ОСИПОВСКОЕ ВОССТАНИЕ В ТАШКЕНТЕ В ЯНВАРЕ 1919-ГО. ДОКЛАДЫ ПОБЕДИТЕЛЕЙ

Продолжаем публикацию документов о кровопролитных событиях в Ташкенте, связанных с попыткой антисоветского переворота под руководством 23-летнего военного комиссара Туркестанской Советской Республики (ТСР) Константина Осипова. В этот раз перед вами печатавшийся частями, в нескольких номерах газеты "Голос Самарканда", стенографический отчет объединенного заседания исполнительного комитета Самаркандской области, представителей профсоюзов и Красной армии, состоявшегося 25 января 1919 года.

О происходящем рассказывают Артемий Панасюк, с 19 по 21 января - председатель временного военно-революционного совета ТСР, и Дмитрий Саликов, большевик, до начала восстания бывший членом коллегии Народного комиссариата путей сообщения ТСР. Впоследствии, в том же 1919-м, Саликов был членом ЧК, в течение четырех месяцев занимал должность председателя республиканского реввоенсовета, затем работал в разных местах СССР.

При ознакомлении с отчетом в глаза бросается то, что выступающие явным образом избегают говорить о тех действиях правительства ТСР, которые спровоцировали попытку переворота, и намеренно уходят от осмысления его причин, именуя восставших "белой гвардией", как будто это все объясняет. Напомню, что среди главных организаторов восстания были большевики с дореволюционным стажем - Осипов и Агапов, а подавить его удалось в значительной степени благодаря левым социалистам-революционерам (эсерам) и вступившим в Красную армию австро-венгерским военнопленным. Одновременно в докладах выступающих проскальзывают фразы об истреблении "буржуазии" и офицерства. И это не просто слова.

"Большевики арестовывали без разбора всех представителей буржуазии и всех, кто не мог представить доказательства своей изначальной приверженности коммунистическим принципам, и расстреливали их без суда и следствия. Они прочесывали дома целыми улицами, выводили юношей и мужчин в возрасте от 15 до 65 лет, ставили их рядами, раздевали и расстреливали одного за другим. Один большевик хвастался, что расстрелял своими руками 758 человек, также много женщин было расстреляно без суда", - пишет историк Марко Буттино в книге "Революция наоборот". По его словам, обезумевшая и милитаризованная власть сеяла террор в европейских кварталах Ташкента; жертвами этих расстрелов стали от двух до четырех тысяч человек.

В своих воспоминаниях Саликов уже по-другому оценивал причастность к перевороту левых эсеров. По его утверждениям, они "саботировали очищение Туркестана от махровых контрреволюционеров и вредителей" - иначе говоря, выступали против бессудных казней. Саликов прямо обвиняет их в связи с восставшими, и даже идет на прямой подлог, рассказывая о разоблачении Агапова (Василий Агапов - большевик с дореволюционным стажем, лично знакомый с Лениным. (В 1917-м он был первым народным комиссаром внутренних дел Туркреспублики, в 1918-м некоторое время исполнял обязанности председателя Совнаркома, то есть, главы правительства; в начале 1919-го - комиссар главных мастерских Среднеазиатской железной дороги – ред.) Он воспроизводит разговоры, которые Панасюк, до весны 1917 года – левый эсер, вел с организаторами крестьян на станции Кауфманской (ныне город Янгиюль – ред.), но вместо Панасюка приписывает их "нескольким членам ревкома", которые "подошли" к телефону, "ответили" и т.д. Георгий Колузаев, командир вооруженного отряда рабочих, сыгравший важнейшую роль в боях с отрядами Осипова, упоминается у него в качестве вредителя, который не желал преследовать беглецов, отговариваясь тем, что сначала ему надо починить пострадавший в боях бронепоезд. По мнению Саликова, левые эсеры не случайно дали Осипову возможность уйти – они боялись его поимки, ибо он разоблачил бы предательство их лидеров.

Не исключено, что чекист Саликов имел отношение к тому, что в конце 1937 года НКВД сфабриковало дело о существовании в рядах Красной армии подпольной эсеровской организации, в руководстве которой был обвинен Иван Белов, в 1919 году командовавший гарнизоном ташкентской крепости. В 1938-м он был расстрелян, как и большинство участников подавления восстания: Георгий Колузаев, Дмитрий Манжара, Павел Домогацкий, Константин Успенский и многие другие, в основном, левые эсеры. Видимо, в числе репрессированных оказался и Артемий Панасюк, поскольку его имя оказалось вычеркнуто из всех документов и почти нигде не упоминается.

Публикуемый отчет слегка отредактирован : исправлены явные ошибки, сплошные куски длинного текста разбиты на смысловые абзацы, разное написание отдельных названий унифицировано, а отдельные фразы, на которые хотелось бы обратить особое внимание, выделены полужирным шрифтом.

"ГОЛОС САМАРКАНДА, 25 ЯНВАРЯ 1919 ГОДА, № 17
Стенографический отчет объединенного заседания исполнительного комитета Самаркандской области, представителей профессиональных союзов и представителей Красной армии делегатов от 25 января 1919 года.

В 4 с пол. часа дня Смирнов объявляет заседание открытым.

Я должен вам (пропущено) радостную телеграмму (…).

(Несколько абзацев в газете заклеены бумагой, из дальнейшего текста следует, что после него выступает Артемий Панасюк, принимавший активное участие в подавлении восстания под руководством Осипова; (при первой возможности пробел будет восстановлен – ред.).

…Ермолов и Саликов скажут о внутренних событиях.

События ташкентские развивались так: никто не знал и не мог верить, что тов. Осипов, бывший товарищ, конечно, как идейный коммунист, что он изменит. Я сам, когда получил его письмо, не верил своим глазам. Всякая контрреволюция и события ищут причины, чтобы можно было зацепиться и как-нибудь начать.

Было дело так: в крепости возник пожар, на этот пожар приехал тов. Цируль – начальник охраны города. Оказалась машина неисправна и на него солдаты напали, - что у него насос неисправен, обругали и чуть не избили. Для выяснения этого вопроса послана была комиссия в крепость, в учебную команду, выяснить причину пожара и виновников оскорбления начальника охраны города. Они этой комиссии сказали: "Если хотите расследовать, вызовите всех вместе, а по одному ничего не скажем". Комиссия вступила в пререкания, и они предложили ей убраться. На заседании исполнительного комитета было постановлено разоружить учебную команду крепостную и расформировать.

Члены Совнаркома Туркестанской Советской республики

Члены Совнаркома Туркестанской Советской республики

Центральный комитет утвердил постановление и поручил разоружить военному комиссару (Константину Осипову – ред.). Военный комиссар под этим предлогом взял начальника гарнизона крепости, сказал, что сегодня он будет дежурить, и на себя берет все, и сегодня ночью непременно разоружит эту банду. Осипов сам поселился в казармах 2-го полка и оттуда начал действовать. Большинство его армии состояло из офицерства и мусульман. Мусульмане, конечно, народ такой, что куда толкнут, они идут. Тем более военный комиссар. Значит, взял под этим предлогом броневик, 4 орудия туда, во 2-й полк, и с 18 на 19 ночью вызвал Вотинцева, Фигельского, Финкельштейна, Шумилова и др. Вызвал Осипов по телефону: могут быть разные недоразумения; конечно, раз идет разоружение части крепости. Товарищи сели на автомобиль и поехали, и тут же были арестованы, часть избита, но не расстреляны. Осипов объявил их арестованными. Когда Вотинцев спросил, кто предатель, он ответил: я предатель. В это время Тишковский (в своих воспоминаниях, изданных в 1925 году, Панасюк называет другую фамилию человека, прибывшего к ним на переговоры, – Гагинский, бывший офицер. Скорее всего, в своем выступлении на съезде он ошибся, так как вряд ли Тишковский, один из руководителей восстания, отправился бы в руки к своим противникам; Саликов позже писал, что приезжал капитан Гагинский – ред.), который [на следующий день, 19 января] поехал к нам на переговоры, с 50-ю кавалеристами и офицерством, принимали меры арестов по городу. В комитет [Ташкентской партийной] дружины заезжали арестовать. Бросили бомбу в здание дружины. В партиях как л. с.-р. (левых эсеров – ред.), так и коммунистов-большевиков переарестовали, кого нужно было, а в час, когда узнали, что идут аресты, начали скрываться комиссары, и есть некоторые, которые скрылись. Автомобиль целую ночь ходил по городу без огня. Никто уже ничего не мог сделать, Белова (комендант Ташкентской крепости, левый эсер – ред.) тоже вызывали во 2-й полк, 4 раза звонил Осипов, но Белов все-таки говорил, что никогда так не было, и в это время не мог поехать. Колузаева тоже вызывали туда, он не поехал. Вообще, были свои причины, т.к. случилось какое-то облако над Ташкентом. Видно было, что что-то будет. Значит, к утру, часов в 6, 19-го числа, Колузаев распорядился дать тревожный гудок, чтобы собрались с оружием. Гудок продолжался около полчаса.

В это время я как раз, будучи случайно на партийном съезде, т.к. на квартиру было поздно идти, пошел в вагон и там ночевал. Когда гудки кончились, стали выяснять причину. Постановили всем по цехам, мастерским, профессиональным союзам разбиться на полки. Образовалось четыре полка. К нам потом во время организации примкнул 4-й полк и автоброневая рота. Никто не знал, что там. Нужно было отстоять железнодорожный район. Левым флангом тов. Якименко командовал, правым флангом - т. Рубцов и т. Данилов, а центром командовал сам тов. Колузаев и помощник. Был организован тут же революционный совет. В революционный совет вошли представители от фронта, какие были, представители от власти, от Совета народных комиссаров, которые попали в [Среднеазиатские железнодорожные] мастерские (являвшиеся оплотом рабочих – ред.), Красной гвардии и железнодорожного совета. Был избран президиум. Я был избран председателем [Реввоенсовета], также избран товарищ и секретарь.

Первым делом нужно было выяснить, в чем дело, что такое. Было внесено предложение послать связь (связных – ред.) во все части города от нас, от нашего революционного совета, выяснить, в чем дело. Было намечено во 2-й полк два человека, в 4-й два человека, в школу инструкторов 2 человека, в Дом свободы (с 1917 года в здании размещался Ташсовет, в советское время - кинотеатр "Имени 30-летия комсомола, – ред.) 2 чел., в Белый дом (бывшая резиденция туркестанского генерал-губернатора – ред.) 2 чел., в профессиональные союзы городские 2 чел., и в крепость 2 чел., чтобы выяснить, с кем имеем дело. Осталось в революционном совете мало людей. Начали ожидать, что будет, какие донесения будут. Связь вернулась раньше всего из 4-го полка, который стоит за мастерскими. Полк всецело присоединился к рабочим и делегирует 2-х представителей. Школа инструкторов тоже присоединилась, решив, - если здесь дрязги (имеются в виду напряженные отношения между большевиками и левыми эсерами – ред.), то обойдется без боя, а если контрреволюция, то будем сражаться. Вторая связь пришла из 2-го полка от Осипова, принесла его письмо, и пришел с ним Тишковский, бывший офицер. Наши делегаты сказали, что видели лично Осипова и им подписано письмо. Не знаю, известно ли вам это письмо. Такого рода надпись Осипова была на мандате наших товарищей (читайте надпись на мандате). Подлинник руки тов. Осипова есть на пропуске – Президиума не было, я был один, когда читал. Товарищи говорят, что много говорить не будем, а этот делегат, который с ним пришел, скажет.

В это время были выпущены воззвания, [такие] как это письмо, - об учредиловке (Учредительном собрании, то есть, представительном органе всего народа, а не только двух захвативших власть партий – ред.). Одно с подписью "Временный комитет", другое – "Временный комитет – Осипов, Тишковский и Гриднев". Третье воззвание было подписано так: "Председатель временного комитета Осипов".

В их воззваниях говорилось, что большевики побеждены, и временный комитет созывает учредилку, и, дескать, будет все – и хлеб, и керосин, и т.п.

[Панасюк зачитывает воззвание]

"Товарищи рабочие и товарищи солдаты. Власть насильников и узурпаторов пала. Каждый может вздохнуть свободно, свободно мыслить и говорить. Товарищи рабочие, вас делали насильниками, убийцами, опричников Николая – и тех превзошли опричники большевиков. Опомнитесь, пока не поздно. Голод и безработица разрушают счастье ваших семей и снова вернетесь под ярмо большевистского рабства. Дети ваши уже помнят, кто губит их. Нам обещали мир, зато всю землю залили кровью братской, обещали хлеб, но голод начинает свое царство, призываю вас под знамя восстания против насильников народа русского. Враги народа Туркестана: Фигельский, Войтинцев (пишется и Вотинцев; председатель Ташкентского совета, председатель правительства Туркреспублики – ред.), Малкоф, Финкельштейн, Фоменко, Червяков (председатель чрезком) (председатель недавно созданного военно-полевого суда ТСР – ред.) пришли сами, изъявили покорность, но гневу массы не было предела, и они были растерзаны.

Командующий восками Туркестанской Демократической Республики Осипов".

1-й кавалерийский полк, 2-й полк, 2-я полевая батарея, Авиационная команда, Автоброневая рота, крестьяне поселков Никольского, Троицкого и другие граждане добровольцы, всем добровольцам, присоединившимся, дается полная неприкосновенность личности.

Мне интересно было говорить с делегатом, но видно, что [он] офицер, и я знал, что [он] будет говорить. Когда пришел к нам, он думал, что, действительно, дело подготовлено в мастерских, так как было секретное заседание в мастерских за день раньше, и было условлено, что Агапов и Попов возьмут все в свои руки. Когда пришел к нам, он думал, что, действительно, дело подготовлено в мастерских, так как было секретное заседание в мастерских за день раньше, и было условлено, что Агапов и Попов (одни из организаторов восстания, работавшие в главных железнодорожных мастерских – ред.), а также уполномоченный по созданию Красной Армии Туркестана; в 1919-м - председатель совета комиссаров железнодорожных мастерских – ред.) возьмут все в свои руки. Но когда увидел, что председательствовал не Агапов, он спросил, кто я. Я сказал: "Агапов арестован". Он говорит: "Товарищи, мы против рабочих не идем. Ни одного рабочего мы не тронем, а мы идем против советских деятелей, против комиссаров, узурпаторов и т.п.". Начал в такой форме говорить, и говорит, что никто не годится: "Я 50 человек переарестовал с 3-мя бомбами, и то одну только израсходовал, а две остались. Значит, это мыльный пузырь – ваша организация, и лучше давайте сговоримся. Подчинитесь Временному комитету, который есть военная диктатура, а после этого созовем учредиловку, рабочие управлять не могут, а пусть во власть идет интеллигенция, которая может управлять".

Я вынул револьвер и говорю: "Если не замолчишь, то застрелю". Им донесли, что мастерские переходят к ним. Я разыскал Колузаева, которого в то время не было. Делегат стал уже помягче говорить. Мы решили послать Осипову письмо за подписью моей и Колузаева о том, что или он с ума сошел, или насильно взят. Так пусть имеет мужество написать нам. Если к 5-ти часам не придет, тогда за нами право действовать, и мы откроем военные действия со 2-м полком.

В это время во 2-м полку шла полная мобилизация. Вся буржуазия, гимназисты, ученики получили винтовки: вооружались. Город был почти весь в их руках. Только железнодорожный район и крепость в наших руках, но мы ничего не предпринимали, не знали с кем драться. Ответа не было, и Тишковский (Гагинский – ред.) жалел, что сам Осипов не пришел. Наши делегаты не пошли во 2-й полк для связи п. ч. [потому что] они сказали, что "нас могут расстрелять, раз мы не согласились с их предложением". Мы предложили им провести этого делегата с белым флагом до передовых позиций. Так и сделали.

Александр Першин

Александр Першин

В 2 часа ночи сделали заседание, которое продолжалось до 5-ти часов утра. Разработали план действий на день, посредством женщин имели связь с крепостью, и начали военные действия.

Военные действия открылись с 5-ти часов, но это была организация (начало – ред.), а с 6-ти часов перекрестный огонь по 2-му полку и городу. Огонь из 3.6, и 8 д. [дюймовых] мортир. Наша стрельба не нравилась им. Огонь такой, что жители мирные и дома почти не пострадали, а исключительно попадали во 2-й полк, где стояли их батареи и т.п. Все наши товарищи, бывшие там в плену, удивлялись, что снаряды ложились именно туда, куда нужно. Где построится буржуазия, их сметало снарядами. Они тоже били по нас и по крепости, но их снаряды до нас не долетали. Ими была окружена крепость, но т. Белов, имея около 500 человек, все-таки крепость отбил, и они, как говорил один офицер, который попал к нам в плен, все сожалели, что все выходило не так, как они хотели. По плану у них есть кавалерийский полк, где оказалось 50-60 чел., рота авиационная, школа инструкторов, автомобильная рота, а во время боя все перешли к нам. Они говорили, что их ввели в заблуждение. У нас выступила вся партийная дружина, и те товарищи, которые не имели в это время винтовок – беспартийные и не были вооружены, все как один человек встали на защиту Советской вл. Винтовки всем были розданы. Армия с каждым часом усиливалась и помощь, куда требовалось, выполнялась.

План, который был намечен, нами выполнялся блестяще. Левому флангу была задача соединиться с крепостью, занять белый дом, Центральный комитет и встать к старому городу (европейский новый город был построен рядом со старым, населенным мусульманами, который изначально и был Ташкентом – ред.). В старом городе в это время тоже царствовала учредиловка. Начались манифестации. Баи начали арестовывать партийных людей, но как поворот (перелом ситуации – ред.) пошел в нашу сторону, так в старом городе начали скрываться, и взяли власть партийные, и стали производиться аресты и расстрелы. Долго очень не сдавался Турпуть (комиссариат путей сообщения – ред.), т.к. там они засели. Здание большое. 2-й полк был разбит, начал отступать, но не подавал виду. Арестованные думали, что полк в их руках. Остались мусульманские части, которые не знали – в чем дело. Поставили караул и стоят. Отступление было в сторону военного училища и кадетского корпуса, но наш правый фланг пресек их отступление. Вечером часа в 4 орудийная перестрелка кончилась, а была только ружейная и пулеметная. В 10 часов замерло и как будто стало тихо.

Сделали заседание и выяснили, что дела блестящи. Все занято нами. Т. Колузаев сказал: "Разработаем план на завтра, но я уверен, что завтра не придется драться с ними, они постараются скрыться, п. ч. их мало осталось. Только надо принять меры, чтобы они не сбежали – пресечь путь". Меры были приняты, но был такой сильный мороз, и товарищи вышли на скорую руку в одних пиджаках, п. ч. в мастерские принимали, а пропуска не давали, только на позицию. Сильный мороз повлиял, и караул наш не в состоянии был выполнить то, что необходимо: где нужно было 30 человек, стояло 10, где 10 - стояло 2 или 3 человека. Не могли выдержать целую ночь и пресечь отступление Осипова с шайкой. Утром выяснилось, что в 4 часа утра Осипов со своей бандой (одни говорят – 300 человек, другие – 150 чел.) отступил по Чимкентскому тракту к поселкам Никольскому и др. Рабочие, которые ехали в город и встретили их, говорили, что у них одна пушка, пулемет и грузовик. По пути они отбирали лошадей и таким образом уезжали. Вот общая картина этих самых событий.

В это время в городе были приняты меры против грабежей, насилия, и нужно сказать, что со стороны рабочих никаких насилий и грабежей не было. Обыски были и аресты, но насилия ни над кем не было. За все время событий в течение двух суток, помню только четырех красноармейцев, которые что-то потащили, и их товарищи красноармейцы тут же с ними разделались и хотели расстрелять; они посажены и пока не расстреляны. Одним словом, все образцово. Рабочие все, как один, встали и поняли положение вещей и, кто был способен, тот пошел бороться. Вот – общая картина событий. Скажу еще как, по окончании этих событий, организовалась власть.

21 [января] в 8 часов вечера были события закончены. Меры были приняты для поимки Осипова. Поручили т. Белову, который организовал 100 чел. кавалерии и пехоты, 1 пушку, автомобиль, лошадей, и такой отряд должен был пуститься в погоню.

Было донесено, что Осипов остановился на отдых в 20 верстах [от Ташкента], а утром донесено, что в 40 верстах от города.

Там мобилизуют крестьян, за деньги николаевские покупают лошадей и мобилизация идет полная. Все бывшее в банке золото, 52 тысячи, взято ими. Деньги общероссийского образца – 4 миллиона, взяты ими. Бон туркестанских они не брали. Весь центральный комитет, белый дом и все учреждения советские ими сильно исковерканы, мебель перебита, бумаги все перепорчены, [печатные] машинки – и те разбиты. Квартиры в общежитии центрального комитета все перерыты.

Николай Шумилов

Николай Шумилов

После этих событий на 21-е было назначено [революционным] военным советом объединенное заседание всех правительственных организаций, членов центрального комитета, оставшихся в живых, военно-революционного совета, совета комиссаров, Ташкентского совета и уездного совета. Было около 150 или 158 делегатов на этом объединенном заседании и военным советом выдвинут был на повестку вопрос о закреплении советской власти и организации верховного органа до созыва 7-го съезда. Единогласно было принято (ни одного "против" не было) решение – об организации временного революционного совета, который является президиумом центрального комитета, совета комиссаров, и главная его задача – борьба с контрреволюцией. Он будет верховной властью над той, которая осталась в живых: председатель убит, товарищи оба остались, из совета комиссаров почти все главные руководители убиты. Единогласно принято так организовать власть. По вопросу о численном составе врем.-революц. совета т. Колузаевым было внесено предложение – 14 челов. в память того, что в октябрьский переворот было выдвинуто тоже 14 челов. и тогда власть тоже была взята рабочими. В таком количестве и избран революционный совет, во главе которого стоит т. Казаков – председатель совета, товарищ председателя Панасюк, Белов, Колузаев, Б.Якименко, Домогатский, Саликов, Ходжаев, Рубцов, Ермолов и др.

Постановили созвать съезд не позже 1 марта. После этого были изданы приказы, что с 23 числа вводится нормальная жизнь в городе. Все должны приступить к своим прямым обязанностям. Все учреждения должны приступить к занятиям и все должны взяться за дело.

Выдвинулся вопрос серьезный с фронтом, куда нас командировали для информации фронта и попутно с ним лежащих городов. (Аплодисменты.)

Доклад тов. Саликова

Я, товарищи, познакомлю вас, какая происходила внутренняя борьба. До момента выступления белой гвардии были маленькие партийные трения в Ташкенте в связи, отчасти, как т. Панасюк сказал, с учебной командой [крепости], и второе – в связи с колузаевским отрядом. Подробностей возникновения этого вопроса не знаю, но знаю, что речь шла о колузаевском отряде в Ташкентском совете и в центральном комитете. Затем еще было собрание мастерских, так как колузаевский отряд имелось в виду пополнить [людьми] из рабочей массы.

Ввиду того, что квалифицированных рабочих не хватает в мастерских и других местах железной дороги, ибо недостаток вагонов слишком затрудняет продовольствие, топливо (их подвоз – ред.), было предложено: нельзя ли из колузаевского отряда, вместо того, чтобы [его] пополнять, взять рабочих квалифицированных, а остаток – кто не является из мастерских - как опытных людей, можно было бы прикомандировать к другой части. Были предложения разного характера. Мастерские тоже не особенно доброжелательно относились к тому, чтобы пополнить отряд.

Это потому что Агапов, - особенно, когда выяснилось потом, что он являлся соучастником белой гвардии, - клонил к тому, чтобы рабочие не вступали в колузаевский отряд. Он указывал, что война всякая есть истребление народа и ничего не дает, а человек – самое ценное, что есть в мире. Машину можно изготовить в год, два, три: но человеку, чтобы он вырос и чтобы он был вполне способный для жизни, нужно 20 лет, а потому такой ценностью разбрасываться нельзя. В этом случае его речь клонилась к тому, чтобы отряд не пополнялся. Рабочие обсуждали вопрос и оставили его открытым, чтобы выяснить еще подробнее и принять участие делегации из мастерских в исполнительном комитете и центральном и. к. и тогда, когда вопрос будет разрешен, только тогда рабочие могут сказать свое определенное слово.

Дмитрий Саликов

Дмитрий Саликов

Накануне выступления белой гвардии, в ночь с 18 на 19 января я буду говорить отчасти и о себе, ибо мне было известно, как происходили события контрреволюции, т.к. я был под арестом и внутренняя сторона [происходящего] мне известна.

В 11 часов один из товарищей заезжает ко мне в общежитие комиссариата Турпуть, бывшей гостиницы "Бельвю", и предупреждает, чтобы мы сегодня ночью имели некоторую осторожность, во всяком случае, не спали бы крепко и были наготове, так как есть какое-то брожение, по городу замечается что-то необыкновенное. Меры, хотя и приняты, как он передал, со стороны военной власти, но неизвестно, какие могут произойти события. Мы, безусловно, всю ночь один у другого старались узнать о положении в городе, не знал ли каждый из нас что-нибудь новое. По телефону мы еще переговаривались между собой. Я говорил с Дубицким, комиссаром путей сообщения, справлялся в телеграфе, как действует телеграф, нет ли новых сведений. До 2-х часов [ночи] приблизительно через центральную городскую станцию телефонной сети. После этого уже телефонная городская станция не работала.

Т. Дубицкий мне по телефону около 2-х часов говорит, что мастерские тоже что-то необыкновенное переживают в сегодняшнюю ночь и т. Колузаев вызвал меня по телефону в мастерские, так как я имею сведения, что что-то происходит в связи с колузаевским отрядом, он говорил, что имеются слухи, что колузаевский отряд хотят разоружить, и вот там, вероятно, что-то и происходит, а потому я сомневаюсь [стоит ли] туда идти, потому что ночь, и может ли что быть ночью. Кажется, можно выяснить завтра днем, если касалось бы меня. Я ничего не мог ему сказать, п. ч. был так же не осведомлен, как и он.

Около 5 часов я звоню в железнодорожный телеграф, прошу старшего по дежурству. Телеграфистка меня не соединяет. Хотя ничего не сказала, соединила или нет, но на мои звонки и дежурный не отвечает. Я несколько раз звонил и оттуда отвечает мужской голос. Спрашивал, кто говорит. Я ему сказал. Он уже был осведомлен, потому что я говорил после освобождения с телеграфисткой, и она мне сказала, что они справлялись, где комиссары живут. Он знал, с кем имеет дело. А мне не было известно, кто говорит. Прошу дать мне вокзал. Хотел поговорить еще с Дубицким. Он не соединял, а потом, вероятно, подумал, что из нашего разговора что-нибудь полезное выловит, и соединил. Я спросил Дубицкого, но Дубицкий, оказывается, вышел, и его супруга ответила, что [его] дома нет. После звонок, я отвечаю, но это, оказывается, уже белогвардеец говорит. Я его спрашиваю, что угодно, а он меня. Я говорю, что отвечаю на звонок, он опять говорит. Я спрашиваю, откуда говорят, полагая, что [в линию] включились из города. Я спрашиваю, кто говорит, он не называет фамилии, но отвечает: "С вами говорит белогвардеец".

Я говорю, что шутить перестаньте, а говорите определенно. Он сказал несколько дерзких слов по моему адресу. Я сначала полагал, что [это] кто-нибудь из служащих, а потому подумал, что не может быть, п. ч. [так] шутить может только белогвардеец. Затем он мне говорит следующее: "Большевиков нет, советской власти больше нет, на автомобилях больше ездить не будете, и вашей братии наклали во 2-м полку. Ваше место тоже там, скажите ваш адрес". Я говорю, что можете позднее спросить об адресе, а пока не скажу т.к. не знаю, с кем имею дело. Я спрашиваю, много ли там молодцов. Он говорит: "Один". Я говорю, что слишком мало для меня. Он говорит: "Придете сюда или нет, мы все-таки вас отыщем". Я больше говорить не стал. Сейчас спросил комиссара телефона, не знает ли он, кто говорит, не шутит ли кто-нибудь из служащих, не ли там белогвардейца. Комиссар телефон послушал – шума никакого нет, они приказали не подходить т.к. будут расстреляны на месте, а телефонистка обязана о каждом звонке доложить белогвардейцу, который разрешит разговор или нет. Комиссар слышит, что аппараты не работают. Спросил телефонистку, та отвечает: "Спокойно". "Посторонние есть?" Она говорит: "Есть". Он спрашивает: "Много?" Она говорит: "Не могу говорить". Тогда для нас ясно [стало], что телефон кем-то занят, но кем, не знаем. Мы этот вечер беседовали между собою, и я определенно говорил, что белая гвардия не может быть так крепка, п. ч. там офицерство, которое учитывает пути отступления, и выступить едва ли может, когда пути отступления у них нет. Но оказалось именно так, что выступила именно белая гвардия. Часов в 6 утра Дубицкий пришел в наше общежитие и говорит, что какая-то напряженная атмосфера и что-то необыкновенное. Разъезжает конный патруль и какая-то необыкновенная ночь и народу особенно на улицах не видно. Мы стали рассуждать, каким путем нам иметь связь, установить, кто выступил против кого и откуда нам иметь связь. В [железнодорожные] мастерские пробраться трудно п. ч. [они] далеко. Мы решили иметь связь с общежитием Центрального комитета.

"ГОЛОС САМАРКАНДА", 1 ФЕВРАЛЯ 1919 ГОДА, №23
Стенографический отчет Объединенного заседания исполнительного комитета Самаркандской области, представителей профессиональных союзов и представителей Красной армии делегатов с Асхабадского фронта от 25 января 1919 года.

(Продолжение).

Центральный комитет должен знать подробно, кто выступил, и какое это выступление. Посылаем одного из товарищей, тов. Коновалова, которого знают мало. Тов. Коновалов пробрался до общежития, вернулся и сказал следующее: что видел тов. Успенского (Константин Успенский – глава и член ЦК левых эсеров Туркестана, в 1918-м - комиссар народного образования ТСР – ред.) и др., говорят, что выступила, вероятно, белая гвардия, п. ч. хотя между партиями были некоторые трения и мы думали не левые ли эсеры выступили, и слухи были, что левые с. р., но Успенский заявил Коновалову, что левые с. р. не выступали, ему как л. с. было бы известно, поэтому [он] ручается своей головой, что это выступление белой гвардии.

Когда тов. Коновалов вернулся, Дубицкий говорит, что я сейчас отправлюсь туда, и мы выясним в чем дело и кто действует. Мы же рассуждали еще дальше: идти ли туда или оставаться здесь и здесь. Мы все были вооружены и думали что нам м. б. лучше оставаться здесь, и здесь мы представляем некоторую базу, но тов. Дубицкий с Успенским отправились в мастерские, послали сказать, что мы сейчас отправились в общежитие Центрального комитета - нас там ждут. Мы задаем вопрос: вооруженные или нет, все вместе или по одному. Он говорит, что Дубицкий сказал, что там все вместе, все вооружены и пусть идут сюда.

Мы решили идти вооруженные и все вместе, а в это время подъезжает к нашей квартире броневик и вот что происходит. Там один из товарищей из нашего двора, шофер, был прежде на улице, но его не подпустили и заявили, что он будет расстрелян, - он вернулся обратно. Мы с ним стоим на крыльце и смотрим, что же дальше. Было 7 часов утра и солнце уже всходило, между тем дым или туман был. Смотрим: идут человека 3 вооруженных, пешком. К ним от броневика один вестовой, который был около броневика, подъезжает. Остановил и спрашивает, кто идет? Они говорят: л. с. р. Он говорит: значит, свои. (Впоследствии некоторые утверждали, что это был пароль – ред.). Мы устанавливаем, что это л. с. р. Мы особенно волноваться не стали и принимать меры не стали п. ч. с л. с. р. у нас скандалов много было, но вооруженного выступления не было. Но после того как Коновалов доложил, что это белая гвардия и появился броневик л. с. р., значит л. с. р. выступили против белой гвардии, а поэтому мы стали более спокойны и решили идти вооруженными. Если мы повстречаемся с разъездом л. с. р. или броневиком, то стрелять не будем, а если с белой гвардией, то окажем ей сопротивление.

Таким путем мы вышли 9 человек вооруженными. Прошли м. б. сажен 50, смотрим - белогвардейский, не знаем, конечно, какой, но разъезд стоит возле канцелярии начальника охраны города. Стоит на дороге, а мы идем тротуаром. Они стоят растянуто, мы подходим. Пока не дошли, никакого предупреждения не было. М. б. посчитали за своих или м. б. считали нужным, когда в лапы к ним зайдем. Мы тоже сыграли некоторую ошибку. Не зная, с кем имеем дело, нужно было нам приготовиться, а мы идем, винтовки на плечо. Когда мы поравнялись, они скомандовали "Стой, кто идет?". Мы заявляем, что комиссары. Они говорят: "Больше комиссаров нет, сдавай оружие". Все они вооружены. Мы видим, что попали кому то в лапы, но не знаем, с кем имеем дело. Когда они забрались в канцелярию начальника охраны города, то у него имелся спирт или вино. Они попали туда и, прежде всего, полакомились. Видим, что они в пьяном виде и позволяют себе лишнее. Мы спросили: "Кто же вы и с кем имеем дело?" Они говорят: "Мы рабоче-крестьянская организация. Больше никаких разговоров". Потом требуют сдавать оружие, иначе [говорят] будем стрелять и бросать бомбы. Один из них в это время выстрелил.

Видим, что может произойти что-нибудь неприятное. Если л. с. р., они могут разоружить, отправить в штаб, и нас отпустят. Но оказалось не так. Когда нас разоружили, они командуют выходить на дорогу и говорят: "Расстреляем". Вывели, но расстреливать не стали, а повели в штаб. В какой штаб, не известно. По улице, когда вели нас, они издевались, кричали всячески. Народ хотя не ходил, но около своих домов ютился. Кричат, что ведем комиссаров, многих расстреляли и их расстреляем. Приводят нас во 2-й полк. Двор очень большой. Во дворе видим массу буржуазии, всевозможный воинский персонал – и по выходке и по одежде видно. Есть и сарты, и киргизы (в Российской империи так, ошибочно, именовали казахов – ред.). Молодежи много, гимназистов, реалистов. Конвой передал нас другим, ничего не сказал, а сказал, что комиссары, и никаких подробных объяснений не дал. Те передали другим, третьим и таким путем передали в центральные руки. Когда нас уже заперли, загнали в комнату, где было много уже арестованных, среди арестованных первого знакомого, я увидел Першина (Александр Першин - комиссар продовольствия Туркестанского края и Туркестанской Советской республики, один из организаторов Красной Гвардии и Красной Армии Туркестана – ред.) и спросил, что это значит и кто выступает – белая гвардия или, в самом деле, левые с. р., он говорит: "Какие левые с. р., это белая гвардия. Почему - если бы л. с. р., то только нас, коммунистов арестовали бы, а здесь есть л. с. р.". Я все же недоумевал, спросил [других арестованных], так ли говорит. Те заявляют, что "мы - л. с. р.".

Тогда для меня стало ясно, что это выступление белой гвардии. После нас еще многих приводили, и таким путем весь 2-й полк заполонили арестованными, на улице совершенно не давали проходу. Арестовали и женщин, женщин, конечно, не брали неизвестных, а кого они знали - например, партийных и из следственной комиссии, которые просто служили в чрезвычайной следственной комиссии. Таким образом, будучи под арестом, [я] узнал, что убиты Вотинцев, Фигельский, Малкоф, Фоменко, Шумилов, Финкельштейн; Дубицкий в это время еще не был убит, он оказался арестованным. Тогда он поехал с Успенским в мастерские установить, что это не левые с. р, и установить какие применяются меры против выступления белогвардейцев, когда они проезжали линию 2-го полка, их увидел Осипов, остановил [и] спрашивает: "Куда едете?" Они говорят: "В мастерские - выяснить, что происходит и предпринять некоторые меры". Осипов говорит, что вас не пропустят, а потому заезжайте во 2-й полк; я дам вам пропуск; для них было это заявление странно. Осипов, когда их завел во двор 2-го полка, говорит 4-м молодцам: "Возьмите и отведите их сюда", они спрашивают, что это значит. Он говорит: "Вы арестованы, мы определенно истребляем большевиков".

Евдоким Дубицкий

Евдоким Дубицкий

Таким путем т. Дубицкий был арестован утром, как и мы, только раньше – 19 утром, а 20 утром был убит. Выводили на двор и там не то, что расстреливали, а сначала издевались, а затем и может быть расстреливали. Издевались так, что трупы многих совершенно признать нельзя. У Дубицкого отрубили половину головы, Фигельского можно узнать только по носу, лба совершенно нет, трупов многих совершенно признать нельзя. Когда мы узнали о такой расправе и расправе немедленной - главным образом, они истребляли лиц, стоящих во главе управления Республикой, - мы увидели, что отсюда вероятно выбраться не удастся, хотя есть такой элемент, который может быть не останется, не только комиссары и л. с. р. арестованы, но есть подозрительный элемент среди нас, который вероятно с целью шпионажа был посажен.

Першин был выведен из нашей камеры, и больше к нам не вернулся, и другие товарищи, которых я по фамилии не знаю. Ночь 19 числа провели таким путем, а 20 утром один, видно из бывших военных лиц, является к нам в камеру и читает выпущенное учредиловкой воззвание к населению, в котором говорится, что большевики ничего не давали, но теперь мы свергнули советскую власть, большевиков не существует и мы выражаем волю народа, учреждаем одно учредительное собрание, которое гарантирует свободу слова, печати, неприкосновенности жилища и т.д., дадим керосин, нефть, почему сейчас же Асхабадский фронт открывается. Заживем новой жизнью, и все у нас будет, но до Учредительного собрания у нас избрана военная диктатура из трех лиц, в которую входят Осипов, Гриднев и Тишковский. Мы видим, что, значит, учредительное собрание уже начинает вставать на твердые ноги, оно уже считает себя действительным, сильным и заявляет, что мы здесь победили уже все. Не взята одна крепость. Между тем вчера они кричали "ура" во дворе, везде в коридорах, что железная дорога перешла на их сторону, осталось взять крепость, а крепость взять ерунда. Силы у нас много, а в крепости только 300 человек и среди них много наших. Учебная команда, которая при крепости, выжидает момент, хотя к нам не перешла, но ждет момента, как только крепость выступит, учебная команда ударит ей в тыл – мастерские решили присоединиться. Если не перейдут мастерские, то будут снесены, а крепость возьмем силой, если не пожелают сдаться.

Дальше, мы слышали, начинается обстрел. Но тут у нас [произошел] некоторый подъем духа, оживления, почему чувствуем, что против белой гвардии и учредительного собрания ведется определенное наступление, и как-то приятно, что стали разрываться снаряды над нами. Мы считали, приятнее быть убитыми в этом здании от снарядов, чем попасть в руки белогвардейцам и быть истерзанными. Снаряды рвались очень удачно. Страх 2-й полк охватывал все более и более. Учредиловец является к нам в камеру и делает предложение, не желает ли кто вступить в их ряды. Некоторые изъявили согласие. Может быть, это был их элемент. Может быть, кто-нибудь под другим предлогом, вооружившись, считал возможным перебежать на другую сторону, но их не допустили вооружаться. Сказали, что силы много, если понадобится, мы предложим, причем заявили, что хотя армия и бьет по нас, но никакого поражения не наносит, потому что командуют наши офицеры, она бьет так, чтобы вреда не наносить.

Оказалось, что командовали свои товарищи, как из мастерских т. Колузаев, и он говорил совершенную ложь, и второму полку, безусловно, наносился громадный ущерб. Они вооружили кого попало: и буржуев, и кого угодно, которые оказались не боеспособными, и когда с одной стороны снаряд сметал, с другой стороны пугались, винтовки бросали и убегали.

Ночью 21-го слышим, среди караула и вообще белой гвардии, которая держит под арестом, что-то другое настроение и видно, что они перепуганы, заявляет один из стражи, видно командир, что, так как наш 2-й полк слишком осыпают снаряды, мы перейдем в другое помещение, и если когда будем переходить, второй полк не будет оставаться за нами, то вы всю эту сволочь перебейте.

Мы думали, что ведется отступление, и они не надеются удержать за собой 2-й полк, и, вероятно, всех нас здесь перебьют, между тем ночью, часа в три, штаб, и [Осипов] все, что мог взять уже [взял, и] сбежал, и все, что нужно, увез. Оставил только караул, который был из киргиз (казахов – ред.), молодых ребятишек. Мы видели, что вероятно скоро уже войска советские войдут и нас или освободят или белая гвардия успеет до этого нас перерубить. В это время, когда сбежал штаб, то действительно одну из камер обстреливал караул, в этой камере был Першин и другие наши товарищи, которые были убиты. Один тяжело ранен. Ранен легко, вероятно, тов. Успенский, - стреляли в камеру в окно из двора, таким путем [караул] наказ, который был сделан, исполнил по этой камере. По нашей камере не было исполнено, неизв. почему караулом. Потому ли что караул был снят своевременно нашими товарищами или просто не проявил такого мужества.

В 5 с половиной часов к нам является в коридор, где была охрана, вооруженная охрана, несколько человек, которые спрашивают, кто [тут] находится. [Им] Говорят – арестованные; [они] командуют, чтобы все выходили. Мы стараемся узнать, кто и куда. Может быть, уже прибыли свои и хотят освободить. Караул, конечно, не говорит, "без рассуждения выходи", караул не говорил, - как потом оказалось, благодаря известному соображению, потому что среди нас был белогвардейский шпионаж (шпионы, агенты – ред.), который захватили вместе с нами и провели в мастерские. Мы узнали, что попали к своим, а не в руки к белогвардейцам. Таким путем мы были освобождены своими товарищами.

После этого, когда мы были освобождены, [мы] возвратились в управление, чтобы быстро наладить телеграф, чтобы иметь связь с провинцией. Когда мы возвращались в управление, то мимо нас проезжают, обгоняют, 3 кавалериста, из числа их одно знакомое лицо. Я крикнул остановиться, они остановились, я спросил пропуск словесный. Это знакомое лицо назвало пропуск. Я говорю: "Немедленно слезай". Я узнал одного из тех, которые нас обезоруживали. Оказалось, что он был вчера в белой гвардии, а сейчас у нас. Я задаю вопрос, где он раньше служил. Он говорит, в милиции. Мы его арестовали и отправили в мастерские, этот самый тип был отправлен в вагон арестантский, а там специально отборные типы, которые подлежат расстрелу. Двое оказались своими и только случайно с ним попали.

Владислав Фигельский

Владислав Фигельский

После этого, когда события прошли в Ташкенте, я уже добавлю к докладу т. Панасюка, когда узнала провинция, например, Перовск (ныне г. Кызылорда в Казахстане – ред.), Туркестан и другие узнали, что в Ташкенте произошло выступление белой гвардии и, главным образом, истреблены большевики, то там посчитали, конечно, было, неправильно, что [это] выступление л. с. р. Отправили отряд в Ташкент, чтобы, если выступили левые эсеры, принять против некоторые меры. Но они, не доехав еще до Ташкента, узнали, - я говорил по аппарату с ними, - с этим отрядом ехал т. Тоболин (Иван Тоболин, руководитель октябрьского переворота в Ташкенте; с июня по октябрь 1918-го – председатель туркестанского ЦИК, – ред.), я сказал, что выступление белой гвардии, которая выступила под именем левых эсеров, но данных нет, чтобы левые эсеры принимали участие в этом, может быть, отдельные лица, будет выяснено, но пока и отдельных лиц нет. Когда они приехали в Ташкент, у нас на заседании революционного совета Тоболин заявил, что Семиречье, когда узнало, что весь центральный комитет выбит, и Совнарком выбит и, главным образом, как они предполагали, [происходит] выступление левых эсеров, то Семиречье заявило себя автономным правительством, не подчиняющимся Ташкенту, так как в Ташкенте произошло [что-то] неизвестное для них, и что пока не будет существовать законное правительство, они будут держать себя автономными, но когда выяснили, что [это было] выступление белой гвардии, то сообщили, что это выступила белая гвардия, а не левые эсеры. Но некоторые отряды еще идут в Ташкент, хотя им было заявлено, что Ташкент в боевой силе не нуждается (имеется в виду отряд Солькина – ред.). У него есть достаточно силы, чтобы белую гвардию преследовать, которая отступила от Ташкента.

По этому вопросу говорить не буду, потому что уже освещено, что белая гвардия преследуется. Наши товарищи в Ташкенте, принимают самые беспощадные меры по отношению к белой гвардии и буржуазии за то, что [те] вырвали самых лучших товарищей из нашей среды и подняли восстание, т. [то есть] решили, что больше пощады никакой нет, и решили положительно истребить всех остальных, оставить только тех, кто за советскую власть, и до нашего съезда в 4-м полку и мастерских арестованных было очень много. Среди них попали невинные, которых отпустили, много наших служащих из [комиссариата] Турпуть, которых мы знаем с хорошей стороны, но есть такие, которые принимали участие в [выступлении] белой гвардии из Совнархоза, [комиссариата] Турпуть и друг. По отношению к ним никакой пощады нет. Раз установлено, что это белогвардейцы и что он военный, - например, полковник, штабс-капитан, и другие, - то без особых затруднений их просто истребляют, и до нашего отъезда достаточно их было наложено, чтобы они знали, что против советской власти выступать нельзя.

Я нарочно пошел, посмотрел расстрелянных, которых расстреляли наши. У нас достаточно одной, двух пуль, чтобы убить, большинство в грудь стреляли, не уродуют, так как они наших товарищей, которых узнать нельзя. В этом случае революционный совет, как вы уже вероятно получили [сведения], призывает все области произвести чистку – окончательно вырвать контрреволюцию, чтобы она не поднимала еще такое восстание, за которое не расплатились бы наши товарищи своими головами. Нужно товарищи, - когда видим [что] контрреволюция в Ташкенте подавлена, взят Оренбург, советская власть имеет свои успехи, - необходимо в Туркестане, в котором слишком много бежавшего военного персонала, который будирует еще несознательное туземное население, чтобы еще такая контрреволюция не поднялась в другом городе Туркестана. (Аплодисменты).

Панасюк дополняет свой доклад.

18 числа белой гвардией были заняты станция Кауфманская (ныне г. Янгиюль в Ташкентской области – ред.) и Келес. Они одновременно заняли эти две станции. Задача была такая – не пропускать телеграммы, вообще Ташкент отрезать или контролировать, если не удастся, чтобы связи не было; в этом направлении нами было сделано так. Я, как сам железнодорожник-телеграфист, мне удалось сохранить один провод – 4-й, который они не могли контролировать, по которому я сносился с фронтом, и три пришлось обрезать самому.

В конце концов, они четвертый провод включили в коммутатор, и они все время звали Агапова и Попова. У меня переписано, как они говорили. Попов и Агапов должны были занять железную дорогу и посылать отряды. Под их предводительством послано по 15 человек на ст. Келес и Кауфманская, задачей было организовать крестьянство, вооружить и двинуть в Ташкент во главе с Савицким, которого целый год ловили и не могли поймать, они организовали крестьянство. Интересно, что они пишут Агапову. "Присылайте немедленно помощь, для организации крестьян. Организовались в количестве 350 человек, какое положение в Ташкенте. Дайте знать. Если нужна сила, то присылайте поезд. Мы правые с-р. Нам нужно явиться в партию. Нужно штук 10 или 15 бомб для ареста грабителей, насильников, советской власти в Чиназе или 125 разъезда. Присланы на красноармейцев наши организованные крестьяне во главе с Сосновским (вероятно, имеется в виду Савицкий – ред.)".

Когда они вызвали Агапова, я пошел к телефону, говорю: "Я Агапов, что нужно?". "Я Мацкевич, Савицкий, Баранов, скоро ли пошлете поезд и 300 винтовок. Все готово. Народ организован". Я говорю, что винтовки погружены, но остановка в том, что паровоз нагружается углем, часа черед два поезд будет отправлен. Ожидайте. Организуйтесь.

Они говорят: "Как Ташкент?". Я говорю: "Власть советская уничтожена", но пока, конечно, они обрадовались. Конечно, не подозревали, и ждали целую ночь, ночью вызывали к аппарату. Когда я начинал говорить с фронтом и с Самаркандом, они включались, но я знаю, когда включаются, аппарат действует слабо, я сейчас аппарат бросаю, действие прекращается. Пошел я, предупредил Урсатьевскую (ныне поселок Хаваст в Сырдарьинской области Узбекистана – ред.), что делается в Кауфманской, в это время, имея факт налицо, Агапова и Попова объявили арестованными. Когда они начали надоедать, ночью: "Когда будут винтовки перестреляйте всех, может быть там есть большевистские советские деятели на железной дороге, может быть они саботируют", "Почему не даете поезда", я сказал, что от радости ничего не можем сделать, а вы сами приезжайте и получите винтовки, а пока приедете здесь будет готово. Паровоз как раз шел и они приехали. Нами было послано 20 человек, окружили паровоз и их тут же взяли, привели в мастерские. У них было тысяч восемь с половиною денег, документы. Они стали метаться - как, что, не за дело. Мы говорим: "Если социалисты идут на подвиг, они должны откровенно сказать". Они стали говорить, что крестьяне берутся не для отряда, мы показали телеграмму. На личную ставку ставили с Агаповым и Поповым. Сказали, почему вы обращались с Агаповым, а не с советской властью. Обнаружилось, что это был заговор, заговор тайный, и все обнаружилось. Было скоро тогда же покончено с этими, а Агапов и Попов задержаны. Послан бронированный поезд, 40 человек забрали, всех остальных и крестьян, которые были организованы, всех привезли в Ташкент. А в Келес еще раньше было послано человек 30 и этих 15 человек поймали. Они заняли Кауфманскую и Келес, чтобы отрезать от фронта. Видно из этого, что у них было почти решено, что все будет в их руках.

Главная надежда была, что раз Осипов перешел, то большевики все будут в недоумении, а левые с.-р., когда узнают, что Осипов на их сторону перешел, почему он сказал делегатам нашим, что теперь в партию левых с.-р. записался.

Но их план не удался. Все разбито, все уничтожено и власть теперь в Ташкенте тверда как никогда. Все меры приняты к удалению того, что стоит на пути к советской власти. На объединенном заседании, которое носило характер исторический, которое образовало революционный совет, единогласно принято объединение и прекращение дрязг между партиями, и кто защищал с оружием в руках советскую власть, тот должен войти во власть, и никто другой, хотя бы он был партийный, но если он скрывался и активно не выступал, - нет. А только те, кто не щадил себя, защищая советскую власть.

Вульф Финкельштейн и Игнатий Фоменко. В названии республики - ошибка

Вульф Финкельштейн и Игнатий Фоменко. Название республики написано с ошибкой

Один рабочий, не помню фамилию, до того расстроился, что заплакал на этом собрании сказал, что в 1905 году я был партийным, а теперь не могу, почему - я нервный и дрязг не могу переносить. Но за советскую власть я в октябрьскую революцию был на баррикадах и теперь прошу товарищей прекратить дрязги. Сплотиться к революционному пролетариату вместе против буржуазии и белой гвардии. Если не будет дрязг, мы победим. Это подействовало, конечно, и единогласно постановили: обеим партиям и революционным рабочим, которые стоят за советскую власть, взяться с оружием в руках против офицерства, кто бы то ни был - большевик или левый с.-р., но если офицер, то ему доверить нельзя, раз Осипов изменил, который целый год работал.

В Ташкенте власть до того окрепла, что контрреволюция никогда уже не поднимет голову. И задача революционного комитета провести это и на местах. Я от имени революционного комитета, как председатель прошу провести это в основу Самаркандской области не только в городе и в корне уничтожить белую гвардию. Всех подозрительных арестовать, а уличенных на месте расстреливать. Для суда не время, когда белая гвардия подняла свое знамя, нужно на месте расстреливать, и без всякого стеснения, поэтому к вам просьба, чтобы провести это в Самаркандской области и в частности в Самарканде, чтобы мы видели в центре, что поддержка есть из провинции. Я уверен, что нашей информацией мы рассеяли сомнения, которые у вас были. Я первый говорил, что скорее застрелюсь, чем поверю, что Осипов изменил, пока не увидел его руку. Я говорил, что это насилие, но когда увидел лично подпись и делегаты пришли – поверил. Тем более, как вы могли поверить, чтобы не было таких изменников, провокаторов, у нас постановлено чистку сделать не только буржуазии, белой гвардии, но и среди нас.

Посмотреть, нет ли среди нас, как товарищ сказал, - между арестованными, были такие, которые выдавали фамилии. Надеюсь, что в дни 20 и 21 января были последние выступления белой гвардии, и мы с корнем вырвали белую гвардию и восторжествует социальная советская революция.

(Аплодисменты).

"ГОЛОС САМАРКАНДА", 2 ФЕВРАЛЯ 1919 ГОДА, № 24
Стенографический отчет объединенного заседания исполнительного комитета Самаркандской области, представителей профессиональных союзов и представителей Красной армии делегатов с Асхабадского фронта от 25 января 1919 года.

(Продолжение).

Доклад тов. Ермолова.

Я, товарищи, скажу несколько слов, т. к. доклады предыдущих товарищей охватывают все. За последнее время у нас партийная вражда дошла до таких размеров, что при выступлении белой гвардии они нас захватили врасплох и под лозунгом л. с.-р. хотели разбить нас, а потом покончить со вторыми. Они не стеснялись никакими средствами. Они выпустили из тюрьмы всех уголовных преступников, чтобы только разбить советскую власть. Они спровоцировали массы, захватили всех видных товарищей врасплох: "Неужели это л. с. р? Не может быть, чтобы л. с.-р. посягнули на самих себя". Но предатель из нашей партии, бывший комиссар военный Осипов, посягнул даже на своих товарищей, посягнул, чтобы задавить советскую власть во всем Туркестане. Он не постеснялся никакими средствами, вызвал видных деятелей и там, не стесняясь, арестовал и тут же на месте прикончил.

Теперь раз навсегда нужно запомнить, зарубить на носу, что пролетариату - как тому, так и другому, как товарищам коммунистам-большевикам, так и л. с.-р., - дороги интересы свои собственные. Когда товарищи сошлись в мастерские, то там они почувствовали, что это дело рук предателей и сразу объединились, подняли красное знамя, и контрреволюция была подавлена. Так вот, товарищи, нам нужно раз навсегда уничтожить партийные дрязги, на которых было построено выступление белогвардейцев. Теперь нам нужно твердо сплотиться, объединиться в одну тесную семью, и нам белогвардейская банда больше не страшна. Они уж там разбиты и Оренбург в наших руках, так, что мы уже там с контрреволюцией закончили. Вы должны принять все меры, чтобы контрреволюционная гидра не подымала здесь голову, и надеюсь, вы сделаете здесь все, чтобы разбить офицерство, которое стоит во главе белой гвардии. Мы же должны сказать, что мы накануне мировой социальной революции (аплодисменты).

Печатников. Я хочу задать тов. Панасюку вопрос. Товарищ Панасюк не высказал ясно те взаимоотношения, которые установились между временным революционным советом Республики, который должен существовать до созыва чрезвычайного съезда, и оставшимися членами Центрального комитета. У меня получилось впечатление, что Центральный комитет теперь бездействует и высшей властью является временный революционный совет.

Панасюк. Как я уже сказал, революционный совет является верховной властью и возглавляет центральную власть. Центральный комитет функционирует. Был приказ о начатии им работы с 23 числа; значит Центральный Комитет остается. Потом Советом комиссаров вчера, в 5 ч. дня, было назначено объединенное собрание революционного совета, Центрального совета и Совета комиссаров – членов, оставшихся в живых, для пополнения [вместо] убитых, которых нужно заместить кем-нибудь временно, до созыва съезда. Революционный комитет имеет право назначать комиссаров временно, до съезда, отзыва их, пополнить места убитых, что принято единогласно в том числе Советом нар. комиссаров и Центральным комитетом, которые признали, что они слабы, так как главные деятели выбыли. Верховной властью считается революционный совет, президиум Совета комиссаров, а Центральный комитет и Совет комиссаров тоже остаются.

Печатников. Сколько осталось в живых членов Совета комиссаров и Центрального комитета?

Панасюк. Точной регистрации еще нет. Установлено убитых 14 человек, было сделано 14 гробов, все были обмыты в военном госпитале и перевезены в мастерские. Завтра будут похороны. Ренесланц, например, явился перед самым моим отъездом, Билик – неизвестно, Куликов – не знаю [где], - убитым не найден, наверное, он жив, раненых нет.

Вообще наши потери, с комиссарами, с ранеными и убитыми, - около 40 человек обнаружено: трупов и раненых. Потери очень маленькие сравнительно. Если бы не предали комиссаров, если бы не Осипов, - комиссары все спаслись бы. Во всем виноват Осипов. Он всегда бывал у Вотинцева, они были в хороших отношениях и тот верил ему.

Печатников. Не подумал ли революционный совет считать целесообразным – Центральный комитет считать высшим органом республики, а не Верховный совет для ликвидации событий впредь до съезда?

Панасюк. Так и есть. Так он и считается верховной властью, а когда дело коснется центрального комитета, то проводится в жизнь центрально. комитетом, а революционный совет (заклеено) вопросы, как президиум. И большевики и л. с. р. не все явились еще. Являются только теперь: некоторые пешком ушли в поселки и до сих пор не уяснили, в чьих руках власть. Боятся. Ренесланц вчера вернулся и еще один тов., не помню какой.

Печатников. На одном из заседаний революционного совета ругали убитых комиссаров или нет?

Панасюк. Этого не было.

Печатников. Мне передавали, что на этом заседании было нехорошее отношение к убитым.

Панасюк. Было суждение частное, что ввиду партийных дрязг лидеры партий виновны в этих дрязгах. Почему – факт налицо, что масса не считалась ни с чем. Масса сказала: мы все братья, а лидеры личные счеты имеют, и этим дали сорганизоваться белой гвардии; так что говорили, что виновны лидеры партии, сейчас комиссары-лидеры почти уничтожены. Сейчас у партии л. с.-р., так и у большевиков цель одна. Милиция вся устранена. На партии наложена охрана города – вообще функции. Сейчас партийных дрязг не было. В революционный совет была выставлена кандидатура лидера тов. Черневского, но почти двумя третей голосов отвергнута, эта кандидатура. Прошла кандидатура тов. Успенского, как тов. председателя Центрального комитета.

Печатников. Турпуть был занят белой гвардией изнутри, т.к. и там много было белой гвардии, или явившимися?

Панасюк. С самого начала многие были введены в заблуждение, но потом стало выясняться, и все стали переходить на нашу сторону.

Саликов. (Отвечает на заданный вопрос относительно [комиссариата] Турпуть). Турпуть был занят белой гвардией, которая заняла телеграф, т.к. ночью там не занимались, и потом не в самом [комиссариате] Турпуть, а на улице – участвовали и наши турпутцы, которые уличены и скрываются. Может быть, удастся их словить, а может быть они ушли с Осиповым.

Затем я упустил сказать важную сторону: когда [мы] были под арестом, нас спасло следующее. Когда [мы] увидели, что белая гвардия выступает, и учредиловец указал, что комиссары все убиты, фамилию свою назвал - Иванов, а дело Иванова, как контрреволюционера, как раз у нас было. Когда он сказал, что должен быть приговорен к смертной казни, "но мы полевой суд уничтожили, председатель убит и других отыщем". Мы постарались свои фамилии не называть. В комнате, где мы были, было два письменных стола. Забравшись с тов. Шубиченко, который тоже должен быть на счету, мы одели чужую одежду – других товарищей, фамилий не называли, и таким путем, иначе нас, безусловно, в мясорубку [бы] пустили. Партийная рознь была построена главным образом вот на чем: мы, большевики, решили контрреволюцию обезглавить; задались целью, будучи еще там во время ранения тов. Ленина, организовать комитет красного террора. Но была нерешительность и не удалось, так как и левые соц.-рев. восстали против этого, что это истребление народа и не желательно.

А теперь, когда образовался военно-полевой суд, то тут тоже самое - они окончательно протестуют, и в газете их был протест. Когда большинством в центральном комитете проходило решение, они отказались от голосования и тов. Успенский, который теперь на своей собственной шкуре испытал контрреволюцию, и заявил "Где контрреволюция? Покажите, где она есть, для чего военно-полевой суд? Достаточно, что есть революционный трибунал". Совершенно переменился. Ему заявляли: "Придите в следственную комиссию, познакомьтесь с материалом, если не верите, что есть контрреволюция". Полевой суд должен был только приступить к своей деятельности, но левые соц.-рев. добивались, что нельзя без обвинителя, без защиты, без свидетелей, и доработались до того, что учредиловка нас решила обезглавить, прежде чем мы контрреволюцию. Теперь, когда расплатились головой комиссары-большевики, когда начали арестовывать белогвардейцев, офицеров и буржуазию, попался один из директоров банка, который сознался, что дал три миллиона рублей белой гвардии, левые соц-рев. уже не протестуют и тов. Успенский сам заявил своими устами, что пощады не должно быть. Если бы они сказали раньше, была бы обезглавлена контрреволюция и такое выступление сделать не могла бы. И если левые соц.-рев. не будут становиться на защиту, то никаких дрязг не будет. Если мы все представители и сторонники советской власти, то, безусловно, врагов щадить нельзя, ибо иначе мы заплатим своими головами.

Чечевичкин. Не задавались ли целью или не обсуждали ли вопрос, чтобы пополнить места убитых кандидатами, какие были намечены на 6-м съезде? Не был ли разговор, что соберется Центральный комитет без съезда из кандидатов, намеченных на 6-м съезде?

Панасюк. Вопрос был поднят, но отвергнут. Если где-нибудь, по какой бы то ни было причине распускается совет, немедленно организуется революционный комитет, берет в свои руки всю власть и принимает меры к скорейшему созданию совета. Пока вызвать кандидатов, - принимая во внимание движение поездов и вообще технические затруднения, - дошло бы может быть до того времени, как соберется 7-й съезд, почему и отвергнуто объединенным заседанием и постановлено комиссаров замещать не только из состава членов центрального комитета и кандидатов, но из любого города (?), доминирующих партий или революционных рабочих, про которых скажут: вот кандидат революционер такой-то, значит, временно выдвигается его кандидатура в комиссары, до съезда. Революционному совету дано право замещать по его усмотрению.

Эпштейн. Во время боя принимали ли левые соц.-рев. активное участие, где был комитет партии большевиков коммунистов иностранных?

Панасюк. Во время боя участвовали те, которые сумели. Многие же не успели перебежать, но те, которые пришли, работали с нами: у нас партии обе выступили, обе шли в наступление левым крылом под командой тов. Якименко. Никаких счетов с партией не было. Обе партии объединились и шли рука об руку вместе. О комитете партии коммунистов иностранных не могу сказать. Являлись некоторые иностранные подданные с 2-го полка и просили, как бы им перебежать, так как там около 120 человек служит красногвардейцами. Я им дал пропуск и 10 человек, чтобы повести агитацию – перебежать к нам, но чем кончилось – неизвестно; по всем данным, они тоже скрылись. До настоящего времени мало явилось: я их в лицо очень знаю, но не знаю, явились они или нет. Факт, что скрылись. Все, которые явились, сидели в подвалах и боялись выходить. О положении комитета иностранных коммунистов я точно не знаю, но по всей вероятности все члены его живы, так как убитыми не найдены.

Печатников. Офицеры участвовали?

Панасюк. Офицеры иностранно подданные участвовали. Некоторые члены являлись к нам и просили мандат на право арестовать своих всех офицеров. Иностранные офицеры принимали участие, но не все.

На вопрос – где председатель партии большевиков иностранных коммунистов, Панасюк отвечает, что не может сказать. "Я лично его знаю, но не видел; по всей вероятности жив, где-нибудь скрывался".

Смирнов. Есть ли надежда на поимку в скором времени Осипова?

Панасюк. Надежда есть. У нас послан Туркестанский отряд. Из Перовска пришли отряды – около 1500 человек. Войска двинуты с той стороны, значит, те части пошли в обход [в тыл] Осипову. Так что надежда имеется на поимку, лишь бы обнаружить, где он. Последние сведения были, что он в сорока верстах, мобилизует крестьян, платит золотом, говорит: "Власть в наших руках". Дает деньги, обещает большие жалования. Но надежда имеется, что он будет пойман. Направились в Троицкий и другие поселки, но, говорят, сейчас их уже там нет.

Из Верного (ныне Алматы – ред.) движутся еще силы. Вероятно, перережут дорогу, и партийные подойдут силы и есть надежда. Фронт сперва не понял в чем дело, с Оренбургским фронтом связи не было еще до этого, как они называли, переворота. Откуда назначен сейчас отряд в 650 человек. Товарищ Розинов (или Розиков – ред.) назначен командующим отряда, - для искоренения буржуазии по пути в Ташкент.

У нас Асхабадский фронт, как и в провинциях, был не в курсе дела, но вчера и эти все дни, начиная с 23-го, фронт говорит, что картина ясная и мы полагаем, говорят, что это провокация. Белая гвардия имела успех, почему Осипов [ к ней] примкнул, но сейчас мы спокойны. Сегодня ночью я говорил с Асхабадским фронтом, который так и сказал.

Бобко. Что побудило тов. Солькина вернуться обратно, и почему временный революционный совет велел ему вернуться?

Панасюк. Мы знали, что у нас силы больше, но все-таки если затянутся события 2-3-5 дней, может быть неделю, почему мы и все рабочие сказали определенно, - пока по трупам не пройдут, мы не уступим власть и будем умирать, зная, что социальная революция восторжествует и советская власть. На сказали, что выступает отряд в 350 человек, с которым едет Солькин. Мною было сказано, чтобы пропустить этот отряд беспрепятственно, чтобы немедленно отряд следовал, почему нам нужно было людей сменить, т.к. люди устали. Но почему-то целые сутки Солькин ехал два перегона. Когда 21 выяснилась картина, мы сказали ему, как он находит, ехать или нет, на свое усмотрение. На сейчас силы не нужны. Если в Фергане сейчас нужна эта сила и фронту – езжай. Он приехал в Урсатьевскую и вернулся в Драгомирово (впоследствии Пролетарск, ныне Джаббар-Расулов на территории Таджикистана – ред.), тогда когда нам был дан совет – прямо ехать, и просили как можно скорее двигаться. Я полагаю, что нами будет рассмотрено, почему он трое суток ехал, т.к., если бы нам пришлось туго и необходима была помощь, т.к. один человек не может все время без пищи находиться и нужны были бы большие силы, а он почему долго ехал. Подходил к телефону я, Казаков, Ермолов, но он до последнего времени никому не верил - ни своим коммунистам, ни нам. Теперь, мы думали, в Урсатьевской его захватили, а там его не оказалось. Он в Голодной степи с нами проминулся.

Печатников. Я могу объяснить причину, почему Солькин поехал в Ташкент. Я и тов. Смирнов были на прямом проводе 21-го и всю ночь следили за разговором между Солькиным и Колузаевым, и за разговором, который Колузаев вел с фронтом. Он [Колузаев] определенно говорил, что "меня мальчишка задержал на целый час". Колузаев настаивал, чтобы отряд не ушел с фронта, т.к. это повлияет на остальных. Так, что он говорил "из-за этого мальчишки, который мучил целый час и благодаря тому, что Панасюк пришел, я отвязался и ушел", но видно, что Солькин был.

"ГОЛОС САМАРКАНДА", 7 ФЕВРАЛЯ 1919 ГОДА, №28
Стенографический отчет Объединенного заседания исполнительного комитета Самаркандской области, представителей профессиональных союзов и представителей Красной армии делегатов с Асхабадского фронта от 25 января 1919 года.

(Продолжение).

От редакции: Стенографический отчет не по вине редакции был задержан и потому печатается с запозданием.

Чечевичкин. Не были ли у вас замечены с белогвардейцами меньшевики, не принимали ли они участия?

Панасюк. Я считаю белогвардейцами меньшевиков и правых с.-р., потому что при монархии они были кадетами, а теперь стали правыми с.-р. и меньшевиками. Баранов и Савицкий – они выдают себя за правых с.-р.

Чечевичкин. Я имел в виду идейных меньшевиков, бывших партийными.

Панасюк. Лидеры меньшевиков и правых с.-р. давно из Ташкента скрылись. Их нет. Я точно не могу сказать, пойманы они или нет, так как идет следствие, и с этими мелочами я не знаком. Но вообще я считаю одно и то же - что меньшевики, [что] правые с.р. и белая гвардия. Кто же требует учредительное собрание, только они – буржуазия и капитал. Это две партии и их слуги, приспешники.

Саликов. Я, между прочим, знаю одного меньшевика из мастерских, Глазунова. Он был с винтовкой в руках, когда нас привели из 2-го полка. Глазунов был с нами. Других я не знаю.

Панасюк. Глазунов был член совета мастерских. Он попал в революционный совет. Но когда делегаты вернулись из 2-го полка, в списке был и Глазунов, который совместно с Агаповым должен был действовать. Мы сделали отвод, хотели его арестовать, но он сказал, что сам уходит. 2-й полк считал, что он на их стороне и должен быть в штабе мастерских. Но их своевременно накрыли. Если бы верх взяли меньшевики, они все выступили бы. Но все было в наших руках, и они имели, куда деваться.

На вопрос, как держался Агапов, Панасюк отвечал: "Его арестовали предварительно, и он находился в канцелярии штаба. Там есть телефон. Как звонят, старается подбежать к телефону Агапов. Я сказал, что вижу, что там, что-то условлено. И потом он держался возбужденно и был расстроен. И когда он был уличен, постановили немедленно его изолировать и считать преступником. Он еще не расстрелян".

Печатников. Ввиду того, что информация о ташкентских событиях исчерпана, предлагаю считать информацию оконченной. Желательно после этого выслушать представителей боевого поезда, которые здесь находятся. Их мнение, их взгляды, взгляды фронта на события в Ташкенте.

Смирнов. Я полагаю, что возражений против этого предложения не будет, так как имеется делегация с фронта, которая также явилась от пролетариата, который сражается против врагов революции и которые также явились для выяснения событий в Ташкенте и также могут реагировать на это. Поэтому необходимо выслушать их мнение по поводу доклада, а также и что создалось на фронте во время ташкентских событий. Я бы предложил выслушать эту делегацию.

Мальков. Товарищи, я один из делегатов, посланных штабом Закаспийского фронта от имени всей армии в Ташкент для выяснения истинного положения событий последних дней. Я не буду останавливаться, как дошли вести до фронта. Они дошли по той же линии, как и до вас. Поэтому фронт больше вас знать не мог. Только скажу, что первую весть о том, что происходило в Ташкенте, получил я от т. Панасюка и после первой отрывочной фразы я понял, что со мною говорит действительно т. Панасюк.

После короткого разговора, это было 19-го янв. вечером, было сделано экстренное заседание штаба. Но на этом заседании, после моего доклада о разговоре с т. Панасюком, штаб отнесся подозрительно, хотя уверения мои были достаточно веские. Я знаю слог т. Панасюка.

Но после вторичного разговора, приблизительно часа через два, всему штабу было известно, что в Ташкенте происходит что-то недоброе, что-то ненормальное. Нужно реагировать и какие-то меры принимать. Но нужно заметить, что штаб, как таковой и командный состав в целом склонны были думать, что это происходят события на почве партийной вражды. На почве партийных дрязг и силою оружия вздумали разрешить то, что не могут разрешить обыкновенным человеческим языком и силою логики.

Штаб фронта определенно, здорово смотря на положение вещей, учитывал лишь одно - что при каких обстоятельствах ни происходили в Ташкенте эти события, они одинаково отразятся на фронте и дадут одинаково печальные результаты. Будет ли это выступление белогвардейское или партий, которые вздумали силой оружия решать вопросы. Когда передовые части дерутся на позиции, они устраивают внутри, в самом сердце Республики, кровавую расправу, которая должна была отразиться на фронте самым печальным образом, результатом чего должно было быть отступление к Самарканду. Отсюда захват Бухары империалистическими войсками и все вытекающие последствия. Это заставило весь командный состав чутко отнестись к событиям. Но не имея возможности и средств сообщения, как только через посредство этого аппарата, и то случайно оставшегося в руках рабочих ташкентских. Вполне понятно, что сомнения возникали одно за другим и нужно было реагировать. В то же время фронт находится в катастрофическом положении. С одной стороны, только что происходившие операции на фронте и отсутствие топлива не дали возможности перевозить ту или иную часть, которая бы безразлично, со всею тяжестью обрушилась только на виновную сторону и не было бы каких-нибудь других тех или других симпатий и заинтересованности к той или иной партии. Такие отряды были, но они были далеко, и представляла громадную трудность в этот момент невыполнимая перевозка их, только в силу того, что не было паровозов.

Учитывая все это, штаб принял определенный план действий, чтобы послать немедленно в Ташкент отряд, совершенно не заинтересованный никакой партией, но отличавшийся образцовой дисципл., боеспособностью и решимостью, который мог бы безразлично сказать свое веское слово от имени фронта, чтобы положить конец всем вооруженным разговорам между собою не шедшими к определенному результату этими двумя партиями. А на этом основан был недавно отход Колузаева с боевым отрядом, печальные вести из Ташкента, что там на основе партийных несогласий доходило чуть ли не до вооружения.

Это говорило за то, что в Ташкенте происходят дрязги.

Но когда в Ташкенте события начали ликвидироваться и мы нашли возможным переговариваться не только с т. Панасюком, но и с другими, то взгляд фронта был таков, что там происходит определенное восстание белогвардейцев, которые под флагом левых эсеров вздумали сначала истребить одних, а потом справиться с другими.

Но как штаб должен был реагировать на дальнейшее? Ведь всякое промедление, всякая несвоевременная доставка денежных знаков, продуктов, предметов обмундирования, это влекло бы к тому, что фронт встал перед всеми ужасами и остался бы в ужасном положении.

Опасаясь и за то, что империалистические войска, которые находятся по ту сторону наших позиций, соединятся с Бухарой, и оттуда получались тревожные вести, давали нам основание думать, что это положение смерти подобно.

Зная и психологически понимая ташкентских рабочих, что они, разбив восстание, могли увлечься и подумать, что Ташкент после [этого] может вообразить себя главою положения, уйти слишком далеко, образовать власть из ташкентских представителей, которая не может быть авторитетна для всей Республики, и на этой почве могут объявить себя автономные отдельные области, в чем мы не ошиблись, что видно из доклада т. Панасюка, который сказал, что Семиречье объявило себя автономным.

То же можно было ожидать от Ферганы, единственного источника топлива для фронта. То же можно было ожидать и от Самарканда.

Опасались и другого положения - что воспользовавшись привилегированным положением, отдельные лица увлекутся и уйдут так далеко, что получится нечто вроде диктатуры, которая опасна не только для одного Ташкента. Страшнее было положение, и, если бы при этих обстоятельствах вздумали проводить свои диктаторские полномочия, не считаясь ни с кем, объявить себя господами положения, то возможно, что на этой почве опять поднимутся дрязги, и от них нежелательные результаты, которые опять-таки опасны для фронта. Приняв все это во вниманье, высказались приблизительно так: определить точку зрения областных исполкомов, как Самаркандского, Ферганского, и в то же время и Ташкентского, понимая, что высокие интеллектуальные силы Центрального комитета уничтожены белогвардейским выступлением, пополнить таковой представителем от каждой области, которые совместно с оставшимися доведут Туркестанскую Республику до 7-го чрезвычайного съезда на основании Всероссийской Советской Конституции. И для этой цели был намечен один из отрядов, отряд, правда, небольшой, чтобы не обессилить фронта и потом большой отряд не могли бы послать в силу технических неудобств. И посылая этот отряд, фронт предлагает войти в контакт и действовать вполне солидарно, и то, что будет сказано языком области, будет для этого боевого поезда и нас, представителей фронта, законом.

Говоря это вам, мы в то же время сносимся с областным исполкомом Ферганы, и приедем в Ташкент. От имени армии заявим, что нам поручено и что мы имеем на пути своем приобрести.

Смирнов (задает т. Малькову вопрос): После всех мнений, высказанных здесь, после окончательного выяснения положения в Ташкенте делегацией, полагает ли боевой поезд двинуться в Ташкент или вернуться обратно?

Мальков. Прежде, чем ответить на вопрос, я укажу, какой порядок, и какие директивы даны при отходе нашем с фронта два дня тому назад: остановиться здесь, выяснить истинное положение, остановиться на Урсатьевской, вызвать представителей Ферганы. В настоящее время мы выступим по направлению Урсатьевской все-таки. Смею вас уверить, что это один из образцовых отрядов, который может гордиться своей дисциплиной и беспристрастным отношением. Не проявит ничего того, что может вызвать новые осложнения, за исключением того, чтобы быть и заявить, что нам наказано и проводить те здоровые положения. А то положение, которое выдвинуто Ташкентом, я безусловно считаю ошибочным.

Панасюк. Фронт объявил себя верховной властью Республики?

Мальков. Если это понимают так, то это неправильно поняли телеграмму. Когда разыгрались события в Ташкенте перед штабом фронта, который был ответственен за оборону и, не имея верховного руководящего органа, который был в Ташкенте, в то время, когда там происходят события, при которых нормальная работа немыслима, то естественно, что штаб фронта объявил себя, впредь до установления законного верховного органа высшим органом по обороне Республики, - только по обороне, не вдаваясь в гражданские и политические дела. Но лишь будет в Ташкенте создан орган, которому доверяют все советы Республики, то таковые полномочия должны быть аннулированными и штаб фронта будет работать по указаниям, которые дадут ему те учреждения.

Продолжение следует.

(В двух следующих выпусках газеты продолжение отсутствовало, возможно, оно было напечатано 10 февраля, но именно этого номера в Ташкентской библиотеке им. Навои не оказалось, в более поздних номерах продолжения стенографического отчета нет).

***

Статьи по теме:

Антисоветское восстание в Ташкенте. Газеты в январе-феврале 1919 года.

Антисоветское восстание 1919 года. Переговоры Ташкент-Самарканд.

Морозный январь 1919 года. Трехдневное антисоветское восстание в Ташкенте.

Осиповское восстание 1919 года. Из книги Фредерика Бейли.

Подготовил Алексей Волосевич
11 Мая 2019