так называемой "Новой оппозиции", которая пыталась совлечь партию с Ленинских позиций. Лидерами этой оппозиции были Г.Зиновьев и Л.Каменев.

Зиновьев дневал и ночевал в ун-те. Он часто выступал перед студентами, пытался навязать студентам свои антипартийные взгляды. И в этом он имел немалый успех. Так, например, в самый разгар дискуссии, когда на общем собрании обсуждался один оппозиционный документ, то из 629 студентов - коммунистов голосовали за него - 507 и только 121 человек проголосовали против, то есть за линию ЦК. Самое большое количество сторонников ЦК были студенты нашего У созыва. Всего на нашем созыве было 88 студентов. Во время Х1У съезда ЦК послал на несколько дней в Ленинград лучших своих членов, делегатов съезда для разъяснения коммунистам города Ленина линии партии. Среди них были М.И.Калинин, С.М.Киров и мн. другие, которые провели большую работу по разъяснению решений Х1У съезда партии. Они рассказали коммунистам Ленинграда о преступной деятельности лидеров "Новой оппозиции". Больше 97% ленинградских коммунистов одобрило решения съезда и осудило "Новую оппозицию".

Через месяц после Х1У съезда, состоялась ленинградская конференция, которая отстранила зиновьевское руководство и избрала новый губернский комитет партии во главе с С.М.Кировым.

За это же время произошли большие перемены и в университетском руководстве. Был снят с работы ректор университета Минин и вместо его ректором был назначен т. Позерн Б.П. Секретарем партийного бюро коллектива был назначен т. Брунин. Обновлена была редколлегия журнала. В нее были введены: С.Крупнов, П.Кипятков и Я.Востриков.

По окончании П курса Ком. Ун-та в 1926 г. меня вызвали в Смольный к тов. ……………………..(фамилию не помню), который сообщил мне, что обком партии решил командировать меня на подготовительное отделение Института Красной профессуры. Беседовавший со мной товарищ вручил мне командировку и сказал:

- Все будет зависеть, тов. Востриков, от вас. Сдадите вступительные экзамены, будете учиться в Москве в Институте Красной профессуры. По окончании этого учебного заведения станете профессором. Не сдадите - вернетесь и будете заканчивать Ком. ун-т. Сейчас наступают каникулы, используйте их для подготовки к экзаменам. Отдохнуть, конечно, надо, но упускать представляемую вам возможность не следует. Где и как вы намерены провести лето?

- Лето я намерен был провести на берегу Черного моря, в Алуште. Там находится комвузский дом отдыха "Отрада". Я уже получил туда путевку.

- Прекрасно, лучшего и желать не надо. Купайтесь и готовьтесь. Экзамены будете сдавать по истории России, истории партии, по политэкономии и философии. Кроме того каждый поступающий обязательно пишет письменную работу на свободную тему. Экзамен будем проходить, конечно, в Москве на Остоженке - 53. Туда вы должны явиться не позднее 20 августа, а если вы прибудете дня на два раньше, то будет лучше. Не забудьте прихватить с собой на юг литературу, хотя бы по одной дисциплине, по которой вы чувствуете себя меньше подготовленными.

В дом отдыха "Отрада" я прибыл на один день раньше срока, указанного в путевке. В столовой посадили меня за стол, за которым сидели муж и жена. Ему лет сорок, а ей лет тридцать, москвичи, семья Милоновых.

Примерно через неделю ко мне обратился тов. Милонов со следующим вопросом:

- Тов. Востриков, почему вы так мало бываете на пляже, мало купаетесь? Вы дорогой, ведете себя явно не правильно, обижаете девушек...

- Я обижаю девушек? Что вы, тов. Милонов. Это не в моем характере. С девушками я всегда в большой дружбе.

- Чем же тогда объяснить, девушки с вас глаз не спускают, ждут, когда вы подойдете к ним, а вы их не замечаете, окунаетесь раз другой и снова садитесь за книги. Откуда у вас такое прилежание? Может быть, вы не сдали какой-нибудь предмет, и вы готовитесь к пересдаче?

- Нет, нет тов. Милонов, мне ничего пересдавать не надо. Все сдно, все в ажуре. А вот сдавать вступительные экзамены на подготовительное отделение Института Красной профессуры действительно мне предстоит. Подготовкой к этим экзаменам я и занимаюсь.

- Тов. Востриков, вступительные экзамены по философии вы будете сдавать мне.

И тов. Милонов рассказал, что он работает в ИКП, преподает курс философии на подготовительном отделении, что он входит в состав приемной комиссии. Я рассказал профессору Милонову о том, что я окончил только два курса Ком. ун-та, а курс философии изучают лишь на третьем курсе. Прошу вас Константин Константинович (я не уверен, что правильно запомнил его отчество), дать мне консультации две-три по философии.

Мой первый знакомый профессор ИКП тов. Милонов охотно согласился. Он был весьма любезен и щедр. За время совместного проживания в доме отдыха он дал мне не две-три, а значительно большее количество бесед. Это, конечно, помогло мне при сдаче экзамена и при дальнейшем изучении философии.

На одной из консультаций тов. Милонов спросил меня:

- А как у вас тов. Востриков обстоит дело с общей грамотностью, с письмом? Вам ведь предстоит на экзамене выполнить письменную работу. По секрету скажу вам, этой работе придается большое значение. Она показывает, насколько грамотен поступающий товарищ.

И я хвастанул, я сказал:

- Да кажется ничего. Почти пять лет в провинциальных газетах печатают мои статьи на комсомольские темы. Только шесть статей опубликованы на общепартийные темы. Это "К 1-му Мая", "Рур", "Миролюбие Английского капитала", "Выставка закрепила смычку", "6" (Шесть лет русской пролетарской революции" в 1923 году). Одну статью на тему "К итогам проработки решений Х1У партсъезда" поместили в журнале "Зиновьевец" в 1925 г. А в марте - апреле 1926 г., журнал "Ленинский комсомол", рабочее издательство "Прибой" поместил мою статью: "Пленум ЦК ВКП(б) о хозяйственных затруднениях и хозяйственной политике" (см. № 3-4 (7-8), 1926 г), как передовую. А остальные статьи на темы комсомольской работы.

- Ну тогда вы можете спокойно купаться в море и загорать на солнце.

Я про себя не без гордости подумал: "Если Константин Константинович говорит можно мне спокойно купаться и загорать, значит, есть во мне какая-то изюминка. Да я, по-видимому, просто недооценивал себя."

К назначенному времени я прибыл в Москву, отыскал ИКП, загорелый и счастливый я предстал перед светлыми очами членов приемной комиссии. Мне было задано несколько вопросов по истории ВКП(б), и я ответил. Затем я получил вопросы по политической экономии и тоже ответил. Я даже ответил на вопрос, на который не мог ответить при поступлении в Ком. ун-т. Наконец, мне стал задавать вопросы К.К. Милонов по философии. Он задал именно те вопросы, по которым консультировал и я дал на них ответы. Я был уверен, что экзамены сданы, и я буду зачислен в ИКП. По окончании экзаменов нам сообщили, что на следующий день будем сдавать письменные работы.

Когда мы вошли в аудиторию, то там было все готово для того, чтобы писать работу. Против каждого места на столах лежали пронумерованные листы бумаги, стояли чернильницы и новенькие ручки. Председатель комиссии объявил нам, что нам предстоит выполнить последнюю, но очень важную экзаменационную работу - написать сочинение на свободную тему. Время вам дается столько, сколько вам понадобится. Пользоваться какими-либо пособиями не разрешается. Писать по памяти. На первой странице вверху написать свою фамилию, имя отчество и дату. Потом написать тему вашего сочинения и начинать писать. Писать следует не торопясь, обдумано. Ясно? Начинайте.

Поставив на титульном листе фамилию, я уверенно вывел название сочинения, которое должен писать:

"Апрельский пленум ЦК ВКП(б) о хозяйственных затруднениях и хозяйственной политике". Так называлась моя статья, опубликованная в журнале "Ленинский комсомол". Она написана на основе прослушанного доклада И.В.Сталина по итогам пленума и на основе резолюции пленума. Все это было свежо в памяти. Ее-то я по памяти переписал и сдал приемной комиссии, как письменную работу. Я не сомневался в том, что она получит положительную оценку.

Дня через три стали вывешивать списки тт., зачисленных на подготовительное отделение ИКП, а меня в них нет. Я не на шутку стал волноваться и пошел к тов. Милонову. Он мне сказал следующее:

- Все вступительные экзамены вы сдали хорошо. А вот письменная работа показывает, что вы не знаете элементарных правил русского языка. В ней много орфографических и пунктуационных ошибок. Это послужило причиной отказа в приеме.

Он привел слова два или три, в которых по две орфографических ошибки. Я краснел и белел, с меня пот лил в три ручья. Желая меня успокоить, Константин Милонов сказал:

- Зря вы, тов. Востриков, волнуетесь. Кончайте комвуз, подучите правила правописания, поработайте годика два-три на партийной работе и вы вполне сможете поступить на основное отделение одного из институтов ИКП. Не унывайте. До свидания.

Статьи, опубликованные в газетах и двух журналах, вскружили мне голову. Я стал думать, что я вполне овладел грамотным письмом. Я совсем забыл, что над рукописями моих статей работали редакторы и корректоры. Тов. Милонов показал, что я еще малограмотный зазнайка. Возвращаясь к беседе со мной Константина Константиновича по поводу моей общей грамотности, я краснел и упрекал себя за необдуманную похвальбу.

Вернувшись в Комвуз, первым делом я явился к секретарю партбюро т. Брунину, который повел меня к ректору ун-та тов. Позерну Б.П. Тов. Позерн, обратившись ко
мне, спросил:

- Ну, рассказывайте, тов. Востриков, с чем вы вернулись?

- Ни с чем, Борис Павлович.

- Приняли вас в ИКП?

- Нет.

И я чистосердечно, с большим, конечно, огорчением обо всем рассказал.

- К сожалению, тов. Востриков, это не только ваша слабость, а слабость абсолютно большинства студентов 5-го созыва. 88,7% студентов 5 созыва имеют низшее образование. И только 11,3% имеют законченное среднее и незаконченное среднее образование. Не намного лучше обстоят дела с общей грамотностью у выпускников первых четырех созывов. Так, например, 13,3% выпускников I созыва имели среднее и незаконченное среднее образование, а 86,7% низшее. Выпускники 2 созыва соответственно - 16,2 и 86,7; 3 созыва - 19,0 и 81,0; 4 созыва -17,1 и 82,9 (Три года ленинской учебы 1924-1927, стр. 6. Дворец Урицкого, Ленинград). К великому нашему сожалению мы вынуждены выпускать из стен ун-та людей малограмотных.

Я обратился к тов. Позерну со следующим наивным вопросом:

- Борис Павлович, я не понимаю, как это вы "...вынуждены выпускать из стен ун-та людей малограмотных". А почему нельзя, скажем, увеличить срок обучения в ун-те до 5 или даже до 6 лет? И выпускать людей грамотных, которые, подобно мне, не писали бы корову через ять. В этом случае они бы были более ценными и принесли бы партии больше пользы.

- Это бесспорно так, но вы, дорогой товарищ, забываете об одном очень важном обстоятельстве, о темпах количественного роста нашей партии. Если в 1924 г. было две тысячи цеховых организаций, то теперь их стало более трех с половиной тысяч. Почти за три года (1924-1926) в партию было принято около 800 тысяч человек, в том числе полумиллион рабочих. Выросло количество районных, уездных и др. партийных организаций, которые необходимо обеспечить квалифицированными партийными работниками, хорошими пропагандистами. Таких работников и призваны подготовить комвузы и областные партийные школы. Для Ком. Ун-в партия определила максимально возможное время - 3 года. ЦК знал, что этого времени недостаточно для того, чтобы выпускать всесторонне подготовленные партийные кадры. Тем не менее, он остановился на этом сроке обучения, т.к. новые партийные организации не ждали, а настоятельно требовали подготовленных партийных работников. И мы им давали. Истекшие четыре года показали, что выпускники Ленинградского Ком. Ун-та с честью справляются с порученной им работой. Все наши выпускники доучиваются на работе. В будущем, когда наша страна будет богаче, наверняка сроки обучения будут увеличены, расширены и усовершенствованы будут учебные программы. Тогда мы будем выпускать более квалифицированных партийных работников.

Резкая, но доброжелательная критика К.Милонова послужила мне на пользу. На третьем курсе я занимался изучением не только тех дисциплин, которые были предусмотрены учебным планом, но и русским языком. Каждый раз, когда в кабинете русского языка и литературы дежурила преподаватель русского языка, у которой я занимался в течение первого года обучения (фамилию имя отчество ее забыл. Русский язык, математика, физика, химия и биология шли только на первом курсе. На них было отведено очень мало часов) я приходил, получал у нее задание, писал диктанты, заучивал правила. Моя преподавательница восхищалась моим прилежанием и, конечно, считала, что это ей удалось пробудить во мне интерес к русскому языку. Я ее благодарил.

I мая 1927 г. я окончил 3-х годичный курс Ленинградского Коммунистического университета. Удостоверение об окончании было подписано секретарем ЦК ВКП(б) Кубяком и ректором ЛКУ Б.П. Пазерном.

Трехмесячный летний отпуск я провел на родине, в Кустанае. Отдых я совместил с работой на курсах пропагандистов, куда был приглашен окружкомом партии. Я навестил свою родную Александровку, сестру Пелагею Васильевну и ее мужа Анциферова Ф.В. Конечно встретился со своими друзьями детства, соседями и вообще с жителями села, которых я знал и меня знали.

В одно из воскресений мы договорились с сестрой навестить улицу и дом, в котором мы родились и выросли. В быв. нашем доме жил Константинов Петр Нестерович по прозвищу рябой чеботарь. Не дойдя до дома шагов 100-150, мы увидели на завалинке сидящих мужиков. Среди них находился и хозяин дома, Петр Нестерович. Он встал и направился нам навстречу. Поздоровавшись с нами, Петр Нестерович стал меня так бурно благодарить, что я растерялся. Обратившись к нему, я сказал:

- Дядя Петро, да за что же вы меня благодарите?

- Как за что? За то, что ты четыре года тому назад вернул мне зрение, купил мне железнодорожный билет от Полетаева до Кустаная. Дело прошлое, но кто его знает, как бы повернулась моя жизнь, если бы ты меня не встретил летом 1923 г. на Челябинском вокзале. Я возвращался тогда из Казани, а ездил туда для того, чтобы избавиться от постигшего меня несчастья, от слепоты. Мне много рассказывали о казанских врачах, которые делали чудеса. Я продал все, что мог продать, скопил на дорогу деньжонок и поехал. Ничего плохого сказать о казанских врачах не могу. Они очень внимательно отнеслись ко мне, долго держали в больнице. Но зрение мне вернуть не могли. Так я и поехал домой ни с чем. Денег на билет у меня хватило лишь до Челябинска, на еду в кармане не осталось ни гроша. Ел я только то, что мне давали пассажиры. Нет, нет, я не просил, а когда сами пассажиры убеждались, что я голодаю, они меня подкармливали.

В Челябинске меня как безбилетного пассажира высадили. Поезд ушел, и я остался на перроне. Какой-то добрый человек довел меня до зала ожидания и там я несколько часов ожидал поезд, следовавший до ст. Полетаева, то и дело спрашивая пассажиров, не пришел ли мой поезд. Тут подбежала ко мне женщина и говорит:

- Дядя, ваш поезд пришел. Вы подождите меня здесь, я сбегаю за мальчонком.

- Не прошло и трех минут ты, как мой ангел хранитель, явился и говоришь: "Здравствуйте, дядя Петро". Когда ты назвал свою фамилию, я подумал это Андрюша, твой старший брат. А оказалось, это был ты, самый младший и самый озорной. Я безгранично был обрадован этой встречей. Я только-только коротко сказал тебе о своем несчастье и как я оказался здесь, - звонки вашему поезду. Вы со своим товарищем Петей подхватили меня и в свой вагон, сказав проводнику, что на следующей станции вы купите мне билет. А ты спрашиваешь за что я тебя благодарю? Всю жизнь буду благодарить и молить господа бога, чтобы он тебя и твоего друга Петю охранял. Вы купили мне билет до Кустаная, на станции Полетаево вы с Петей посадили меня в Кустанайский поезд, дали мне денег столько, сколько у меня было, когда я отъезжал из дома в Казань.

- Дядя Петро, у нас с Петей тогда было денег столько же, сколько и у вас. Мы дали вам деньги не свои, а деньги, которые мы собрали у ехавших в поезде пассажиров. Мы, два комсомольца, с нагрудными значками "РКСМ", с шапками в руках прошлись по всем вагонам с просьбой пожертвовать, кто сколько может, пожилому человеку, впавшему в беду. Деньги ему нужны на билет и на еду. Этот человек едет с нами в вагоне № 10, кто желает убедиться в сказанном, пройдите и посмотрите. Этого человека я знаю с самых малых лет. Он житель села Александровка, Кустанайской области. Мы со своим другом возвращаемся со Всесоюзной с/х и кустарно-промышленной выставки. Вот наши командировочные удостоверения. Дядя Петро честный труженник – чеботарь.

Впервые в своей, тогда небольшой, жизни я увидел широту и доброту советских людей, которые выворачивали свои кошельки и отдавали нам все деньги до рубля.

- Дядя Петро, вы говорите, что "четыре года тому назад я вернул вам зрение". Каким образом это могло быть сделано мною? Я не врач, вас я не лечил. Как я мог вас вылечить?

- Вылечили меня своими добрыми словами и рассказами.

Что это за "добрые слова и рассказы", которые по утверждению дяди Петра вылечили его от слепоты, вернули ему зрение?

Встретив дядю Петра в зале ожидания Челябинского вокзала растерянного, подавленного, слепого, мне стало жаль его до слез. Как только вернулись мы в наш 10-й вагон после сбора денег, мне захотелось успокоить и попытаться вселить ему веру и надежду на возвращение ему самого дорогого для человека - зрения. Но как?

Я попросил Петра Нестеровича рассказать, когда и при каких обстоятельствах он потерял зрение. Дядя Петро рассказал, что "зрение стало у меня слабеть давно. Я боялся, чтобы не потерять его. Без глаз я не мог бы зарабатывать на жизнь моей семьи, а она у меня, как ты знаешь, большая. Утром 2-го января 1922 года, к моему ужасу, я стал слепым".

Пока дядя Петро рассказывал, я лихорадочно думал, как помочь ему, какие слова утешения сказать ему. Когда он кончил свой рассказ, обратившись к нему, я сказал:

- Дядя Петро, еще не все потеряно. Вы еще будете видеть и ни одну сотню пар сапог сошьете. Вот в прошлом году в Семипалатинске я встретил одного старого коммуниста, который просидел в Петропавловской крепости 10 лет, а когда его в 1917 году освободили, он вышел на волю , доехал до семьи, а через два дня перестал видеть. Он объездил ряд городов, побывал в десятках первоклассных больницах и никакого сдвига. Глаза у него не больные, чистые, а не видят. Он перестал ездить по больницам. И вдруг, спустя два года, он стал чувствовать источник света. Примерно м-ца через два он стал замечать вроде темных движущихся предметов... Но эти предметы бесформенные. Так продолжалось м-ца три. После чего эти темные предметы стали в его глазах приобретать свою форму, он уже безошибочно стал отличать человека от животного. Но лица людей еще долго не различал. Как ни странно, первые лица людей он увидел во сне. От охватившей его радости он соскочил с постели и во весь голос закричал: "Маруся, я вижу, вижу, вижу лицо Ивана Семеновича..." Жена немедленно включила свет и он четко увидел черты дорогого ему лица. Итак, он избавился от страшного недуга и сам не знает, как и отчего это произошло.

- А вы, дядя Петро, свет чувствуете?

- Да, Яша, чувствую, чувствую. Когда я выхожу во двор, я чувствую, что солнце нахотся справа или слева, а не в другой стороне. Я много раз спрашивал и переспрашивал находившихся рядом со мной людей и всякий раз получал подтверждение. Или, например, ночью, когда я вхожу в хату, то чувствую, что лампа находится там, а не в другом месте.

Пока мы ехали до станции Полетаево, я рассказал ему не меньше десяти аналогичных случаев с людьми, потерявшими зрение. А спустя какое-то время, зрение возвращалось к ним.

Я старался, чтобы люди не повторялись ни по возрасту, ни по профессии, чтобы не повторялись ситуации, в каких люди теряли и вновь обретали зрение.

В эти рассказы я вложил весь пыл моего юношеского сердца, я говорил так убедительно, что начинал сам верить, что это не вымысел, а достоверная истина.

Переданные деньги, купленное продовольствие и мои рассказы сделали свое дело. К большому нашему удовольствию, мы с Петей отметили про себя, дядя Петро несколько успокоился, заметно повеселел, в его душу запала искорка надежды. Она-то и вернула дяде Петру зрение.

В Ленинград я вернулся I сентября 1927 г., дня через два или три я явился в райвоенкомат. Там я осведомился о предстоявшем призыве в Красную Армию. Мне сказали, призыв будет только в октябре, а то и в ноябре. Это меня озадачило. Месяца два я должен быть безработным, а на что жить? Я пошел в Смольный. Принимавший меня товарищ, фамилию которого забыл, успокаивая меня, сказал:

- Вы, тов. Востриков, не беспокойтесь, без работы не будете. Окончившего Коммунистический университет с удовольствием возьмет любая партийная организация.

При мне он позвонил секретарю Василеостровского райкома РКП(б) и сказал, что к нему пришел окончивший в этом году Ком. Ун-т Зиновьева и просит, чтобы его устроили м-ца на два на работу. Секретарь райкома спросил:

- А почему только на два м-ца?

- Потому, что через два м-ца ему предстоит пойти на службу в Красную Армию.

- Присылайте.

Через два часа я был у секретаря Василеостровского райкома г.Ленинграда. Отрекомендовался и сел на предложенный мне стул. Обратившись ко мне секретарь, сказал:

- Ну, тов. Востриков, рассказывайте, как вы стали безработным.

Я рассказал.

- Это все поправимо. Вам приходилось вести пропагандистскую работу?

- Да, конечно, приходилось.

И я рассказал, где и когда я вел пропагандистскую работу, и какую.

- У нас в районе есть возможность, устроить вас преподавателем политграмоты в рабфаке ЛГУ. Но об этом я должен поговорить с заведующим рабфаком. Приходите завтра, и тогда мы окончательно договоримся.

Услышав, что у райкома есть возможность устроить меня преподавателем политграмоты, я был весьма обрадован. Рабфак ЛГУ я хорошо знал по рассказам моего друга Корецкого И.Н., который в 1927 г. его окончил и поступил в политехн. ин-т. В семье Корецких я не раз встречался и с зав. рабфака тов. Кочергиным К.И.

В назначенное время я явился к секретарю Василеостровского РК РКП(б) с надеждой получить направление на работу в рабфак. Секретарь РК сказал мне, что ему не удалось связаться с зав. рабфаком. Я рассказал секретарю, что зав. рабфаком тов. Кочергина К.И. я хорошо знаю.

- Тем легче мне будет договориться с ним о вас. Прошу вас заходите ко мне во вторник.

В воскресенье я навестил Корецкого И.Н. и о всем ему рассказал. Этот разговор Корецкий передал по телефону Кочергину, дав при этом весьма положительный отзыв обо мне.

Во вторник у секретаря райкома я встретил тов. Кочергина К.И., который сказал, что рабфак охотно берет тов. Вострикова на работу преподавателем политграмоты, что он вполне уверен в том, что с этой работой тот вполне справится.

- В час добрый, тов. Востриков. Если возникнут какие-либо вопросы - заходите. До свидания.

На другой же день зав. рабфаком издал приказ о зачислении меня на работу преподавателем политграмоты в группах 1-го курса.

Так, я стал преподавателем рабфака ЛГУ. В процессе работы я ознакомился с учебной программой студентов по математике, физике, химии, биологии, русскому языку и литературе и убедился, что я по этим предметам не знаю того, что получают здесь выпускники. Я понял, что рабфак дает достаточные знания для поступления в высшее учебное заведение.

Окончить высшее учебное заведение было моей давней мечтой. На какое-то время я был введен в заблуждения таким ярким названием, как "Ленинградский Ком. Университет". Мне казалось, что это и есть то учебное заведение, о котором я мечтал. Но уже после моего провала при поступлении на подготовительное отделение ИКП я понял, что это не то, к чему я стремился. Я стремился к тому, чтобы овладеть не только общественными, но и естественными науками. А получилось так, что Комвуз дал мне, правда, хорошие знания, но только по общественным наукам, а по естественным наукам, русскому языку и литературе почти не дал ничего. Это меня беспокоило.

На одной из встреч с тов. Кочергиным К.И. (с тов. Кочергиным мы до сих пор изредка встречаемся. Он проживает в Ленинграде) я поделился с ним своей неудовлетворенностью полученными мною знаниями в Комвузе и горячем желании окончить высшее учебное заведение. Но этого я не могу осуществить, т.к. у меня нет среднего образования. Поэтому я хочу поступить на рабфак и окончить его, На это Константин Иванович ответил:

- Твое желание я целиком поддерживаю, но это нужно согласовать с райкомом партии. При положительном решении райкомом этого вопроса, мы бы ввели тебя в бюро партийного коллектива и сделали бы тебя заместителем секретаря бюро т. Конюхова В.

С этим вопросом мы с тов. Кочергиным пошли на прием к секретарю райкома. Выслушав меня, секретарь райкома сказал:

- Тов. Востриков, вы же окончили университет, мы вас послали на работу преподавателем. По имеющимся у меня сведениям, работаете вы неплохо. Почему же все-таки надо поступать в среднее учебное заведение?

На этот вопрос я ему ответил:

- Университет-то я окончил, но я неграмотный человек.

Наконец секретарь райкома согласился и я был зачислен студентом П курса рабфака.

В 1929 г. окончил рабфак и поступил на экономический факультет Ленингр. политехнического института им. Калинина. Успешно окончил первй курс. Там я встретился со своими старыми друзьями по комсомольской работе с тт. Шмидтом Я.С. и Корецким И.К. Они уже заканчивали предпоследний курс института.

Перед летними каникулами вызвали меня в Смольный, кажется, к тов. Уварову, который повел со мной следующий разговор:

- Тов. Востриков, четыре года тому назад Ленинградский обком посылал вас в Москву на подготовительное отделение И.К.П. Тогда вы оказались недостаточно подготовленными и вас не приняли. Обкому известно, как вы тяжело это восприняли и какие выводы из этого сделали. Выводы были сделаны абсолютно правильные. Прошло четыре года. За это время вы окончили комвуз, рабфак и первый курс Политехнического ин-та им. Калинина. Со всеми поручениями, какие вам давала партийная организация, вы успешно справлялись. Обком считает, что вы вполне созрели для того, чтобы пойти на учебу в Коммунистическую Академию. Мы вас направляем на учебу на основное отделение Коммунистической Академии. Вы уже сложившийся экономист и мы вас посылаем в экономический институт ЛОКА для совершенства ваших знаний. Для этого вам следует за время летних каникул написать вступительную письменную работу на свободную тему.

Я охотно согласился. И вместо отдыха все лето работал в публичной библиотеке и в библиотеке ЛОКА, на Дворцовой Набережной в Михайловском дворце. Работал я с огромным желанием с утра и до закрытия библиотеки, не чувствуя усталости. К концу каникул я написал вступительную работу на тему "Теория стоимости Рикардо" в объеме шестьдесят машинописных страниц. Вступительная работа получила положительную оценку, и я был принят в экономический институт ЛОКА.

Вскоре я получил направление в общежитие ЛОКА, что находилось на Васильевском Острове на 5-ой линии - 5 или 7. Это общежитие находилось через два дома от общежития рабфака ЛГУ, в котором я и Аккерман И.П. проживали пока там учились.

Придя в общежитие ЛОКА, в комнату, в которую мне дали направление, я познакомился со вторым жильцом, аспирантом философского института ЛОКА Лебедевым Михаилом Петровичем. Мы очень быстро подружились.

Быт аспирантов был организован очень хорошо. При общежитии, на первом этаже была очень хорошая столовая, обеспечивавшая аспирантов и их семьи трехразовым питанием.

В сентябре, а может быть в октябре 1930 г., стоя около парадного входа общежития, я увидел проходившую мимо меня быв. студентку рабфака ЛГУ Иду Аккерман и заговорил с ней. Она сказала мне, что поступает в Электротехнический ин-т на ф-т сварки. День был воскресный, время обеденное. Я пригласил ее пойти со мной отобедать. Она согласилась.

После обеда мы пошли на Немецкое кладбище (Немецкое кладбище было обычным местом прогулок студентов рабфака и молодежи Васильевского острова) погулять. Часов в семь или в восемь вернулись в общежитие - поужинали и я проводил Иду Аккерман до ее общежития.

Так продолжалось недели две или три. Наша столовая ей понравилась. А больше всего понравился, конечно, я. Как только я убедился в этом, так немедленно сделал ей предложение. Девушка не растерялась и приняла мое предложение. Однако она продолжала собираться переехать в общежитие института, в который поступила. Как только собралась моя нареченная, так позвонила мне и сказала, что ей дали место в общежитии института, что она сейчас туда едет. Выслушав ее, я ей сказал, чтобы она ехала не в общежитие института, а в общежитие ЛОКА, ко мне. Она, моя хорошая, только этого и ждала.

Через пятнадцать минут моя невеста была у маня со своей "огромной" (50 см х 30 см) корзиной. В той корзине было два ситцевых платьица, белье, чулки, носки и др. мелочь женского туалета. Отдельным местом было связано одеяло, подушка, пододеяльник и роскошный стенной ковер. У меня носильных вещей было не больше, чем у моей невесты, но мы не замечали недостатка в них.

Свадьба состоялась на следующий день после занятий вечером. Для стола мы купили ветчины, колбасы и пирожных по числу лиц, участвовавших в этом торжестве. Так как свадьба у людей, как правило, бывает один раз в жизни, то мы решили провести ее, как можно, пышней. Кроме ветчины, колбасы и пирожных стол украсили яблоки, лимонад и две бутылки минеральной воды. Вин мы никаких не покупали к свадебному столу, так как выяснилось, никто из участников торжества никаких вин не пил, все были абсолютные трезвенники. К ним относились мы с женой и наш гость, друг дома Лебедев Михаил Петрович.

В обществе этой большой и шумной компании мы провели свадебный вечер. Он длился до двенадцати часов ночи. После окончания вечера Миша Лебедев забрал свой "большой" чемодан, пальто, постель и перешел в соседнюю комнату, пожелав нам крепкой, вечной и негаснущей любви. Мы счастливы.

Счастье никогда не покидало нас. С каждым годом оно росло и проявлялось в новых больших семейных и общественных событиях и делах. Нам было по 27 лет, когда мы вступили в брак.

Семейная жизнь толкнула нас на путь обрастания вещами. Вскоре мы купили двухспальную железную кровать с хорошим матрацем. Потом купили примус и посуду. А когда появились приметы возможного увеличения семьи, мы купили детскую ванночку, два таза, бак, коляску, рубашонки, распашонки, пеленки, детские одеяльца и другие вещи для будущего человека.

За маленьким человечком будущая мать поехала в Тульчин. Там жила ее старшая сестра Серафима Павловна Беккер. Провожая ее, я дал строгий ей наказ, чтобы она вернулась с сыном, а если будет дочь, то может оставаться там.

7 ноября из Тульчина я получил телеграмму, в которой сообщалось, что родился сын. Я был бесконечно рад и счастлив.

Меня поздравляли мои коллеги аспиранты ЛОКА, два близких товарища - Коваль и Ерофеев Михаил Ефимович, затащили к себе в комнату, достали графинчик с водкой, наполнили стаканы и произнесли тост в честь появления на свет нового человека, моего первенца и продолжателя рода Востриковых. Друзья немедленно опрокинули свои стаканы, а мой не тронулся с места. Я никогда и ничего хмельного не пил, не хотел нарушить свой режим и теперь. Но мои друзья были неумолимы. Они принудили меня выпить стакан водки. Это был первый стакан в моей жизни.

Мое семейство оставалось в Тульчине до конца декабря 1932 г. Точную дату не помню, но это было в декабре, я поехал в Тульчин, чтобы привезти.домой в Ленинград жену и сына. Билет я взял до станции Вопнярка. Там должен был встретить меня муж Серафимы Павловны Беккер Абрам. Случилось так, что я ошибочно сошел с поезда на одну остановку раньше. Поезд ушел, а я вынужден был через два часа ехать на товарняке. Конечно, меня никто не встретил. Я прибыл в Тульчин тогда, когда никто не ждал меня.

Возница попутной подводы, на которой я прибыл со станции Вопнярка, высадил меня на центральной площади, показал мне кнутовищем на дом, в котором, как он сказал: "...живет ваш Абрум".

С чемоданом и узлами я направился в сторону указанного возницей мне дома. Минуты через две-три ко мне подбежал лет 6-7 шустряк - малъчиш и спросил меня: "Вы Яков Васильевич?" Я подтвердил. "Пойдемте сюда, я Лева". Так я познакомился с Левой, который произвел на меня, на всю жизнь запомнившееся, впечатление. В его шустрых глазенках светился большой ум. Он был внимателен и предупредителен, послушен и не по-детски рассудителен.

Когда мы с Левой вошли в их дом, моей жены не было на месте. Она была у портного. Дома была лишь Серафима Павловна. Как только я разделся, подойдя ко мне, Серафима Павловна сказала:

- Яков Васильевич, ты извини, пожалуйста, нас и Иду. Мы тебе в телеграмме сообщили, что родился сын, а на самом-то деле родилась дочь.

У меня потемнело в глазах, на какой-то миг прервалось дыхание. Я был возмущен такой проделкой, быстро подбежав к койке, где лежало это дорогое существо, развернул одеяльце и едва открыл пеленку, как он, как заправский хулиган, окатил мой нос святой водой. Это вызвало всеобщий смех. Этим поступком оно подтвердило, что оно не она, а он.

Заканчивалась моя большая учеба. Завершением ее была трехгодичная аспирантура. Все девять лет я учился с огромным интересом. Каждый новый год открывал новые и новые области знаний. Они же вызывали во мне какое-то двойное чувство. С одной стороны я радовался всему новому, чего я узнавал на лекциях, семинарах и вычитывал из книг. Но они же, как бы высвечивали полное мое невежество в области высшей математики, физики и химии. И это меня волновало.

Будучи аспирантом ЛОКА (позднее ЛОКА была рерганизована в Лен. отдел, института Красной профессуры) я одновременно работал первые два года в институте аспирантуры с/х Академии им. В.И.Ленина, а последний год вел курс политической экономии на первом курсе института Истории ВКП(б) Ленинградского отделения Института Красной профессуры. Преподавательская работа мне нравилась. И я считал, что назначение меня преподавателем ИКП явление не временное. Меня оставляли в ИКП на постоянную работу. Меня это вполне устраивало. Чтобы закончить аспирантуру, мне надо было написать и защитить кандидатскую диссертацию. На это нам отводилось время первые пять месяцев 1933 г. Этого времени было вполне достаточно. Тем не менее, диссертацию я не написал потому, что был мобилизован ЦК партии и послан на работу в деревню.

После решения январского пленума ЦК ВКП(б) 1933 г. я вместе с другими ИКПистами был вызван в ЦК, проинструктирован и назначен начальником политотдела Котовской MТC, Камышинского района, Сталинградского края. Моим заместителем по партийномассовой работе был назначен Минин Павел Иванович (не быв. ректор - И.В.), только что окончивший политпросвет институт им. Крупской.

Минин был мужем Мавриной Серафимы Петровны, асп. института Истории Лен.Отд. ИКП. Жили мы в одном общежитии и друг друга хорошо знали.

ХХУ. В ДЕРЕВНЮ НА РАБОТУ В ПОЛИТОТДЕЛ КОТОВСКОЙ МТС

Вернувшись из Москвы мы с тов. Мининым П.И. быстренько собрались и дня через три выехали к месту назначения. В пути мы узнали, что Котово находится в 12 км от станции Лапшинская и 40 с лишним км от районного центра Камышина.

Мы решили сойти на ст. Лапшинская, побывать в МТС, ознакомиться с состоянием колхозов и лишь потом явиться в райком партии.

На станции Лапшинская мы застали большое количество пустых бычьих подвод, на которые из амбаров ссыпного пункта грузили семенной материал. Эти подводы принадлежали колхозам Котовского куста.

От колхозников, грузивших семенной материал, мы узнали, что ни один колхоз Котовского куста не имеет своих семян. Здесь они получают семенную ссуду. В колхозах нет продовольственного и фуражного зерна. Волы, которые запряжены в сани, истощены, а им через полтора- два месяца предстоит пахать.

Все это говорило, что предстоит очень и очень трудная весна. Мне, родившемуся и выросшему в крестьянской семье Кустанайской области, трудности предстоявшей весны были ясны и понятны. Только было не ясно, какие средства я должен буду применить, чтобы вовремя произвести посев и получить хороший урожай. А для этого полученной информации от колхозников, грузивших посевной материал, слишком мало.

На станции Лапшинка нам показали МТСовскую парную подводу, которая возвращалась в Котово. Она-то и доставила нас в контору МТС. Там мы разместились в комнате сторожа. В этой комнате имелась большая русская печь, на которой мы отогревались.

Утром следующего дня на работу пришел директор МТС тов. Сидельников, который произвел на нас странное впечатление. Рассказывая нам о положении в колхозах, тов. Сидельников то и дало давал отрицательные характеристики колхозникам. По его мнению, с котовскими колхозниками социализма не построишь.

- Это лодыри и торгаши. Им нет никакого дела до колхозного добра. У них на первом месте свое подсобное хозяйство. Там они работают, а на колхозной - спят, бездельничают. В этом году урожай в колхозах был средний, а местами и выше среднего.

- А чем же объяснить, что ни в одном колхозе нет своих семян, нет продовольственного и фуражного зерна?

- Это можно объяснить все той же нерадивостью колхозников. Хлеб остался неубранным. Часть хлебов осталась не скошенной. Много хлеба осталось в валках, попортили, погноили.

- А где же вы были как директор МТС? Почему вы допустили такое безобразие?

- А чего я мог один сделать?

Первая же наша беседа показала, что тов. Сидельников не отвечает требованиям директора МТС. Но пока приходилось мириться. Перед нами стояла одна главная задача: в течение недели - двух ознакомиться с положением в колхозах, а попутно присматриваться к людям, к колхозникам, к активу, к коммунистам.

Первое, даже поверхностное, ознакомление показало, что в колхозах есть здоровые силы, на которые можно будет опереться и выправлять положение в подрайоне. Выяснилось, что среди колхозов имелось три хозяйства, которые обеспечили себя семенами, продовольственным и фуражным зерном. Такими хозяйствами были: Коммуна Мурашка, коммуна 25 лет РККА и Коростинский колхоз им. Шевченко. В этих трех хозяйствах шел нормальный процесс подготовки к посевной кампании. В остальных 8 колхозах экономическое положение было тяжелейшее. Они задолжали государству и др. хозяйственным организациям большие суммы, а расплачиваться было нечем, на их текущих счетах не было ни копейки. Рабочий скот был истощен, на его подкормку у колхозов не было концентратов и даже мало было сена. Колхозники не были полностью обеспечены продовольствием.

В поездке по колхозам нас сопровождал ст. агроном Персидский Александр Сафронович, который произвел на нас с Павлом Ивановичем весьма положительное впечатление. Умный, глубоко знающий свою специальность, хороший организатор, хорошо знал колхозников и колхозный актив. Он намного был выше своего шефа директора. Из-за своей ограниченности и некоторых социальных предрассудков директор не использовал в полной мере ст. агронома, как своего первого помощника. Персидский не был коммунистом, но он был предан советской власти и партии. Но этого не понимал ни директор, ни районные руководящие работники. Их отпугивало от него его социальное происхождение. Он родом был из Ольховки Персидской Сталинградского края. Его отец мелкопоместный помещик, а мать была домашней работницей этого помещика. Мать не состояла в браке с помещиком. Наш агроном был, как тогда говорили, незаконнорожденный. Помещик оказался человеком прогрессивным и гуманным. Он не бросил ребенка на плечи матери, а усыновил, дал ему свою фамилию, вырастил, дал ему образование и специальность, которой он сам владел в совершенстве.

Основную и весьма квалифицированную информацию о колхозах, МТС, о районе и даже крае мы получили из уст тов. Персидского Александра Сафроновича. Мы с Павлом Ивановичем полюбили его. Мы всячески поддерживали его и это вдохновляло его. Отвечая нам тем же, он сделал очень много для укрепления колхозов.

В конце марта, а может быть в начале апреля (этот разговор состоялся 2 апреля 1933 г.) из Камышина позвонил мне секретарь райкома тов. Бабаев Александр Осипович и повал со мной такой разговор:

- Здравствуйте, Яков Васильевич!

- Здравствуйте ,Александр Осипович!

- Я звоню вам по одному очень важному делу, касающемуся колхозов Котовской МТС. Вы, конечно, уже ознакомились с положением в колхозах. Приближается время, когда нужно будет развернуть на полный ход полевые работы, а колхозы к этому не готовы. Узким местом ваших колхозов является тягловая сила. Тракторов в МТС очень мало. Да и не все они отремонтированы. План сева очень большой. Паров почти нет, зяби мало. Основные площади посевной обработки - это весновспашка. Ее смогут поднять матушки лошадки.

- И батюшки бычки, а они-то, Александр Осипович, заморены, истощены перевозками семян.

- Что поделаешь, без посевного материала ничего не посеешь, а если не посеешь, то осенью и убирать будет нечего. Вот и пришлось рабочий скот использовать на перевозке семян в такое время, когда он должен был бы быть на отдыхе. Батюшки бычки, как вы говорите, истощены и они, конечно, первые недели две будут работать в полсилы А это неизбежно приведет к затяжке сева, к срыву агротехнических сроков. Что нужно сделать, чтобы не допустить этого? Райком ВКП(б) думал над этим вопросом и закупил 300 лошадей за Волгой, из которых решил дать колхозам Котовского куста 100 голов. А это 32 плуга, поддержка большая.

- Александр Осипович! За 100 лошадей колхозы должны платить, или они получат их в порядке дара?

- Колхозы, конечно, обязаны будут заплатить.

- Александр Осипович, ведомо ли вам, что на колхозных счетах нет ни одного рубля.

- Да, да это я знаю. Но райком наметил провести одно мероприятие, которое не потребует от колхозов немедленной оплаты лошадей.

- В чем же заключается это мероприятие?

- Оно состоит в следующем: На Волге в селе Антиповка есть колхоз им. 1-й пятилетки. Антиповский колхоз богатый, у него на текущем счете имеются свободные деньги, из которых он и заплатит за ваши 100 лошадей.

- Александр Осипович! Антиповский колхоз даст в займы нашим колхозам нужную сумму денег для оплаты стоимости ста лошадей?

На каких условиях, на какой срок и из каких процентов?

- Все это будет сделано по-другому. Никаких процентов колхозы за кредит не будут платить. Колхозы получат деньги под залог.

- А чего же и кому наши колхозы должны будут заложить?

- Закладывать будут не все колхозы, которые получат лошадей, а лишь одно хозяйство.

- Какое?

- Коммуна Мурашка.

- Коммуна Мурашка не нуждается в тягловой силе. У нее достаточно своих лошадей и волов, которые вполне обеспечивают нужное количество плугов. Чего же коммуна Мурашка должна заложить и на какой срок?

- Коммуна Мурашка должна заложить свою свиноферму до нового урожая. С уборкой нового урожая у колхозов появятся на счетах деньги и они сумеют вернуть долг Антиповскому колхозу, а Антиповцы вернут коммуне Мурашка их свиноферму.

- Александр Осипович, лошадь не трактор, она может работать только в том случае, если ее будут кормить зерном. А зерна у наших колхозов нет. У них даже сена мало. При таком положении 100 лошадей не поднимут нам весновспашку. Боюсь, что через неделю самих лошадей придется поднимать за хвосты. Нашим колхозам не надо ни сто, ни двести лошадей. Это не выход из положения. Выход надо искать. Думаю, что мы его найдем.

- Если найдете что-нибудь лучшее, я буду только рад. А жаль, что вы не соглашаетесь принять 100 лошадей. Подумайте, Яков Васильевич.

На этом мы закончили наш телефонный разговор.

Спустя часа четыре после разговора по телефону к конторе МТС подъехал всадник на гнедом добротном коне. Пока незнакомец привязывал коня, я определил, что гость проделал изрядное расстояние на коне. Войдя в мою рабочую комнату, он обратился ко мне со следующими словами.

- Яков Васильевич, еще раз здравствуйте. Бабаев Александр Осипович. Я обеспокоен нашим телефонным разговором. Мне кажется, что мы для первого знакомства говорили не так, как надо. Говорили на разных языках. Некоторые вопросы понимаем по-разному. Я сожалею, что вы не заехали в райком, я бы, конечно, дал вам полную информацию об МТС, колхозах и о кадрах. Это помогло бы вам быстрее разобраться во всем и понять узкие места колхозов и МТС. Но я вижу, что вы сумели неплохо разобраться и понять многое и без моей помощи.

Мой приезд к вам вызван, вы, конечно, догадываетесь, не этим, а нашим разговором о закупленных райкомом для колхозов Котовского куста ста лошадей. Мне кажется, что вы неправильно оценили проделанную райкомом партии работу по увеличению тягловой силы на самый напряженный и ответственный отрезок весны.

- Александр Осипович, пожалуйста, поймите меня правильно, я очень высоко ценю проделанную райкомом партии работу и заботу о наших колхозах, но простой арифметический подсчет говорит, что 100 лошадей не спасут нам положение, а трудностей колхозам добавят. Утром вы сказали, с Антиповским колхозом вы расплатитесь свинофермой коммуны Мурашка.

- Нет, нет не расплатимся, а заложим, заложим на время, до уборки нового урожая, до хлебосдачи колхозами.

- Александр Осипович, вы говорите о свиноферме точно ее хозяином являются не коммунары, а райком партии. Решая такой вопрос, вы не спросили коммунаров, согласны ли они на такое мероприятие или нет. И я больше чем уверен, что коммунары не согласятся на этот ничем не вызванный для них риск. Свинотоварная ферма для коммунаров, что сады для Антиповского колхоза. Все их благополучие зависит от 250 свиноматок, которые коммунаров кормят и обеспечивают их всем необходимым.

Утром вы спросили меня, что политотдел предложит вместо ста лошадей. Я ответил вам, что мы подумаем. Мы подумали и решили вместо 100 лошадей привлечь на полевые работы 300 или даже 400 коров, принадлежащих колхозникам. Привлечь их не в приказном порядке, а на добровольных, началах. Само собою разумеется - это будет сделать не легко. Придется нам, работникам политотдела много приложить труда и пропагандистского искусства. Особенно много нам предстоит провести работы среди колхозниц. Работы у нас, как видите, много, а наш политотдел укомплектован пока лишь наполовину. Пока нет помощника по работе среди женщин и помощника по комсомолу. Ох, как недостает их нам.

Мы с Павлом Ивановичем прибыли в МТС месяц тому назад, когда здесь стояли трескучие морозы и на полях лежал по колена снег. А между тем, колхозы на день нашего приезда уже посеяли 3318 га. Александр Осипович, объясните, пожалуйста, по какой агротехнике было разбросано драгоценнейшее зерно на такой большой площади в такие ранние предвесенние дни?

- Яков Васильевич, вы напрасно в таком ироническом тоне говорите об агротехнике сверхраннего сева, который разработан лучшими учеными страны и утвержден ЦК ВКП(б). ЦК партии рекомендует нам как можно большую площадь посеять методом сверхраннего сева. В старину хорошие хозяева говорили: "Сей в грязь, будешь князь..."

- Хорошие хозяева никогда не бросали зерно в землю, промерзшую на две четверти. А в феврале земля была именно такой, именно поэтому зерно осталось не заделанным и стало достоянием птиц и грызунов. На сверхраннем севе сейчас пасутся десятки тысяч птиц, мышей и сусликов. Вы послушайте, что говорят хорошие колхозники. Они называют агротехнику сверхраннего сева сверхбезумной и они правы, говоря, что 3318 га придется пересевать.

Итак, мы ни до чего не договорились с секретарем райкома. Каждый из нас остался при своем мнении.

Приблизительно недели через две приехали из Ленинграда наши жены и мой сын Юра.

В течение короткого времени с помощью секретаря райкома Бабаева Александра Осиповича обновились руководящие кадры МТС. Был освобожден от работы директор МТС Сидельников. Он был заменен Кузьминым Матвеем Кузьмичем, бывшим моряком Балтийского флота, участником штурма Зимнего в 1917 г. Подобрал его и рекомендовал Александр Осипович. При первом же знакомстве Матвей Кузьмич произвел на нас с Павлом Ивановичем весьма положительное впечатление. Дня через три Александр Осипович привез Поликарпова Михаила Ивановича и рекомендовал его на должность ст. механика вместо тов. Конухова. Тов. Конухов был неплохим специалистом, но еще не вырос до уровня ст. механика. Он был очень молод и соответственно был слаб как организатор, был еще малоопытен.

Поликарпов Михаил Иванович был прямой противоположностью тов. Конухову. Ему было лет 40-45, специалист высокого класса, с большим опытом, умный, весьма тактичный, хороший организатор, человек предан Советской власти.

Приблизительно через неделю вызвали в Крайком партии тов. Маврину Серафиму Петровну и назначили моим помощником по работе среди женщин. А мою жену Аккерман Иду Пиневну райком рекомендовал зам. директора МТС по кадрам.

С таким руководящим составом мы начали нашу первую и весьма тяжелую посевную кампанию.

Примерно дня через 2-3 после начала массового сева в Котовском колхозе "Путь к социализму" я встретил одного незнакомого мне человека, который давал очень смелые указания по поводу того, как следует лучше организовать работу в полевых бригадах. Я спросил у рядом стоявшего со мной зам. председателя колхоза:

- Кто этот товарищ?

- Уполномоченный райкома партии. Вот три года подряд райком присылает его к нам уполномоченным на сев и на уборку.

- Ну и как, помогает?

- Чтобы помогать, надо знать сельское хозяйство, людей. А он ничего не знает. Так, пирожок ни с чем, балаболка.

Подойдя к уполномоченному райкома партии, я поздоровался с ним, сказав, что я начальник политотдела МТС, прошу вас, зайдите ко мне.

Через полчаса уполномоченный был у меня. Он рассказал, что

- Вот уже третий год райком партии посылает коммунистов нашей ячейки уполномоченными в колхозы Котовского куста на сев и на уборку.

- Ну а как помогает колхозам ваша работа?

- Сказать откровенно, не только помогает, но без нашей работы колхозы давно бы развалились.

- Завтра я провожу совещание со всеми уполномоченными райкома партии, приходите, пожалуйста. Начало в 10 часов.

- Это очень хорошо, Яков Васильевич, перед началом весенней посевной провести широкий обмен опытом с тт., которые вот уже третью весну проводят в борозде вместе с колхозниками. Нашим тт. есть о чем рассказать вам о положении в колхозах.

- Вот и хорошо. Приходите, ваши тт. уже поставлены в известность.

На следующий день в 10 часов утра все II уполномоченных были у меня. Я сказал, что мне известно, что каждый из вас ни одну с/х кампанию проводит в колхозах Котовского куста. Большое вам спасибо за проделанную работу. А сейчас в связи с измененившейся обстановкой отпала необходимость в вашей помощи и вы можете возвращаться в Камышин к месту своей работы. Кто готов к отъезду, могут быть доставленны сегодня же в Лапшинку к поезду.

Это был субботний день.

На понедельник, на 10 часов утра я собрал всех председателей колхозов, их заместителей, секретарей ячеек РКП(б), секретарей ячеек РКСМ и участковых агрономов и сообщил им следующее:

- Политотдел ознакомился с положением каждого колхоза и его руководящими кадрами и находит, что вы вполне подготовлены к тому, чтобы вести доверенную вам работу на высоком уровне. Вы давно уже не нуждаетесь ни в каких толкачах и опекунах. Поэтому политотдел отказался от уполномоченных и позавчера предложил всем уполномоченным покинуть колхозы и вернуться в Камышин.

Отныне вы будете работать без уполномоченных. Вы хозяева колхозов, вы должны сами определять, когда, что и как надо делать в хозяйстве, чтобы получить высокий урожай, высокий удой, большой привес. Вам это лучше известно, чем кому-либо другому. Вы отвечаете перед колхозниками за все. Мы, работники политотдела без надобности не будем вмешиваться в ваши производственные дела. Их вы понимаете лучше, чем мы. Мы будем вам помогать, но только с другой стороны. Мы поможем вам организовать массовую политико-воспитательную работу среди колхозников. Поможем вам укрепить дисциплину и ответственность колхозников, а так же колхозного актива, организуем партийную и комсомольскую учебу. Попытаемся организовать агротехучебу.

Наше предложение понравилось колхозному активу и не понравилось райкому РКП(б).

Так мы начали нашу работу. Пока у нас не было разъездных лошадей, мы ходили по колхозам или пешком, или на попутных машинах и на колхозных подводах.

Однажды я пошел в 7-ую бригаду к-за "Красный Октябрь", Не дойдя, приблизительно полкилометра до бригады, меня колхозники увидели, сошлись, посмотрев в мою сторону, разошлись и стали продолжать готовиться к запряжке волов в плуг. Подойдя к ним, поприветствовав, я осведомился о том, как идет работа, как колхоз обеспечивает питанием. В этот момент пастух подогнал волов. Старший плугатарь Казачков обратился ко мне со следующим предложением:

- Яков Васильевич, помогите нам, пожалуйста, запрячь волов в плуг.

Я охотно согласился, только попросил их показать первую пару, какую я должен запрячь.

Казачков, указывая на пару волов, сказал:

- 0 цей куций ходит с левой стороны, а рябый в борозде.

Я посмотрел на волов и понял, что мне предложили запрячь самую отчаянную и норовистую пару. Пока я запрягал волов, ко мне было приковано внимание всех членов бригады. Все явно ждали, вот-вот я оскандалюсь. Они знали, что я прибыл в МТС из Ленинграда, поэтому, как позже стало мне известно, рассуждали так:

-... Откуда знать нашему начальнику, как запрягать волов? Да он наверняка боится подойти к ним. Вот посмеемся...

А чтобы как следует посмеяться, Казачков сделал следующее : ярмо ( - часть упряжи для волов, куда вкладывают шеи волов, оно выполняет функции хомута), в которое я должен запрягать волов, перевернул задом на перед. Я подошел к рябому, взял его весьма квалифицированно, чем в немалой степени были удивлены колхозники. Подведя вола к ярму, я обратился к Казачкову со следующим вопросом:

- Вы часом не за хвосты волам привязывали плуг? Эх, работнички!

Я перевернул ярмо, запряг вола и пошел за Куцым. Куцего тоже запряг. Я обратил внимание на то, что пашут они на недостаточную глубину и со скрытым огрехом. Отрегулировал им плуг...

Это было маленькой проверкой моей агротехнической грамотности, и я ее выдержал.

Выдержал экзамен потому, что я родился и вырос в крестьянской семье. Когда мне стало 8-9 лет, я во время весенних работ работал погонычем (водил переднюю пару волов). А по окончании пахоты, я все лето пас волов. Конечно, я знал все повадки рабочих волов, их несложную деревянную упряжь, умел отрегулировать плуг. Ничего подобного колхозники не знали обо мне. Для них я был ленинградский интеллигент. Поэтому они, как казалось им, с полным основанием рассчитывали на успех затеянной шутки.

Примерно в сентябре 1933 г. (эту дату подтвердил т. Березин в письме ко мне от 16/П-1985 г) политотдел был полностью укомплектован. Был прислан помощник по комсомолу т. Березин Михаил Васильевич, бывший работник Воронежского железнодорожного узла, который произвел на нас с тов. Мининым весьма положительное впечатление. В течение короткого времени полученное нами при первом знакомстве впечатление полностью подтвердилось. Михаил Васильевич показал себя на работе с самой лучшей стороны. Умный, тактичный, политически грамотный, хороший организатор, инициативный товарищ. Он очень быстро вписался в наш маленький политотдельский коллектив, став подлинным вожаком колхозных комсомольцев и молодежи.

Почти одновременно с Березиным прибыл в политотдел мой заместитель по работе НКВД Зорин Михаил Кузьмич. До п/о он работал в Камышинском районном отделе НКВД. Он хорошо был подготовлен к чекистской работе, любил ее, умный, тактичный и дисциплинированный товарищ. Но он страдал болезнью времени, он чуть ли ни везде видел врагов и вредителей. И это мешало ему теснее сплотиться с нашим маленьким п/о коллективом.

Колхозы и MТC держались на двух квалифицированных и честных работниках. Ими были ст. механик Поликарпов М.И. и ст. агроном Персидский А.С.

Под наблюдением тов. Поликарпова достраивалась ремонтная мастерская и автогараж. Мастерская текущего ремонта строилась по проекту Облзу. Она была просторная, можно было одновременно ремонтировать 3-4 трактора или автомашины. Однако в оборудовании мастерской не было предусмотрено механизации процессов ремонта тракторов и автомашин. Тов. Поликарпов оборудовал мастерскую по своему усмотрению. Ряд трудоемких процессов он механизировал и автоматизировал. На потолке мастерской он укрепил три или четыре линии рельс, оснастив их цепными передачами. Сам соорудил подъемный кран. Под каждой линией были размещены передвигавшиеся по рельсам наземным (по полу) верстаки. Были усовершенствованы токарные и слесарные станки. Все это облегчало работу рабочим и повышало производительность их труда.

А.С.Персидский умело руководил участковыми агрономами и всячески старался внедрить в колхозах правильную агротехнику и севообороты. К сожалению, ему мешали непродуманные распоряжения Облзу, требуя выполнения спущенных им планов, которые нарушали севообороты и элементарную агротехнику.

В лице Персидского А.С. и Поликарпова М.И. вновь назначенный директор Котовской МТС Кузьмин Матвей Кузьмич имел очень хороших помощников. С их помощью директор МТС, не будучи крестьянином ни по положению и даже по происхождению, довольно скоро овладел необходимыми агротехническими знаниями.

Первая весна проходила при исключительно тяжелых условиях. В МТС было очень мало тракторов и почвообрабатывающего прицепного инвентаря. Всего тракторов было только 20 штук. Это были старые импортные тракторы марки "Интер", разбитые и требовавшие капитального ремонта. Были большие затруднения с запасными частями. Не были своевременно учтены и затребованы все необходимые запчасти к тракторам. Это сказывалось на затяжке ремонта тракторов. Ремонт тракторов затянулся также и потому, что организации, снабжавшие МТС запасными частями, нередко присылали в адрес МТС совершенно не те запчасти, которые нужны были МТС. Так, например, в марте 1933 года "Крайтрактор" занарядил Котовской МТС 20 комплектов гильз и поршней к тракторам СТЗ, тогда как в МТС не было ни одного трактора марки СТЗ.

Одной из причин затяжки ремонта тракторов было также отсутствие политмассовой работы среди коммунистов и комсомольцев ремонтной мастерской.

Чтобы устранить выявленные недостатки в работе МТС п/о провел следующие мероприятия:

1. Освободил секретаря п/ячейки от общекустовых функций, сделав его секретарем п/я МТС, твердо ориентировав его на развертывание п/массовой работы среди коммунистов и комсомольцев МТС.

2. Подверг тщательному изучению и проверке работу личного состава рабочих и служащих МТС и МТМ (машино-тракторная мастерская). В результате проведенной проверки оказалось 12 человек совершенно лишних, которые лишь мешали нормальному ходу работ честных рабочих. В числе лишних людей оказались 7 рабочих МТМ, 2 зав. производственными участками и I зам. директора МТС. Все эти люди были просто накладным расходом для МТС. Они не приносили никакой реальной пользы, т.к. совершенно не справлялись с возложенными на них обязанностями.

3. В течение первой декады мы провели три проверки явки на работу рабочих и служащих МТС. Оказалось, что многие рабочие коммунисты и комсомольцы систематически опаздывали на работу, а уходили с работы раньше положенного времени. Было установлено, что явка на работу, сам процесс работы и уход с работы никем не контролировался.

4. Приобрели I токарный станок и I сверлильный.

5. Проверили работу рабочкома и установили регулярные производственные совещания рабочих МТМ.

В результате проведенных мероприятий МТМ стала работать значительно лучше. Повысилась дисциплина среди рабочих, быстрей стал проводиться текущий ремонт. Однако еще долго продолжали оставаться в работе МТМ крупные недостатки. Они были связаны с очень малым количеством квалифицированного состава рабочих - их было всего 3 человека - и с отсутствием хорошей мастерской. Тракторные отряды плохо были обеспечены заправочными материалами.

Так, например, в отрядах было лишь по 2-3 ведра. Заправка машин проводилась прямо из бочек через край. Это приводило к большим потерям масла и горючего.

Имевшийся почвообрабатывающий инвентарь очень слабо, или даже совсем не использовался. Так, например, весной 1933 г. были совершенно не использованы следующие почвообрабатывающие орудия:

1. Лущильники 8-ми корпусные 10 штук.
2. - " - 4-х корпусные 10 шт.
3. буккера 8-ми - " - 13 шт
4. - " - 4-х - " - 5 шт
5. дисковые бороны тракторные12 шт
6. - " - конные 2 шт
7. сеялки 24 рядные дисковые 12 Шт
8. сеялки 10 " сошниковые 12 Шт
9. сеялки 12 " дисковые 22 Шт
10.ратационные мотыги 3 шт
11.сеялки хлопчато-кукурузные 7 шт

Перечисленный почвообрабатывающий инвентарь не использовался потому, что слишком мал был тракторный парк. А ратационные мотыги и хлопчато-кукурузные сеялки не были использованы потому, что никто из работников МТС не знал, как ими пользоваться и у ст. агронома не было надлежащих литературных руководств по их эксплуатации.

Все это отразилось на качестве и темпах весеннего сева.Сев затянулся. Всего по плану было запроектировано вспахать тракторами под зерновые 1667 га и под пропашные 640 га. На 20 мая 1933 г. было вспахано 3528 га. Показатель как-будто бы хороший, но он был получен исключительно за счет растяжки весенних работ во времени.

Всего надлежало колхозам и МТС весной обработать 24700 га, из них большую часть площади - 21272 га должны были обработать колхозы на волах и лошадях. Между тем тягло было совершенно не подготовлено к полевым работам - скот был истощен. Поэтому конно-бычьи полевые бригады вырабатывали всего лишь 30-40% дневного задания.

Весь тракторный парк был разбит на 7 отрядов, из них работали хорошо только два отряда - 5-й и 7-й. В этих двух отрядах трактористы систематически выполняли и перевыполняли нормы выработки, экономно расходовали горюче-смазочные материалы. В остальных же пяти отрядах работа протекала с большими простоями из-за частных поломок, отсутствия запасных частей. Особенно часто выходили из строя вентиляторы и плавились подшипники, портились магнето и др.

Для выяснения причин частых поломок и простоев, по нашей инициативе была создана техническая комиссия в составе: ст. механика мастерской, технического инспектора Крайтрактора и председателя рабочкома.

При осмотре тракторов технической комиссией, на месте их работы оказались:

I. Расплавка и разбивка подшипников у тракторов "Интер" 10/20 происходили вследствие большой изношенности вкладышей шатунных гнезд и головки шатуна. Эти дефекты не устранялись при капитальном ремонте, вследствие чего и происходили столь частые поломки и простои.

2. Поломка вентиляторов и насосов у тракторов "Интер" 22/36 происходили вследствие того, что не были зацементированы вентиляторные валики, отсутствовали надлежащие шарикоподшипники и, наконец, короткие погоны вентилятора. По этим трем причинам происходило быстрое снашивание валиков и разбивались шарикоподшипники.

3. В тракторных отрядах совершенно отсутствовал планово-предупредительный ремонт. В МТС не было ни одной мастерской. В отрядах не было достаточного количества инструментов.

4. Комиссия установила, что разъездные механики были недостаточно квалифицированными. Поэтому, выезжая в отряды, они почти не оказывали отрядам никакой конкретной технической помощи.

К осени 1933 г. политотдел Котовской МТС окончательно пришел к выводу, что все недостатки работы МТС упираются в плохую работу кадров. Надо было срочно продумать и составить развернутый план подготовки и переподготовки кадров всех категорий, от трактористов до механиков, от колхозников до агрономов. За весенне-летнее время мы перебрали немало форм, но все это было не то.

Политической и технической учебой надлежало охватить человек 500-600. Перед нами во весь рост встала первая трудность. Где мы найдем для такого количества руководителей кружков, беседчиков, лекторов, которые могли бы в понятной форме донести до наших работяг крупицы агротехнических знаний. Вторая трудность состояла в том, где взять такое количество литературы, учебных пособий по агротехнике и по общественным дисциплинам. Вопросы идеологического воспитания нас особенно не беспокоили. Мы были уверены, что с этой работой справимся. А вот агротехника выходила за рамки нашей компетенции. И это в немалой степени огорчало нас.

Мы организовали Колхозный университет. Колхозный университет имел следующие факультеты:

1. Факультет руководящих колхозных кадров. На нем должны были обучаться председатели колхозов и их заместители. На нем было всегда 22-25 человек. Для слушателей этого факультета нами была разработана следующая учебная программа: а) История ВКП(б), б) основы политической экономии, в) основы агротехники.

Для преподавания основ агротехники мы привлекли ст. агронома Персидского Александра Сафроновича, агронома Клокова, агронома Дружинина, заведующих производственными участками. Все эти тт. когда-то изучали основы агротехники в учебных заведениях и на курсах переподготовки. Но полученные ими знания лежали мертвым капиталом в их тетрадях и учебниках. Создав факультет руководящих колхозных кадров, мы организовали на нем из числа агрономов нечто вроде предметной комиссии, поручив ей отшлифовать программу и отдельные темы. Наши агрономы во главе с Персидским А.С. явно оживились и разработали толковейшую учебную программу по агротехнике.

2. По образцу первого факультета мы создали второй факультет, назвав его факультет руководящих колхозных партийных кадров. Он охватывал секретарей партийных ячеек и их заместителей. Общее количество 22-25 чел. Учебный план и учебную программу для факультета колхозных руководящих партийных кадров составили мы сами. Все мы в политотделе МТС пришли с преподавательской работы. Тов. Маврина преподавала историю ВКП(б), т. Минин преподавал историю СССР, Востриков Я.В. преподавал политэкономию. Аккерман И.П. быв. инспектор наркомата просвещения РСФСР, партийный пропагандист, педагог. Все это помогало нам организовать работу Колхозного университета.

3. Факультет механизации с/х. Он охватывал бригадиров тракторных и комбайновых отрядов. Программу и учебный план разработали ст. механик Паликарпов М.И. и разъездные механики. Факультет охватывал всего 30 с лишним человек.

4. Факультет животноводческий. Он охватывал зав. молочно-товарными фермами, свинофермами и овцефермами. Его возглавлял ветврач Федоров, высокий специалист в своей области.

5. Факультет птицеводческий. Он готовил заведующих птицеферм и их помощников.

6. Факультет коневодства - готовил бригадиров коневодческих отрядов.

7. Факультет полеводческих бригад.

Желания наши были весьма благими, размах широким, но под этим не было никакой материальной базы.

Чтобы начать просвещать колхозников, нужно было иметь тетради, карандаши, ручки, перья. А у нас ничего этого не было. У нас не было литературы и учебников. У нас ничего не было кроме горячего желания просвещать колхозников.

Осенью 1933 г. я заболел, произошел парез лицевого нерва. Сталинградский ФТИ отправил меня на лечение в Москву. Лечился я там амбулаторно. Все свободное время от лечения я использовал на добычу учебных материалов и пособий. Первое посещение я сделал к наркому земледелия т. Чернову. Я рассказал ему о Колхозном университете, который по нашему мнению должен охватить 550 слушателей. Я рассказал наркому о том, как мы мыслим сочетать агротехническую учебу с политучебой. Когда т. Чернов одобрил нашу форму подготовки и переподготовки руководящих кадров колхозов Котовского куста, я рассказал о наших трудностях.

Выслушав меня, т. Чернов сказал: "Идите в торговые ряды, там продают учебные наглядные пособия и учебники, отберите, возьмите счет и наркомат оплатит. Только меру знайте.

Я, конечно, меру не соблюл. Я отобрал не только учебники и учебные пособия по агротехнике, истории классовой борьбы, по политэкономии, но и по физике, математике и химии. Одним словом, я набрал учебников и учебных пособий столько, что у моего наркома глаза полезли на лоб.

" Я же сказал тебе, отбирай, да меру знай. А ты, наверное, забрал все, что на прилавке лежало."

- Нет, нет, тов. нарком, в магазине много всяких книг и учебных пособий, много тетрадей. Я же взял всего-навсего 1550 тетрадей, т.е. ровно по 10 штук на каждого учащегося. Разве это много?

Нарком подал мне накладные и сказал, быстренько посмотри без чего можно обойтись. Я вытащил счет на 32 руб. 30 к. на книги по математике и с горечью сказал: "Пожалуй, без этих книг пока можно будет обойтись".

Нарком, глядя на меня, долго смеялся. Потом взял счета и подписал. Отобранные мной учебники и учебные пособия в тот же день были отправлены в село Котово, Камышинского района Сталинградской области Колхозному университету.

На следующий день я пошел в отдел пропаганды ЦК ВКП(б). В отделе пропаганды сообщили мне, что через 15 минут начинается совещание. Его проводит Надежда Константиновна Крупская.Совещание посвящено продвижению книги в деревню. Хотите поприсутствовать на этом совещании?

- Даже очень хочу и буду примного благодарен за предложенную мне возможность.

На совещание были вызваны представители с мест. Их было человек 40-45. Это были начальники политотделов МТС и представители колхозов.

Надежда Константиновна сделала краткий доклад и сказала:

- "ЦК пригласил вас на данное совещание, чтобы посоветоваться с вами о формах продвижения книги в село. Теперь без книги нельзя проводить на селе массовую воспитательную работу".

После выступления Надежды Константиновны начались выступления приглашенных. Тт. сделали много ценных предложений. Последним попросил слово я. Я назвал свою фамилию, должность и название политотдела.

Тов. Крупская стала быстро просматривать лежавшие перед ней списки и что-то спрашивать у секретаря. Я понял, что речь идет обо мне и сказал следующее:

- Надежда Константиновна, мою фамилию и мой политотдел в списках приглашенных Вы не найдете. Я сюда попал совершенно случайно. Тем не менее, я имею большое желание высказать некоторые мысли по докладу и по выступлениям. Если разрешите, я готов это сделать.

Крупская Н.К. :

- Пожалуйста, пожалуйста, тов. Востриков.

И я рассказал совещанию все о нашем Колхозном университете. Мое выступление было выслушано с большим вниманием. Два н-ка политотдела, выступившие после меня, одобрительно отнеслись, как они сказали родившейся новой форме продвижения книги в деревню".

После окончания совещания Н.К. Крупская подозвала меня к себе и стала расспрашивать некоторые подробности. В частности она спрашивала:

- Тов. Востриков, в учебной программе Колхозного университета значится такая дисциплина, как курс политической экономии, кто будет читать курс политической экономии, есть ли у вас квалифицированные лекторы?

Я ответил:

- Да, есть. Курс политической экономии буду читать я, и дал о себе следующую краткую справку:

- Я окончил Ленинградский Экономический институт Красной профессуры, два года читал курс п/э аспирантам ВАСХНИЛА и один год слушателям подготовительного отдаления Экономического института Красной профессуры ЛО (ЛОКА).

Одним словом все дисциплины обеспечены квалифицированными преподавательскими кадрами.

Говоря о Колхозном университете, я, конечно, не забыл перед Надеждой Константиновной пролить слезу по поводу учебников и учебных пособий. Н.К. при мне позвонила ректору Свердловского университета, назвав его по имени отчеству и сказала, что к вам зайдет н-к Котовской МТС, помогите, пожалуйста, ему учеб, литературой. Тт. нашли новую форму работы с колхозниками. Надо помочь.

Я хорошо знал, где Свердловка, но я не знал, кто был ректором. Когда я вошел в приемную ректора и сказал, что я от Надежды Константиновны Крупской, секретарь сказала: "Пожалуйста, проходите". Я вошел и от неожиданности у меня язык отказался вымолвить слова приветствия.

По-видимому, ректор заметил мою растерянность и поспешил мне на выручку:

- Ну здорово, здорово, Востриков. Говорят же, гора с горой не сходятся, а человек с человеком частенько встречаются. Вот и мы с тобой встретились.

Передо мной был тов. Уваров, с которым мы встречались в Ком. ун-те им. Зиновьева, а потом в ИКП.

- Чего это ты, будто бы опешил, войдя в кабинет?-

- Это не то слово... Я растерялся от неожиданной встречи с тобой.

От души посмеялись, потом поговорили о том, о сем, и я рассказал о цели прихода.

- Литературой я тебя нагружу. Только уж не обессудь. Новую литературу я тебе,конечно, не дам, а поношеной, потрепаной наберем сколько твоей душеньке будет угодно. Нет, нет - это не хлам, добротная литература, только потрепанная.

Тов. Уваров дал своему аппарату указание отобрать и отослать в адрес Котовского Колхозного университета литературу и наглядные пособия по общественным дисциплинам.

Через дня два или три я вернулся домой в Котово.

Учебники и учебные пособия начали поступать из Москвы. Колхозный университет разместили в быв. церкви, предварительно отремонтировав ее, сложили шесть круглых печей, завезли дрова.

Урожай получили низкий 3-4-5 центнеров с гектара, но он был все же выше среднего по району.

Надо было поднимать урожай всех культур. Но как? Как поднять урожайность полей без севооборотов, без удобрений.

В области продолжал действовать прежний порядок: "Засевай все земли". А это ничего хорошего не сулило. Видя неразумную агротехническую политику, сердце мое сжималось до боли. Я решил второй раз поехать в Сталинград к первому секретарю обкома. К моему отъезду агрономы разработали травопольный севооборот. Встретился с Варейкисом, доложил ему свои расчеты по севообороту, по которому яровой клин сокращался на три с половиной тысячи гектар.

После моего доклада от Варейкиса последовал тот же вопрос, что и в первый раз:

- А осенью что будете сдавать государству? Уж не травы ли?

Наш травопольный севооборот был перечеркнут и нам предложено засевать всю землю.

Наступила осень, началась учеба в сети партийного просвещения. Все ждали открытия Колхозного университета.

На первое занятие приехали слушатели первых трех факультетов. Вступительную лекцию по курсу истории классовой борьбы прочел Минин Павел Иванович, а по курсу истории ВКП(б) прочла Маврина Серафима Петровна. Лекторы выдали каждому слушателю планы семинарских занятий. Они объяснили, как будут проводиться семинарские занятия, что от них требуется большой труд и прилежание. Только в этом случае вы можете получить знания, каких теперь не имеете.

Всю зиму Колхозный университет действовал безотказно. Не было ни одного случая, чтобы кто-то из слушателей пропустил без уважительных причин занятие или явился на занятие неподготовленным.

На семинарских занятиях по обсуждаемым проблемам то и дело вспыхивали споры.

На занятиях Колхозного университета побывали начальник политсектора т. Яковлев, секретарь обкома Птуха. Несколько раз посетил секретарь РК ВКП(б) Бабаев, а затем Русанов. Слава о нашем университете быстро разнеслась по области и за ее пределами. Для ознакомления с работой Колхозного университета стали приезжать из политотделов работники п/о и работники райкомов партии.

Колхозный университет за год работы не только поднял политические и агротехнические знания его слушателей, но и помог нам подготовиться к наступавшей весенней посевной.

Когда создавали Колхозный университет, мы и не подозревали, что он будет нашим помощником в проведении весенней посевной, прополочной и уборочной кампаний.

Вторую посевную кампанию мы провели во много раз лучше и быстрее. Каждый факультет, отделение сделали свой весомый вклад. Это положительно сказалось на урожайности всех культур.

В разгар молотьбы к нам приехал секретарь ЦК ВКП(б) тов. Жданов А.А. Он пробыл у нас трое суток, Жданов был удивлен, что во время молотьбы бесперебойно работал Колхозный университет.

Он присутствовал на занятиях во всех трех группах, в которых проходили занятия. Все занятия понравились. Тов. Жданов беседовал со слушателями ун-та, задавал им контрольные вопросы по пройденной части курса и остался весьма доволен. Тов. Жданов побывал на молотилке Коростенского колхоза. Молотилку полностью обслуживала комсомольско-молодежная бригада. Руководил бригадой Иван Васильевич Дегтярев, комсорг колхоза Луч.

Я познакомил тов. Жданова с председателем к-за им. Шевченко тов. Кобзарем и секретарем ячейки тов. Ткаченко. Он был удивлен таким совпадением.

В поездке по колхозам сопровождали тов. Жданова секретарь Камышинского РК ВКП(б) Русанов и я.

Знакомя с колхозами, мы не забывали о нашем Колхозном университете. Побывав на занятиях Колхозного университета, т.Жданов убедился, что название родившегося учебного заведения вполне отвечает задачам.

Вскоре после отъезда тов. Жданова, мне позвонил 1-й секретарь Сталинградского обкома ВКП(б) т. Птуха и поздравил меня с награждением орденом Ленина. Выслушав поздравление, я сказал:

- Тов. Птуха, Вы меня с кем-то спутали. Я никогда не награждался орденом Ленина.

- Нет, нет, я Вас ни с кем не спутал. Состоялось постановление Президиума Верховного Совета о награждении Вас орденом Ленина...

Я был ошеломлен. Я о награде никогда не помышлял. И мне казалось, что я сделал очень мало. Урожаи получали низкие. Единственным светлым пятном в работе политотдела было то, что нам удалось наладить в колхозах и в МТС дисциплину колхозников и рабочих. Нам удалось поднять уровень сознания колхозников, рабочих и служащих МТС. В моем лице Советское Правительство наградило всех работников политотдела, всю партийную организацию, всех колхозников и рабочих МТС, честно трудившихся на колхозных полях.

В колхозах Котовской МТС нам пришлось столкнуться еще с одной очень важной проблемой. С наступлением осени начался падеж рабочих волов. Мой заместитель по НКВД Зорин М.К. не успевал составлять протоколы на "виновников" падежа. Между тем падеж происходил не от бескормицы или плохого ухода. Причина была другая. Она была вполне естественной - волы, достигнув 10-12-летнего возраста, становились неработоспособными и легко подвергались заболеваниям и дохли. С начала коллективизации в колхозах не проводилась выбраковка старых волов, и не проводилась замена старых волов молодыми, т.е. не проводился ремонт стада рабочих волов. Да и проводить его было не кем, в колхозах не было молодняка. Из-за плохого ухода молодняк погибал или во время растела, или в период молочного кормления, а часть бычков бездумно забивали.

Находясь как-то в гостях у директора совхоза Аркадия Ивановича Тонконоженко (отец ошибается – Аркадию, мужу племянницы Ирины, тогда было 5 лет), я обратил внимание на стоявшие грузовые машины, груженые молодыми бычками (тайками). Я спросил у шофера: "Куда вы везете бычков?" Шофер ответил:

- Как куда - на мясокомбинат, в мясопоставки.

На квартире у Тонконоженковых у меня состоялся крупный разговор с директором мясосовхоза Аркадием Ивановичем. Я его спросил:

- Аркадий, почему же вы не доводите бычков до нужных и выгодных кондиций, а гоните под нож малюток? Если бы вы передержали этот молодняк года 2-3, то наверняка положенные мясопоставки вы могли бы выполнить меньшим количеством голов. Ведь это же выгодно хозяйству и государству? На мой вопрос Аркадий дал мне следующий ответ:

- Дядя Яша, от того, что мы передержали бы бычков год или два, х-ву не было бы никакой выгоды. Наоборот оно понесло бы убыток.

И Аркадий стал пересчитывать кормоединицы и их стоимости, и у него получалось, что будто бы и впрямь невыгодно сдавать в мясопоставки рогатый скот в возрасте З-х-4-х лет. На это я ему ответил:

- Если бы невыгодно было забивать кр.рогатый скот в более зрелом, нормальном возрасте, то капиталисты поступали так же, как и ты, забивали бы телят. А они поступают как раз наоборот. Ты обрати внимание на мясо, которое мы импортируем. Мы закупаем в буржуазных странах мясо в тушах и каждая туша весит кг 600. А туша вашего теленка весит не больше 60-70 кг. Крестьяне в старое дореволюционное время никогда не забивали кр. рогатый скот в телячьем возрасте. Я помню, как поступал мой отец. Он держал три пары рабочих волов. Он держал их лет до 5-6, а потом продавал их купцам заготовителям по такой цене, что от полученной суммы у него оставалось столько денег, что он покупал 2-3- летних бычков в том же количестве. И у него обычно оставалась приличная сумма на другие хозяйственные расходы. Получается, что понимали лучше капиталисты и крестьяне, чем ты и твое начальство. Если вы будете так и дальше, то вы доведете мясное хозяйство до развала. Ты не крути, а честно расскажи мне почему вы, совхозники, так поступаете. И Аркадий "раскололся". Он поведал мне истину. Она состояла в следующем. Не потому они гнали в мясопоставки молодняк, еле-еле достигший годовалого возраста, а потому, что удобно руководителям совхозов. Он сказал:

- При установившейся практике выполнения мясопоставок молодняком нам спокойнее жить. У меня в совхозе I тысяча голов коров. На это количество и на приплод у нас расчитаны корма и помещение. Произошел отел, полученных бычков мы держим зиму в помещениях, которые освободились после сдачи годовалых-полуторогодовалых бычков. В будущем году мы делаем то же самое. У нас помещение готовое. Кормов на то количество молодняка, какое мы ожидаем, вполне достаточно. Это количество стабильно. И у меня не болит голова.

Этот именно метод хозяйствования совхозов и колхозов и привел, в конце концов, к кризису в мясном хозяйстве, из которого до сих пор мы не можем выбраться.

Вернувшись из гостей в Котово, я объехал близлежащие мясосовхозы и еще раз убедился, их руководители во имя своего личного спокойствия, как и Аркадий Иванович в мясопоставки сдают молодняк от 1- 1года 3-х месяцев.

Убедив директоров в том, что их поступки не рациональны я предложил им каждый год в установленные месяцы делать с колхозами обмен вес на вес молодых совхозных бычков на выбракованных старых волов.

Директора совхозов с моими доводами соглашались, но сказали, что они сами без санкций на это наркомата совхозов не могут. Этот вопрос я поставил перед наркомземом и наркомсовхозом, чтобы эти два наркомата согласились с нашими предложениями и спустили бы соответствующие указания, разрешающие обменные операции колхозам и совхозам.

Наркоматы согласились с нашим предложением и разрешили хозяйствам делать такие обменные операции. Политотдел Котовской MТC собрал собрание председателей колхозов, на котором разъяснил насколько такие обменные операции им выгодны. А для того, чтобы этот обмен был действительно, ощутимо выгодным, было рекомендовано выбракованных великовозрастных волов немедленно освободить от всех работ и поставить на откорм.

Так была разрешена очень сложная и трудная проблема, вставшая перед колхозами в 1934 году. (Из рассказов отца. Вскоре после награждения отец почувствовал некоторый холодок по отношению к себе со стороны руководства обкома. Это его сильно встревожило. В конце концов он обратился к 1-му секретарю Сталинградского обкома за разъяснениями. Оказалось, его портрет в газете по поводу награждения увидел некий гражданин и написал заявление о том, что у них в селе в Кустанайской обл. в 1918 г этот человек-белогвардеец проводил карательную операцию. Была назначена проверка, она только что закончилась, и подозрения не подтвердились – И.В. ). Награждение меня орденом Ленина всколыхнуло всех работников политотдела, коммунистов колхозов и МТС, как бы вдруг почувствовавших ответственность за работу МТС. Они поняли, что во все, за что наградили начальника п/о, и они вложили частицу своего труда.

Чествуя меня, правительство и партия в моем лице чествует всех тружеников MТC и колхозов. В результате среди рабочих и работников МТС и колхозов повысилась дисциплина и активность в борьбе за выполнение планов. Поэтому второй год мы провели на более высоком уровне и результаты нашей работы были более эффективными.

Политотделы МТС, организованные в начале 1933 г. сыграли большую роль в укреплении колхозного строя в Советском Союзе. Это позволило партии уже в конце 1934 года преобразовать политотделы МТС в обычные партийные органы.

В связи с этим состоялось решение Сталинградского обкома партии и ЦК ВКП(б) перевести меня на работу в Клетский РКП(б) в качестве первого секретаря.

ХХУ1. В СТАНИЦЕ КЛЕТСКОЙ

В станицу Клетскую мы прибыли со всем своим семейством в феврале 1935 года. Ехали мы на трех парных подводах. Семья моя состояла тогда из шести человек - мы с женой и нашим ст. сыном Юрой, ст. сестры моей жены Марии Павловны Трайгер с сыном Нелей и моего племянника Анциферова Жени. Жене и Неле было по 10 лет.

Клетский район был самым отсталым районом в Сталинградской области. Политотделы Клетской, Перекопской и Бузиновской МТС почему-то не сумели добиться укрепления дисциплины среди работников МТС и среди колхозников, и это обстоятельство все время тянуло назад. Правда, к этому у п/отделов р-на были и объективные причины.

По составу населения р-н был казачий. С времен Адама мужское население не было приучено к труду. Все с/х работы выполняли женщины, а мужчины все лето проводили на сборах. Казак на своем коне, со своим оружием был приписан к определенной воинской кавалерийской части и проходил там обучения, доводя свою подготовку до высокого уровня. Со сборов они возвращались, как правило, поздней осенью, когда полевые работы были окончены.

В годы гражданской войны все мужское население р-на активно участвовало на стороне белых армиий. Разгром белых армий, обычно, заканчивался большими потерями личного состава. Оставшаяся часть казаков эмигрировала в разные буржуазные страны. По этой причине станицы Клетского района к концу Гражданской войны остались без мужокого населения молодого и среднего возраста. К моменту нашего приезда в станицах находились лишь женщины и старики.

Однажды в марте 1935 г. ко мне зашел председатель Клетского райисполкома Иван Петрович Антонов и рассказал мне следующую историю:

- Вчера я проводил на хуторе Перекопском собрание колхозников по поводу случной кампании. Собрание прошло хорошо, даже весело. Когда закончилось собрание меня окружили казачки и засыпали меня вопросами, которых я никак не ожидал:

- Но ты ответил на их вопросы?

- Нет, не ответил. Я растерялся.

- Странно, председатель райисполкома не смог ответить на вопросы колхозниц. Что же это за вопросы?

- Вопросы, прямо скажу, бесстыдные. Валентину Ивановну Сморчкову ты, конечно, знаешь?

- Я знаю ее, как хорошую ударницу, как умную и тактичную женщину. Уж, кто, кто, а Валентина Ивановна вряд ли может позволить себе какую-нибудь бесстыдную выходку. Ну, говори, говори, что за вопросы она тебе задала?

- Обратясь ко мне она спросила: "Иван Петрович, Вы думаете о нас? - и тут все женщины чуть ни хором подхватили вопрос Валентины Ивановны, насели на меня.- Да, да, когда же вы поймете, что мы живые люди, что следует о нас позаботиться". Милые девушки, мы все время думаем о вас и, кажется, понимаем вас и заботимся о вас. Все кампании проводил вместе с вами. Вы в поле и мы с вами, вы на базы и мы следом. И вдруг одна из девушек озорно глядя мне в глаза, спрашивает: "Иван Петрович, Вы с женой спите? А чем же мы хуже Вашей жены? Вы же знаете, что у нас нет казаков, а позабавиться чай хочется и нам. Вот и получается, о коровах вы думаете, об овечках не забываете, а о нас никто... А у нас на весь хутор один казак - Гришка Бекетов, а нас вона сколько. Правда, парень, что надо! Но он бедняга один, мы его заездили".Кто-то из толпы попытался остановить разговорившуюся девушку:

- Будет тебе, бесстыдница.

- А чего будет! Пусть достает нам казаков, на то он председатель.

- А где он тебе возьмет?

- Пошевилит мозгой - найдет!

Поняв, наконец, чего от меня женщины требуют, я рессмеялся.

- А вот этого, Иван Петрович, и не надо было делать. Перед тобой колхозницы поставили давно наболевший и большой вопрос. Женщины, конечно, правы и о них мы должны думать и искать пути разрешения большой проблемы.

Спустя неделю я поехал в Сталинград на прием к 1-му секретарю обкома Варейкису и рассказал ему о случае с Иваном Петровичем. Варейкис внимательно выслушав меня, сказал:

- Да, это большая проблема. Плохо, что мы над ней не думали и никак ее не решали. А ее необходимо немедленно решать. Требования колхозниц вполне справедливые.

В течение недели тов. Варейкис объехал воинские части, дислоцировавшиеся на территории Сталинградской области и ближайших областей. У командования выяснил, какое количество имеется у них сверхсрочников и какое количество солдат в этом году будут заканчивать действительную службу и будут демобилизованы. Секретарь обкома просил командование частей установить, сколько у них служит солдат, которые не связаны крепкими родственными узами с районами и областями, где они призывались и которым безразлично, куда демобилизовываться. Тов. Варейкис просил командование провести среди таких солдат соответствующую работу и рассказать им, что Сталинградский обком и облисполком приглашают их на постоянное жительство в сельские районы области.

Такая работа среди солдат была проведена и она дала хорошие результаты. Вскоре в Сталинградский облисполком стали прибывать демобилизованные солдаты, которых обком направлял в Клетский р-н, а затем и в другие р-ны области.

В течение одного года в р-не осело двести с лишним человек.Все они переженились, и таким путем острая жизненная проблема в р-не была разрешена. Соотношение между мужчинами и женщинами в р-не постепенно стало изменяться, нормализовался быт колхозниц. Это немедленно положительно сказалось на дисциплине и производительности труда. Район стал выходить в число передовых.

Тридцать лет спустя, мы с женой, посетили Котово и станицу Клетскую. Живя в Москве, мы, конечно, знали, что за минувшие 30 лет произошли большие изменения в экономике, культуре и быте колхозников. Но то, что мы увидели, нас приятно удивило, превзошло все наши ожидания. Изменились дороги. Из Камышина до Котово мы ехали на машине по хорошему асфальтированному шоссе. По пути мы не встретили ни одной конной или бычьей подводы. Колхозники, работники и рабочие МТС и совхозов ехали в Камышин только на автомашинах. Конным и бычьим транспортом люди пользовались лишь на внутренних работах.

Неузнаваемо стало хозяйство колхозов, совхозов и МТС. Оно стало более механизировано. Увеличился тракторный парк, парк автомашин.

Земли у колхозов и совхозов Клетского района были хорошие.Обрабатывались они, главным образом, на конной и бычьей тяге. Тракторов было мало. Хотя надо сказать, тракторный парк пополнился в сравнении с 1933 г., но их все же еще было мало.

Вскоре из Котово в Клетскую перевелись Минин П.И., Маврина С.П., Васильева Е.Т. и Дегтярев И.В. Эти четыре товарища сыграли большую роль в установлении дисциплины в колхозах, совхозах и МТС р-на. Минин П.И. был кооптирован в состав РК ВКП(б) и был назначен зав. Райзо, Маврина стала зам. директора по политчасти Клетской МТС, Дегтярева назначили зав. райпотребсоюзом. Васильева Е.Т. была назначена редактором районной газеты.

Приблизительно через полгода Минин П.И. был переведен на работу в РК в качестве второго секретаря.

Моя жена Ида Павловна была введена в состав пленума райкома и членом президиума райисполкома, была назначена зав. районо и заместителем предс. райисполкома.

Памятуя, что "кадры решают все", первым делом мы обратили внимание на кадры, на их общий и политический уровень, на то, насколько каждый товарищ соответствовал занимаемой должности. Наше изучение партийных, комсомольских, профсоюзных и хозяйственных кадров совпало с большой работой, какую райком проводил по проверке и обмену партийных документов.

Проверяя партийные документы - одновременно райком проверял работу коммуниста, выявлял его сильные и слабые стороны, его общий и политический уровень. (Из рассказов отца. В кабинет входит женщина и протягивает паспорт и партбилет. По одному документу она значится женщиной, а по другому – мужчиной! Отец просит объяснить такое разночтение. Женщина заявляет, что она гермафродит, и в разное время ощущала себя по-разному. Отец вызвал врача и просил его освидетельствовать женщину. Все подтвердилось, и было приведено в соответствие. Другой случай комичный. Входит наша мать. Отец с официальнм лицом берет у нее документы, она что-то игриво говорит ему, он с тем же лицом изучает документы и затем кладет себе в стол. "Яша, ты что?" и в слезы. Оказывается, по паспорту она Пиневна, а в партбилете – Павловна. Но после слез и упреков отец не выдержал и вернул – И.В.).

Во время проверки партийных документов райком партии выдвинул на новую, более ответственную работу и в резерв назначения следующих тт. :

1.Щупов М.М. член ВКП(б) с 1927 г., крестьянин, работал председателем сельсовета, выдвинут на работу инструктором райкома РКП(б).

2.Осокин Василий Алексеевич - член ВКП(б) с 1918 г. – бывший батрак

3.Могутов Семен Васильевич - член ВКП(б) с 1920 г., рабочий, работал инструктором дорожного строительства, выдвинут на работу инструктором РК ВКП(б).

4.Назаркин Петр Васильевич - чл. ВКП(б) с 1920 г., выдвинут на работу директором мясосовхоза.

5.Евдокимова-Дзюба Анна Сергеевна - чл. ВКП(б) с 1932 г., рабочая, домохозяйка, выдвинута на работу зав. учетом РК ВКП(б).

6.Калинин Евсей Федорович - чл. ВКП(б) с 1928 г., крестьянин, работал уполномоченным хлебторга, выдвинут на работу пом. секретаря РК ВКП(б).

7.Федотов Дмитрий Иванович - чл. ВКП(б) с 1920 года, работал конюхом-кучером, выдвинут на работу зав. МТФ.

8.Дудин Николай Иванович - чл. ВКП(б) с 1929 г., выдвинут на работу заместителем председателя колхоза.

9.Шарашкин Семен Александрович - чл. ВКП(б) с 1928 г., рабочий, работал пред, колхоза, выдвинут на работу пропагандистом.

10.Канцер Сергей Семенович - член ВКП(б) с 1927 г., работал секретарем РИКа, выдвинут на работу пропагандистом.

11.Семенова-Кенина Мария Семеновна, член ВКП(б) с 1929 г., работала зав. магазином.

12.Зотов Ефим Михайлович - чл. ВКП(б) с 1931 г. , работал пожарником заготзерно, выдвинут на работу парторгом.

Проверка партийных документов, помогла поднять дисциплину среди коммунистов, улучшить политико-воспитательную работу. Удалось вскрыть основные каналы, по которым проникали в партию чуждые и враждебные элементы.

В результате проведенной проверки повысилась бдительность в первичных партийных организациях. Наведен порядок в собственном доме, улучшено дело постановки учета коммунистов, улучшена организационная партийная работа в первичных партийных организациях.

При проверке партийных документов были выявлены и слабые стороны в работе отдельных коммунистов и отдельных первичных партийных организаций. Так, например, первичная партийная организация райотдела НКВД и милиции не организовала работу по политическому просвещению коммунистов. В результате оказалось, что нач. райотдела НКВД т. Шевченко был в числе политически неграмотных.

В районной партийной организации было обнаружено человек 12 с очень низкой политической подготовкой. Бюро РК обязало коммунистов начать систематическую работу по ликвидации политической неграмотности. Для этого были организованы кружки и школы политграмоты.

Подавляющее большинство коммунистов сделали для себя правильные выводы и стали регулярно заниматься в кружках и школах политграмоты, и это помогло им придти на обмен партийных документов более политически подготовленными. Но в районной партийной организации были и такие коммунисты, которые не сделали для себя должных выводов и остались в 1936 г. такими же политически неграмотными людьми, какими они были в 1935 г. К числу таких коммунистов относились следующие тт.:

1.Михайлов - чл. ВКП(б), директор ссыпного пункта.

2. Мельников - " - начальник милиции.

3. Сидельников - чл. ВКП(б), пред. Перекопского с/с.

4.Косов - канд ВКПб), председатель В. Бузиновского с/с

5.Исаков – канд. ВКП(б) - директор нефтебазы

6.Бородин – канд. ВКП(б) - сторож Клетского сельпо.

7.Попова канд. ВКП(б) - колхозница колхоза им. Варейкиса.

8.Жданова член ВКП(б) - врач венеролог.

Наиболее организовано проводилась партийная учеба в следующих первичных организациях:

I. Мясосовхоза 1-е Мая.

2. колхоза "Сов. пахарь"

3.В. Бузиновской МТС

4.Суда и прокуратуры

5.мясосовхоза "Пионер"

6.мясосовхоза "Пролеткулътура"

7.Клетского Райисполкома

8.Колхоза "Заветы Ильича

9.райотдела НКВД

10.райпотребсоюза

Разительные результаты по идейно-политическому росту за 1936 г. дали следующие члены и кандидаты ВКП(б):

I. Костенко директор маслопрома.

2. Кузнецова лаборантка м/с " 1-е Мая".

3. Новицкий ст. механик совхоза "Пролеткультура"

4. Наконечников управляющий фермой

5. Шмелев председ. Муковнинского с/с

6. Колесников управ. фермой совхоза " 1-е Мая"

7. Воронков избач Н - Затонского с/с

8. Шевченко нач. Р0 НКВД

9. Постельников Фельдсвязь

10. Черножуков шофер РПС

11. Семенова Е. колхозница колхоза им. Ворошилова

12. Назарова зав. столовой совхоза " 1-е Мая"

13. Веревкина ст. доярка Пригор. хоз-ва

14. Макаров председ. Распопенского с/с

15. Козловцева счетовод Перекопской МТС

16. Рубанова колхозница

О работе колхозов, совхозов и МТС

Перед Клетской районной партийной организацией Краевой комитет ВКП(б) поставил ряд практических задач, которые были направлены на то, чтобы:

Во-первых, в 1936 г. добиться высокой урожайности колхозных и совхозных полей.

Во-вторых, в 1936 г. во всех молочно-мясных совхозах района добиться высокого удоя, сохранения и лучшего воспитания молодняка, выполнить план масло- и мясопоставок. Добиться высокой доходности и стать рентабельными хозяйствами.

В-третьих, все МТС района должны улучшить свою работу. Добиться высокой выработки на один списочный трактор.

В-четвертых, в хозяйствах колхозов Клетского p-на большой удельный вес занимало животноводство, поэтому, как боевая задача ставилась перед всеми колхозами - во что бы то ни стало выполнить государственный план животноводства.

Ни одна из этих задач в 1936 г. не была полностью выполнена. Они не были выполнены по следующим причинам;

Во время зимы 1936 г. колхозы Клетского района должны были провести снегозадержание на площади 20000 га, а провели лишь на площади 11311 га. Намечено было вывезти на поля 9000 тонн навозного удобрения, а вывезли всего лишь 5627 тонн.

Весенний сев должны были закончить в 10-12 дней, а сеяли 25-30 дней. Все, что было посеяно после 12 дней, было вызжено суховеем, и колхозы не получили с этой площади ни килогр. хлеба.

Известно, что огромнейшую роль в урожайности зерновых играет правильный севооборот, а его в колхозах не было. Вышестоящие органы заставляли колхозы засевать всю землю. И как правило из года в год сеяли пшеницу по пшенице. Все это привело к тому, что в 1936 г. колхозы Клетского района получили следующий урожай с одного га в среднем:

Пшеницы 2,3 центнера
Ржи 4,1 "
Ячменя 1,5 "
Овса 1,4 "
Проса 0,4 "
Подсолнуха 0,9 "
Клещевины 1,6 "
Табак 4,2 "

Все МТС и совхозы были хорошо оснащены машинами. Так, например, в районе было всего тракторов СТЗ - 284, тракторов ЧТЗ - 36, сеялок тракторных - 110, плугов тракторных - 229, культ, тракт.- 28 шт., комбайнов - 122 шт.

Колхозы и совхозы тогда были обеспечены техникой неплохо, но техника плохо использовалась. Выработка на I трактор и на I комбайн была крайне низкой. Она была в два раза выше, чем в 1935 г. но это все же было недостаточно. Это объяснялось тем, что трактористы и комбайнеры были плохо подготовлены. Плохо руководили хозяйствами председатели колхозов, директора совхозов и МТС, старшие механики и механики. Слабая была дисциплина.

7-8 декабря 1936 г. состоялось районное партийное собрание, на котором присутствовало 121 коммунист. Собранию я сделал подробный отчет о работе РК ВКП(б), проанализировав все аспекты работы бюро РК и первичных партийных организаций, указал на достижения и недостатки. По отчету развернулись оживленные прения. Всего выступило 42 человека и 43-м выступил член бюро крайкома ВКП(б) Квитницкий.

Вскоре после районного собрания я был отозван ЦК ВКП(б) в Москву и направлен для работы в НКВД. Там нам, новичкам, были организованы курсы по подготовке к оперативной чекистской работе.

13 декабря у нас родился второй сын, имя которому нарекли Игорь. В письме, которое прислала мне из родильного дома, моя жена писала: "Целыми днями смотрю на малютку, хочу найти мои или твои черты и не нахожу. Какой-то маленький уродец - сморщенное личико с кулачок, большой рот и огромные уши. Откуда! и почему?"

Спустя три дня я пошел знакомиться с младшим сыном и нашел, что характеристика, данная ему матерью, целиком отвечала - уши и курносый нос, сморщенное крохотное личико и как на ниточке головка, вялый, голосок тихий, тихий. На маленькой головенке шапка черных, как смоль, волос.

Я забеспокоился. Здоров ли ребенок? Мать успокоила меня, сказав: "Да, здоров. Кушает он хорошо и спит спокойно. Несмотря на то, что он такой крохотуля и слабенький, но он быстро будет набирать вес и хорошеть. Так оно и получилось.

ХХУ11. В МОСКВЕ

Первые четыре м-ца я вместе с другими тт, мобилизованными ЦК ВКП(б), проходил стажировку. Нас знакомили с агентурной и следственной работой. Все мы отнеслись весьма ответственно к нашей новой будущей работе. Учились мы с большим прилежанием. Все мы были с высшим образованием, многие были кандидатами наук и доцентами. Каждый имел за плечами опыт комсомольской и партийной работы. По всему было видно, что ряды чекистов пополняются весьма квалифицированными кадрами, кадрами, которые горели желанием выполнить свой долг.

В январе или феврале 1937 г. состоялось общее партийное собрание наркомата. На повестке дня был один вопрос "Отчет партийного комитета Наркомата" С отчетом выступил секретарь парткома т. (фамилию забыл). Я его знал по 1925 г. по Коммунистическому университету им. Зиновьева. Знал его, как активного троцкиста. Это ни в малой степени озадачило меня. Как мог стать во главе партийной организации бывший активный троцкист? Секретарь, делая отчет, коснулся облика и поведения быв. наркома Ягоды. Он сказал:

- Бывший нарком Ягода бил своих подчиненных по морде.

Услышанное меня поразило. У меня было представление об органах НКВД, как о святая святых, где исключены такие обращения начальства со своими подчиненными. Меня трясло. Кончился доклад, начались прения, а я все никак не могу успокоиться от услышанного. Подаю записку в президиум "Прошу слово..."

После истечения 2-х часов работы, председательствовавший объявил перервы. Через 20 минут была продолжена работа партийного собрания. Тов. Курский объявил:

- Слово имеет тов. Востриков.

Взойдя на трибуну, я первым делом извинился перед собранием, сказав, что я очень молодой чекист, я не знаю работы партийного комитета. Я знаю ее только со слов докладчика и выступивших в прениях товарищей. Тем не менее, я решил выступить в прениях.

- Как видно из отчетного доклада и прений партийный комитет, партийные бюро отделов провели огромную работу по выполнению решений партии и ЦК ВКП(б). В эту работу была втянута почти вся масса коммунистов - чекистов. Особенно отрадно было услышать о разительных результатах, каких достиг П.К. в области постановки в организации партийного просвещения. Во всех отделах работают партийные школы и кружки по изучению истории ВКП(б). Хорошо была поставлена самостоятельная работа начальствующего состава над изучением произведений классиков марксизма-ленинизма. Все это не может не радовать нас.

Только одно место в отчетном докладе прозвучало диссонансом и поставило меня, молодого чекиста, в тупик и, если хотите, перечеркнуло все то хорошее, что было в докладе. Я имею в виду то место, где докладчик говорил о быв. наркоме Ягоде. Докладчик, критикуя порядки, какие бытовали при Ягоде, сказал:

- При Ягоде в наркомате царила солдафонщина. Ягода бил по морде своих подчиненных.

Как могло случиться, что среди сотрудников такого наркомата, как НКВД, "царила солдафонщина", что "Ягода бил подчиненных по морде". Простительно вот им, рядовым сотрудникам – и, повернувшись к президиуму, я сказал:

- А где же были Вы? Почему же Вы не отреагировали на эти антипартийные и антисоветские поступки Ягоды? Вас били по морде, а вы как солдаты времен Николая 1-го кричали "Рад стараться тов. Нарком!" Вам в ЦК не надо выписывать пропуск. Вы вхожи в любой отдел, к любому работнику ЦК, Вы вхожи к Сталину.

В зале воцарилась всеобщая тишина, никто не шелохнется и не кашлянет.

Я кончил, сошел с трибуны, прошел по залу, сел на свое место, а президиум молчит. Потом вдруг председательствовавший Курский срывающимся голосом крикнул:

- Перерыв.

Перерыв длился 15 минут, 20 минут, полчаса все тянется перерыв. Наконец, только через полтора часа окончился перерыв, вернулся президиум. Курский объявил:

- Собрание продолжается.

Встретившись со мной взглядом, Курский поманил меня пальцем к себе. Я подошел к нему, и он мне сказал следующее:

- Тов. Востриков, не хорошо выступили, заслуженных людей, чекистов вы обругали солдатами Николая 1-го. Это вы явно погорячились, и поправьтесь.

На предложение Курского "выступить и поправиться", я отказался, сказав: ,

- Может быть, я горячо говорил, но я говорил обдуманно и правильно. Поправляться мне не в чем. Если вы считаете, что выступил я неправильно, то выступите Вы и поправьте меня.

Когда я вернулся на место, сидевший со мной мой коллега, стажер на ухо прошептал мне:

- Какой ты Яков дурак. Зачем ты вылез на трибуну с такой крамольной речью. Ну что из того, что "Ягода бил по морде своих подчиненных!". А может быть, они заслуживали этого. Обрати внимание, ни один из тех, кого Ягода бил, не выступил с жалобой, а ты выскочил. Да когда выскочил, за неделю до окончания стажировки, за неделю до распределения. Теперь жди, наверняка запрячут тебя в какую-нибудь глухомань.

На это я ответил приятелю:

- Никакая глухомань меня не страшит. В глухомани я родился, вырос и начал работать. А "выскочил" я правильно. С солдафонством, с мордобоем надо бороться, не проходить мимо, не закрывать глаза, надо было не молчать, а выводить на чистую воду. А наши замнаркомы трусили, молчали и поступали именно так, как солдаты времен Николая 1-го. Их бил Ягода по морде, а они кричали "Рад стараться!" Позор! И ты еще берешь их под защиту.

(Эту историю мы слышали не один раз. Внеочередной перерыв в собрании отец объяснял тем, что начальство не знало, как себя вести. За это время они, по-видимому, пытались выяснить, кто за ним стоит, и, конечно, обнаружили связь со Ждановым, Котово, орден Ленина. А Жданов тогда был главным идеологом, вторым человеком в стране – И.В.).

Прошла долгая неделя. Созданная наркомом Комиссия стала вызывать и объявлять решение о назначении. Наконец, дошла очередь и до меня. Я приготовился услышать место своей работы какую-нибудь глухомань. Но неожиданно вместо глухомани я услышал из уст председателя Комиссии:

- Присвоить тов. Вострикову Я.В. звание ст. лейтенанта и направить на работу помощником начальника 7 отделения, 4 отдела, 2 управл. НКВД СССР.

Значит не глухомань, а Москва, Центральный аппарат. Вскоре я получил отпуск на перевозку семьи из Клетской в Москву. (Он курировал Наркомзем, Тимирязевскую академию и ипподром – И.В.). Прибыв в Клетскую, я рассказал жене, что меня оставили в Москве, буду я работать в Центральном аппарате НКВД. К моему удивлению мое сообщение не только не обрадовало мою жену, а опечалило. Она сказала:

- Не хочется мне расставаться с моим отделом народного образования, со школами и учителями. Не хочется мне ехать в Москву. Я предпочла бы остаться в Клетской.

Но делать было нечего. Я уже был приказом наркома зачислен на работу сотрудником НКВД и обязан немедленно явиться к месту службы с моей большой семьей. Я напомнил Иде Павловне старинную русскую мудрую пословицу: "Сказано - куда иголка, туда и нитка". Не дури, быстренько собирайся в путь дорогу. Собрались и двинулись в путь в составе:

1. Меня, главы семьи
2. Иды Павловны
3. ст. нашего сына Юры
4. мл. " Игоря
5. Марии Павловны (ст. сестры И.П.)
6. ее сына Нели Трайгера и
7. дом. работницы Юли.

Юля была сильно привязана к нашей семье, сильно любила Игоря и он безгранично любил ее. Игорь звал Юлю мамой, а мать Идой. Чем взрослей становился Игорь, тем больше любил Юлю. Наконец, Ида стала Игоря поправлять и, показывая на себя, говорила:

- Я твоя мама, а Юля няня.

На эти замечания матери Игорь отвечал:

- Ти Ида, Юля мама.

Время шло быстро, еще быстрее рос и хорошел наш Игорек. Несколько позднее Наркомат просвещения РСФСР взял ее на работу в свой аппарат на должность инспектора. Ида Павловна работала в наркомате просвещения с большой увлеченностью и высокой результативностью. Она снискала любовь и уважение среди работников и руководителей наркомата. Она часто выезжала в длительные командировки, оставляя нас на попечении Марии Павловны и дом. работницы. Нельзя сказать, что все это нравилось мне. Нет, как раз наоборот. Но приходилось считаться с ее влюбленностью в работу.

Свою влюбленность в детские дома, школы и наркомат Ида Паловна привила всем членам семьи. Она с самозабвением рассказывала о жизни детей в тех домах, где подобрался хороший колектив работников, которые, как и она, отдавали все силы и знания детям. Там она заставала полный порядок, детей здоровыми, счастливыми. Рассказы жены о таких детских коллективах, об их учебе, труде и играх увлекали Игоря, Юру, домработницу и меня.

Чаще всего Иде Павловне приходилось бывать в детских домах, где все было наоборот, где дети были истощенные, страдали от недоедания и болезней. Там она ловила директоров-пьяниц и воров с поличным, выводила их и тех, обслуживающих лиц, которые вместе с директорами обворовывали детей, на чистую воду, и добивалась самого сурового наказания виновников.

Когда Ида Павловна рассказывала о безобразиях, творившихся в детских домах, все мы возмущались и переживали, сочувствуя страданиям детей, негодуя против пьяниц и воров, обиравших и объедавших детей.

Дети всегда ждали мать из командировки с волнением. Они забрасывали ее вопросами и просили рассказать о результатах.

У меня, к сожалению, не было таких тесных контактов с детьми, как у Иды Павловны. Я не рассказывал им о своей работе. Спицифика моей работы в НКВД была такова, что я не мог рассказывать членам семьи о том, что и как я делал на работе. О своей работе я им говорил в самой общей, и не всегда понятной им форме. Поэтому в семье моя работа не обсуждалась членами семьи так, как работа матери.

После услышанного на партийном собрании об отношении к сотрудникам НКВД Ягоды, во мне произошел какой-то надлом. Я уже не верил в непорочность органов. А тут вскоре начались массовые репрессии. И кого репрессировали? Репрессировали коммунистов, крупных работников партии, о которых у меня было самое светлое представление и вдруг их окрестили врагами народа, предателями и изменниками. Люди, которые десятки лет стояли во главе республиканских и областных организаций, такие как тт. Птуха, Варейкис, Кассиор и др., все те, кто в 1935 г. вместе со мной получали из рук М.И.Калинина ордена Ленина. Что случилось? Как такие люди, которым я безгранично верил, в которых был влюблен, оказались по другую сторону баррикады?

Эти вопросы меня денно и нощно беспокоили. Я искал на них ответы и не находил. Наконец репрессии докатились до низшего звена партии. Были арестованы чуть ли не все секретари райкомов. С огромной болью в сердце я узнал об аресте первых секретарей Камышинского р-на ВКП(б) тт. Бабаева, Русанова и секретаря Котовского РК ВКП(б) Смирнова и многих других, которых я хорошо знал, и которые никак не могли быть врагами партии, врагами советского государства.

В стенах НКВД на допросах у следователей я встретил 2-го секретаря Сталинградского крайкома партии Гольдина. Я его не любил. Он был черств и груб с работниками райкомов и райисполкомов. Но это еще не означало, что он враг народа.

Следователь, показывая на Гольдина, сказал:

- Посмотрите, Яков Васильевич, на вашего бывшего руководителя.Какой шустряк! Из секретарей обкома скатился к врагам народа.

Гольдин, склонившись в мою сторону, сказал:

- Простите, т. Востриков, меня, во многом я был несправедлив по отношению Вас. Я был груб, но я никогда не был врагом народа, я никогда не изменял партии.

- Вот обо всем этом честно и расскажите следователю.

Как-то я увидел как в коридоре провели на допрос быв. секретаря Боровского РК ВКП(б) Сараева. А спустя несколько месяцев я узнал, что был арестован и осужден быв. председатель Клетского райисполкома т. Антонов Иван Петрович . Эти факты убеждали меня в том, что репрессируют людей честных, людей, преданных Советской власти. Антонова И.П. арестовал быв. нач. отдела НКВД Шевченко, человек недалекий, мстительный, политически ограниченный. Я глубоко убежден, что так называемое дело на Антонова было сфабриковано Шевченко. Мне рассказывала Антонова В.Н. (жена Ивана Петровича), как издевался Шевченко над семьей Антоновых. Валентину Николаевну сняли с работы, выселили из квартиры.

Почти все семьи "врагов народа" постигла одна и та же участь.

Помощником начальника отделения я работал не долго. Вскоре сделали меня заместителем н-ка отделения, а затем начальником отдаления того же 1У отдела. Повышение по службе не радовало. Я все больше убеждался в том, что репрессируют не тех, кого следовало и это меня расхолаживало. (Из рассказов отца. Как-то, его начальник Гатов, проверяя Дела отцовского направления, решил, что Дело группы студентов можно подписывать для дальнейшего хода – ареста. Отец отказался, считая что улики незначительны. Гатов настаивал, отец отказывался. Тогда Гатов со словами "Вот как надо работать", подписал сам. С этого, видимо, и началась личная неприязнь Гатова к отцу - И.В.).

В 1937 г., не помню в каком месяце, состоялось партийное собрание отдела, на нем меня выбрали членом партбюро. На заседании партбюро возложили на меня обязанности зав. отделом агитации и пропаганды.

В 1938 г. вышел в свет Краткий курс "Истории Всесоюзной коммунистической партии (большевиков), который был одобрен ЦК ВКП(б). ЦК ВКП(б) предложил всем партийным организациям развернуть изучение "Краткого курса" и Ленинских работ.

Выполняя решение ЦК , МК и парткома наркомата, я организовал в отделе несколько кружков по изучению Краткого курса и произведений Ленина.

Организованной сетью партийного просвещения были охвачены все сотрудники отдела. Рядовой состав занимался в кружках по изучению Истории ВКП(б), а некоторая часть начальствующего состава стала изучать отдельные произведения Ленина. Начальник отдела Гатов в свой индивидуальный план записал работу В.И.Ленина "Две тактики социал-демократии в демократической революции".

Через каждые две недели я проверял работу кружков и выполнение начальствующим составом индивидуальных планов. Проверка показала, что рядовой состав работает с большим прилежанием, чего нельзя было сказать о некоторых начальниках. Спустя месяц я решил проверить н-ка отдела Гатова. На мой вопрос:

- Моисей Павлович, по Вашему индивидуальному плану Вы обязались на сегодняшний день прочесть и законспектировать первые три главы из работы В.И.Ленина "Две тактики социал-демократии в демократической революции". Выполнили ли это обязательство? Если да, то покажите Ваш конспект.

Последовал ответ:

- Тов. Востриков, минувший месяц был таким, когда, как вам известно, приходилось работать день и ночь. Явки и допросы, не было ни минуты свободного времени, чтобы я мог прочитать, законспектировать первые три главы из "Двух тактик". Вот может быть, будет посвободнее время, я обязательно выполню свои обязательства.

- Сколько Вам надо дополнительно время?

- Думаю, что двух недель будет достаточно.

- Моисей Павлович, откровенно скажу Вам, что мне не нравится Ваша оговорка "Может быть, будет свободное время". Вряд ли оно будет у Вас. А выполнять решение ЦК ВКП(б) коммунист обязан. Найдите время и изучите работу Ленина.

Прошли две недели, прошел месяц, а план так и оставался тов. Гатовым не выполненным.

Однажды тов. Гатов прозвонил мне и сказал:

- Зайдите ко мне...

Я зашел. Тов. Гатов предложил мне доложить ему, что имеется в портфеле отделения и как идет работа с арестованными.

Рассказывая ему о работе отделения, я обратил внимание на протокол, лежавший перед ним. Это был мой протокол допроса одного активного меньшевика, который рассказывал о своей деятельности в Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов в 1917-1918 гг. Протокол был раскрыт, и мне не составило большого труда догадаться, что привлекло внимание начальника отдела в моем протоколе. Разговаривая со мной, тов. Гатов был не в меру со мной любезен. Но сквозь эту наигранную любезность просматривалось что-то затеянное недоброе против меня...

Беседу со мной начальник закончил следующими словами:

- Через полчаса будет совещание всех оперативных работников отдала, на нем вы расскажите о том, как идут дела у вас в отделении, приходите.

Из беседы с начальником я понял, что он явно собирается на совещании дать мне разнос. Было ясно, что начальник нашел какую-то ошибку в протоколе. Но какую? Я хорошо знал содержание протокола и не находил, чего бы начальник мог критиковать. Прошли томительные полчаса. Идя на совещание, я, на всякий случай, взял с собой краткий курс "Истории ВКП(б)".

Открыв совещание, тов. Гатов сделал краткий доклад о состояни дел в отделе и особенно подробно остановился на том, как некоторые работники ведут следствие, как пишут протоколы. Не называя фамилии автора (будто щадя его престиж), начальник прочел краткую выдержку из того самого протокола, который лежал перед ним. В этой выдержке говорилось о деятельности арестованного в период, когда меньшевики и эсеры были большинством в Совете, и он сказал:

- Автор протокола всеми нами уважаемый человек, человек политически грамотный, почти профессор, а допустил такую политическую ошибку. Арестованный говорил такую небылицу явно для того, чтобы следователя запутать и уйти от ответа на поставленный вопрос. А наш профессор всему верит и все пишет. Кому не ясно, что меньшевики и эсеры не были большинством в Совете рабочих и солдатских депутатов. Оно принадлежало большевикам.

Всем присутствующим на совещании работникам отдела стало ясно, что таким "почти профессором" был я.

Закончив разбор моего протокола тов. Гатов обратился как бы ко всем участникам совещания:

- Тов., кто желает выступить?

А сам пристально смотрел на меня и как бы говоря: - Кайся, кайся, "профессор".

И я "покаялся".

- Разрешите, Моисей Павлович ...

- Пожалуйста, пожалуйста, тов. Востриков.

- Тт., что греха таить, конечно, в нашей работе есть недостатки и возможно даже политические ошибки, о которых только что говорил Моисей Павлович. Моисей Павлович приводил одно ошибочное место из одного протокола. Этот протокол мой. Говорится же в русской поговорке, что " и на старуху бывает проруха", что и профессор может ошибиться. По поводу раскритикованной Моисеем Павловичем выдержки из моего протокола, в кратком курсе Истории ВКП(б), на стр. 178 сказано следующее:

"Ленин указывал далее в тезисах (имеются в виду "Апрельские тезисы"), наша партия пока что находится в Советах в меньшинстве, что там господствует блок меньшевиков и эсеров, проводящий буржуазное влияние на пролетариат"

Как видите, тов. Гатов, "профессор" Востриков не далек был от истины.

Цитата, приведенная мною из краткого курса, потрясла моего начальника. Он краснел и белел, а сказать ничего не мог. Это была расплата тов. Гатова за пренебрежение к партийной учебе. К сожалению, он не сделал правильного вывода из потерпевшего провала. Он затаил ненависть и злобу против меня и старался ущемить, преувеличивая каждый раз те или иные промахи в моей работе. Он это делал даже тогда, когда их не было.

Не помню точно когда, но это было в пределах 1938 г., меня вызвал начальник отдела кадров НКВД и стал мне говорить о том, что н-к отдела жалуется на меня, как на работника.

- С тех пор, как вы стали начальником отделения, работа в отделении стала хуже. Хуже стали обслуживаться объекты, приданные вашему отделению. Вы не вскрыли ни одного дела, нет арестов. Между тем другие отделения выходят на людей вашего объекта. Чекистская работа вам явно не удается. Вы пришли к нам с партийной работы. Может быть лучше будет вернуть вас на партийную работу. Там, по-видимому, вы принесете больше пользы. Если вы согласны, то мы откомандируем вас в распоряжение ЦК ВКП(б).

На предложение н-ка отдела кадров я ответил так:

- Я не согласен с вашим предложением. Я не согласен с оценкой моей работы. Она явно не объективна. Начальник отдела просто мстит мне за одну, может быть бестактную, но абсолютно справедливую поправку, сделанную мной к его высказыванию по поводу того, что будто бы меньшевики и эсеры никогда не имели большинства в Советах рабочих и солдатских депутатов. Чтобы показать, что Моисей Павлович не прав, я привел соответствующее место из Краткого курса. Это было на совещании оперативного состава работников отдела. С тех пор тов. Гатов всячески порочит меня.

О том, что с моим приходом в отделение прекратились аресты, то они прекратились потому, что некого арестовывать, в наркомате Сельского хозяйства не выявлено ни одного человека, который бы проявлял себя враждебно к Советской власти. Если такие люди будут обнаружены, то можете быть уверенным, что рука моя не дрогнет.

На этом закончился разговор со мной н-ка отдела кадров.

Я понял, что положение мое в НКВД весьма и весьма непрочное, что ищут предлога, чтобы меня уволить. Я бы давно согласился с тем, чтобы меня уволили из НКВД, я бы не стал держаться и доказывать, что я не такой уж плохой чекист, как об этом говорит т. Гатов, если бы не одно НО. А оно заключалось в том, что я понимал, что сегодня уволят из органов, а завтра могут арестовать.

Спустя некоторое время Гатов послал меня в длительную командировку в Тамбовскую область по проверке состояния работы областного Управления. Я догадывался, что эту командировку придумал Гатов для того, чтобы на чем-то меня поймать и скомпрометировать. Я догадывался, но отказаться не мог.

В Тамбовской области я еще больше убедился, что органы НКВД репрессируют людей невиновных. В делах арестованных я не нашел сколько-нибудь веских и убедительных материалов. Начальникам районных отделений, работу которых проверял, я так и сказал, что не вижу состава преступления и не понимаю, за что вы людей посадили.

Из командировки я вернулся, примерно, через месяц. Явился перед светлыми очами н-ка и доложил:

- Прибыл из командировки. Разрешите приступить к исполнению своих служебных обязанностей.

Начальник отдела ответил:

- Нет. Вы уволены!

- Как уволен? За что и почему?

- Идите в отдел кадров. Там получите ответы на все ваши вопросы.

Все это начальник процедил сквозь стиснутые зубы. (Гатов Моисей Львович, майор ГБ в декабре 1938 г арестован, в феврале 1939 г расстрелян, не реабилитирован, Википедия – И.В.)

Иду в отдел кадров. В отделе кадров произошли некоторые изменения. Заместителем наркома по кадрам стал тов. Литвин, до этого он был особоуполномоченным ЦК ВКП(б) по конфликтным делам сотрудников НКВД. Он был хорошо знаком с моими делами. До этого Гатов дважды пытался меня уволить и оба раза тов. Литвин отводил от меня удар. Тов. Литвин ознакомил меня с постановлением парткома и с приказом наркома.

Партийным комитетом на основании сообщения н-ка отдела заочно объявили мне строгий выговор. А в приказе наркома записано: "Уволить тов. Вострикова Я.В. из органов НКВД. Передать тов. Вострикова в распоряжение ЦК ВКП(б)". Точную мотивировку постановления и приказа я не помню. Но помню, что рассказал мне тов. Литвин. Он сказал:

- Вы, тов. Востриков, знаете, что в органах НКВД работают люди ни в чем себя не запятнавшие. Вы же на протяжении ряда лет дружили с быв. председателем Сталинградского Облисполкома Кузнецовым, а он оказался врагом народа. Вы дружили семьями с быв. председателем Клетского райисполкома Антоновым И.П. и он также оказался врагом народа. Вы дружили также с бывшими секретарями Камышинского райкома Бабаевым и Русановым. Они тоже враги народа и осуждены. Мы не имеем каких-либо других компрометирующих материалов и решили просто вас уволить и передать вас в распоряжение ЦК.

На это я ответил, примерно, так:

- Тов. Литвин, лиц, которых вы назвали, я действительно знал, встречался и даже дружил с ними. Это я делал, не зная, что они враги народа. Я встречался с ними не как с врагами народа, а как с честными партийными и советскими работниками. В процессе моего общения с Кузнецовым, Антоновым, Бабаевым и Русановым я не замечал за ними каких-либо вражеских действий, и я ничего не ведал о каких-либо их враждебных делах.

- Мы можем поступить и по-другому. Мы можем тщательно расследовать, допросить арестованных и др. свидетелей. Если окажется, что ваши связи были не просто дружескими, то тогда пеняйте на себя.

- Тов. Литвин, я хочу, я прошу, чтобы поступивший на меня компрометирующий материал был самым тщательным образом проверен, чтобы было проведено объективное глубокое расследование.

Литвин сказал:

- Хорошо, мы проверим и расследуем.

Началась проверка. Она длилась 8 месяцев. Все это время я не работал, но заработную плату мне продолжали платить. (Из рассказов родителей. Все это время отец проводил в библиотеке. Это позволило не только получить дополнительные знания, но и скрыть от соседей его положение. Ведь наш дом, бывший одним из первых кооперативных домов, ранее принадлежал сотрудникам Коминтерна, а после их ареста перешел в ведение НКВД и был заселен чекистами. Несколько раз мать просила отца: "Обратись напрямую Ежову. Ведь он тебя знает по Семипалатинску". Но для отца этот путь был неприемлем - И.В.).

В июле 1939 г. к моей квартире (жили мы на 2-м Троицком, на первом этаже) подошла легковая машина с двумя лейтенантами. Один лейтенант остался в машине, а другой вошел в квартиру и сказал, что меня вызывают срочно в отдел кадров. Я был уверен, что расследование закончилось не в мою пользу и, по-видимому, за мной приехали как за арестованным. Я шепнул моей жене, чтобы она дала мне теплое белье, носки, портянки и еще что-то. Узелок был готов. Обул я русские сапоги. Одевался в гостиной, а лейтенант беспечно сидел в коридоре. Это меня несколько успокаивало. Прощаясь со мной, жена полушепотом сказала: "Я буду Сталину писать". Попрощался с детьми, окинул взглядом гостиную, вышел в коридор, сказав:

- Я готов.

Вышли из квартиры, подошли к машине. Лейтенант услужливо открыл дверцу заднего сидения, сказав:

- Пожалуйста, тов. ст. лейтенант.

Я вошел в машину, сел. С левой стороны сидел лейтенант, ждавший нас в машине, с правой стороны сел второй лейтенант, который скомандовал:

- В управление кадров.

Поехали. Я окинул взглядом последний раз двор и стоявшую у порога семью. И вдруг я почувствовал, что блеснувший луч надежды, когда я смотрел на беспечно сидевшего в передней лейтенанта, исчез и я почувствовал себя арестованным... Защемило сердце, и я подумал: "За что?"

Почти в такт моему мысленному вопросу шофер, притормозив, остановил машину. Лейтенант открыл дверцу, сказал:

- Пожалуйста, тов. старший лейтенант. Вас ждет зам. наркома комиссар Литвин.

Я не успел поблагодарить, как лейтенанты сказали:

- До свидания, тов. ст. лейтенант.

Только после этого я убедился, что я не арестован, а вызван на какие-то важные, для меня, переговоры.

Поприветствовав Литвина и сидевшего рядом с ним незнакомого мне комбрига, я доложил о своем прибытии.

Тов. Литвин предложил мне сесть и в весьма дружелюбной форме сказал:

- Вот и закончилось расследование вашего дела, проведена самая тщательная проверка и установлено, что вы ни с кем из арестованных не находились в преступных связях. Сейчас стоит вопрос о вашем назначении. Есть мнение назначить вас начальником Ярославского обл. управления. Как вы смотрите на это?

- Отрицательно, тов. зам. наркома.

Пока говорил зам. наркома, незнакомый комбриг листал мое дело. Оторвавшись от личного дела, комбриг обратился к тов. Литвину со следующим вопросом:

- Тов. зам. наркома, тов. Востриков много лет преподавал в вузах, отдайте его мне.

Литвин, обратясь ко мне, сказал:

- Комбриг Давыдов является начальником высшей школы НКВД, ему нужны преподаватели. Пойдете к нему на преподавательскую работу?

- Пойду и думаю, что я не подведу Вас.

Комбриг Давыдов, обратясь ко мне, сказал:

- Тов. Востриков, вы будете работать в ВШ НКВД в качестве начальника спеццикла.

- Нет, тов. комбриг, на должность начальника спеццикла я не пойду. Я молодой чекист, чекист неудачник, какую пользу я могу принести, работая начальником спеццикла? Да ни какой. Быть начальником спеццикла, как я понимаю, надо хорошо знать чекистскую работу, а я ее знаю плохо, поверхностно. Дайте мне любую общественную дисциплину и я не откажусь потому, как я их знаю. Я их изучал и много лет преподавал.

Комбриг Давыдов согласился со мной и назначил меня ст. преподавателем кафедры марксизма-ленинизма.

На следующий день я явился в ВШ НКВД и начал работать на кафедре марксизма-ленинизма. Работой я был доволен, а главное мной были довольны как слушатели, так и начальник школы.

Комбриг Давыдов был чутким и внимательным человеком к своим подчиненным. О нем у меня сложилось мнение как о самом хорошем работнике и человеке. (Из воспоминаний родителей. В 1940 г, когда присоединили страны Прибалтики, отца вместе с составом ВШ НКВД командировали в Латвию для выселения жителей. Были поданы грузовики. Зная, что их ждет Сибирь, отец ходил по домам и настоятельно советовал брать как можно больше теплых вещей – багаж не ограничивали.)

Итак, в ВШ НКВД я проработал до начала Великой Отечественной войны.

В августе 1941 г. я подал рапорт на имя зам. наркома по кадрам тов. Свинелупова с просьбой направить меня на фронт. Моя просьба была удовлетворена и я был направлен в г. Севастополь в распоряжение 00 ЧФ НКВД.

ХХУ111. В СЕВАСТОПОЛЕ

В Севастополь я прибыл в начале августа 1941 г. Начальником 0.0.ЧФ был Кудрявцев Михаил Михайлович, а его заместителем Рудницкий Игнат Петрович.

Кудрявцева М.М. я знал по Кустанаю в бытность мою секретарем Кустанайского Губкома РКСМ в 1921 г. Миша Кудрявцев тогда был опер. уполномоченным одного из отделений Губотдела НКВД, которое разрабатывало священника Сыроватко и его друзей. Он знал меня не только как секретаря Губкома, но и как секретного сотрудника Губотдела.

В Особом отделе я встретился еще с одним другом, с моим 2-м секретарем Клетского РК ВКП(б) Овчинниковым Андреем Степановичем. Он был призван в самом начале войны как резервист и послан в 0.0. ЧФ. В 0.0. он работал в одном из отделений.

Командующий Ч.Ф. был контрадмирал Октябрьский, членом Военного Совета - т. Кулаков.

Мое отделение было отделением кадров. Оно обслуживало Главный Штаб, Экипаж и Учебный отряд, которому было придано судно - крейсер "Коминтерн".

Первые две-три недели я знакомился с кораблями, их личным составом и с работой опер уполномоченных отделения. (Из рассказов отца. Как-то он собрался пойти помыться на эсминец, который стоял у стенке. Прошел уже половину пути и вспомнил, что он не запер сейф. Вернулся, и в это время объявили воздушную тревогу. Решил переждать. Поле отбоя выходит из помещения и видит, что-то изменилось – нет эсминца! Оказалось, прямое попадание, и за минуты эсминец затонул. Однажды он получает задание: по сообщениям разведки немцы высадили танковый десант и продвигаются по Арабатской стрелке. Необходимо определить их место расположения. Дают легковую машину с водителем, и отец выезжает для выполнения задания. Навстречу попадаются воинские части. Спрашивает, почему отступаете? Танки немецкие идут. Вы их видели? Нет, но гул моторов слышали. Едут дальше. Все повторяется еще и еще. Больше отступающих воинских частей не встречается, но стал слышен гул моторов. Отец решает продолжить движение, пока не увидит танки своими глазами. По мере продвижения вперед гул все усиливается, а танков нет! Это оказался шум прибоя - И.В.).

Крейсер "Коминтерн" обслуживал молодой, очень способный чекист Буравов. В начале сентября ко мне явился весьма взволнованным тов. Буравов и доложил, что на корабле ЧП:

- Группа моряков во время очередного похода крейсера в Одессу решила перебить командный состав и увести корабль к противнику во вражеский порт Констанца.

Полученное донесение я немедленно доложил бригадному комиссару Кудрявцеву. В это время у Кудрявцева был начальник Управления 0. отделов флотов СССР. Он прибыл в Севастополь для инспектирования и проверки работы 0.0. ЧФ. Выслушав мое сообщение, два н-ка приказали мне:

1. Немедленно садитесь на крейсер "Коминтерна" и идите с ним в поход.

2. Во время похода провести тщательную агентурную разработку лиц, причастных к заговору.

3. Действовать по обстановке, но не допустить угона крейсера к противнику.

На второй день капитан крейсера получил пакет с приказом (на флоте действует железный закон - никто, даже капитан, не знает куда идет корабль. Он имеет право вскрыть пакет только после того, когда корабль выйдет в открытое море). Корабль снялся с якоря. И только в открытом море капитан узнал, что добро ему дали не в Одессу, а в Батуми с заходом в Новороссийск. Наш берег был минирован и ходить около него нельзя. Фарватер пролегал вдоль Турецкого берега до Новороссийска.

За время перехода до Новороссийска мне удалось установить, что главными организаторами заговора являются матрос Ищенко и матрос Коняхин. Оба они до прихода на "Коминтерн" служили на торговом флоте, много раз ходили в загранплавание, побывали во многих капиталистических странах. При подходе к Новороссийску я получил сведения еще о шестерых участниках заговора. Во время стоянки в Новороссийске моей агентуре удалось установить еще десять человек участников заговора. Таким образом было выявлено всего 18 заговорщиков.

Заговорщики на совещании во время стоянки решили к.р. диверсию совершить во время перехода Новороссийск-Батуми и увести корабль в Турецкий порт Тропизунд.

С получением этих сведений передо мной встал вопрос. Могут ли 18 человек совершить намеченную диверсию? Если да, то как ее предотвратить? Мое положение, как ведущего, осложнялось следующими двумя обстоятельствами:

1. Я был моряком со стажем военно-морской службы всего 3-4 недели. Я не знал корабельных условий.

2. Капитан корабля "Коминтерн" был человеком беспартийным. Я не знал, мог ли я положиться на него? А если он связан с заговорщиками?

Я принял следующее решение:

1. Немедленно пригласил к себе: капитана корабля, стар. помощника (коммунист), секретаря партийной организации и еще двух офицеров-коммунистов.

2. Доложил им обстановку на крейсере.

3. Я объяснил им, что я произведен в моряки всего несколько недель тому назад, что я не знаю корабельных условий. Скажите, 18 заговорщиков могут осуществить такую диверсию?

Все присутствовавшие на совещании, в один голос, ответили да. На совещании был разработан и принят следующий план обезвреживания заговорщиков:

1. Немедленно сменить вахту, возложив несение вахты на офицеров-коммунистов.

2. Усилить охрану оружейного склада.

3. Всех заговорщиков постепенно вызывать к капитану, арестовать и посадить в трюм. Держать их под усиленной охраной до порта назначения. А там немедленно заключить их в тюрьму.

Все это было сделано тихо и очень быстро. Только после проведенной операции я смог пойти на ночной отдых, предварительно дав шифровку в Севастополь.

Капитан получил из Севастополя распоряжение идти не в Батуми, а в Поти. Там ждала меня телеграмма от нач-ка 0.0. Кудрявцева, в которой он уведомлял:

"Завтра вылетает Поти Рудницкий. До его прибытия следствие не начинать".

На следующий день прибыл Рудницкий и начались допросы арестованных. Неделю допрашивали, и арестованные не давали никаких показаний. Все предъявленные им обвинения отрицали.

По истечении недели нач. 0.0. Кудрявцев приказал всех арестованных доставить в Севастополь.

Подготовили для их отправки гидроплан. Разделили арестованных на две группы. Одну группу во главе с Ищенко готовил Рудницкий, другую группу во главе с Коняхиным я. Арестованным связывали руки и отправляли их к месту погрузки. В это время из Севастополя сообщили, ввиду нелетной погоды аэропорт не может принять самолет и мы стали перевозить арестованных в тюрьму. В течение этой операции я следил за движением каждого мускула лица каждого арестованного. Наконец я уловил, что арестованный Коняхин порывается что-то сказать мне. Я отправку арестованных спланировал так, что Коняхин остался один и обратился ко мне со следующей просьбой:

-Тов. полковой комиссар, дайте, пожалуйста, папиросу.

Я дал. Затянувшись раза три Коняхин, снова обратившись ко мне, сказал:

- Тов. полковой комиссар, расстреляйте меня. Я изменник Родине. Все время, пока Вы стояли, я смотрел на Вас, на Ваш орден Ленина и думал, какой же я сукин сын. Люди честно служат, защищают Родину. А я? Готовился к тому, чтобы угнать корабль к противнику. Р а с с т р е л я й т е !

На его реплику раскаяния я ответил:

- Коняхин, зачем вы так говорите? Вы отлично знаете, что вас никто не может расстрелять. Об этом будет решать суд. Только суд решает, какую меру наказания дать подсудимому. Ваша задача состоит в том, чтобы честно рассказать следствию - как вы дошли до такой преступной мысли, ничего не прибавляя и ничего не скрывая. Советский суд при вынесении приговора подсудимому всегда это учитывает.

Об этом я немедленно доложил Рудницкому, который приказал Коняхина вернуть в тюрьму и поместить его в одиночную камеру.

Покончив дело с возвращением арестованных из аэропорта в тюрьму, Рудницкий организовал первый допрос Коняхину. На допросе присутствовали:

1. Полковой комиссар Рудницкий.

2. Прокурор Ч.Ф.

3. Прокурор Потийской В.М. базы

4. Нач-к 0.0. Потийской базы

5. и я.

На первом допросе арестованный Коняхин дал развернутое показание о своей к.р. заговорщицкой деятельности, о том, как он и Ищенко вербовали в к.р. организацию моряков, которые до начала войны служили в торговом флоте. Он назвал всех участников заговора, рассказал о цели и средствах, при помощи которых они намерены были угнать крейсер к противнику.

С этого времени начали допрашивать всех 18 арестованных. Из показаний Ищенко стало известно, что он сын белого офицера, эмигрировавшего в конце Гражданской войны (арестованный Ищенко тогда был ребенком и оставлен родителями в Сов. Союзе у тети. У нее он жил и воспитывался) в Болгарию, что во время загранплавания он несколько раз встречался с отцом. Все арестованные сознались и дали развернутые показания.

Следствие длилось долго и велось тщательно. Из Москвы прилетал главный прокурор Сов. Союза.. ., который лично передопрашивал арестованных, и арестованные подтвердили все свои показания.

Следственное дело заговорщиков было закончено. Я написал обвинительное заключение, и мы готовились к передаче его военному трибуналу на предмет привлечения к ответственности всех подследственных, как неожиданно в Поти прибыла группа оперативных работников в числе 12 человек во главе с нач. Особых Отделов Закавказского фронта дивизионным комиссаром Рухадзе. Цель своего приезда Рухадзе объявил желанием ознакомиться с делом "Белый флаг".

Рудницкий резрешил нашим оперативным работникам ознакомить прибывших к нам чекистов Закавказского фронта с протоколами допроса. Гости два дня читали протоколы и подготовленное дело к передаче военному трибуналу, а потом попросили у Рудницкого разрешение поговорить с арестованными. Тов. Рудницкий разрешил.

Каждому оперативному работнику дали по одному арестованному и по одному нашему следователю, который вел дело арестованного.

Сам Рухадзе взял себе на передопрос подследственного Ищенко. Передопрос Рухадзе вел в моем присутствии. Коняхина передопрашивал один из заместителей Рухадзе. На нем присутствовал Рудницкий.

Рухадзе, обратившись к Ищенко, сказал:

- Расскажите, когда вы арестованы и за что? Подробнее расскажите о своей, так называемой, к.р. деятельности.

Ищенко повторил свои показания. Подойдя к арестованному Рухадзе, не говоря ни слова, ударил арестованного, а потом еще и еще. Ищенко, вытирая сочившуюся кровь из зубов, спросил, за что вы меня бьете?

- За то, чтобы ты не клеветал на себя и на своих товарищей.

- Помилуйте, - сказал арестованный. - Зачем же я буду клеветать, если я знаю, что за эту клевету завтра вы меня расстреляете?

Рухадзе с еще большим остервенением набросился на арестованного. После чего Ищенко сказал:

- Извините меня, дивизионный комиссар. Я действительно наговорил на себя и на моих тт.

- С этого тебе и следовало начинать.

Поведение Рухадзе потрясло меня. Почему ст. по званию и по должности чекист сбивает арестованного с показаний?

Я вызвал часового и приказал арестованного отправить в камеру. Формально я не был подчинен Рухадзе и поэтому мог так поступать, желал этого или нет гость. С Рухадзе у меня состоялся следующий разговор:

- Почему Вы сбиваете арестованного с показаний? Выходит, что Вы приехали не нам помогать, а арестованным? Кстати сказать, в Вашей помощи мы не нуждались и не нуждаемся. Дело чистое, законченное. Вы просили Рудницкого ознакомить Вас с делом, Вам эту возможность предоставили. Так зачем же сбивать арестованного с показаний и протоколировать отказ арестованного?

- Все это мною сделано для того, чтобы проверить, насколько твердо арестованный стоит на данных им показаниях.

- Довольно странный метод проверки. Он скорее похож на метод спасения врага.

- Но, но не забывайтесь, тов. Востриков!

С этими словами Рухадзе вышел во двор. Я немедленно пошел к полковому комиссару Рудницкому и обо всем рассказал ему. Рудницкий мне сказал:

- И у меня заместитель нашего гостя поступил точно так же, но я вмешался и не дал ему запротоколировать отказ (заместитель Рухадзе был в одинаковом звании с Рудницким).

Рухадзе запротоколировал отказ Ищенко и этим самым почти провалил дело "Белый флаг".

Посовещавшись между собой, Рудницкий пригласил Рухадзе и поставил перед ним вопрос так:

- Вы, тов. Рухадзе, поступили абсолютно неправильно, бросившись спасать арестованного Ищенко. Вы сбили арестованного с показаний и тем самым провалили все дело. Этот случай в истории органов безопасности беспрецедентен. Вряд ли Ваш поступок будет Вам на пользу. Если вы немедленно не восстановите арестованного на его показания, я буду жаловаться не только своему начальству, но и ЦК ВКП(б). Вы знакомились с протоколами допросов арестованных, Вы видали, что их допрашивали не только наши следователи, но и прокурор Союза, прокурор Ч.Ф., прокурор Потинской В.М. базы, начальник Особого отдела Потинской базы. Все они получили одни и те же показания о признании своей к.р. заговорщической деятельности. Вы будете изобличены как спаситель врагов.

Рухадзе поспешил сказать:

- Что Вы, что Вы, тов. полковой комиссар, у меня мысли не было в голове, чтобы спасать заговорщиков. Я готов восстановить Ищенко на его показаниях.

И Ищенко был передопрошен и восстановлен на его прежде данных следствию показаниях.

Все мы с большим облегчением вздохнув, проводили непрошенных "помощников". Но это облегчение оказалось непродолжительным. Его, однако, было достаточно, чтобы передать дело "Белый флаг" военному трибуналу.

В течение двух недель военный трибунал разобрал дело 18 быв. краснофлотцев и вынес приговор: "За измену Родине - расстрелять".

В этот же день из Москвы пришло распоряжение: "Приговор не приводить в исполнение. К вам выезжает комиссия НКВД во главе с Мильштейном, которой поручено перепроверить дело "Белый флаг" и решение военного трибунала. Берия".

В составе комиссии Милъштейна был полков. Комиссар Павловский, бывший 1-й секретарь Серафимовнического РК ВКП(б) в бытность мою I секретарем Клетского РК ВКП(б). Как соседи мы хорошо друг друга знали. Он рассказал мне, что Рудницкого в Москве арестовали, арестовали и трех начальников отделений нашего 0.0., которые вслед за Рудницким были вызваны в Москву. Всех их арестовали в связи с делом "Белый флаг". В верхах считают, что это дело липовое и теперь берутся за вас, за всех, кто был хоть в какой-то степени причастен к этому делу. Думаю, что не минует горькая чаша и тебя.

Комиссия Милъштейна работала две недели. Осужденные преступники продолжали жить, пока не вмешался прокурор Союза, который опротестовал распоряжение НКВД о задержке выполнения решения военного трибунала и потребовал приговор привести в исполнение.

В декабре 1942 г. мне объявили приказ о моем увольнении из органов Государственной безопасности. В приказе было записано:

" За самовольный арест 18 краснофлотцев полкового комиссара Вострикова Я.В. из органов НКВД уволить и передать на общевоинский учет". Я этого ждал с того времени, как узнал об аресте Кудрявцева и приезде вновь назначенного н-ка 0.0. Ермолаева. Тем не менее, приказ меня расстроил.

Первое, что сделал Ермолаев, так он избавился от Буравого. А избавился он от него следующим образом. Отходил из Севастополя последний самолет. На нем улетал Ермолаев и с ним группа особистов, в том числе и Буравов. Когда Буравов вошел в самолет, Ермолаев спросил его:

- А где ваша жена?

Буравов ответил:

- Я думал, что она уже здесь.

- Как видите, ее здесь нет. 15 минут тому назад я видел ее на пристани. Бегите скорей за ней. Мы будем вас ждать...

Как только Буравов скрылся за постройками, так Ермолаев приказал летчику лететь. Так Буравов был оставлен на съедение фашистам. Позднее стало известно, что Ермолаев не только видел жену и тещу Буравого на пристани, но и видел, как они сели на корабль.

После ознакомления с приказом о моем увольнении из органов, я снял погоны с кителя и в весьма подавленном состоянии вышел во двор потинского санатория, где размещался наш 00, и погрузился в думы невеселые. Вдруг во двор въехала легковая машина, в которой сидел зам. наркома тов.(фамилию забыл). Я встал, поприветствовал. Зам. наркома, подозвав меня к себе, сказал:

- Тов. Востриков, почему без знаков различия?

- Тов. зам. наркома, разрешите к Вам зайти. Я Вам обо всем расскажу и изложу свою просьбу.

Зам.наркома, посмотрев на часы, сказал:

- Приходите через двадцать минут.

В назначенное время я был в кабинете Ермолаева. Я постучал, послышался голос зам. наркома:

- Входите, входите.

Вошел. За столом сидел зам. наркома и просматривал какие-то бумаги. Зам. наркома, жестом руки показав на стул, сказал:

- Садитесь и рассказывайте, что случилось.

Я начал было говорить о приказе. Зам. наркома, перебив меня, сказал:

- Не надо об этом. Я знаю. Вы хотите о чем-то просить меня? Слушаю.

- Тов. зам. наркома, разрешите мне поехать в Москву.

- Разрешаю, поезжайте. Еще что?

- В Котово Камышинского р-на проживает моя семья, разрешите заехать к ней и переправить ее в Киргизию.

Зам. наркома вызвал Ермолаева и сказал:

- Выдайте тов. Вострикову командировочное удостоверение, литер, суточные. В удостоверении укажите, что ему разрешается заехать к семье. Не забудьте выдать также продовольствие с учетом семьи. А сейчас пойдите наденьте погоны и в путь. До свидания. До встречи в Москве.

Через полчаса меня отправили на машине в Новороссийск. В Новороссийске под парами стоял последний поезд, отходивший в Сталинград. Только, только успел взять билет, как поезду дали добро.

На перроне стояли два моряка, увидев, что я отягощен ношей, подбежали, подхватили мои вещи и подали мне в вагон. Уже на ходу набиравшего скорость поезда, я крикнул им слова горячей благодарности.

В пути трижды фашистская авиация бомбила наш поезд. На третьем заходе зенитка, стоявшая на платформе посреди поезда, сбила фашистский самолет. Только после этого прекратились налеты на поезд.

Прибыв в Сталинград, я побежал на квартиру моей племянницы Анны Ивановны Прасоловой-Анохиной. Позвонил, мне открыл дверь незнакомый полковник-артиллерист. Познакомились. Редкое совпадение. Его фамилия была, как и первая фамилия племянницы - Прасолов. Я рассказал полковнику о том, куда и зачем я еду. Подойдя к пианино, я с глубокой горечью поведал полковнику:

- Этот инструмент в первые дни войны я отправил из Москвы сюда, не подозревая, что война может докатиться сюда.

- Тов. полковой комиссар, пропадет ведь инструмент. Спасите его.

- Как, дорогой полковник?

- Очень просто. Сейчас в порту грузится судно, которое пойдет наверх. Наверное, этим судном пойдете и Вы. Попросите капитана подбросить инструмент до Камышина. Капитан Вам не откажет.

Я вышел на улицу и первую порожнюю полуторатонную машину остановил и попросил двух сидевших шоферов подбросить инструмент к порту. Они согласились.

Я распростился с полковником Прасоловым, поблагодарив его за совет, и через 15 минут я был у трапа парохода. Там же я увидел капитана и обратился к нему со следующими словами:

- Тов. капитан, вот все, что осталось от всего имущества, показав на пианино. Я иду с Вами до Камышина. Разрешите погрузить инструмент. Я только что из Севастополя, еду на трое суток к семье.

Капитан сказал:

- Давайте, грузите.

Шофера подхватили мой инструмент и мигом внесли его на палубу.

Так была продлена жизнь замечательному инструменту марки РЕНИШ. На нем сейчас обучаются мои внуки Дима и Максимка.

До Камышина шли мы ночью и с большими приключениями. Как на грех ночь была лунная и на воде с самолетов противника все хорошо просматривалось. Немцы использовали это и бомбили транспорты, шедшие наверх с людьми и грузами. На наших глазах фашисты потопили два судна с эвакуированными детьми. Наш пароход, где-то далеко от Быкова, прижался к крутому правому берегу Волги. Именно со стороны правого берега заходили фашистские самолеты, спускались на бреющий полет, выискивали жертвы на воде и бомбили.

Волга не была подготовлена к обороне и фашистские стервятники безнаказанно гуляли по ее руслу.

Наконец фашистский разведчик обнаружил наш пароход и стал обстреливать из пулемета и сбрасывать бомбы. Ни одна бомба и ни одна пулеметная очередь не попала в наш пароход.

На пароходе было, примерно, десять офицеров с личным оружием. С группой офицеров, обладавших оружием, я провел совещание, на котором приняли решение: на очередном подлете немецкого самолета по моей команде "пли" открыть огонь.

Немецкий самолет не заставил себя ждать. Примерно через полчаса мы услышали доносившееся до нас со стороны правого берега, рокотание самолета. Я дал предварительную команду:

- Приготовиться!

Как только самолет показался, я изо всех сил прокричал:

- Пли!

Пять автоматов и пять различных систем пистолетов ударили по противнику. Самолет подпрыгнул, накренившись на правое крыло, повернул назад и ушел. Этим временем густые облака заволокли небо, и наступила темнота. Воспользовавшись ею, пароход снялся с якоря и быстро пошел вверх. В Камышин мы прибыли утром рано. Я зашел к Матвею Кузьмичу Кузьмину. Он вызвал грузовую машину и отправил меня вместе с пианино в Котово. Там я в квартире моей сестры Пелагеи Васильевны Анциферовой встретил свою жену Иду Павловну и детей. Жена была до предела истощена. Дети были в нормальном состоянии.

Через три дня совершенно неожиданно явился к нам Березин Михаил Васильевич (с Михаилом Васильевичем и его семьей мы до сих пор поддерживаем теплые дружеские отношения, он проживает в г. Воронеж). Он ехал в отдельном вагоне в Камышин в командировку. На станции Лапшинской он встретил знакомых Котовских колхозников, которые рассказали ему о том, что я в Котово.

Встретившись с нами, Михаил Васильевич предложил свой вагон. Он немедленно оформил вагон на нашу семью, на семью сестры Пелагеи Васильевны и на семью Вовка, которая в Котово была эвакуирована с Украины.

Вагон с эвакуированными членами трех семей я проводил до Балашова. Из Балашова вагон пошел во Фрунзе, а я поехал в Москву.

В Москве я явился в отдел кадров, сдал командировочное удостоверение, получил продовольственную карточку и талоны на обед. Там мне сказали, чтобы я пока отдыхал. А как только понадоблюсь, меня вызовут.

Прошло две недели, меня никто не вызывал. За это время я узнал о судьбе Кудрявцева и Рудницкого. Оба они сидели в Бутырской тюрьме.

В один из тоскливых вечеров мне позвонил мой старый приятель по Ленинградскому ком. университету им. Зиновьева Алексей Рязаев (Алексей Рязаев лет на 15 старше меня. Старый коммунист с подпольным стажем). Оба мы несказанно обрадовались, что оказались в Москве и выразили желание немедленно встретиться. Алексей сказал:

- Через полчаса я буду у тебя.

Ровно через тридцать пять минут Алексей был у меня. Раздевшись, Алексей подал мне три свертка, сказав:

- Это для нашего праздничного стола.

- Разве сегодня праздник?

- А как же, друг? Большой праздник. Праздник нашей встречи.

Уселись. Алексей, обратившись ко мне, сказал:

- Ну, давай, рассказывай. Я слышал, что ты был в самом пекле?

И я рассказал. И, конечно, рассказал и о "Белом флаге", об аресте Кудрявцева, Рудницкого и др. Закончил рассказ я тем, что

- Теперь, по-видимому, очередь за мной.

- Не может этого быть! Предотвратить мятеж, спасти крейсер!

Да за это награждать надо.

- Вот Кудрявцева и Рудницкого "наградили", чем же я хуже их?

- Яков, ты не задумывался над тем, что у нас в партии и государстве делается? Откуда взялось столько врагов народа? Может быть, ты мне толком объяснишь? Ты, конечно, знаешь больше, чем я. Ты ведь работаешь в органах гос. безопасности?

- Работал.

- Ну, работал. Ты не работаешь всего каких-либо две недели. За это время ничего не изменилось. Ты подумай только, репрессируют тех, с кем я бок о бок дрался против самодержавия на баррикадах, с кем я сидел в царских тюрьмах. А теперь вдруг они стали врагами советской власти! Что случилось?

- На этот вопрос, к сожалению, я не могу тебе дать ответ. Я его не нахожу и в последних решениях нашей партии.

- А Сталин?

- Что Сталин?

- Может быть, он не знает?

- Это исключено. Именно Сталин направляет против тех, кому мы так верили. Не исключено, что мы всего не знали и не видели того, чего видел он.

- А чего ты предпринимаешь по своему делу?

- Практически ничего. Мне сказали "ждать". Я и жду.

- Напрасно. Надо действовать и действовать энергично. Ты говорил мне об А.А.Жданове, что он знает тебя как хорошего работника. Надо ему писать. Ты говорил о положительном отношении к тебе зам. наркома. Надо использовать и его. Он тебе дал разрешение поехать в Москву, а ты прибыл в Москву и не являешься к нему. Неправильно.

Ты говоришь, тебе дали продовольственную карточку и талоны на обед. Это хорошо. Тебе этого пайка достаточно, но подкармливать своих друзей, находящихся в тюрьме, ты не сможешь. Так вот знай, я понемногу буду для них подбрасывать тебе хлеб и кое-что еще...

- А у тебя откуда такие возможности?

- Я главный контролер над продовольственными магазинами. Если можно, то я расскажу о твоих друзьях одному завмагу и убежден, что он мне не откажет. Завмаг тоже коммунист с 1918 г. Он меня поймет.

С тех пор я регулярно носил передачи моему подопечному Рудницкому. Не знаю почему, но передачи для Кудрявцева не брали. Я послушал совета Алексея Федоровича и написал заявление А.А.Жданову, поведав ему о своей беде. После этого прошло недели две и меня вызвали к следователю особоуполномоченному Сальникову (не помню, в каком звании он был). Сальников поставил мне следующие вопросы:

- Вы в курсе дела как создавалось липовое дело "Белый флаг"?

- Больше чем в курсе. Дело "Белый флаг" возникло у меня в отделении и при моем непосредственном участии. Я вел агентурную разработку. Дело это не липовое, от начала до конца чистое. Все, кто работал по этому делу, работали честно с соблюдением всех процессуальных норм.

- Например, вы? Это кажется о вас в приказе наркома сказано:

"За незаконный арест 18 краснофлотцев уволить тов. Вострикова из органов НКВД". Вот видите, как вы соблюдали процессуальные нормы.

- Что значит "незаконный арест!? В чем вы его видите?

- А хотя бы в том, что вы арестовали их без санкции прокурора.

- Только набитый дурак может осуждать меня за то, что я без санкции прокурора арестовал 18 бандитов, которые сговорились перебить командно-политический состав и крейсер увести к противнику.

Сальников взревел:

- Арестованный Востриков, не забывайтесь.

- Вот видите, нарушителем процессуальных норм являюсь не я, а вы. Вы еще "не поймали, а уже ощипали". Я свободный человек, старый член партии, а вы называете меня "арестованным", не получив на это санкции ни у прокурора, ни у партийного комитета. Вот это и есть беззаконие.

Вы умный человек, конечно, понимаете, в какой необычной и сложной обстановке я арестовал 18 заговорщиков. Я арестовал их при переходе Новороссийск - Поти. Это было ровно полпути, когда я получил последнее донесение от агента, который сообщил об окончательном решении увести корабль в Тропезунд. У кого я мог взять санкцию? Уж не у дельфина ли? Но он не наделен такими полномочиями.

Оставалось одно, как можно быстрее изолировать заговорщиков. И я это сделал. Я сделал это по прямому указанию моего непосредственного начальника Кудрявцева М.М. и н-ка Особых отделов военно-морских сил СССР, которые сказали "Действовать по обстановке". А она была такова, что иначе я не мог поступить.

- Кто руководил следствием?

- Следствием руководил полковой комиссар Рудницкий.

- Применялись ли к арестованным меры физического воздействия?

- Да, применялись.

- Кто конкретно применял и по отношению кого из арестованных меры физического воздействия?

- Начальник Особого отдела Закавказского фронта дивизионный комиссар Рухадзе и следователи, прибывшие с ним. Они били всех арестованных, которых допрашивали, требуя от них отказа от данных ими ранее показаний.

- Я спрашиваю вас не о Рухадзе, а о работниках вашего Особого отдела.

- Никто из работников нашего 0.0. не тронул пальцем арестованных. Были строго соблюдены все законные нормы следствия. В этом не было никакой необходимости.

- Вы говорите не правду. Рудницкий в своих показаниях говорит, что он ударил арестованного Ищенко и что он в этом не видит ничего особенного.

- Мне это не известно. Мне известно, что Рудницкий при ведении следствия был предельно деликатен с арестованными.

- А что вы скажите о поведении Кудрявцева в Севастополе?

- Все самое лучшее. Хорошо подготовленный чекист, умный, тактичный руководитель. В Севастополе он вел себя самым достойным образом. Кажется, не было части, в которой бы не побывал Кудрявцев. Он лично проверял работу опер уполномоченных обслуживающих частей.

Сальников не протоколировал беседу со мной. Он понял, что из моих показаний ему не удастся извлечь чего-либо, что можно было бы использовать против Кудрявцева и Рудницкого. В заключении Сальников раздроженно бросил:

- Вы носите передачи? Вы же этим компрометируете себя и навлекаете на себя подозрение.

- Я знаю кому ношу передачу. Я ношу передачу коммунистам, которые оклеветаны врагами.

На этом мы расстались.

(Из рассказов отца. Рудницкого судили, разжзаловали, приговорили к штрафбату. После войны он работал в Горьковском пароходстве на руководящих должностях, часто приезжал в Москву в командировки, останавливался у нас. Я хорошо его запомнил: высокий, статный, подтянутый глаза серые, сплошная седина на голове. Спокойный, очень доброжелательный и обходительный. С отцом они дружили до самого конца. Кудрявцева я не помню. После войны они тоже общались.)

Я писал заявление в Комиссию партийного контроля. Был на приеме у зам. Наркома и в конце концов приказ о моем увольнении из органов был отменен. Управление кадров НКВД послало меня на работу в Алма-Ату старшим преподавателем Межкраевой школы НКВД. Наряду с работой в Межкраевой школе, я читал курс лекций по истории ВКП(б) в Казахском университете. Там я пробыл с 1942 по 1944 г.

В 1944 г. в Алма-Ату прибыл зам. Министра Госбезопасности тов. (забыл фамилию), к которому я обратился с просьбой выехать в Москву в распоряжение управ. кадров. Зам. Министра разрешил мне выехать в Москву.

ХХ1Х. СНОВА В МОСКВЕ

В Москву я вернулся в декабре 1944 г. Вскоре управление кадрами утвердило меня нач. кафедры марксизма-ленинизма В.Ш. МГБ СССР (к тому времени ВШ МГБ СССР вернулась из эвакуации и разместилась в старом своем здании на Б.Кисельном переулке).

В этой должности я проработал до января 1947 г.

В 1947 г. Министром Гос. безопасности был назначен Абакумов. Первый его приказ был об увольнении меня из органов. Абакумов, как и Гатов носил за пазухой против меня кирпич, который запустил в меня, как только стал Министром Гос. безопасности.

Еще до войны во время какого-то праздника (точно не помню, какого и когда) я был начальником оперативной группы, дежурившей на подловке и на верхнем этаже Гостиного двора. В эту группу входил тогда молодой лейтенант Абакумов. Он, как и другие члены опергруппы, получил определенный участок для наблюдения и ни на минуту не должен был спускать его с глаз. Через какое-то время, проверяя посты, я обнаружил, что Абакумова на месте нет. Спустя полчаса он явился. Я сделал ему строгий выговор, а когда закончилось дежурство, о самовольном его уходе с поста я в рапорте сообщил начальству. Это и послужило причиной моего увольнения через 8 или 9 лет после случая в Гостином дворе. А мотивировал Абакумов тем, что он считал - возглавлять кафедру марксизма-ленинизма В.Ш. МГБ должен доктор, профессор.

Я, конечно, не имел ничего против того, чтобы кафедру возглавил профессор, доктор исторических наук. Но я просил Абакумова оставить меня на кафедре на любой должности. Я согласен был остаться в роли преподавателя. Но Абакумов был непреклонен и оставил приказ в силе. Мне ничего не оставалось делать, как пойти на работу в Московский Государственный педагогический институт иностранных языков (МГПИИЯ). Директором этого института в то время был Зотов Иван Степанович. С ним я был несколько лет знаком. Иван Степанович - сын старого коммуниста, крупного военачальника, служившего в годы Гражданской войны с Ворошиловым, Буденым и др. После смерти отца Ивана Степановича друзья Степана опекали молодого Зотова и помогли вырасти ему до крупного дипломатического работника. Он был назначен Советским правительством послом в одну из капиталистических стран. И там он погорел из-за своей невоздержанности к спиртному. Из-за пристрастия к "змию зеленому" он был снят с работы и назначен директором МГПИИЯ.

Заведующим кафедрой марксизма-ленинизма в МГПИИЯ был Масютин, который страдал той же болезнью, что и Зотов И.С.

Оба были хорошими лекторами, организаторами, предельно тактичны в обращении с подчиненными, чуткими и отзывчивыми. И оба раньше времени молодыми сошли в могилы только из-за алкоголя.

В 1950 г. кафедра послала меня на год в институт усовершенствования. Там я написал и защитил диссертацию, мне была присвоена уч. степень кандидата исторических наук. После защиты ЦК ВКП(б) направил меня на работу во ВГИК в качестве зав. кафедрой марксизма-ленинизма.

Во ВГИКе я встретился с замечательными людьми, с крупнейшими деятелями советского киноискусства, как с Герасимовым Сергеем Аполлинариевичем, Макаровой Тамарой Федоровной, с Головней Анатолием Дмитриевичем и др.

Вообще весь коллектив работников произвел на меня исключительно хорошее впечатление. Когда я получил назначение во ВГИК, то мне говорили некоторые товарищи, что коллектив работников института, куда я получил назначение, сложный, что там процветает богема и т.п. Вкоре я убедился, что это вздор. Это была клевета на работников Советского кино.

Интересный студенческий коллектив. Многие студенты во ВГИКе получали второе высшее образование. Среди них были художники живописи, литераторы, экономисты. Подавляющее большинство студентов составляли окончившие средние школы, но одинаково увлеченные киноискусством, люди с творческой жилкой. В институте хорошо была организована самодеятельность. Почти не проходил ни один праздник без подготовленной и показанной студентами какой-либо классической пьесы. Дирекция и преподаватели, обычно, хвалили за их выдумки и хорошую игру.

Для встречи нового 1957 г. студенты подготовили пьесу "Ленин в Октябре". Одна студентка пригласила на вечер своего мужа коммуниста работника райкома или горкома партии. Студенты подготовили и поставили, как пародию в плохом комедийном жанре. Захваленные студенты настолько распоясались, что показали Ленина пьяным, танцующим. Приглашенный муж студентки во время действия встал, возмущенно крикнул:

- Что вы делаете? Так Ленина показывают наши заклятые враги.

Он взял жену за руку и громко на весь зал сказал:

- Марина, идем домой. Когда я шел сюда, думал, что увижу творчество наших молодых кинематографистов, а увидел политическое хулиганство.

Только после такого щелчка авторы пародии спохватились, что в погоне за оригинальностью, допустили непоправимую ошибку.

Спектакль был прерван и на этом окончился новогодний вечер студентов ВГИКа. Муж Марины написал заявление в МК партии и рассказал в нем все, что увидел на сцене ВГИКа. МК создал комиссию по проверке фактов, изложенных в заявлении. (Отец ошибается. Это была пародия на пьесу "Кремлевские куранты". И действие происходило на квартире у кого-то из студентов. Так раньше рассказывал отец и так я прочел в воспоминаниях одного из ВГИКовцев" - И.В.)

Факты, конечно, подтвердились. Комиссия искала источники такой направленности студенческой самодеятельности. Проверяли работу кафедр и ничего не нашли. Министерство среднего и высшего образования решило, что за этот факт должна отвечать кафедра марксизма-ленинизма и наказали меня.

В феврале 1959 г. освободили меня от заведования кафедрой марксизма-ленинизма и послали на работу доцентом кафедры истории КПСС Московского Государственного Экономического института. Позже этот институт влился в Московский институт Народного хозяйства им. Плеханова. Там я проработал до 1974 г.

В 1972 г. я ушел на пенсию.

10 января 1986г.

© Copyright: Яков Востриков, 2017