На площадке Института мировой экономики и политики (ИМЭП) при Фонде первого президента РК ведущие эксперты Казахстана и стран Центральной Азии обсудили проблемы и перспективы сотрудничества региона с Китаем.
Понятно, что соседствовать с таким стремительно набирающим силу гигантом и не сотрудничать с ним было бы, по меньшей мере, нерационально. Другое дело, какие выгоды или, наоборот, потери это может принести странам Центральной Азии, особенно если учесть разность весовых категорий? И это отнюдь не риторический вопрос, а серьезная проблема, имеющая и политический, и идеологический, и экономический подтекст. Тем более если вспомнить знаменитую сентенцию о том, что политика есть концентрированное выражение экономики.
В этом контексте особую тревогу вызывает растущая задолженность перед китайскими финансовыми институтами. Хотя и здесь не все так однозначно, как может показаться на первый взгляд: в некоторых случаях, по утверждениям знающих людей, китайские деньги приходят к нам в виде инвестиций тех компаний, которые представляют отнюдь не КНР. Впрочем, это слабое утешение.

Как бы то ни было, Китай осуществляет активную финансовую и экономическую экспансию в регион. Правда, масштабы такого проникновения в разных странах ЦА выглядят по-разному. И судя по приведенным во время обсуждения данным, многочисленные страшилки о долговой яме, в которую попал, к примеру, Казахстан, являются несколько преувеличенными. Во всяком случае, как свидетельствует динамика внешней задолженности РК перед Китаем за 2013-2018 годы, она снизилась с почти 16 миллиардов долларов до 12 миллиардов. По оценкам экспертов, это вполне приемлемые цифры, а тенденция к сокращению долга тем более может считаться благоприятной. Как говорится, профессионалам виднее…
Вместе с тем, общественное мнение в странах Центральной Азии не всегда может совпадать с точкой зрения экспертного сообщества. О чем косвенно могут свидетельствовать возникающие время от времени всплески синофобии. Не обошла стороной эта проблема и Казахстан, подтверждение чему недавние довольно активные антикитайские выступления в некоторых регионах нашей страны, вызывавшие ощутимый резонанс.
Кстати, в ходе обсуждения прозвучал весьма любопытный доклад, в котором отчасти нашли отражения тревоги казахского общества. По мнению его автора, целью масштабного проекта "Экономический пояс Шелкового пути" является распространение экономического (а соответственно и политического) влияния Китая на территории вдоль наземного транспортного коридора, охватывающего Россию, страны Центральной Азии, Южной Азии, Ближнего Востока, Восточной Европы и ЕС. При этом любопытно, что в Китае изучают в целом ЦА, а не каждую из стран в отдельности. Но в то же время отношения с государствами региона выстраиваются сугубо на двусторонней основе. Волей-неволей вспоминается древний политический рецепт "разделяй и властвуй…"

Есть у китайской доктрины "Пояса и Пути" и свои специфические особенности. Они следующие:
- отсутствие конкретики со стороны Китая по наполнению инициативы, в силу чего представляется сложным просчитать эффективность и конечные результаты;
- в основе доктрины лежит концепция "жемчужной цепи", то есть расширение стратегических границ государства за его географические пределы путем выноса китайских предприятий на территории других стран;
- упор на двустороннее сотрудничество. При этом есть устойчивое ощущение, что Китай стремится не допустить союзов и альянсов тех или иных стран для защиты их интересов во взаимоотношениях с КНР;
- КНР предлагает заманчивые кредиты странам, которые потом не смогут их погасить (Кыргызстан, Таджикистан…). Это очень смахивает на дипломатию "долговых ловушек". В отдельных случаях эксперты даже используют словосочетание "инвестиционный колониализм";
- Китай не замечен в стремлении предложить странам региона перспективные производства нового поколения. И это в то время, когда общемировой тенденцией является стремление как можно шире внедрять самые передовые технологии.

Тут есть над чем задуматься, особенно с точки зрения той роли, которую Китай отводит Центральной Азии.
Как полагает докладчик, во-первых, наш регион – это своеобразный "стратегический тыл", в то время как "фронт" внешней политики Китая обращен к морю. Во-вторых, страны ЦА рассматриваются как источник ресурсов для китайской экономики. Главным образом это касается залежей углеводородного сырья, урана и продукции цветной металлургии. В-третьих, для быстрорастущей экономики КНР жизненно необходимы рынки сбыта, коими наши страны и выступают. В-четвертых, начиная с 2011-го, Китай сталкивается с замедлением экономического роста и, как следствие, с переизбытком производственных мощностей, удорожанием местной рабочей силы, ростом долгового бремени и другими проблемами, которые он может частично решить за счет выноса ряда своих производственных мощностей в наш регион.

А потому, и это уже в-пятых, Китаю жизненно важно усилить инвестиционную активность за рубежом и использовать производственные мощности за пределами страны для решения собственных проблем (безработица и т.д.), которые нарастают с каждым годом.
Китайцы ничего не предпринимают, не просчитав все наперед. Так, по оценке инвестиционной компании "Чжуксинь Чжэнцюань", потенциал сотрудничества со странами, расположенными вдоль "Экономического пояса Шелкового пути", может составить:
- в растениеводстве - 500 миллиардов юаней (1 юань = 54,6 тенге);
- в животноводстве - 200 миллиардов юаней;
- в семеноводстве - 50 миллиардов юаней.
Согласитесь, цифры более чем внушительные.
Есть статистика и иного рода, но не менее впечатляющая. По данным Центра ВЭС МСХ КНР, в 2010-2014 годах китайские предприятия за рубежом провели слияния и поглощения в аграрном секторе на сумму более чем 18 500 000 000 долларов США. То есть потенциал аграрного сектора Китая фактически неизмерим.

Теперь о целях концепции "Пояса и Пути". Экономическое присутствие Китая в странах Центральной Азии принимает все более системный и комплексный характер. Если в 1990-х и в "нулевых" годах китайские вложения в массе своей шли в топливно-энергетический сектор, то теперь они все более широко охватывают и другие отрасли экономики: инфраструктуру, строительство, сборочные производства и, что немаловажно, сельское хозяйство.

Теперь взглянем на эту проблему с другой стороны и попробуем оценить значение Китая для ЦА. На сегодня он стал главным импортером в трех странах Центральной Азии из пяти: Киргизии, Таджикистане и Узбекистане. Так, в 2015 году 56% всего импорта в Киргизию поступило из КНР. Немногим отличается ситуация в Таджикистане, где доля Китая в общем объеме импорта достигла 41%. В Узбекистане этот показатель составляет около 20%. И лишь в двух странах – Казахстане и Туркменистане – КНР уступает пальму первенства другим странам: России и Турции соответственно.

Последствия столь активного присутствия Китая в экономиках республик Центральной Азии, по мнению докладчика, могут быть далеко не безобидными. Прежде всего, наплыв дешевых товаров из КНР не позволяет странам региона развивать собственную перерабатывающую промышленность и производство готовых изделий. А перенос китайских предприятий в ЦА даст им возможность уйти от таможенных пошлин и выпускать товары в местах их потребления. Что, несомненно, еще больше усилит конкурентоспособность китайских производителей.

В Казахстане доля инвестиций из КНР составляет примерно 9-10 процентов. Казалось бы, такая цифра не должна особо тревожить, но эти средства вкладываются в стратегические отрасли экономики страны – нефтегазовую сферу, горнорудную отрасль, сельское хозяйство, телекоммуникации и транспортную инфраструктуру. А это уже, как говорится, совсем другой коленкор.

По мнению автора доклада, анализ складывающейся ситуации приводит к не очень оптимистичным выводам. И потому неспроста наш другой стратегический партнер – Россия – ратует за выработку скоординированной позиции стран ЕАЭС в отношении экономического взаимодействия с Китаем, призывая выступать "единым фронтом". Правда, Пекин сегодня довольно успешно расшатывает этот "единый фронт", делая ставку на двустороннее сотрудничество с государствами Центральной Азии.
Поэтому для последних наиболее благоприятным сценарием является тот, при котором в регионе будут конструктивно взаимодействовать и одновременно уравновешивать друг друга несколько крупных игроков. Насколько реален такой сценарий, сказать пока трудно, но, судя по всему, другого пути у нас нет. Еще один вариант – реальная центрально-азиатская интеграция. Наш регион, в котором проживают более 71 миллиона человек, имеет для этого все объективные предпосылки. Но хватит ли нам политической воли? А тут уже все зависит от нас самих.
Автор этих строк недавно имел пространную беседу с группой отечественных бизнесменов, которые работают в различных сегментах казахстанской экономики. Почти все они в той или иной степени сотрудничают с Китаем. Я спросил их, каким им видится будущее казахстанско-китайского взаимодействия. Ответы сводились к следующему: сотрудничать с КНР можно и нужно, но необходимо просчитывать все возможные риски – как экономические, так и политические. При этом мои собеседники высказали одну весьма парадоксальную мысль. По их словам, усиление китайского проникновения в регион так или иначе станет катализатором общественного мнения наших стран в пользу центрально-азиатской интеграции. Они полагают, что ее началом мог бы стать союз Казахстана и Узбекистана – что-то вроде аналога союза России и Беларуси.

Причем это говорят люди очень серьезные и, что самое главное, пока еще достаточно молодые (от 35 до 44-х лет). Хотелось бы надеяться, что таких людей будет становиться все больше и больше. И как знать, может, уже не за горами тот день, когда слова об интеграции наших стран трансформируются во что-то реальное.
Пока же часы истории тикают не в нашу пользу…

Автор: Мади АЛИМОВ
23.09.19