Торжественная встреча Суворова в Милане в апреле 1799 года. Художник А.Шарлемань.

Австрийские союзники в Итальянском походе Суворова были своего рода "довеском", который не мог даже занять город, преподнесенный им русскими на блюдечке.

220 лет назад, 28 апреля 1799 г., был взят Милан. Не в первый и не в последний раз: один из крупнейших городов Северной Италии если и нельзя прямо назвать проходным двором, то лишь из снисходительности. Однако то весеннее взятие было особенным. В город вошли русские.

На истфаке бытовала игра, которой развлекались студенты первых курсов. Согласно ее условиям, нужно было с ходу перечислить хотя бы с десяток европейских столиц, куда не наносили бы свой визит русские войска. Зеленые новички обычно "ломались" на шестом-седьмом топониме. Кто был более искушен, вступал в методологические споры: "Смотря какие столицы: нынешние или которые были тогда". Вот на этом этапе в числе прочих как раз и всплывал Милан.

"Корешки, травушки, муравушки".

Как и чем Суворов снизил смертность в армии На момент вступления русских войск он вполне обладал столичным статусом: и по букве, и по духу. По духу - понятно. Крупнейший и почтеннейший город Ломбардии. По букве - тоже. Тремя годами ранее Наполеон в процессе своего Итальянского похода оккупировал город и провозгласил его столицей наскоро созданной Цизальпинской республики.

Говорить о 28 апреля 1799 года как о каком-то особенном дне славы русского оружия, наверное, не совсем корректно. Никакого пафоса превозмогания здесь не было и быть не могло. Все решилось несколькими днями ранее, когда в сражении на реке Адда Александр Суворов в действительно жарком бою опрокинул войска французского генерала Жана Виктора Моро и принудил их к отступлению. Проблема Милана теперь решалась чисто технически: необходимо было занять город и как-то управиться с французским гарнизоном в 2400 штыков, что засел в цитадели.

Другое дело, что русские проявили потрясающие способности к быстрой оценке ситуации, умение договариваться на ходу, дисциплину, организованность и инициативность. И все это на разных уровнях: от главнокомандующего до комсостава среднего звена и ниже.

Именно русские. В оперативном подчинении Суворова находились также и австрийские войска: считалось, что совместные усилия армий двух императоров должны покончить наконец с "революционной язвой", то есть республиканской Францией и ее сателлитами.

Однако эпизод взятия Милана показывает австрийские войска (вернее, австрийский генералитет) не в лучшем виде. Можно сказать, что здесь мы можем наблюдать живую иллюстрацию анекдота: "Зачем в Европе австрийская армия? Чтобы ее все били. А зачем тогда итальянская? Чтобы даже австрийцам было кого побить".

Собственно, от союзников Суворову в тот раз требовалось одно. И вовсе не слава "покорителя Милана". А скорость и обеспеченный тыл.

Пока он был занят преследованием Моро и зачисткой плацдарма, австрийцам под командованием генерала Михаэля фон Меласа нужно было занять Милан и блокировать тамошний французский гарнизон, чтобы не вздумал ударить с тыла.

Для этого к Меласу с устным приказом был послан атаман Андриян Денисов, имевший при себе три казачьих полка.

Дальше начался настоящий цирк с конями.

Явившись к австрийцам, Денисов был поставлен перед фактом, что его здесь не ждут: "Поехав сам к их главнокомандующему, генералу Меласу, донес ему обо всем… Но сей сказал, что в повелениях не имеет ничего обо мне и казачьих полках, а потому и принять меня не может".

Кто другой, может, явился бы обратно к своему командиру с жалобой на идиотизм и саботаж союзников. Но Денисов был все-таки из суворовских офицеров, ветеран Измаила. И потому свои записки он продолжает так: "Я решился сам собою, до случая, действовать и послал вперед большую команду, от начальника которой, майора Миронова, скоро получил донесение, что он без препятствия дошел до города Милана и остановился при самых воротах онаго, что все жители с дружеским расположением на казаков смотрят и что один, знающий немного по-русски, уверил его, что они все приходу русских войск рады".

Как Суворов провел лето 1799-го года

Поняв, что город может сдаться первому попавшемуся, Денисов решает, что первым попавшимся станет он сам. И не медлит уже ни секунды. Хотя ему и страшно: "Невозможным находил я занять казаками город, где представлялось глазам моим великое число, до 40 тысяч и более гуляющего военного народа, имеющего при бедре шпагу или кортик… Но российская слава напоминала тут же мне, что великими деяниями она приобретена".

Имея в распоряжении всего лишь три полка, он принимает ключи от коменданта. Двумя полками блокирует цитадель с французским гарнизоном. Во главе третьего с музыкой и развернутыми знаменами входит в город.

Вот тут-то и происходит единственная стычка: "Густая колонна французов, выйдя из цитадели, поздравила нас залпом, отчего упали два офицера и более 10 казаков, да и несколько из любопытных зрителей, даже и женщины пострадали". "Поздравление" казаки вернули с процентами, и французы вроде потеряли охоту высовываться.

Но "вроде" на войне не считается. И поэтому Денисов снова отправляет вестовых к австрийцам: "Я не имею столько войска, чтобы мог занять все важные посты в городе, даже для благопристойности, и покорнейше прошу поспешить занять и принять от меня город".

Ответ, который приходит от союзников, поражает. Мелас заявляет, что он лично и его войска устали. И что никто из австрийцев не двинется с места. Прямо вот сейчас будет объявлен привал, который, может быть, вообще плавно перейдет в здоровый ночной сон. И это при том, что до города всего лишь пять верст и его подносят буквально на блюдечке.

Словом, австрийцы подошли к Милану только на следующий день. Да и тут не обошлось без курьезов. Суворов оказался в городе практически одновременно с Меласом. Желая его поприветствовать, подъехал верхом и, не слезая с коня, обнял. Мелас при этом свалился с лошади под радостный хохот казаков и миланцев.

Суворов же поспешил к ближайшей церкви. Дело в том, что это было воскресенье. И не просто воскресенье, а Пасха. И то, что храм был католическим, - знаменитый готический Миланский собор - Александра Васильевича нимало не смущало.

Константин Кудряшов