Дмитрий Дробницкий, vz.ru, 6 августа

На прошедшей неделе из-за океана пришло сразу несколько экономических новостей, которые взволновали, удивили, порадовали и одновременно заставили призадуматься как экспертов, так и простых людей.
И хотя эти новости в основном, как принято говорить, вселяли оптимизм, трудно было избавиться от впечатления, что западные финансовые "гуру" пребывают в некоторой растерянности. Прежде всего, это касалось главного распорядителя долларовой эмиссии – главы Федеральной резервной системы США Джерома Пауэлла. Он снизил основную (у нас ее называют базовой) ставку, хотя "по науке" не должен был. И вынужденно оправдывал свое решение.
Дональд Трамп еще с января 2017 года обвинял ФРС во "вредительстве". Его логика была проста – для развития национальной экономики нужен дешевый кредит. Говоря точнее, доступное финансирование как для производителей, так и для потребителей. Но у Федерального резерва, как и у любого мегарегулятора, действующего в рамках либеральной модели, логика совсем иная. Оживление рынков приводит к увеличению числа рабочих мест, повышению спроса на труд, значит – и реальных доходов населения. В результате запускается инфляционный механизм, сдержать который можно лишь повысив стоимость денег, то есть увеличив процентную ставку.
По сути дела, это и есть таргетирование инфляции, печально известное в России. Впрочем, не только в ней. Проблема состоит в том, что инфляцию можно удерживать в рамках "допустимых значений" даже при повышении цен – в том случае, если зарплаты в реальном выражении не растут или падают. Она может даже быть отрицательной, если разоряются предприятия реального сектора, все товары становятся импортными, а в стране половина граждан лишаются работы.
Единственная ценность таргетирования в последние десятилетия состояла в обеспечении относительной предсказуемости глобальных финансовых рынков. Так называемые инфляционные ожидания и, что не менее важно, стрессовые факторы (например, введение импортных пошлин или неправильные кадровые решения) всегда дестабилизировали Уолл-стрит, а следом за ним и все остальные биржевые площадки. Согласно классическому либеральному учению (классическим оно стало 30-35 лет назад), такая дестабилизация может привести к коллапсу всей мировой экономики.
Коллапс, однако, не спешит наступать. Многие профессиональные финансовые издания утверждали, что само избрание американским президентом популиста Трампа должно было обрушить рынки. А введение им протекционистских тарифов и взятие курса на реиндустриализацию США – привести к падению платежеспособного спроса и, как следствие, безработице, экономическому спаду и новой Великой депрессии. Но вместо этого в Америке началось создание новых рабочих мест, повысилась средняя оплата труда, а ВВП начал расти темпами, которые еще в 2016 году считали невозможными. Даже розничные цены повысились незначительно. Во всяком случае, их рост стал незаметен на фоне увеличения доходов домохозяйств.
Самым "удивительным" явлением за последние три года стала независимость показателей реальной экономики США от колебания фондовых индексов. "Рынки реагируют негативно" – рабочие места создаются. "Рынки реагируют позитивно" – они все равно создаются. "Рынки относительно стабильны и наблюдается незначительная коррекция" – происходит все то же самое.
Трамп сделал четыре, казалось бы, простых хода – снизил налоги, развязал руки энергетической отрасли, ввел импортные пошлины и убрал большинство административных барьеров для бизнеса. И пока левые критиковали экономическую дерегуляцию, а "зеленые" указывали на "аморальность" добычи американских углеводородов, спецы в области экономической теории предсказывали, что все предпринятые президентом меры будут полностью перечеркнуты "отказом от свободной торговли".
Но их теория не сработала. Двойной протекционизм 45-го президента (защита внутреннего рынка от импорта и защита национального товаропроизводителя от рвения собственных чиновников) дал кумулятивный эффект – американская экономика продолжает расти, хотя и "не должна".
Главной угрозой этому росту в краткосрочной перспективе является "серебряная пуля", находящаяся в арсенале глобальной финансовой элиты – учетная ставка. Стоит ее повысить, и о продолжении победного шествия трампономики можно забыть. Даже несомненные успехи реального сектора в заокеанской сверхдержаве все еще зависимы от эмиссии доллара и возможности наращивания госдолга США.
Неслучайно поэтому, что практически одновременно с решением ФРС понизить процентную ставку до уровня 2,25% Конгресс и Белый дом пришли к соглашению о поднятии потолка госдолга и параметрах бюджета до конца 2020 года. Это соглашение гарантирует рекордный рост не только дефицита бюджета США, но и торгового дефицита. К перевыборам Соединенные Штаты будут должны своим кредиторам как минимум на 1 трлн долларов больше. А если будет принят крайне важный для заокеанской сверхдержавы инфраструктурный билль, то и на все три триллиона.
Все это происходит на фоне обострения тарифной войны с Китаем. С 1 сентября будут введены 10-процентные импортные пошлины на большинство ввозимых из КНР товаров (вдобавок к тем, что уже обложены ввозной ставкой в 25%). Вряд ли является совпадением, что сразу после анонса новых таможенных ограничений переговоры между США и ЕС "внезапно" завершились заключением выгодного для американских фермеров соглашения о торговле мясом.
Каждый в отдельности шаг нынешней администрации Белого дома и его результаты, хоть и приводят в ужас глобальную финансовую элиту, еще может быть описан в терминах господствующей экономической теории. Но все вместе они выходят за ее рамки. Несмотря на "безответственное" поведение Трампа, в июле в США было создано 164 тыс. рабочих мест, уровень безработицы обновил 50-летний минимум, а розничные продажи продолжают расти. И хотя ретейлеры остались недовольны новым повышением тарифов, эксперты вынуждены были констатировать, что американская экономика уже адаптировалась к "жизни при протекционизме". Издание The Wall Street Journal от имени своей редакционной коллегии признало, что "99% американцев" почувствовали на себе эффект трампономики, и этот факт уже невозможно отрицать.
В этих условиях главе Федерального резерва Джерому Пауэллу ничего не оставалось кроме как сдаться на милость победителя или лишиться своего поста. На пресс-конференции, которую он дал после объявления результатов заседания совета директоров ФРС, Пауэлл сыпал привычными ему терминами об "ожиданиях", "волатильности" и "таргетировании", но выглядел потерянным. По сути дела, он признался, что не понимает происходящих изменений.
Вот прямая цитата из его выступления перед журналистами: "Торговля сейчас необычна. Мы, знаете ли, не… Суть в том, что мы… что нет достаточного опыта реагирования на глобальные напряжения в мировой торговле. Так что это… Это нечто, с чем мы не сталкивались до этого и чему мы учимся на практике".
Речь главы ФРС вызвала критику как президента, так и финансовой элиты. Его комментарии на Уолл-стрит назвали "вводящими в заблуждение". Немудрено, что все главные фондовые индексы начали падение после пресс-конференции Пауэлла. Это, впрочем, никак не сказалось на показателях реального сектора, которые, по мнению Дональда Трампа, могли бы быть еще лучше, если бы не "нерешительность" Федрезерва.
Со свойственной ему прямотой хозяин Белого дома написал в своем Twitter: "Как обычно, Пауэлл подвел нас". Речь, конечно, идет не только лично о председателе совета директоров ФРС, а обо всей глобальной финансовой олигархии. Трамп ясно дал понять, что, приняв ее временную и частичную капитуляцию, еще с ней не закончил.
Но какие бы великолепные результаты Дональд ни демонстрировал на экономическом поприще, очевидно, что его модель развития является лишь временной. Само требование снизить процентную ставку означает, что 45-й президент не может пока отказаться от долговой модели роста. Он лишь выжимает из нее последнее, не давая лишить его средств для реиндустриализации и инфраструктурных проектов.
Как это ни парадоксально прозвучит, именно американская экономика нуждается в радикальных структурных реформах. Долговая эмиссия – почти исчерпанный ресурс. Трамп спешит воспользоваться последними его "крохами" для обеспечения Соединенных Штатов индустриально-технологическим базисом в начавшемся мировом экономическом соревновании.
В этом смысле трампономика является такой же переходной формой американского (и в целом западного) хозяйственного уклада, каковой являлась и рейганомика. Тогда, в 1980-е, США уже начали наращивать свое могущество и богатство за счет галопирующего дефицита и госдолга, но все еще делали вид, что со временем (например, после победы в холодной войне) Америка рассчитается по всем своим обязательствам и вернется к ответственной бюджетной политике.
Не тут-то было! На смену рейганомике пришла тотальная глобализация, при которой главным локомотивом роста и фундаментальным фактором международной торговли стала долговая долларовая эмиссия. В 1980-е эксперты справедливо указывали на то обстоятельство, что рейгановская модель не может вечно обеспечивать благосостояние американцев и тем более мировое развитие. Они были правы. Но она проработала достаточно долго для того, чтобы на полную мощность включились механизмы глобализации.
Трампономика также не является окончательным решением. Это лишь технология перехода от старого уклада к новому. В ней много привычного – рост госдолга, импорт энергоносителей (хотя Америка может обойтись своими), низкая процентная ставка, стимулирование спроса и т. д. Но есть и черты нового – постепенное закрытие внутреннего рынка, перенос производств внутрь страны, инвестиции в инфраструктуру и переподготовку кадров.
Переходную модель использует и Китай, хотя это отдельная большая история.
В ближайшие 10-15 лет мировую экономику ожидают трансформационные изменения, которые и определят победителей и проигравших в первой половине XXI века.
И горе тем, кто поверит (как в начале 1980-х), что все будет по-прежнему!