Самурай из Третьего рейха
Естественные союзники Германии – Россия и Япония, считал Карл Хаусхофер

Карл Хаусхофер – один из отцов-основателей германской геополитики, многие называют его учителем Гитлера, тем самым связывая с нацистами. Но биография мыслителя мало кому известна, кроме специалистов.

Сам Хаусхофер считал себя самураем. Разочарованный крушением собственных грандиозных замыслов, он завершил свой земной путь в 1946-м, приняв яд. Какова была суть его геополитических идей? Справедливо ли называть его наставником бесноватого фюрера? Попробуем разобраться, тем паче что в размышлениях ученого заметное место отводилось России.

Как отметил автор одного из самых глубоких трудов, геополитику посвященных, историк Андрей Васильченко: "Понять Хаусхофера значит учитывать дух времени, в котором он жил, оценить его окружение… О беспрецедентности жизни Карла Хаусхофера можно говорить в силу того, что он постоянно прилагал немыслимые интеллектуальные усилия, предпринимал все возможное, чтобы собранные им научные сведения оказались воплощенными в жизнь".

История не ведает сослагательного наклонения, но знакомство со взглядами этого неординарного человека позволит составить представление о той картине мира, которая могла бы сложиться на евразийских просторах, окажись идеи Хаусхофера реализованы и не сойдись две великие континентальные державы в смертельной схватке в 1914 году.

Итак, он появился на свет в 1869-м, всего на пару лет раньше рожденного в грохоте залпов орудийных орудий и блестящих побед при Кениггреце, Бомоне и Седане Второго рейха, провозглашенного, что весьма символично, в Версале, на руинах еще вчера сильнейшей в Европе Французской империи с ее недальновидным и самонадеянным самодержцем – Наполеоном III.

" Германия, Россия и Япония могли похоронить англоязычную империю "
Будущий геополитик происходил из баварской аристократической семьи. Его отец – Макс был совершенно мирным человеком – профессором политэкономии. Тем не менее Карл, перешагнув 18-летний рубеж, выбрал военную карьеру. Думается, в духе времени. Ведь только объединенная Германия могла воплотить на практике разрабатываемые Хаусхофером геополитические идеи.

Служба молодого офицера проходила в основном на штабных должностях и в аудиториях Военной академии, где он преподавал военное искусство, попутно штудируя труды соотечественника – географа Фридриха Ратцеля. Значительное влияние на мыслителя оказала служебная командировка в Японию. На дворе стоял 1909 год. В Империи восходящего солнца еще здравствовало поколение, помнящее эпоху сегуната с неизжитыми средневековыми традициями. Черты старого самурайского военного быта, его внешние и завораживающие европейца атрибуты, полагаю, не раз встречались немецкому офицеру.

При этом реформированная по германскому – лучшему в тот период – образцу японская армия только-только одержала блестящую победу над Россией, а ранее разгромила цинские войска. Поэтому самураи, подобно немцам, смотрели в будущее с оптимизмом. С геополитическими амбициями. Познакомившийся с семьей микадо и высшей японской аристократией Хаусхофер пришел в восторг. "В японской культуре, – пишет Александр Дугин, – он нашел чрезвычайно близкие ему черты: воинские ценности, идеалы верности и чести и самое главное – традиционное для Японии понимание пространства как "живой среды", сочетающей в себе свойства природы и культуры".

Недаром мыслитель называл Японию "Пруссией Востока" и посвятил ей первые свои книги. Определенные основания для подобного сравнения и в самом деле можно найти. Военно-экономический подъем обеих держав пришелся на последнюю четверть XIX века, они одержали блестящие победы на полях сражений, а добиться большего успеха помешала именно Россия. Она не позволила Токио закрепить на дипломатическом поприще разгром цинского Китая в 1895 году, а в Портсмуте по сути свела на нет блестящие победы самураев на полях Маньчжурии и под Цусимой, наконец, еще ранее, в 1874-м Петербург воспрепятствовал Берлину окончательно добить Францию, о чем так мечтал Бисмарк.

Как и Германия, Япония до реставрации Мэйдзи, несмотря на островное положение, представляла собой сухопутную страну или если следовать терминологии выдающегося современника Хаусхофера и его соотечественника Карла Шмитта – теллурократию. То же самое можно было сказать и о немецких раздробленных государствах. Но с их объединением, равно как и со свержением сегуната в Империи восходящего солнца, в двух милитаризованных монархиях начинается реализация масштабных программ по созданию мощного океанского военно-морского флота, что с геополитической точки зрения делало неизбежным столкновение этих "молодых хищников" со старыми колониальными державами. Несколько отвлекаясь, замечу, что строительством германского императорского флота руководили кавалерийские генералы фон Штош и после него фон Каприви. На исходе XIX столетия опытным адмиралам во Втором рейхе взяться было попросту неоткуда.

Лондон и Париж, разумеется, были не в восторге от появления конкурента в Азиатско-Тихоокеанском регионе и пытались не допустить втягивания Токио в сферу немецкого влияния, прекрасно понимая, что в обозримом будущем это положит конец их мировому господству. Подобная перспектива казалась вполне реальной, особенно в свете симпатий высшей японской аристократии ко Второму рейху и Бисмарку. Так, для маркиза Хиробуми Ито Железный канцлер представлял собой идеал государственного деятеля и пример для подражания.

Тем не менее это не спасло Японию от заключения в 1902 году союза с Великобританией. В Токио справедливо сочли его кабальным, на тот период слишком еще несоизмерим был военно-морской потенциал двух стран. "А если бы, – приводил Хаусхофер точку зрения японцев, – германский и японский флоты сотрудничали с русской сухопутной армией, океанское соглашение перестало бы быть кабальной по отношению к Англии сделкой, превратившись в равный договор".

Увы, невозможность русско-японского союза в начале XX века во многом была обусловлена деятельностью безобразовской клики, равно как и недальновидной политикой Петербурга на самом высшем уровне в отношении Империи восходящего солнца. Я уже не говорю о недооценке мощи ее вооруженных сил. Но для нас важно другое: в начале прошлого столетия немецкий мыслитель наметил контуры будущего континентального блока, позволившего бы избежать мировой войны: Англия и Франция были слишком слабы в военном отношении, чтобы успешно бороться против Германии, России и Японии.

Хаусхофер видел в конфронтации условных суши и моря скорее географию, нежели экономику, и в этом его ошибка. Он полагал, что две сильнейшие империи суши – Германская и Российская являются естественными союзниками в деле противостояния морским державам – Великобритании прежде всего. Отчасти так и было. Однако жесткая экономическая конкуренция двух континентальных монархий в преддверии Первой мировой делала их альянс маловероятным, не исключая, впрочем, его в принципе. Историк Егор Яковлев справедливо обращает внимание на то, что Берлин успешно оспаривал первенство Петербурга на хлебных рынках и даже вытеснил Россию из Финляндии, то есть с ее же земли. Хотя экономическая борьба, не подкрепленная территориальными спорами, еще не повод для войны.

" Хаусхофер видел за конфронтацией "Суши" и "Моря" скорее географию, нежели экономику, и в этом его ошибка "
Но здесь вмешался субъективный фактор, и в данном случае я согласен с Дугиным, на одной из лекций справедливо заметившим: став частью Антанты, Россия, вне зависимости от исхода Первой мировой, проигрывала в любом случае. Оказавшись в ходе войны по сути в экономический кабале (на этот счет достаточно документов; кроме того, следствием такой зависимости является утрата суверенитета, по меньшей мере частичная), Петербург вряд ли мог рассчитывать на серьезные преференции за столом победителей и уж тем более мечтать о Константинополе, о кресте над Святой Софией и контроле над проливами. С другой стороны оказался взбалмошный и недальновидный Вильгельм II, рядом с которым уже не было ни Бисмарка, ни Мольтке Старшего. И результат войны стал вполне предсказуем.

После Первой мировой все, казалось, вернулось на круги своя. Для истощенных и потрясенных четырехлетней бойней Англии и Франции разоруженная Германия не представляла серьезной опасности, Советская Россия лежала в руинах после Гражданской войны и интервенции, и большевики были вынуждены начать новую экономическую политику, исключавшую в ближайшей перспективе превращение страны в мощную индустриальную державу. Словом, двум поверженным монархиям не до конфронтации.

В 1931 году Хаусхофер пишет посвященную панидеям книгу. Уже тогда он не сомневался: "Наиболее грандиозным и важным в современной мировой политике является перспектива образования могущественного континентального блока, который объединил бы Европу с Севером и Востоком Азии".

Примечательно, что подобных взглядов придерживались и наиболее дальновидные политики в Японии. Хаусхофер приводит слова Симпэя Гото, произнесенные в беседе с глазу на глаз: "Вспомните русскую тройную упряжку – тройку. Там применяется особый способ запрягать: в центре идет самая норовистая, самая сильная лошадь, а справа и слева, поддерживая среднюю, бегут две более покладистые. Обладая такой упряжкой, можно сильно выиграть в скорости и мощи".

Гото знал, о чем говорил. Как президент общества советско-японских культурных связей, он имел полное представление о внутреннем потенциале могущественного соседа, с которым, несмотря на его временную военно-экономическую слабость и сравнительно недавнее поражение, лучше дружить, нежели враждовать. Тем более что в 20-е годы для Токио становилось очевидным: основной геополитический противник и экономический конкурент отнюдь не СССР, а США с Великобританией.

Что касается приведенного примера с русской тройкой, то, бесспорно, Хаусхофер именно Германию видел главной в упряжке, несмотря на ее периферийное положение в Хартленде. Но важнее другое – геополитик придерживался убеждения: "Тройка могла вырвать Старый Свет из объятий анаконды". Разумеется, под змеей, душащей своих жертв, подразумевалась Британская империя, закат которой, как и англосаксонского мира в целом, казался Хаусхоферу неминуемым. Важным аргументом в пользу подобного вывода виделись рассуждения самих представителей этого мира, в частности американца Гомера Ли. Ссылаясь на одну из его работ, мыслитель писал: "В этой книге можно прочитать, что роковой для англоязычной империи день может наступить, когда Германия, Россия и Япония станут союзниками друг друга". Ли не скрывал: когда названные страны заключат союз – пробьет последний час англосаксонской политики. Так, впрочем, думал не только он. Еще в 1851-м, то есть за пару лет до начала несчастливой для Петербурга Крымской войны, английский государственный деятель лорд Генри Пальмерстон заметил: "Наши отношения с Францией теперь могут стать несколько натянутыми, но мы должны их сохранить любой ценой, ибо на заднем плане нам угрожает Россия, которая может соединить Европу и Восточную Азию и одни мы не сможем этому противостоять".

Этот человек не дожил до разгрома Пруссией Франции и создания на ее руинах Германской империи, равно как не увидел рождение нового азиатского империалистического хищника – Японии. Однако в начале XX века раздавались и другие голоса о фундаментальном кризисе и неминуемом крахе европейской цивилизации. Вспомним для примера работу Освальда Шпенглера "Закат Европы". Может быть, поэтому Хаусхофер искал в Евразии точку опоры для поверженной Германии и не только потому, что ведущие державы Старого Света оказались геополитическими противниками. Западный мир был обречен уступить военно-экономическое первенство другим центрам силы, разглядеть которые к 30-м годам представлялось несложным: США, ставший на путь индустриализации Советский Союз и Япония. Оставался оказавшийся в тисках гражданской войны Китай, который Токио мечтал превратить в свою колонию. Однако еще на исходе XIX столетия русский философ Владимир Соловьев, современник Хаусхофера, писал: "Китай пока еще спит, но горе будет, когда он проснется".

Необходимость консолидации трех мощнейших сухопутных держав понимали и наиболее дальновидные политики в Токио, в частности упомянутый маркиз Ито, которого Хаусхофер называл глашатаем политики советско-японского объединения. Вдохновленный грандиозностью собственных планов, геополитик не скрывал их направленность против Великобритании. Это касается, например, его видения исторический судьбы Индии: "Если нам удастся консолидироваться (названные три великие державы плюс Италия. – И. Х.) и поддерживать эту отважную и грандиозную евроазиатскую политику вплоть до достижения ее последних великих последствий, проявятся ее огромные возможности, при которых, к примеру, автономия и независимость Индии будут являться просто одним из сопутствующих такой политике феноменов".

Приведенные строки записаны в 1940-м после заключения пакта Молотова – Риббентропа, который, разумеется, никак нельзя назвать союзом. Слишком серьезны были противоречия между двумя державами, и попытка их устранения визитом Вячеслава Молотова в Берлин, как известно, закончилась провалом, а Гитлер отдал приказ на разработку "Барбароссы". Напомню, в преддверии приезда советского наркома Германия, Япония и Италия заключили столь воодушевивший Хаусхофера Тройственный пакт. Присоединение к нему Советского Союза казалось вопросом решенным. В конце концов Молотов отправился в Берлин не столько по инициативе Сталина, сколько по приглашению Риббентропа. Как известно, стороны не сошлись в разделе сфер влияния: Германия не отдала СССР Болгарию, ибо не рискнула поставить под угрозу нефтепромыслы в Румынии, и так в опасной близости расположенные от границ Советского Союза.

Начало Великой Отечественной стало несомненным шоком для уже пожилого геополитика. Таковым был и противоестественный в его понимании союз Москвы, Вашингтона и Лондона. Недаром в 1945-м Гитлер так обрадовался смерти Рузвельта – не сомневался, что теперь-то коалиция распадется. Что и говорить, она и правда была во многом противоестественной, но фашистская Германия оказалась настолько чудовищным монстром, что ее уничтожение стало насущной необходимостью для совсем не похожих стран.

Отдельная тема – миссия Рудольфа Гесса, приемного сына геополитика, в Великобританию. Однако здесь более домыслов, нежели проверенных фактов. Так или иначе, повторю, нападение нацистов на Советский Союз похоронило все надежды Хаусхофера на реализацию его геополитических идей. Хотя победы над Норвегией (ее наряду с Данией почти молниеносный захват он назвал стратегическим результатом высшего класса) и Францией его искренне радовали. Но формирование после 22 июня 1941 года антигитлеровской коалиции делало поражение держав оси неминуемым.

Вероятно, именно поэтому мыслитель отошел от активной деятельности. Будучи университетским профессором, он перестал читать лекции и по сути вел затворнический образ жизни в своем имении в Хартшиммеле, хотя и поздравил японского посла Хироси Осиму (к слову, бывшего противником нападения его страны на СССР и выступавшего против войны с США) с успехами императорской армии, достигнутыми в 1941-м. Вдобавок ко всему на него посыпались "доносы, в которых, пишет Васильченко, сообщалось, что Хаусхофер заступается за неарийцев".

После покушения на Гитлера профессор подвергся аресту, хотя участия в заговоре не принимал (с генералами был связан его сын Альбрехт, расстрелянный эсэсовцами за неделю до конца войны) и до августа 1944-го находился в концлагере "Дахау". Смерть старшего сына, унижения со стороны американских оккупационных властей, разграбление дома и нагрянувшая следом нищета добили ученого, точнее сказать – чету Хаусхоферов, ибо его супруга Марта, как могла, поддерживала мужа. Но силы обоих, моральные и физические, были на исходе. Как-то в дом Хаусхоферов "ворвались несколько французских солдат, которые занялись форменным грабежом. Было вынесено все, включая содержимое винных погребов", пишет Васильченко. Видеть у себя дома еще недавно разбитых менее чем за месяц французов, лишь волей союзников втиснувшихся в число победителей, – это ли и не унижение для старика? А тут еще известия о смерти Альбрехта и о страшных преступлениях нацистов, которых ученый, что ни говори, поддерживал по крайней мере в предвоенный период.

10 марта 1946 года Марта и Карл Хаусхоферы ушли из жизни. Предсмертная записка заканчивается словами: "Я хочу все забыть и быть забытым".

Можно ли назвать геополитика учителем Гитлера? Наверное. Не зря же он подарил Хаусхоферу "Майн кампф". Но нападением на СССР бесноватый фюрер продемонстрировал: взгляды нацистов на будущее мира не созвучны представлениям профессора.

Были ли идеи мыслителя по формированию союза трех великих сухопутных держав изначально обречены на провал? В начале XX века – нет. У Германии, России и Японии был общий геополитический противник – Великобритания. Но здесь сыграл свою роль фактор личности: монархи в Берлине и Петербурге оказались недальновидными политиками, которых попросту столкнули лбами. А в 30-е годы геополитическая ситуация в мире была принципиально иной: фашистская Германия и Советский Союз представляли собой страны-антагонисты, ни о какой коалиции между ними в долгосрочной перспективе не могло быть и речи. Увы, этого так и не понял Карл Хаусхофер.

Хотя опять же не случайно после Второй мировой самым верным, сильным и надежным союзником СССР была ГДР – чем не континентальный блок? Естественны и шаги де Голля к созданию объединенной, независимой от диктата США Европы от Лиссабона до Владивостока. Разве подобная идея, только сформулированная в иной геополитической реальности, не созвучна взглядам Хаусхофера? Только великому французу надо было делать ставку не на ФРГ, а на ГДР, включавшую в себя Пруссию и Саксонию. Но это уже другая история.

Игорь Ходаков,
кандидат исторических наук
Опубликовано в выпуске № 10 (773) за 19 марта 2019 год