Второй император династии Тан, Тай-цзун, был правителем из таких, которые рождаются в количестве ровно одной штуки на несколько веков для всего земного шара. В прошлой статье были рассмотрены преимущественно его завоевания - также великие и беспрецедентные. Но ими дело далеко не ограничивалось.

Отец Тай-цзуна, первый император Тан Ли Юань (тронное имя - Гаоцзу), был выдающимся полководцем, дипломатом и политиком, но таланта к госуправлению не имел. Зато им в полной мере был наделен Ли Шиминь (как звали Тай-цзуна до восшествия на престол), который и стал серым кардиналом при своем отце и главным архитектором новой империи. И как в этом статусе, так уже и во время самостоятельного правления он предпринял множество реформ, формально воссоздававших старую добрую классику славной династии Хань, но на деле выстраивавших совершенно новую систему, отвечавшую вызовам своего времени и в чем-то даже опережавшую их. Тысячу лет сохранявший актуальность уголовный кодекс, реорганизация единого экзамена для чиновников и вообще всей системы взращивания административных кадров, меры по защите земледельцев и создание огромных государственных резервов зерна на случай больших издержек. Особо стоит выделить создание системы из трех министерств, занимавшихся стратегическим планированием, формулировкой целей и надзором за их достижением, и шести управлений, решавших конкретные задачи по достижению этих целей с учетом обстановки.

Результатом этих реформ стала сбалансированная и отлаженная государственная машина, способная наращивать благосостояние страны и двигаться в направлении, в котором укажет августейший палец, без необходимости вручную контролировать каждую мелочь. Но и на этом Тай-цзун не остановился. Видя, что на наследнике природа пусть и не до крайностей, но все-таки немного отдохнула, он лично написал инструкцию по эксплуатации государственной машины в четырех цзюанях (томах), названную "Ди фань" ("Правила императоров"), которую и вручил сыну с наказом тщательно проштудировать и неотступно следовать. Что наследник, отца боготворивший и послушный ему во всем, аккуратнейшим образом выполнил, как в статусе принца, так и став императором с тронным именем Гао-цзун. Методичка, надо заметить, сработала как следует, и Гао-цзун смог продолжить успешную отцовскую политику. Наверное, не последнюю роль здесь играло то, что "Правила императоров", в противоположность иным трактатам на ту же тему, не содержали велеречивых переливаний из пустых абстракций в порожние обобщения, а были конкретны, доступны и прагматичны по содержанию.

Казалось бы, что могло пойти не так? Однако же, пошло.

Прошлую статью я завершил такой вот нахальной попыткой заинтриговать аудиторию:

Такой империя Тан была в эпоху своего наивысшего могущества, при императоре Тай-цзуне. Однако, уже при нем в императорский дворец попало то, что впоследствии во многом предопределило упадок династии.

Далее длить интригу уже не имеет смысла, так что излагаю прямо. Штука, которая угодила в императорский дворец и предопределила упадок династии, звалась У Цзетянь, и была она наложницей в императорском гареме.

Дама это была природными данными ни капли не обиженная, умная, всесторонне образованная и волевая. Но вместе с тем - запредельно коварная, властолюбивая, тщеславная, бессовестная, жестокая и на всю голову отмороженная.

В гареме она состояла в должности "цайжень", в переводе - "талантливой наложницы". То есть, если на наши деньги, секретарши. Обычно это функций собственно наложницы не исключало, но сама У приглашением в опочивальню Тай-цзуна так удостоена и не была.

Нет, поначалу новенькая умница и красавица императора заинтересовала. Но однажды он, желая лучше понять, каким человеком является кандидатка в фаворитки, обратил ее внимание на необъезженного жеребца и спросил, как его следует усмирить. На что получил ответ в духе "жестоко метелить железными прутьями, всячески истязать, а не поможет - пустить на колбасу". После этого Тай-цзун, видимо, решил, что связываться с этой психованной особой не стоит, а плодить с ней новых принцев и вовсе будет миной под будущее государства. И так и оставил ее на секретарской работе.

Но Гао-цзун оказался не столь проницателен, перед очарованием У Цзетянь устоять не смог и, несмотря на протесты окружения (была там связь с Тай-цзуном, или не было, а все же верх неприличия), ввел ее в свой гарем и сделал фавориткой.

Первую половину правления мужа У Цзетянь не слишком лезла в большую политику, ограничиваясь интригами в пределах гарема за звание любимой жены и официальной императрицы. Чего она со временем и достигла. И тогда перед У открылось редкое окно возможностей.

Гао-цзун от природы не отличался богатырским здоровьем. Прямо сказать, он был весьма слабым и болезненным, причем, год от года его состояние только ухудшалось. И со временем его физическое и душевное здоровье докатились до непригодности к работе императором. С этого момента борьба за влияние при дворе стала борьбой за то, кто будет фактическим правителем при номинальном Гао-цзуне - что означало автоматическое повышение накала этой борьбы. И вот тут императрица У развернулась на полную катушку.

Ее соперницы по гарему были четвертованы просто в явочном порядке - а чтобы не расхаживали тут. От императорского двора начали массово удаляться ключевые министры и чиновники, заменявшиеся ставленниками императрицы. Дядя императора попытался как-то пресечь начинавшийся бардак, но на У Цзетянь к тому моменту было завязано уже слишком многое, и он был казнен, а управляемый им клан - вырезан.

Изначально политической опорой императрицы был клан ее отца. Но для горизонтов, на которые У Цзетянь выходила с ростом своего влияния, этого было уже недостаточно. Тогда она ввела режим максимальной поддержки буддизма, поставила его над прежде доминировавшими даосизмом и конфуцианством, а себя объявила Буддой Матиреей - т.е. "последним Буддой", своего рода буддистским Мессией, что должен придти в конце времен и установить царство вечного блаженства. Сложно сказать, насколько буддисты восприняли это всерьез, тем более, что документы и свидетельства, указывавшие на просветленность императрицы, они сами и фабриковали. Но от возможности расширить влияние они не отказались и отплатили У Цзетянь всесторонней поддержкой.

Но, кроме завоевания союзников, особое внимание императрица уделяла и устранению противников. Для этого была учреждена тайная полиция, которой вменялось в обязанности ловить и уничтожать всех, кто замышляет против Небесной Императрицы Будды Матиреи.

После смерти Гао-цзуна на престол взошел его старший сын Чжун-цзун. Который сам был воспитан в безусловной покорности матери - но его супруга пыталась убеждать мужа, что он уже большой мальчик и может править сам. Заметив это, У Цзетянь сместила императора и заменила его младшим сыном Жуй-цзуном, никаких намеков на непокорность уже не проявлявшим. Затем, сочтя, что ее влияние уже достаточно высоко, сместила и его, объявив единоличным императором саму себя.

Как можно кратко охарактеризовать правление У Цзетянь? Представьте себе 1937-й год. Причем, не тот даже, который был в реальной истории, а тот, который существует в воображении потомственного диссидента, склонного к употреблению расширяющих сознание веществ. Растяните получившееся безобразие на сорок лет. И добавьте к этому элементы из второй половины правления Нерона, когда на почве смерти наследника император начал ощутимо ехать крышей. Вот примерно это и получится.

И что самое любопытное - Китай при этом умудрялся укрепляться и богатеть! Поскольку, вспоминаем, выстроенная Тай-цзуном государственная машина была во многом автономна. Целей ей было накидано на поколение вперед. А составлявшие ее винтики до поры были чиновниками старой школы - компетентными, идейными и смелыми в решениях. Ярким примером подобных кадров был канцлер Ди Женьцзе - тот самый легендарный Судья Ди, - который в наиболее тяжелое последнее десятилетие правления У Цзетянь просто героическими усилиями сдерживал и компенсировал выходки невменяемой императрицы, начинавшей уже постепенно впадать в старческое слабоумие.

Впрочем, Ди был немного особым случаем. У Цзетянь была дамой с конкретным приветом - но не была дурой. И то, что ей необходим был голос разума в окружении, уравновешивающий ее характер и порывы, вполне понимала. Потому канцлер Ди, своей принципиальностью наживавший себе массу недоброжелателей при дворе, под репрессии не попадал, хоть и временами откровенно напрашивался. А сколько было других чиновников той же школы, у которых подобной брони не было? И сколько их было казнено?

Основным вкладом У Цзетянь в закат династии Тан было то, что ее деятельность разложила бюрократию. Принципиальные чиновники именно в силу своей принципиальности легко подставлялись под доносы в тайную полицию. Те же, кто приходил к ним на смену, сочетали показную благонадежность с космической коррумпированностью. И интриговали, интриговали, интриговали.

Л. Н. Гумилев высказывал мнение, что в У Цзетянь нашла выход глухая ненависть коренной китайской знати к правящим инородцам-тоба. Но все-же складывается ощущение, что там все было намного более приземленно и даже низменно.

Империя еще стояла и выглядела вполне здоровой. Но первые звоночки стали раздаваться еще при У Цзетянь. На севере, утомившись от произвола китайской администрации, восстали тюрки и кидани (монгольский народ, еще один осколок державы Сяньби). Но императорскому двору в тот момент было не до того - императорский двор увлеченно давил неблагонадежных. В результате, империя проспала возрождение независимого степного каганата, и ее северные границы, изрядно отодвинувшиеся на юг, начали безбожно трещать под тюркско-киданьскими ударами.

Перед своей смертью в 700-м году Ди Женьцзе рекомендовал императрице продвинуть отобранных им четырех молодых чиновников. Пять лет спустя эта четверка организовала свержение У Цзетянь и восстановление на троне Чжун-цзуна. Это дало повод говорить, что великий канцлер Ди даже после смерти поспособствовал восстановлению справедливости. Но для этого, пожалуй, было уже поздно.

Безынициативный Чжун-цзун прочно сидел под каблуком у жены, императрицы Вэй, бывшей фактической правительницей. В какой-то момент Вэй решила, что они ничем не хуже У Цзетянь, отравила мужа и стала готовиться к коронации - но вмешалась младшая сестра отравленного императора, принцесса Тайпин. Императрица была казнена, а на престол по второму разу взошел Жуй-цзун - но правила за него сестра.

Жуй-цзун, однако, от всего этого до смерти устал, так что, проправив два года, отрекся от престола в пользу сына, Сюань-цзуна. А тот оказался не промах и тетушку от руля лихо отодвинул. Тайпин затеяла заговор по свержению племянника, но попытка ее мятежа провалилась. Все заговорщики были казнены, самой же Тайпин милостиво разрешили убить себя самостоятельно.

Сюань-цзун был вполне себе неплохим правителем, и шаги поначалу предпринимал исключительно правильные. Он расформировал ко всем чертям тайную полицию, конфисковал у буддистских монастырей лишнее имущество, полученное ими при У Цзетянь, последовательно боролся с мздоимством и отказался от излишнего расточительства при своем дворе.

Во внешней политике Сюань-цзун стремился к миру, поскольку после предшествовавшего разгула средств на какие-либо авантюры не было. Однако, когда набеги тюрков стали слишком уж обременительны, он действовал решительно и, объединив силы с уйгурами, окончательно уничтожил Восточно-тюркский каганат. Уйгуры при этом наконец дорвались до исполнения своей мести тюркам - и оригинальных тюрок-ашина с тех пор не стало. Остался лишь их язык, имевший хождение среди некогда подчиненных каганату народов, и тот - с местными особенностями. Примерно как латынь легла в основу романских языков, при том что французы, испанцы, итальянцы и румыны - далеко не римляне.

В общем, большую часть своего правления Сюань-цзун был вполне успешен. Но потом, видимо, решил, что могучая государственная машина уже очищена, отлажена и способна успешно работать без особого его вмешательства. И решил отдохнуть.

Не сказать, чтобы он целиком и полностью выключился из жизни страны - церемонии ежедневных аудиенций с докладами он исправно продолжал выполнять. Но никаких действий уже не предпринимал, предпочитая жить в праздности и увеселениях, поскольку считал, что все и так идет нормально.

Но это было не так.

Первый министр Ли Линьфу, в руках которого сосредоточилась реальная власть, был хоть и не вторым Ди Женьцзе в части чистоты, принципиальности и идейности, но кадром являлся вполне себе компетентным. Однако, был у него пунктик - он, будучи природным ханьцем, очень не любил продвигать соплеменников, не без оснований опасаясь, что те будут интриговать и тем мало того, что дела попортят, так еще и, что самое страшное, его собственное высокое положение поколебать могут. И потому он предпочитал им инородцев, мня их прямолинейными безопасными чурбанами, от природы неспособными учинить качественную интригу.

Автор не станет вдаваться в пространные рассуждения об априорной пагубности привлечения представителей нетитульной национальности к госуправлению - как минимум потому, что не разделяет подобных взглядов на вопрос. История, к тому же, знает множество примеров, когда иной инородец проявлял себя на службе империи воистину героически, так, что и коренному народу можно было у него поучиться Родину любить.

Но, черт побери, надо же смотреть, какой контингент на службу набираешь!

Протеже Ли Линьфу были сплошь "людьми длинной воли". Только не в том смысле, который в этот термин часто вкладывают иные незадачливые последователи Гумилева, а в том, который это старое монгольское выражение имело изначально. То есть, авантюристами, ловцами удачи за хвост и временщиками. А это контингент сложный, за которым глаз да глаз нужно - и который сверх меры массово лучше не продвигать, а то всякое могут выкинуть.

Собственно, выкидывать они и начали.

В 750-м году генерал Ко Сон-джи, кореец по происхождению, двигался из мест постоянной дислокации в Средней Азии в одно североиндийское княжество, где надо было срочно поменять власть, поскольку тамошний правитель вознамерился гадить империи на торговых коммуникациях. По пути случился Ташкент - город богатый, но никому из крупных местных игроков не подчиненный и потому крайне плохо лежавший. При виде танской армии ташкентцы насторожились и привели войска в боевую готовность. Ко Сон-джи их успокоил, мол, не по вашу душу идем, и заключил с ними мирный договор. Но стоило ташкентцам отозвать войска, как Ко Сон-джи атаковал. Поскольку нечего быть такими богатыми, когда мимо целый генерал идет.

Ташкент был взят и разграблен - причем, из трофеев генерал наиболее лакомые части отобрал лично себе. А всю городскую верхушку, которая была в курсе переговоров, Ко Сон-джи отправил в метрополию, чтобы их там казнить, как бешеных агрессоров против империи. Все получалось шито-крыто - и внезапный доход получил, и награда от императора ожидалось. Как знать, впервые господин генерал такое проворачивал? Но на этот раз случился форс-мажор. При конвоировании пленников сбежал сын ташкентского царя. Причем, не просто сбежал, а принялся разъезжать по всем окрестным городам и ставкам всех местных ханов, рассказывая всем и каждому, как же гнусно поступили проклятые китайские головорезы с мирным Ташкентом.

Местные среднеазиатские правители были в ярости. Один за другим они заявляли, что больше с подлой империей Тан они дел иметь не желают, и из вассалитета выходят. А чтобы не получить в ответ на такое сердитую танскую карательную армию, они одновременно с этим оповестили арабского халифа в Багдаде, что прямо кушать не могут, как хотят познакомиться с учением Мухаммеда и стать вассалами халифата. Халиф, который давно облизывался на Великий Шелковый путь, но не рисковал вступать в полномасштабную войну с могучей империей Тан и полчищами лояльных ей, как он прежде думал, степных батыров, ответил на эти просьбы радостным согласием и отправил в регион сорокатысячный корпус суровых йеменских конников для взятия под контроль ключевых точек и принятия уверений в покорности от тамошних вождей.

Узнав об этом, Ко Сон-джи двинулся бить арабов и осадил их свежеустановленный гарнизон в городе Тараз (существует в Казахстане и по сей день, в советское время назывался Джамбул). На подмогу осажденному Таразу выдвинулись основные арабские силы.

Битва шла ожесточенно, по свидетельствам хронистов с обеих сторон - около пяти дней. И ход ее склонялся скорее в китайскую пользу - цвет хваленых суровых йеменских конников разбивался о ряды регулярной китайской пехоты и отправлялся к гуриям под ударами железной тобасской кавалерии. Но в этот напряженный момент сделали окончательный цивилизационный выбор бывшие союзники Китая, среднеазиатские кочевники-карлуки. Их конница лихо ударила в тыл имперскому войску, вынудив танцев прорываться из окружения и с боем отступать.

И Ко Сон-джи, и командовавший арабами Зияд ибн Салих доложили наверх о победе, и оба были вознаграждены. Но стратегически это тянуло на обоюдное поражение. Империя Тан полностью утратила влияние в Средней Азии, сохранив лишь гарнизоны в Семиречье. А Абассидский халифат на этом остановил свое расширение - поскольку с такими потерями двигаться дальше никаких войск не напасешься. И вскоре начал распадаться на отдельные эмираты.

Но на этом проблемы от подопечных Ли Линьфу не закончились. Поскольку был среди них такой человек, как Ань Лушань, согдиец по происхождению. Который, по-хорошему, должен был быть давно казнен за провал одной военной авантюры, в которой он зазря положил всех своих солдат. Но его папенька, человек небедный, раздал по такому случаю столько взяток, что Ань Лушаня не только помиловали, но еще и повысили.

Из этого Ань сделал вывод, что хорошая взятка откроет любые двери - и его карьера поперла в гору, вплоть до генерал-наместника на северных рубежах.

Когда же умер Ли Линьфу, Ань попытался вместо него стать первым министром своими привычными методами - даром, что-ли, он годами весь двор умасливал. Но тут неистовому согдийцу скрутили дулю, дав понять, что своего карьерного потолка он уже достиг. Ань на это рассвирепел и взбунтовался.

И тут выяснилось, что боеспособные войска все были на границах, тогда как тыловые гарнизоны давно превратились в сборище бестолковых мажоров, головорезам Ань Лушаня противостоять не способных. А заодно выяснилось, что в свои головорезы Ань набрал контингент самый что ни на есть разбойничий. Такой, который будет жечь все подряд просто потому что может.

Центральные области страны были захвачены мятежным генералом сразу же. Причем, вместе с императором. Для подавления восстания наследнику престола пришлось отзывать гарнизоны с западной границы и наобещать уйгурам их собственный независимый каганат равного с империей статуса, ежели они помогут войском.

Война длилась восемь лет. Ань Лушань при этом погиб через два года после ее начала, но процесс было уже не остановить - слишком очевидной стала выглядеть слабость династии и слишком многим захотелось поправить дела за ее счет.

Империя Тан, тем не менее, устояла. Но - скорее благодаря уйгурам, а не собственными силами.

Произведенная после этого перепись показала, что империя лишилась двух третей налогоплательщиков. А это составляло шестую часть всего тогдашнего населения мира. Не все из этих людей погибли - часть пришлась на утраченный империей Западный Край, кто-то просто переехал в какую-нибудь глушь, предусмотрительно не сообщив об этом властям. Но потери все равно были огромны, и от них империя Тан уже так и не оправилась.

Справедливости ради, после этого она просуществовала еще более ста лет. Но это было уже медленное угасание. Последующие императоры тратили силы в борьбе с провинциальными генерал-губернаторами, которые взяли моду ни во что не ставить центральную власть. Они тщетно пытались извести мздоимство среди чиновников, но те на это также плевали и меняли говорящую голову на престоле кем-то поудобнее. На досуге императоры с завидной регулярностью травились "элексирами бессмертия" из ртути, мышьяка и прочей гадости. Среди народа же их авторитет день ото дня падал. Поскольку там, где в случае, например, неурожая у императоров ранней Тан тут же изыскивались заранее припасенные резервы, у поздних было только настоятельное требование вовремя заплатить налоги. В конце концов, империя Тан докатилась до масштабного крестьянского восстания, которое с трудом подавили за 10 лет - с последующим восстанием уже "подавителей" и распадом страны.

Таким образом, погубили империю Тан не какие-то абстракции насчет синтеза несовместимых культур, или чего-то в таком духе. Ее погубила элементарно коррупция, расцветшая буйным цветом после того, как имперская государственная машина столкнулась с единственной вещью, на которую она не была рассчитана. В проекте, какой ее выстраивал великий Тай-цзун, она могла переварить и свести на нет и волнения земледельцев, и оборзение знати, и злоупотребления чиновников. Она могла даже компенсировать глупого, некомпетентного или ленивого правителя. А правителем умным и компетентным, но при этом - на всю голову психованным, она подавилась, и после уже никогда не работала, как следует. Остальное - лишь последствия.